Венеция-2002: «Нельзя все время всех провоцировать»

Всегда сложно предположить, как другие воспримут фильм, который понравился лично тебе и который ты решил отобрать для показа. Отбор — это неизбежно субъективное решение, а вкусов не меньше, чем звезд на небе. Составляя фестивальные программы, мы хотели учесть то обстоятельство, что на свете не один зритель, а множество. Поэтому мы предлагаем широкий спектр картин — от сложного авторского кино до массовой и дорогой продукции мейджоров, от дебютов до работ признанных мастеров. Я вообще не считаю, что артхаус следует отделять от коммерческого мейнстрима, не следует уводить его с рынка. Зритель не настолько глуп, чтобы не откликнуться на то, что интересно. А жюри должно поддерживать и поиск, и кино для широкой аудитории.

Мориц Де Хадельн

Сохранив структуру нескольких программ, созданную по инициативе моего предшественника Альберто Барберы, я предложил еще один конкурс, назвав его «Против течения», чтобы придать спорной конкурсной программе четкие очертания. Присуждаемый приз носит имя «Сан-Марко». Среди других нововведений — просмотр конкурсных короткометражных фильмов перед полнометражными в главной программе, а не в отдельной, как было раньше. Судить короткометражки теперь тоже предстоит большому жюри.

Я надеюсь, что у международной кинообщественности интерес вызовет наше решение организовать «Венецианские просмотры». Это пока не кинорынок, но «Просмотры» призваны обеспечить фестивалю поддержку кинопромышленности. Потенциальные продавцы, покупатели и продюсеры смогут посмотреть видеокассеты и киноролики в просмотровых залах «Казино», а потом отдохнуть или заключить сделки в комнатах переговоров в «Синема-гарден». Идея создать кинорынок на Лидо не нова, но пока основным препятствием остается отсутствие инфраструктуры.

В разделе «Новые территории», куда по традиции попадают экспериментальные ленты, собрано все, что только можно вообразить: бешеные видеоклипы и формалистические произведения, коммерческие ролики и документальные фильмы — никаких ограничений ни по жанру, ни по формату. Когда-то существовала огромная разница между любительскими и профессиональными работами, по крайней мере с точки зрения производства и постпродукции. Появление новых технологий перевернуло все с ног на голову, высвободило немыслимый творческий потенциал. Пример такой свободы — фильм из программы «Новые территории» «Пустая пленка. Видеозапись, которую Фариборз Камкари нашел в мусорном баке» (Navare Khali) Фариборза Камкари. Этот иранский фильм представляет собой гибрид «Крупного плана» Киаростами и «Ведьмы из Блэра» Майрика и Санчеса. Это дневник, якобы найденный режиссером, как следует из названия, на помойке, некое пип-шоу, демонстрирующее драматические события из жизни одной семьи. «Пустая пленка» свидетельствует о решимости молодых кинематографистов нарушить привычные границы кино, сломать все барьеры. Однако фильмами жизнь в Лагуне не исчерпывается. За семьдесят лет существования фестиваля постоянно трансформировались его цели и ориентация — в соответствии с меняющимся социальным и политическим климатом. За ним закрепилась слава «вращающихся дверей», пропускающих через себя все новых и новых кураторов и руководителей. Неудивительно, что из всех мировых фестивалей Венецианский — самый изменчивый. Пример со мной не исключение. Меня пригласили неожиданно, в самый последний момент (в конце марта), и мне пришлось стать чем-то вроде «скорой помощи». Я сделал все, что мог, фестиваль пережил еще один год! Но поговаривают, что Венеция постепенно увязает в песках Лагуны. Уже мало кто сомневается, что фестиваль может опуститься до категории «С», если его историю и впредь будут определять чьи-то непредсказуемые решения и резкие повороты, доставляющие наслаждение жадной до сенсаций прессе, которую, кстати, любимое нами кино интересует куда меньше, чем фестивальная кухня.

В отличие от других искусств, так замечательно представленных в программах ежегодной Венецианской Биеннале, кино — это еще и промышленный, и коммерческий продукт. Многие не желают об этом даже слышать, как будто искусство следует отложить влево, а деньги и бизнес — вправо. Вот и получается, что здесь, в Венеции, более чем где-либо еще, итальянское киносообщество, раздираемое борьбой непримиримых точек зрения, способно загубить и сам киносмотр. Если бы фестиваль можно было сделать ничейной политической территорией… Но боюсь, что это всего лишь мечта! Для того чтобы она осуществилась, фестиваль должен стать точкой пересечения различных интересов. Конечно, он останется храмом кинокультуры, открытым и для маститых, и для молодых авторов, форумом, где будут предъявлены новые таланты, и серьезным европейским фестивалем, который смотрит в будущее кинематографа и других искусств. Но я абсолютно убежден, что здесь обязательно должны прозвучать и голоса тех, кто представляет другую сторону кинопроцесса — производство, финансирование, продажу и покупку фильмов. Нелегко быть директором такого фестиваля, если ты не итальянец. Мне пришлось приспосабливаться к команде, к итальянской манере работать, а итальянцам пришлось привыкать ко мне и моим странностям. К тому же фестиваль 2002 года был подготовлен в немыслимо сжатый срок (четыре месяца!) и невозможно было изменить все, что хотелось.

Случались и недоразумения. Например, эта гигантская трибуна для репортеров, воздвигнутая на том месте, где раньше был изящный подиум, и заслонившая собой вид на Дворец кино со стороны отеля «Эксельсиор»… Я всего лишь попросил рабочих сделать перила, чтобы фоторепортерам, стоящим в последнем ряду, было на что опереться. И вот что в результате соорудили. Я просил опустить всю конструкцию на 70 сантиметров, но она осталась такой же высокой, как была. Так что простите меня за эту «Берлинскую стену»!

