Интервью. Сценарий

Титр: «1987»

Экран телевизора. Вечерний выпуск новостей. Полицейские машины с включенными сиренами окружают жилой дом в девятом районе. У подъезда стоит толпа журналистов, работают камеры. Полиция с трудом сдерживает любопытных. Из подъезда выводят женщину, лица ее не видно. Полицейские сажают женщину в машину.

Ханна Шигула Фото И.Гневашева

Г о л о с д и к т о р а з а к а д р о м. Сегодня был убит известный тележурналист Бернар Лябеск. Его тело обнаружено на месте съемок в девятом районе Парижа. Он был убит прямым выстрелом из пистолета с близкого расстояния. Лицо, подозреваемое в убийстве, задержано на месте преступления. Обстоятельства и причины случившегося выясняются…

Улица возле дома Анны

Португальские рабочие, громко переговариваясь и жестикулируя, привязывают веревку к ведру с песком. Ведро поднимается и останавливается у открытого окна третьего этажа. Два человека подхватывают ведро и ставят его на подоконник. Один из них вдруг замирает и, пораженный, смотрит в окно дома напротив. Он что-то говорит по-португальски второму, и тот тоже в изумлении застывает.

Дом Анны

За окном стоит женщина с черной повязкой на глазах. Она неподвижна, как статуя. Внезапно в глубине квартиры начинает звонить телефон.

Квартира Анны

Не снимая повязку, Анна берет телефонную трубку.

А н н а. Алло?

Г о л о с в т р у б к е. Мадам Бертье?

А н н а. Да.

Г о л о с в т р у б к е. Здравствуйте. Меня зовут Бернар Лябеск. Я режиссер телевидения.

А н н а. Извините, у меня сейчас много работы, и я не могу брать новые заказы.

Г о л о с в т р у б к е. Нет-нет, я совсем по другому поводу. Я хочу взять

у вас интервью.

А н н а. Вы, наверное, ошиблись. Я машинистка.

Г о л о с в т р у б к е. Я знаю. Собственно, поэтому я к вам и обращаюсь.

А н н а (снимая повязку). Я не понимаю.

Г о л о с в т р у б к е. Это сложно объяснить по телефону. Не могли бы мы с вами встретиться в ближайшее время?

А н н а. Я не знаю.

Г о л о с в т р у б к е. Вас это ни к чему не обязывает. Я вам все объясню при встрече. Мы можем встретиться завтра?

А н н а. Завтра?.. Завтра… нет.

Г о л о с в т р у б к е. Хорошо. Тогда в понедельник.

А н н а. В понедельник… я не знаю. Может быть…

Г о л о с в т р у б к е. Тогда в понедельник в одиннадцать я буду у вас.

А н н а. Подождите, а кто вам дал мой номер?

Короткие гудки в трубке.

Титр: «Понедельник, одиннадцать часов»

Лестничная площадка

Бернар Лябеск звонит в дверь квартиры. Никто не открывает. Он снова нажимает кнопку звонка. Тишина. Снизу по лестнице поднимается женщина, соседка Анны. Увидев Бернара, она останавливается и внимательно на него смотрит.

С о с е д к а. Вы к кому?

Б е р н а р. К мадам Бертье.

С о с е д к а. А почему тогда в мою дверь звоните?

Б е р н а р. Я, наверное, ошибся. Извините, а где живет мадам Бертье?

С о с е д к а. Ага! Вы не знаете, где живет мадам Бертье. А вы, собственно, кто?

Б е р н а р. Я ищу мадам Бертье.

С о с е д к а. У меня в квартире!

Б е р н а р. Да не у вас в квартире! Я перепутал дверь. Позвольте, я спущусь — уточню у консьержки…

С о с е д к а. А консьержки нет, она в это время уходит в магазин.

Б е р н а р. Вы меня не за того принимаете. У меня назначена встреча с мадам Бертье.

С о с е д к а. Клиенты знают номер ее квартиры.

Б е р н а р. Я не клиент.

С о с е д к а. А кто вы такой? Проверяете звонками пустые квартиры. Накрыла я вас!

Б е р н а р. Мадам, успокойтесь. Я не вор. Я с телевидения. Пришел к мадам Бертье брать интервью.

С о с е д к а. Это мы сейчас проверим.

Соседка решительным шагом пересекает лестничную площадку и звонит в дверь напротив.

Анна открывает дверь.

С о с е д к а. Здравствуйте, мадам Бертье. Тут какой-то человек пришел, говорит, что к вам. С телевидения. А сам даже вашей квартиры не знает. Я сразу поняла, что это обман.

Б е р н а р. Мадам Бертье, я вам звонил, помните? Я Бернар Лябеск.

А н н а. Да, да, конечно. Я вас жду, проходите. Не волнуйтесь, мадам да Сильва, это ко мне. Извините за беспокойство.

Бернар заходит в квартиру и останавливается в нерешительности.

С о с е д к а. А, значит, все в порядке. Тогда вы сегодня переставите холодильник. К вам пришел мужчина. (Бернару.) Вы поможете мадам Бертье переставить холодильник?

А н н а. Мы прямо сейчас пойдем и передвинем его. До свидания, мадам.

Анна закрывает дверь.

Квартира Анны

Б е р н а р. Вам что — помочь передвинуть холодильник?

А н н а. Нет, что вы, не обращайте внимания. Мадам да Сильва считает, что у нее постоянные простуды из-за моего холодильника.

Б е р н а р. Я не понял.

Они проходят на кухню. Анна показывает Бернару холодильник и тихо объясняет ситуацию.

А н н а. Дело в том, что мой холодильник стоит здесь, а с той стороны стены — спальня мадам да Сильвы. Ее кровать стоит прямо напротив холодильника, и она считает, что к ней идет холод. Каждый раз, когда у нее кашель или насморк, она просит, чтобы я передвинула холодильник.

Бернар смеется так заразительно, что Анна начинает смеяться вместе

с ним.

Б е р н а р. Вы меня не узнаете?

А н н а. А мы что, знакомы?

Б е р н а р. Вы совсем меня не помните?

Анна внимательно на него смотрит.

А н н а. Извините, нет.

Б е р н а р. Ну, не важно. Мы можем где-нибудь сесть?

А н н а. Да, конечно. Проходите в комнату.

Они проходят в комнату, садятся.

Б е р н а р. Спасибо, что вы согласились со мной встретиться. Дело в том, что я начинаю снимать серию документальных фильмов о людях исчезающих профессий. Еще год-два, и компьютеры будут уже у всех. А через пять лет все забудут, что была такая профессия — машинистка.

А н н а. А что вы хотите от меня?

Б е р н а р. Понимаете, профессии исчезают, а люди продолжают дальше жить. Люди еще могут работать, но у них нет другой специальности. Я думаю, что это настоящий социальный феномен. Я хочу начать с частных случаев,

с тех людей, которые работают на дому.

