Собачья жизнь в отсутствие Якопетти. «Се ‒ человек», режиссер Владимир Тюлькин

"Се -- человек" ("Амбивалентность")

Автор сценария и режиссер В.Тюлькин
Оператор Т.Попов
Национальный продюсерский центр и студия Gala-TV
Казахстан
1998

В документальном конкурсе алма-атинского фестиваля "Евразия" произошло знаменательное событие: интернациональное жюри во главе с Герцем Франком никому не присудило Гран-при, сэкономив устроителям целых пять тысяч долларов, хотя в конкурсе были и "Хлебный день" Сергея Дворцевого, и картина Владимира Тюлькина "Се -- человек" ("Амбивалентность"). Фильм Дворцевого, до этого взявший Гран-при фестивалей в Петербурге и Лейпциге, в Алма-Ате удостоился безденежного спецприза, а ленту Тюлькина отмели как "несделанную" и "аморальную".

Демонстративное пренебрежение к выходящим из общего ряда работам, похоже, становится традицией на постсоветских просторах. Документалистам предлагают следовать трамвайному закону -- не высовываться. В позапрошлом году международное петербургское жюри "Послания к человеку" и однородное по гражданству жюри Екатеринбургского фестиваля "не заметили" "Среду" Виктора Косаковского. Обвинения в "аморализме" В.Тюлькина и его оператора Т.Попова подкрепляли предположением о том, что для съемок авторы сговорились с собаколовами и "наверняка режиссировали отлов и забой собак, которых они так жалеют". Так над картиной встал призрак Якопетти, тем более явственный, что одна из скандальных его картин называлась "Собачья жизнь". (К слову, мне случилось посмотреть ее лет в пятна-дцать и до сих пор помню то грандиозное и шоковое впечатление, которое она оставила, сравнимое, наверное, только с более поздними впечатлениями от фильмов Пелешяна и Реджио.)

Я не хотел бы "с колес" отбрасывать проблему аморализма в документалистике, которая хорошо сформулирована в вопросе, понятном любому профессионалу: "Если вы снимаете человека, а у него начинается сердечный приступ, что вы сделаете?" Есть три ответа: "Досниму до конца", "Дам нитроглицерин", "Закреплю камеру и пойду звонить в "скорую". Более мягкий вариант проблемы -- оператор снимает женщину с тяжеленной сумкой, вместо того чтобы ей помочь. Вариант покруче -- в игровой картине польского документалиста Пауля Павликовского на российском материале ("Стрингер", 1998) репортер-документалист провоцирует драку между ларечниками-кавказцами и местными "патриотами", чтобы продать горячий сюжет на Би-Би-Си. Понятно, что "всем не поможешь", но, как писал Твардовский, все же, все же...

В ленте В.Тюлькина, сделанной в Казахстане, показаны двое: женщина держит приют для бродячих собак, мужчина работает пресловутым собачником, а действие умело перебрасывается от одного к другому, благодаря чему создается необходимый контрапункт. Кто жил на юге, тот знает, что собачниками называют охотников за бродячими собаками, периодически прочесывающих улицы в фургоне или в грузовике с клетками. Бродячей же считается всякая непривязанная собака, в том числе и та, которую хозяева отпустили погулять. Помню переполох, который начинался на нашей улице в Махачкале, когда приближались собаколовы: все загоняли собак во дворы, лай и крик стоял невероятный, дети рыдали от жуткой и прилюдной жестокости к своим друзьям. Зверей ловили сетью или железной петлей, живых или мертвых (если сразу забивали) закидывали в кузов и увозили "варить мыло", так что выражение "Судью на мыло!" родилось наверняка в тех краях.

Содержательница приюта, которой лет под шестьдесят, живет со старухой матерью, несколько десятков собак ютятся в тех же комнатах, что и хозяева. Грязь ужасает, запах домысливается. На стене -- большое изображение Христа. Ключевые суждения младшей хозяйки, с толком выбранные авторами из ее, похоже, весьма пространных монологов, свидетельствуют о ее образованности ("история началась с крови, кровью и кончится", "у собак глаза честные, как у малых детей и закоренелых преступников", "люди, которые сдают собак, -- те же, кто писал доносы в 30-е годы"). Но ее восприятие христианства противоречиво ("я понимаю, что человек -- подобие Божье, но что он с собой сделал?!", "человек -- страшное существо, я знаю, что должна его любить, но не могу"). Собаки -- ее крест ("я страшно устала", "я не знаю, как дальше"), бросить который она уже не может, потому что в ее жизни нет иного смысла ("это единственные существа, которым я нужна"). Приют сильно напоминает концлагерь -- собаки живут впроголодь и в ужасных условиях ("мне говорят, что у меня Освенцим, но они хоть раз в сутки едят и живут без страха"). Но хозяйке по разным причинам, например, из-за перенаселения или дурного характера постояльцев приходится предавать кое-кого из них эвтаназии (не выгонять же из дому на улицу!). А ближе к финалу следует символическая (и едва ли не нарочитая) сцена, в которой героиня выкупает собак, пойманных вторым героем фильма.