Но все же кое-что получилось. «Мостра» — это стареющая дама, которой срочно нужна подтяжка.

Когда жизнь меняется, как сейчас изменилась моя, вспоминаешь, с чего все начиналось.

Во Флоренции, когда я был маленьким, у нас не было кондиционеров, так что два-три раза в неделю, по вечерам, мы с мамой отправлялись в кинотеатр под открытым небом. И очень рано, едва окончив школу и желая заявить родителям о своей независимости, я сообщил им, что собираюсь стать режиссером. Я начал как свободный фотограф, собрал группу единомышленников. Потом стал снимать документальные фильмы, и в конце концов мы организовали фестиваль документального кино в Нионе. Это было, когда я переехал в Швейцарию. Потом мне очень повезло: меня пригласили работать в Локарно, в итальянскую часть страны, на единственный в те годы фестиваль в италоговорящем мире. Венеция переживала кризис, здесь даже конкурса не было. Когда я завершил свою работу в Локарно (в 1977-м), я подумывал о том, чтобы заняться чем-то совершенно для себя новым, например, продолжить бизнес родителей, людей, от кино далеких. Но тут совершенно неожиданно меня пригласили в Берлин (тогда еще Западный). В очень непростой для Берлинского МКФ момент, понадобился человек, у которого были бы хорошие отношения и с Востоком, и с Западом. (А надо сказать, первым фестивалем в мире, признавшим ГДР, был наш фестиваль в Локарно.) Будучи иностранцем в Германии (я принял швейцарское подданство), я мог гораздо свободнее, чем немцы, перемещаться и по стране, и по миру — между Москвой и Вашингтоном. Когда я начинал, было не принято беспокоиться о том, чтобы обеспечить приезд звезд на фестиваль, единственными звездами в те времена считались режиссеры. Сегодня — и это влияние прессы — любой фестиваль должен выглядеть шикарно и броско. Так что у руководства появилась еще и эта забота.

Я очень горжусь тем, что открыл Чжана Имоу, что первым показал его кино. Это было в Берлине. Я никогда не забуду, как в Берлине же нам удалось свести вместе русского режиссера Элема Климова и президента МРАА Джека Валенти, — их встреча, которую было необычайно трудно организовать, стала символом контакта между Востоком и Западом, Советским Союзом и Соединенными Штатами.

Всегда остаются фильмы, которые мы проглядели. Например, один мой коллега по Берлинскому фестивалю посмотрел «Жизнь прекрасна» Роберто Бениньи, когда она была еще в работе, и отверг ее. Бениньи хотел приехать в Берлин, но, получив отказ, отправил свою картину в Канн.

Что касается моей отставки… Министр культуры захотел, чтобы директором Берлинского МКФ стал его товарищ по партии. После двадцати двух лет работы жаловаться и протестовать мне не пристало. Единственное, что неприятно — и это отметили все, — проделано все было далеко не лучшим образом и свидетельствовало о плохом вкусе и дурных манерах авторов отставки. В Канне подобные вещи организованы более изящно и продуманно. Там директор готовит своего преемника, какое-то время работает с ним, посвящает в дела, и все проходит гладко и безболезненно. Резкая (и частая!) смена руководства — одна из главных ошибок Венеции. Директора приходят и уходят, и вместе с ними теряется все, что они наработали, так что начинать новому человеку приходится с нуля. Это смехотворно. У меня было пять дней на размышление, чтобы дать ответ на предложение работать в Венеции. Мне и в голову не могло прийти, что возглавить этот фестиваль позовут неитальянца. Так что я никогда не рассматривал «Мостру» как потенциальное место работы. Однажды мне позвонил глава Биеннале Франко Бернабе и заговорил со мной по-английски. Я сказал ему, что он может перейти на итальянский. Кажется, он был удивлен. Вот так все и началось. Бернабе сказал: «У вас будет полная автономия, никакого политического вмешательства. Я вам обещаю. А если на вас будут оказывать политическое давление, это моя, а не ваша проблема». Мне было необходимо это услышать, но убедила меня именно личность самого Бернабе: он энергичен, у него есть воля и желание что-то изменить. Однако остается вопрос: действительно ли Венеция хочет перемен? И как скоро? Есть организационные, структурные проблемы. Их надо решать, и решать незамедлительно. Венеция быстро уступает свои позиции Канну и Берлину, и она должна отвоевывать их. Нам нужно больше профессионалов в штате, нужна большая независимость кинофестиваля от Биеннале. Но на Лидо есть и свои локальные проблемы. Например, не хватает просмотровых залов. Кроме того, прежнее руководство проводило полностью неверную политику, с гордостью заявляя о ежегодном уменьшении расходов на прием гостей. Для фестиваля это беда: нужно приглашать гостей, и как можно больше. Очень нужна иностранная пресса. Без журналистов, пишущих о кино, фестивали не могут функционировать полноценно.

На протяжении своей долгой жизни я всегда оставался верен себе. Но сейчас мне шестьдесят один год, а начинал я в двадцать пять. Что изменилось? Я стал мудрее, я понял, что нельзя все время всех провоцировать.

Венеция, сентябрь 2002 года

Перевод с английского М. Теракопян

* Текст составлен из нескольких интервью директора Венецианского МКФ Морица де Хадельна, опубликованных в фестивальной прессе.