А н н а. Но у меня пока есть работа.

Б е р н а р. Ну вот и замечательно! Поэтому я и хочу снять о вас фильм.

А н н а. Вы хотите меня снимать?

Б е р н а р. Да, я хочу вас снимать.

А н н а. Но я же не актриса.

Б е р н а р. Это именно то, что мне нужно: настоящая машинистка. Это документальный фильм.

А н н а. Тогда можно найти кого-то помоложе… красивей, фотогеничней, в конце концов.

Б е р н а р. А я хочу снимать вас.

А н н а. Я не понимаю, что во мне может быть интересного. У меня сейчас много работы… и я вряд ли найду время… Боюсь, ничего не получится.

Б е р н а р. Можно я закурю?

А н н а. Пожалуйста, мне это не мешает.

Бернар достает сигареты, зажигает спичку, но не прикуривает. Спичка горит у него в руках.

Б е р н а р. Вы знаете, у меня есть фильм, он называется «Открытая книга». Про библиотекаршу, которая проработала тридцать пять лет в одной и той же библиотеке в крошечном городке. Когда мы с ней встретились, первое, что она мне сказала, что ее жизнь никому не интересна: работа и семья, работа

и семья. И больше ничего. А ведь через ее библиотеку прошли все жители этого города. Я уговорил эту женщину. И получился настоящий роман, хроника одного города за четверть века.

Анна, не отрываясь, смотрит на спичку, которая вот-вот обожжет Бернару пальцы. В последний момент Бернар задувает ее и автоматически зажигает следующую, так и не прикурив. Анна резко встает, с трудом оторвав взгляд от горящей спички.

А н н а. Мне душно, я открою окно.

Она подходит к окну, широким жестом распахивает его. С улицы доносятся голоса португальских рабочих, шум ремонта и шум города.

Б е р н а р. Я с этим фильмом объездил весь мир.

А н н а. Почему вы выбрали меня?

Б е р н а р. А я был у вас. Много раз. Вы вправду не помните?

А н н а. Совершенно не помню. Я не запоминаю клиентов в лицо, извините.

Б е р н а р. А мне всегда казалось, что вы на меня смотрите как-то… не знаю… Это оттого, что у вас такие прозрачные серые глаза. Мне хотелось вас пригласить выпить кофе, но я так и не решился.

А н н а. Когда это было?

Б е р н а р (закуривая). Когда я был студентом, вы печатали все мои курсовые. И, кстати, ваш стол стоял вон там.

Бернар встает и показывает, где стоял стол.

А н н а. Я его переставила к окну, чтобы было больше света.

Б е р н а р. А еще я помню, рядом с пишущей машинкой у вас стоял граненый стакан из толстого красного стекла с карандашами.

А н н а. Стакан разбился. Я думала, что он не бьется, но он разбился. У меня вещи долго не живут.

Анна замечает, что сигарета Бернара почти догорела, и пепел вот-вот упадет на пол.

А н н а. Извините, я забыла дать вам пепельницу.

Анна уходит на кухню, делая вид, что ищет пепельницу. На самом деле она украдкой наблюдает за Бернаром. Он стоит в комнате спиной к ней и курит. Она не может оторвать от него глаза. Бернар оборачивается, и Анна сразу же наклоняется к ящику стола, доставая пепельницу.

А н н а (возвращаясь). Ваше предложение такое неожиданное. Я не знаю…

Анна протягивает Бернару пепельницу. Он берет ее, и на мгновение их руки соприкасаются. Анна резко отдергивает руку.

А н н а. Я согласна.

Б е р н а р. Я очень рад. Тогда начнем в среду в одиннадцать?

Титр: «Среда, одиннадцать часов»

Лестничная площадка

Из своей квартиры выходит мадам да Сильва и замечает, что дверь Анны приоткрыта. Она подходит и с любопытством заглядывает туда.

Квартира Анны

В квартире все сдвинуто со своих мест. Осветитель устанавливает приборы, оператор смотрит в камеру на Анну, которая сидит за столом на своем

рабочем месте, парализованная от страха. Звукооператор прилаживает

микрофон.

К р и с т о ф. Пожалуйста, скажите несколько слов.

А н н а. Я не знаю, что сказать.

К р и с т о ф. Раз, два, три…

А н н а. Раз, два, три…

К р и с т о ф. Достаточно.

Б е р н а р. Ну так что, мы готовы? Можем начинать?

Э т ь е н. Сейчас, одну секунду. (Осветителю.) Опусти занавеску.

Осветитель опускает занавеску.

Э т ь е н (Анне). Вам не трудно чуть-чуть развернуться на камеру?

Анна поворачивается механически, как неживая.

А н н а. Вот так?

Э т ь е н. Спасибо, так хорошо. (Осветителю.) Занавеску убирай, не годится.

Осветитель поднимает занавеску.

Б е р н а р. Мы можем начать работать?

Э т ь е н. Можем, можем.

Б е р н а р. Тогда начали.

Анна сидит, как каменная.

Камера работает.

Б е р н а р. Анна, скажите несколько слов о себе.

А н н а. Обо мне? Б е р н а р. Представьтесь. Кто вы, где вы родились, откуда у вас такой красивый акцент?

А н н а. А… Хорошо. Я немка, поэтому я говорю с акцентом. Ну… я родилась в Германии, в Вупертале. (С тревогой смотрит на Бернара.) Я должна сказать, в каком году?

Б е р н а р. Нет-нет, не обязательно.

А н н а. Я родилась в Вупертале и жила там до восемнадцати лет.

Она растерянно замолкает.

Б е р н а р. А как вы попали в Париж?

А н н а. Я приехала учить французский язык. Я его учила в школе.

Б е р н а р. Вы хотели стать переводчицей?

А н н а. Да, наверное.

Б е р н а р. И что было дальше?

А н н а. Я ходила на курсы. А чтобы платить за учебу, устроилась в немецкую компанию машинисткой. Я еще дома научилась печатать. Это, наверное, неинтересно.

Б е р н а р. Почему, это как раз интересно.

А н н а. Курсы я не закончила, потому что вышла замуж. Потом у меня

родился сын, и пришлось оставить компанию и работать на дому. А потом родилась дочь. Вот и всё. (Неожиданно обращает внимание на оператора.) Ох, камера! Я совсем забыла, вы же просили развернуться, я вам все испортила.

Я вас предупреждала, что я не актриса.

Б е р н а р. Анна, не думайте о камере. Давайте поговорим о вашей работе. Сколько лет вы работаете машинисткой дома?

А н н а. С рождения Филиппа, значит, с 65-го года.