Собаколов -- мужичок лет сорока на вид, весьма невзрачный и даже неуклюжий, но проявляющий поразительную ловкость, когда он незаметным движением накидывает на собаку проволочную петлю и затем бросает полузадушенного пса в железную клетку. Амбивалентность персонажей проявляется и тут. Живодер говорит о себе: "Профессия у меня жестокая, а сам я ласковый". Он способен убить одного кота и через пару минут экранного времени приласкать другого. К тому же в нем обнаруживается некое подобие совести, когда он роняет: "На том свете мне пощады не будет -- загрызут", -- или признается, что ему приснился сон, в котором собаки с него сдирают шкуру.

Съемки весьма натуралистичны (собак забивают почти в кадре и освежевывают на мясо для корейцев). Авторы следуют своего рода "правилу Оккама" -- ни на что не закрывают глаза ("Се -- человек"). Я не знаю, что они чувствовали в тот момент, когда снимали весь этот ужас, но потому, как это смонтировано, готов сказать, что они смотрели сквозь слезы -- плакали, но держали камеру. В конце концов авторы как-то исподволь добиваются того, что начинаешь отождествлять себя с собакой и понимаешь, что жизненный твой выбор невелик -- или бегать на поводке, исполняя прихоти хозяина (фильм открывают кадры собачьей выставки), или быть свободным, но ежедневно рисковать, что на тебя накинут железную удавку, или жить в бараке за оградой, откуда тебя в любой момент могут ласково отправить на тот свет.

Самое страшное то, что избиение преданных друзей человека разворачивается на глазах жителей улиц, когда едет грузовик с собаколовами. По людям, попадающим в кадр, можно изучать характер социума, в котором они находятся. Проблема терпимости общества к открытым проявлениям самого возмутительного зверства возникает сама собой, без всякой риторики. А когда в одном из последних эпизодов фильма любовница собаколова, собираясь на работу, надевает мундир и оказывается... сотрудником милиции, от сожительства правоохранительных органов с живодерами просто оторопь берет. Столь реальные и в то же время символические кадры, подготовленные всем предшествующим ходом фильма, дорогого стоят. И поскольку все это снято отнюдь не дилетантом, случайно напавшим на "богатую" тему, а очевидно талантливым и давно признанным режиссером (автором фильмов "Повелитель мух" и "Опыт креста"), остается риторически возопить: "Как можно было не отметить этот фильм?!"

Оправдывающийся от многочисленных нападок и явно растерянный Франк сказал, что против "Хлебного дня" насмерть стояли два члена жюри, а картина Тюлькина и Попова даже не вошла в список для голосования (!). Причина раздрая, весьма вероятно, состоит попросту в том, что за семь постсоветских лет бывшие соотечественники, что бы они ни говорили для публики и ради политеса, безнадежно разошлись в своих художественных и ценностных ориентациях, а киноведа, знающего мировой процесс и способного как-то урезонить расколовшихся и окопавшихся в своих мирках художников, ни в одно жюри не включили. И когда один художник что-то хвалил, остальных это настолько возмущало, что они голосовали по принципу "назло соседу", в результате чего благополучно заваливали все разумные инициативы. Если моя гипотеза верна, то разбегание экс-советских галактик, аналогичное известному космическому эффекту, является главным открытием, происшедшим на закрытии "Евразии".

Р.S. Столь же любопытно, что во время монтажа этого фильма "полаялись" все участники процесса, в результате чего каждый решил сделать свою версию картины со своим названием -- шутники говорили, что режиссер Тюлькин оставил только приют, оператор Попов -- только живодерню, а продюсер Галина Кузембаева -- только собачью выставку. Но в настоящее время разногласия, кажется, позади -- окончательный вариант имеет телевизионный формат (52 мин) и называется "Амбивалентность". Се -- человеки.