Б е р н а р. Почти четверть века. И вам хватает на жизнь того, что вы зарабатываете?

А н н а. Сейчас хватает, потому что я одна. А раньше, когда дети еще учились, была зарплата мужа, и в принципе было достаточно.

Б е р н а р. Сколько часов в день вы проводите за машинкой? Какое количество страниц вы обычно печатаете?

А н н а. Тридцать или тридцать пять, если работа срочная. Иногда бывают дни, когда я вообще не работаю.

Б е р н а р. Почему? Не всегда бывает работа?

А н н а. Работы много. Но иногда так устают глаза, что начинает болеть голова. Тогда я надеваю черную повязку, лежу и жду, когда пройдет.

Б е р н а р. А кто ваши клиенты?

А н н а. Частные лица. Маленькие компании, которые не могут позволить себе взять секретаршу. Я не ищу новых заказчиков. Вы, наверное, жалеете, что меня выбрали? Мне совершенно нечего рассказать.

Б е р н а р. Ну почему же, очень интересно, как поворачивается судьба. Вы хотели стать переводчицей, приехали в чужую страну. Вы же не планировали провести жизнь дома за машинкой? А потом это были 60-е годы, баррикады на улицах, ощущение свободы. Что вам больше всего запомнилось?

А н н а. Танцы.

Б е р н а р. Вы любили танцевать?

А н н а. Как все молодые. (Пауза.) Я не умею рассказывать.

Оператор вопросительно смотрит на Бернара, не понимая, выключать камеру или продолжать снимать дальше.

Б е р н а р. Тогда так. Покажите мне, как вы обычно работаете.

А н н а. Что вы имеете в виду?

Б е р н а р. Ну, чем вы пользуетесь, какие-то профессиональные привычки…

А н н а. Я никогда об этом не задумывалась. Я все делаю автоматически. У меня все под рукой. Бумага, копирка. Магнитофон, если текст дают на кассете. Что еще сказать? Вставляю бумагу и печатаю.

Б е р н а р. Самое лучшее, если вы все это покажете. Давайте я вам буду диктовать текст, а вы работайте, как обычно.

А н н а. Хорошо, попробуем.

Бернар достает из кармана газету, быстро ее листает, выбирает текст.

Б е р н а р. Я нашел. Вы готовы?

А н н а. Готова. (Оператору.) Я правильно сижу?

Оператор кивает.

Б е р н а р (читает). «До такой степени французский продукт, что он почти полностью уходит на экспорт, коньяк, который производится в регионе Коньяк и хранится там в знаменитых винных складах, является такой же полноправной частью национального достояния, как и Джоконда. И так же, как и ее, коньяк нам дали иностранцы».

Анна печатает быстро, не глядя на клавиатуру. Она полностью поглощена работой и больше не замечает ни людей вокруг, ни камеры. Впервые за все это время она себя чувствует на своем месте.

Титр: «Четверг, десять часов»

Улицы города

Бернар выходит из булочной с пакетом круассанов. Достает один и ест на ходу.

Квартира Анны

В квартире Анны все готово для съемок. Анна сидит на своем месте. Звукооператор прикалывает ей микрофон.

А н н а. Он, наверное, так расстроился вчера. Но я же его предупреждала, что ничего не умею.

О п е р а т о р. Да что вы, не волнуйтесь, он сейчас появится.

К р и с т о ф (шутливо). Бернар к обеду всегда приходит!

А н н а. Как к обеду?

Все смеются. Входит Бернар.

Б е р н а р. Надо мной смеетесь? Я так и знал.

Бернар пожимает всем руки, целует Анну.

Б е р н а р. Извините за опоздание. Я даже не успел сегодня позавтракать. Отвозил жену с детьми на вокзал Аустерлиц. Мы попали в такую пробку, что чуть не опоздали на поезд. В школьные каникулы по городу передвигаться невозможно. (Протягивает всем пакет с круассанами.) Кто хочет?

Все отказываются.

Б е р н а р. А вообще, хочу вам сказать, это не так плохо пожить холостяком, пока жена и дети в Биарице.

Все смеются.

О п е р а т о р. Ну, тебе не грозит тосковать в одиночестве.

А н н а. Сделать вам кофе? Я быстро.

Б е р н а р. Не откажусь.

А н н а. Кто-нибудь еще хочет?

Все отказываются. Анна идет на кухню. Бернар следует за ней.

Б е р н а р. Вам помочь?

А н н а. Ну что вы… я сама.

Бернар, повернувшись к съемочной группе, жестами объясняет, чтобы они начинали съемку. Все понимают план режиссера — снять Анну так, чтобы она этого не заметила. Оператор с камерой в руках встает в дверях кухни.

Анна варит кофе.

А н н а (Бернару). Вы хотели мне помочь: достаньте чашки, вот здесь, прямо над вами. У меня всего две осталось.

Бернар достает чашки.

А н н а. У меня посуда так бьется, что я перестала покупать новую. Я никогда никого к себе не приглашаю, и двух чашек мне хватает.

Анна разливает кофе.

Б е р н а р. Хотите круассан?

А н н а. Нет, спасибо, я уже завтракала.

Они проходят в комнату. Анна не обращает внимания на камеру.

Б е р н а р. У вас двое детей?

А н н а. Да, Филипп и Брижит. Не самые оригинальные имена… Когда

я лежала в роддоме, в один день родились три девочки, и всех назвали Брижит. В честь Брижит Бардо.

Б е р н а р. А у вас есть фотографии ваших детей?

А н н а. Должно что-то быть, хотя дети большую часть забрали.

Она подходит к столу и достает из ящика конверт с фотографиями. Бернар подходит к ней. Съемочная группа бесшумно работает. Анна достает

фотографию, на которой дети сидят за партой и круглыми глазами смотрят

в объектив.

А н н а. Это когда они были в школе… Каждый год фотограф делал одинаковые фотографии: образцово-показательные дети. Посмотрите, Филипп здесь выглядит младше, это из-за толстых щек. Хотя он старше на полтора

года.

Она протягивает Бернару другую фотографию, где дети стоят на берегу моря, на каждом надувной круг.

Б е р н а р. Где вы тогда отдыхали?

А н н а. В Осгоре. Мы туда всегда ездили на каникулы, пока дети были маленькие. В тот день на пляже было столько народу… И редкий случай, даже вода была теплая. Дети не вылезали из моря. Мой муж сфотографировал их буквально за минуту до того, как пришла гигантская волна. Никто даже не заметил, откуда она появилась. Она обрушилась на берег и накрыла весь пляж. Что тут началось! Люди бросились в разные стороны, дети визжали, все уплыло — сандалии, зонтики, полотенца унесло в море.

Б е р н а р. Кто-нибудь утонул?

А н н а. Нет, было больше паники, чем реальной опасности. Мой муж вытащил детей из воды, как щенков. Они успели наглотаться соленой воды, а Филипп так испугался, что потом даже не мог подойти к морю.

Б е р н а р. Представляю, как вы испугались.

А н н а. Все произошло так быстро, что я не успела испугаться. Хорошо, что мой муж не растерялся.

Бернар берет следующую фотографию, на которой молодой парень с карабином в руках целится в мишень в тире на ярмарке.

Б е р н а р. Это ваш муж?

А н н а. Нет, это мой жених. Как же его звали?.. Боже, как же его звали? Забыла. Но это был мой лучший партнер. Как мы с ним танцевали рок-н-ролл! Мы на танцах и познакомились.

Б е р н а р. Я запутался. Если это ваш жених, то кто…

А н н а. Правильнее сказать, бывший жених. Кстати, благодаря ему

я познакомилась со своим мужем. Это была смешная история. Я пришла на свидание со своим женихом, то есть бывшим женихом, в кафе. Это было на улице Дофин. Я была простужена, и у меня был такой насморк, что из носа текло, как из крана. Мой жених опаздывал. О, я вспомнила! Его звали Жан-Луи. Он был такой высокий, я была ему до плеча. А размер обуви у него был тридцать девятый.

Б е р н а р. Так как же вы познакомились со своим мужем?

А н н а. Вот как раз в этом кафе. Жан-Луи опаздывал. Я все время смотрела на часы. Смотрела на часы и сморкалась. Я заметила, что молодой человек за соседним столиком за мной наблюдает. И вдруг он мне говорит: «Мадемуазель! Вы забыли высморкаться». Я даже растерялась и не знала, что сказать. А он говорит, и таким серьезным тоном: «Я за вами слежу уже двадцать минут и даже сделал небольшой расчет: каждые три минуты вы смотрите на часы и каждые четыре минуты — сморкаетесь. А сейчас на часы вы посмотрели, а высморкаться забыли».

Б е р н а р. Он вас клеил.

А н н а. Наверняка! Мне стало так смешно, что я от смеха расчихалась.

А он — никакого сочувствия, тоже сидит — хохочет.

Б е р н а р. Так вы познакомились со своим мужем?

А н н а. Так я познакомилась с Дени.

Б е р н а р. И Жан-Луи вы больше не ждали?

А н н а. А не надо было ему опаздывать. Из кафе я ушла с Дени.

Анна и Бернар смеются.

Б е р н а р. И не прогадали, судя по этой истории, это была любовь с первого взгляда.

А н н а. Он был ужасно симпатичный.

Э т ь е н. Извините, я должен поменять кассету.

Анна вдруг понимает, что все время шла съемка.

А н н а. Вы все это снимали? Я же рассказывала какие-то глупости.

Титр: «Пятница, десять часов»

Парикмахерская

Анна сидит в кресле, льется вода — ей моют голову…

В зеркале мы видим Анну, которой почти закончили делать прическу. Она преобразилась, кажется, у нее даже другое лицо.

Квартира Анны

Анна надевает платье, смотрит на себя в зеркало. Затем она надевает туфли…

И когда Бернар и съемочная группа заходят в квартиру, Анна стоит у окна нарядная, красивая, помолодевшая.

Б е р н а р. Анна, вы сегодня такая красивая и элегантная!

А н н а. Вам нравится?

Б е р н а р. Очень. А говорили: «Я не актриса, я не актриса». Я посмотрел вчера материал — вы лучше, чем любая звезда.

А н н а. Спасибо, но я вам не верю.

Б е р н а р. И напрасно.

Э т ь е н. Анна, будьте осторожны: он профессиональный соблазнитель.

Б е р н а р (Анне). Завистники!

Э т ь е н. Камера включена.

Б е р н а р. Мы вчера остановились на вашей первой встрече с мужем.

А н н а. Мы с вами остановились на Сен-Жермен-де-Пре, где я танцевала рок-н-ролл. Как я любила танцевать! Я была одной из лучших. Я могла танцевать всю ночь, а утром идти на работу как ни в чем не бывало. Вы умеете танцевать рок-н-ролл?

Б е р н а р. Я не уверен. В мое время рок-н-ролл уже не танцевали.

А н н а. Я отошла от сюжета — жизнь машинистки. Вы меня спрашивали о моем муже.

Б е р н а р. Да, расскажите еще какие-нибудь истории из вашей с ним жизни, он ведь был веселый, остроумный и явно не робкий с девушками.

А н н а. Мне тоже сперва так показалось. Он был не такой, как другие, это правда. Именно этим он меня ужасно заинтриговал. Хотя на самом деле тот день был исключением. Он был внимательным, вежливым, деликатным. Для меня это было совершенно непривычно. Молодые люди, которых я до этого знала, обращались с девушками значительно проще. А Дени, он даже разговаривал не как другие. У него была особая, своя манера. Может быть, поэтому он мне казался ужасно юным.

Б е р н а р. Он был младше вас?

А н н а. Он был младше меня всего на год. Когда мы вышли из кафе, он меня сразу позвал к себе. В его голосе было такое волнение, как будто он боялся, что я откажусь.

Б е р н а р. И вы не отказались?

А н н а. Конечно, нет. Он сказал, что у него дома есть очень вкусный кекс. И у него действительно был кекс! Обычно что девушкам предлагают: выпить виски. А мы с ним пили чай с кексом. Мне было смешно, но в этом был класс.

Б е р н а р. И так началась ваша любовь.

А н н а. Мы выпили чай, съели кекс, и я ушла домой.

Б е р н а р. И всё?

А н н а. Ну да. Я так и не поняла, зачем он меня приглашал. Но на меня это произвело такое впечатление, что на следующий день я сама первая ему позвонила. А телефон не отвечал. Я звонила три дня, а его не было. Я ужасно расстроилась: может, неправильно записала номер, и теперь неизвестно, как его искать. Пойти к нему домой без звонка — на это я не могла решиться.

Б е р н а р. И как вы его нашли?

А н н а. Он сам меня нашел. Через три дня он позвонил мне в бюро. Мы встретились тут же в обеденный перерыв. Он извинялся, что не смог меня предупредить. Он ездил в Амьен к матери. Я спросила: «Что-то случилось?» Он сказал: «Да». Я испугалась, за эти три дня о чем я только не думала и переволновалась. А он вдруг говорит, что ездил к матери сообщить, что собирается жениться. У меня чуть слезы не брызнули. Не то чтобы я мечтала о нем, но мне стало так обидно. Я ему пожелала счастья, повернулась и пошла.

Б е р н а р. У него была невеста?

А н н а. Так я и подумала. А он догнал меня, перепуганный, и говорит: «Ты что, не хочешь за меня замуж?»

Б е р н а р. Вы не сказали, что он делал вам предложение.

А н н а. А он и не делал. Этот безумный разговор и был предложением.

Б е р н а р. И вы так сразу вышли за него замуж? Вы же его совершенно не знали.

А н н а. Я знала, что он учится в университете на экономиста, что мать ему помогает деньгами и платит за его квартиру. Главное, мне показалось в тот момент, что он меня так любит, как никто и никогда. И я сказала «да». Он скрыл, что мать была против его женитьбы. Она перестала давать ему деньги и платить за квартиру. Дени бросил университет и нашел работу в министерстве финансов. Мы сняли маленькую квартиру в тринадцатом районе на улице Паскаль.

Б е р н а р. И у вас не было свадебного путешествия?

А н н а. Это было невозможно: у нас не было денег. Настоящей свадьбы тоже не было. Мы устроили обед, но приехала только моя мать. А его — нет. Дени был очень холоден с моей матерью. Она была такая провинциальная, простая женщина, не говорила по-французски, и я по молодости так ее стеснялась… Я боялась, что она что-нибудь не так сделает. Дени был совсем из другого круга. К тому же она со мной все время говорила по-немецки. Дени ничего не понимал, и это его раздражало. У него, наверное, было ощущение, что он чужой в собственном доме. Рядом с матерью и я вдруг себя почувствовала иностранкой. И я подумала, что его мать, которая даже никогда меня не видела, не приехала потому, что я была для нее немкой. После войны прошло всего двадцать лет, вы понимаете, что я хочу сказать. Никакой радости в этот день не было. Когда я теперь вспоминаю об этом, у меня сердце сжимается от жалости, и так совестно, ведь я стыдилась собственной матери.

Б е р н а р. Ваша мать долго пробыла в Париже?

А н н а. Она уехала на другой день. Мне кажется, что она что-то поняла, но считала Дени хорошей партией. А Дени ушел на работу, не сказав мне «до свидания». И первый день семейной жизни я проплакала в туалете на работе, чтобы никто не видел.

В комнате полная тишина, слышно только, как тихо работает камера.

А н н а. Мы можем сделать перерыв? Я устала.

Б е р н а р. Конечно. Давайте прервемся на час.

Кафе

Члены съемочной группы сидят у стойки бара.

Э т ь е н. Послушай, у меня такое впечатление, что мы тихо идем к катастрофе.

Б е р н а р. Почему?

Э т ь е н. Ты что, считаешь, что все это может войти в картину?

Б е р н а р. Ну не все, конечно, но что-то потихоньку появляется. Ты же видишь, с ней непросто.

Э т ь е н. То, что с ней непросто, было понятно в первый день.

Б е р н а р. Люди бывают разные: одних легко разговорить, другим нужно время.

К р и с т о ф (вставая). Я схожу за сигаретами. Вы будете здесь?

Б е р н а р. Да.

Звукооператор уходит.

Э т ь е н. У тебя же есть целый список других людей. Пока не поздно, давай попробуем кого-нибудь другого.

Б е р н а р. Я не хочу другого. В ней есть что-то, я не знаю, как это назвать, что-то особенное. Мне интересно ее слушать.

Э т ь е н. Как хочешь, это твой фильм.

Б е р н а р. Нет, ты послушай. Я вдруг понял, что этот фильм об исчезающих профессиях — на самом деле фильм об исчезающих людях.

Э т ь е н. Ты что, влюбился в нее?

Б е р н а р. Совсем с ума сошел?

Э т ь е н. Тогда я не понимаю.

Этьен замечает Анну, идущую по противоположной стороне улицы.

Э т ь е н. О, посмотри, по-моему, она сматывается.

Бернар оборачивается и видит Анну.

Б е р н а р. Только этого нам не хватало!

Э т ь е н. Вот и хорошо: само все разрешилось.

Бернар встает.

Б е р н а р. Нет, так не годится, ее надо вернуть.

Бернар бежит вслед за Анной.

Э т ь е н. Бернар!

Анна идет по улице, останавливается, садится за столик на террасе кафе. Заказывает кофе. К столику быстро подходит Бернар.

Б е р н а р. Анна!

А н н а. Пора возвращаться? Я хотела кофе выпить.

Б е р н а р. Ничего-ничего, у нас есть время.

Бернар присаживается к ней за столик.

А н н а. Пока мы одни, можно я спрошу?

Б е р н а р. Конечно.

А н н а. Вы думаете, нам стоит продолжать?

Б е р н а р. Вас что-то смущает?

А н н а. Мне кажется, я вас подвела. Все, что я говорю, не имеет никакого отношения к вашему фильму.

Б е р н а р. А по-моему, имеет. Это же фильм о вас.

Анна смотрит на Бернара и молчит.

Б е р н а р. А что, вам самой неинтересно?

А н н а. Я не привыкла рассказывать о своей жизни. Я вдруг вспомнила столько всего, о чем забыла давным-давно. Даже какие-то бессмысленные мелочи. Вот в нашей первой квартире на улице Паскаль, только мы поселились, прорвало трубу в ванной. Телефон еще не подключили. Вода хлещет вовсю, бьет фонтаном, а я не знаю, что мне делать. Я побежала к соседке. В то время мой французский был не очень. Соседка открывает, и я ей говорю: «Мадам! У меня прорвало трубу, вода течет повсюду, у нас настоящий пожар!»

Б е р н а р. Так и сказали «пожар»?

А н н а. Ну да. Я забыла нужное слово. Соседка на меня смотрит, выпучив глаза, и говорит: «Я не понимаю». Я знаю, что не то говорю, а нужное слово найти не могу и повторяю: «Мадам! Трубу прорвало, вода повсюду, пожар!» Соседка спрашивает: «Может, это все-таки наводнение?» «Ну вот, — говорю, — вы нашли нужное слово. Вызывайте «скорую помощь»

Бернар и Анна хохочут.

Б е р н а р. А как же вы печатали с таким французским?

А н н а. Для профессиональной машинистки здесь нет проблем, я же печатаю буквы, я не вникаю в смысл.

Официант приносит кофе.

О ф и ц и а н т (Бернару). Что-нибудь хотите?

Б е р н а р. «Перье», пожалуйста.

Официант отходит.

А н н а. Как давно я не сидела просто так в кафе и не смеялась. Как это приятно. Я не хочу ничего этим сказать.

Б е р н а р. Мне тоже приятно.

А н н а. Просто моя жизнь прошла в полном молчании. Мой муж, когда ему что-то не нравилось, переставал со мной разговаривать. Он мог молчать целую неделю. Вы не представляете, что это такое. Я себя сразу чувствовала виноватой во всем, ничтожной, какой-то бессмысленной ношей, которую он должен почему-то на себе нести. Из-за меня он бросил университет и не смог сделать карьеру, которой был вполне достоин. Любого повода было достаточно для обиды. Я вернулась домой с опозданием, и Дени три дня молчал.

Б е р н а р. Он вас ревновал.

А н н а. Я не знаю, он же не говорил ничего. Однажды я неожиданно пригласила обедать подругу с работы. Она была француженка. Дени был с ней очень любезен, шутил, ухаживал за ней. Как только она ушла, он больше не открыл рта.

Б е р н а р. Что-то произошло в тот вечер?

А н н а. Ничего не произошло. Я подумала, может быть, он обиделся, что я его не предупредила. Или моя подруга была такая заурядная, я тут же вспомнила историю с моей матерью. И вдруг мне стало ясно, что дело было не в них, а во мне. Я как будто пыталась искупить свою вину за то, что я немка, а не француженка. Я стала даже думать о разводе, пока не поздно — мы мало прожили и у нас не было детей.

Б е р н а р. А вы не пытались с ним поговорить? Спросить, в чем дело? А н н а. Однажды я попыталась. К этому моменту он молчал уже восемь дней. Я заранее приготовила все вопросы, я приняла успокоительное и ждала его. И как нарочно в этот вечер Дени вернулся с работы в замечательном н pp/pастроении, и впервые после свадьбы он пригласил меня в ресторан. Сказал, что у него для меня есть сюрприз.

Б е р н а р. Вы обрадовались?

А н н а. Нет, я испугалась. Мы пошли в маленький ресторан на улице Муфтар. И там во время обеда он сказал, что получил повышение по службе. Он был ужасно горд. Без диплома получить такое место — это было практиче-

ски невозможно. Я не могла испортить ему настроение своими вопросами. Он строил тысячи планов, говорил даже о будущих детях, о том, что мы купим большой дом и теперь все будет хорошо.

Б е р н а р. И вы поверили.

А н н а. Через несколько месяцев я была беременна Филиппом. Беременность была такая тяжелая, что я ушла с работы и стала печатать дома. Неожиданно оказалось много заказчиков, и почти до самых родов я сидела за ма-

шинкой.

Б е р н а р. И вы купили дом?

А н н а. Сразу как родился Филипп, мы переехали в собственный дом.

В Аркей. И слава богу, потому что никакие соседи не вынесли бы ребенка, который все время орал. Мы ночами напролет носили его на руках, а он надрывался. Я была в таком отчаянии, у меня даже была мысль, что он ненормальный. Любой громкий звук, даже сирена полицейской машины на улице,

и у него начинали дрожать веки.

Б е р н а р. А что говорил врач?

А н н а. Что это следствие того, что всю беременность я печатала на машинке. У меня очень сильный удар. И ребенок его чувствовал и боялся. Через полтора года родилась Брижит. Здесь я была опытнее и перестала работать на пятом месяце. Зато сразу после родов должна была вернуться за машинку — нужны были деньги, чтобы выплачивать кредит за дом и участок. Сад — это была мечта моего мужа.

Б е р н а р. А ваша мечта? Дети, дом, сад — разве это не мечта для молодой женщины?

А н н а. Наверняка. Но не для меня. Я любила Париж. А Дени Париж не любил. Его раздражал шум, люди, машины. А я именно это и любила.

Б е р н а р. И все-таки уехали?

А н н а. Детям полезно быть на свежем воздухе. Хотя я себя в этом доме чувствовала отрезанной от всего мира. Наводить уют мне было неинтересно, а сад интересовал и того меньше. А Дени любую свободную минуту проводил в саду, и как же у него все росло! У него был «зеленый палец». На его цветы все заглядывались. И дома он все умел делать.

Б е р н а р. Такой мужчина — мечта любой женщины.

А н н а. Он мне тоже это говорил.

Б е р н а р. Он вас упрекал?

А н н а. Лучше бы упрекал. Он молчал. Это был у него единственный способ выразить недовольство. Иногда из-за пустяков. Я постелила не ту скатерть или поставила не те тарелки, из-за каких-то ничего не значащих мелочей…

Б е р н а р. А почему вы не устроились на работу в Париже?

А н н а. Дени хотел, чтобы я сидела дома с детьми. Я и сидела. А за это время растеряла всех подруг, друзей и даже просто знакомых. Я втянулась, один день был похож на другой, и я больше ничего не ждала.

Б е р н а р. Но вы же были совсем молодая, вы могли еще все изменить.

А н н а. У Дени была поразительная интуиция. Каждый раз, когда я готова была все бросить, он сообщал мне какую-нибудь хорошую новость и обещал, что наша жизнь буквально завтра изменится. И я каждый раз верила.

Б е р н а р. Он так умел убеждать?

А н н а. Вопрос не в убеждении. Сразу становилось видно, что он меня любит и хочет нашего счастья. Например, когда дети уже ходили в школу, он подал документы на конкурс в министерстве. В случае успеха была бы и работа гораздо интересней, и зарплата выше. Пока он ждал результата, это был самый счастливый период нашей жизни. Он возвращался домой веселый, рассказывал мне, что происходит на работе, советовался. Он превратился в того Дени, которого я когда-то встретила в кафе. Но после этого конкурса все стало, как прежде.

Б е р н а р. Он что, не прошел конкурс?

А н н а. Нет, он получил это место. И денег стало больше. Только ничего это не переменило. Он вернулся в сад и замолчал. Все мои надежды рухнули. В какой-то момент я даже хотела забрать детей и вернуться в Германию.

Но возвращаться-то мне было некуда. Жить у матери в Вупертале с двумя детьми — это было немыслимо. И потом я себя больше не чувствовала немкой,

а при этом не стала француженкой. Я оказалась чужой повсюду, и я не хотела этого своим детям. Поэтому я не уехала.

Б е р н а р. Вы думаете, что ваши семейные проблемы возникли из-за того, что вы немка?

А н н а. Я не знаю. Может быть, это было больше в моей голове, трудно сказать. Я практически не помню войны. И все равно, как у многих немцев, у меня было чувство вины. Я окончательно запуталась.

Б е р н а р. Вы ждали от мужа помощи? Чего вы от него хотели?

А н н а. Я хотела, чтобы он мне изменил. Я бы тогда его реже видела. И мы бы меньше раздражали друг друга.

Б е р н а р. Вы его разлюбили?

А н н а. Я все время себе задавала этот вопрос. Ведь вначале-то, мне казалось, я его любила, а потом я не заметила, как все изменилось. Мне стало все безразлично. Дети выросли, у них началась своя жизнь. Они часто уезжали в Париж. Это случилось летом. Дени сидел в саду в шезлонге и читал

газету. Я позвала его обедать. Он не ответил. Ничего удивительного в этом не было, я привыкла. Я позвала его еще раз, а потом вышла в сад. Он сидел

неподвижно, лицо от солнца закрыто газетой. Я подумала, что он спит. И тут

я увидела, что по его голой ноге (он был в шортах), быстро-быстро поднимается ящерица. И я сразу поняла, что он умер.

Б е р н а р. Он никогда до этого не болел?

А н н а. Никогда. Это был разрыв сердца. Он был совсем молодой, ему было всего сорок два года.

Пауза.

Б е р н а р. Вы сможете рассказать это еще раз перед камерой?

А н н а. Не смогу.

Титр: «Понедельник, десять часов»

Улица возле дома Анны

Идет дождь. Во дворе португальские рабочие, мокрые до нитки, продолжают ремонт.

Через двор проходит под зонтом мадам да Сильва.

Квартира Анны

Съемки в полном разгаре. Похоже на то, что Бернару с трудом удается сохранять спокойствие. Анна, отвернувшись, смотрит в окно на дождь.

Б е р н а р. Ну хорошо. Вот вы нам рассказали, что после смерти мужа продали дом, купили эту квартиру, переехали в Париж. Теперь вы работаете здесь. Вы не боитесь, что еще через пару лет компьютеры будут везде и вам придется что-то менять в своей жизни?

Анна молчит.

Этьен, оторвавшись от камеры, вопросительно смотрит на Бернара: вы-ключать камеру? Бернар дает ему знак продолжать. Этьен пожимает плечами и продолжает снимать.

В тишине Бернар достает сигареты и зажигает спичку. На звук загоревшейся спички Анна оборачивается. Как и в первую их встречу, она, не отрываясь, смотрит на огонь, который быстро бежит по спичке к самым пальцам Бернара.

А н н а. В моей жизни невозможно что-то изменить. Один раз я попробовала это сделать… Я пользовалась малейшим предлогом, чтобы уйти из дому. Уйти из дому для меня значило уехать в Париж. Потому что большего счастья для меня не было. Это было летом, и я поехала покупать детям одежду на каникулы. Я ходила по «Галери Лафайет» не спеша и долго выбирала носки, полотенца, сандалии. Мне хотелось, чтобы это длилось, и длилось, и длилось. Но всему приходит конец, и со всеми покупками я вышла из магазина. Я не знала, что мне делать, и просто шла по улице. Мысль о том, что надо вернуться домой, вызывала тоску. Я шла куда глаза глядят и села на террасе какого-то кафе. Я уже допивала вторую чашку кофе, когда вдруг увидела Одетт, мою бывшую подругу по работе в бюро. Мы бросились друг к другу и были так счастливы, как будто не было этих лет и мы расстались вчера. Она меня потащила на Елисейские поля, мы шли, смеялись и болтали, болтали, особенно она. Мы были возбуждены, как школьницы, которые прогуливают уроки. Одетт совершенно не изменилась, и у нее, как в юности, было полно планов. У нее был новый возлюбленный, которого она, как всегда, обожала. Она очень смешно о нем рассказывала. Он был совсем не красавец, толстоватый, с небольшим животом. Но он так умел ее веселить, что она была от него без ума. Впервые в жизни она даже, кажется, готова была выйти замуж. Она хотела нас познакомить. Она стала расспрашивать меня о моей жизни. Но что я могла ей сказать?.. Я сказала, что у меня все хорошо: дети растут, Дени сажает цветы, а недавно мы купили кожаный диван. Я хотела, чтобы мы вот так бродили и болтали без конца, но Одетт должна была ехать к своему жениху. Я проводила ее на вокзал Сен-Лазар, и когда мы поцеловались, у меня сердце сжалось от тоски. Ее поезд отошел от платформы, я махала рукой, как будто она уезжала на край света, куда мне не было дороги. Поезд удалялся, и у меня было ощущение, что я падаю со страшной скоростью в такую пустоту, у которой нет даже дна. Надо было возвращаться домой, а я не могла оторвать ноги от земли, как будто я приросла. На соседнюю платформу подошел поезд. Стали выходить люди. А я продолжала стоять у них на дороге. Какой-то мужчина меня случайно толкнул, я оступилась и сломала каблук. И тут я так разрыдалась… Это было глупо. Я себя чувствовала идиоткой с поломанным каблуком. Я плакала в полный голос, все оборачивались. А мне было все равно. Мужчина, который меня толкнул, перепугался. Он мне сказал: «Извините. Я не хотел. Я такой неуклюжий». Он взял меня за руку и повел в бар. Там он мне заказал арманьяк, и сказал: «Выпейте, вам станет легче. Не переживайте из-за каблука, на вокзале должен быть сапожник». Он взял мои туфли и ушел. Я сделала глоток арманьяка, и слезы потекли с новой силой. Представляю, как я выглядела со стороны: вся в слезах, босая, жалкая. Он вернулся с туфлями и говорит: «Вот видите, совершенно не из-за чего было плакать. Ваш каблук на месте». И он надел туфли мне на ноги. Я спросила: «А зачем вы забрали обе? У меня же только один каблук сломался». Он сказал: «Я боялся, что вы уйдете». «Наполовину босая?» Я засмеялась. Он на меня смотрел, смотрел и сам стал смеяться. «С вами не соскучишься: то вы рыдаете, то смеетесь». А потом спросил: «Откуда вы приехали? Вы говорите по-французски с таким красивым акцентом. Вы полька?» Я сказала, что я немка, и соврала, что живу в Париже. Он предложил меня проводить. А я вдруг сказала, что хочу посидеть здесь с ним в баре. И мы остались в баре. О чем мы говорили, я не помню. Помню только, что он был из Руана и часто приезжал в Париж по делам. Когда бар стал закрываться, он мне предложил пойти к нему. Вернее, не к нему: он останавливался у своего брата. Он туда позвонил, и когда мы пришли, конечно, никакого брата дома не было. Квартира была странная, полупустая. Везде стояли коробки. Он сказал, что его брат переезжает и он не знает, где в следующий раз остановится. Мне было все равно. Мне так хотелось остаться с ним вдвоем, у меня не было никакого стыда. У него были короткие усы, жесткие и колючие. У меня потом все лицо горело огнем. И еще он много курил, и усы над губой у него были чуть-чуть желтые. Это был единственный мужчина в моей жизни, которого я действительно любила. Мы случайно встретились на вокзале, мы не могли оторваться друг от друга, мы были как одно горячее тело. Я ушла рано утром, когда он еще спал. Я знала, что мы больше никогда не встретимся. Я шла по вокзалу в полном тумане. Я даже не заметила, что по-всюду была полиция. Это была облава. Тогда это случалось часто. Какой-то человек, проходя мимо меня, что-то уронил. Я машинально подняла, хотела ему отдать, но вдруг увидела, что он бежит и полиция за ним. Я открыла сверток, а там был пистолет. От страха, не зная, что делать, я быстро спрятала его в сумку. Когда я вернулась домой, дети еще спали. Дени молча пил кофе. Я хотела, чтобы он меня спросил, где я провела ночь. Если бы он меня спросил,

я бы ему все рассказала, всю правду. Я хотела сделать ему больно. Но он не сказал мне ни слова. Он даже не посмотрел в мою сторону. Конечно, он все

понял. Но он не хотел ничего знать.

Титр: «Вторник, десять часов»

Лестничная площадка в доме Анны

Съемочная группа поднимается по лестнице, громко разговаривая.

Б е р н а р. Вчера звонила жена из Биарица, там дождь льет как из ведра. На пляж не выйдешь, дети стоят на голове, она в полном отчаянии. Если погода не изменится, она вернется раньше срока.

Э т ь е н. Когда жена приезжает раньше времени, дело может кончиться разводом.

Б е р н а р. Это мне не грозит: я верный муж.

К р и с т о ф. Наш директор картины тоже любил говорить, какой он верный муж. Теперь квартиру ищет.

Б е р н а р. Кто — Фред?

Э т ь е н. А ты что, не слышал эту замечательную историю? Отправил он жену отдыхать и привел к себе Сесиль, помнишь, блондинка у нас такая была? А жена неожиданно вернулась, да еще рано утром. Фред открывает глаза и видит, что его жена стоит в дверях спальни. Он не растерялся, посмотрел на Сесиль, потом на жену, по-моему, ее Мориз звали, и говорит: «О, Мориз!

А я думал, что это ты со мной в постели«.

Все трое хохочут.

Бернар звонит в дверь Анны.

Квартира Анны

В квартире Анны раздается звонок. Анна сидит на диване в комнате, погруженная в собственные мысли, и не сразу реагирует на звонок. Она поворачивает голову в сторону двери, но не спешит открывать.

Лестничная площадка

На шум открывается соседняя дверь. На пороге стоит мадам да Сильва и радостно улыбается.

С о с е д к а (обращаясь к Бернару). Добрый день, месье. Я услышала ваш голос и вышла специально, чтобы вас поблагодарить.

Б е р н а р. Меня? За что?

С о с е д к а. Я чувствую себя гораздо лучше. Насморк грозил перейти в гайморит. Врач мне уже прописал антибиотики, но я не пила, и смотрите, как

я дышу.

Она с шумом вдыхает и выдыхает носом воздух.

Э т ь е н. Мадам, это Бернар вас вылечил? (Бернару со смехом.) Я не знал, что в свободное от съемок время ты еще работаешь врачом.

Квартира Анны

Анна выходит в коридор и останавливается, прислушиваясь к разговору на лестничной площадке.

Лестничная площадка

С о с е д к а (Этьену). Нет, месье, хотя ваш коллега не врач, он меня просто спас. Я была на волосок от воспаления легких. Если бы он не помог мадам Бертье передвинуть холодильник, я бы сейчас лежала в больнице под капельницей.

Б е р н а р. Не преувеличивайте, мадам. Любой бы на моем месте это сделал. Спасибо. До свидания.

Бернар снова звонит в дверь Анны.

Мадам да Сильва уходит, закрывает дверь.

Квартира Анны

Анна стоит возле входной двери, все слышит и не открывает дверь.

Лестничная площадка

К р и с т о ф (тихо). Она сумасшедшая.

Э т ь е н. Она здесь не одна такая.

Б е р н а р. Тише! Странно. Мы договаривались как обычно на десять.

К р и с т о ф. Может, она спит?

Б е р н а р. На нее это не похоже, мы же не первый день работаем.

Э т ь е н. Если хочешь мое мнение, я тебе уже говорил, мы здесь только теряем время. Вторую неделю снимаем непонятно что. Что ты будешь с этим делать? То «я ела кекс», то я «пила арманьяк». Муж выращивал цветы, а детей смыло волной в океан. Зрители к этому времени уже спят перед телевизором или переключились на другой канал. А главное, очень соответствует нашей теме.

Квартира Анны

Анна в коридоре слышит весь этот разговор.

Лестничная площадка

Б е р н а р. Перестань. Может быть, с ней что-то случилось?

Э т ь е н. Что у нее может случиться? У нее двадцать лет ничего не случалось. А может, она встретила еще кого-то на вокзале? В таком случае мы долго будем ее ждать. Все, что мы сняли, пойдет в корзину. Фильма ты из этого не сделаешь, ты сам это прекрасно понимаешь, это же не первый твой фильм!

Б е р н а р. Наоборот, я совершенно так не думаю. Эта машинистка — пре-красный материал.

Квартира Анны

Услышав последнюю фразу Бернара, Анна поворачивается и отходит от двери.

Э т ь е н (за дверью). Какой она материал? Тоскливая, заурядная жизнь. Одни общие слова, ничего оригинального. Такое впечатление, что она пересказывает женский роман. А уж эта история с пистолетом!.. Где она это прочитала?

Лестничная площадка

В разговоре мужчин наступает пауза, и они слышат за дверью шаги Анны.

Бернар стучит в дверь.

Б е р н а р. Анна! Это я, Бернар. Вы дома?

За дверью тишина.

Он стучит еще раз.

Б е р н а р. Это я, Бернар!

К р и с т о ф (тихо). Я спущусь в кафе. Позовите, когда можно будет начинать.

Э т ь е н. Я с тобой.

Они уходят.

Бернар снова стучит в дверь.

Б е р н а р. Анна, вы меня слышите? Что-то случилось?

Квартира Анны

Анна подходит к двери.

А н н а. Что вам от меня надо?

Б е р н а р (за дверью). У вас что-то случилось?

А н н а. Нет, оставьте меня в покое.

Б е р н а р (за дверью). Вы на меня обиделись? Что я сделал?

А н н а. Вам не достаточно того, что я рассказала? Вы хотите еще? Конечно! Я же отличный материал!

Лестничная площадка

Б е р н а р. Анна, подождите, позвольте мне сказать.

Квартира Анны

А н н а. Не позволю. Я не хочу вас больше слушать! Как обидно, вы же так любите говорить с людьми! Вам нравится, когда они с вами откровенны. Вам приятно копаться в их жизни. Какая чудесная у вас профессия — подглядывать за чужой жизнью! Вы все, журналисты, репортеры, фотографы, вы же только и делаете, что подглядываете за чужой жизнью! Вот ваша-то профессия не исчезнет никогда!

Лестничная площадка

Б е р н а р. Анна! Ради бога! Послушайте меня.

Квартира Анны

А н н а. Нет! Я вас больше не хочу ни слышать, ни видеть! Закончили! И кстати, я вас обманула. Все свои истории я придумала. Я читаю перед сном детективы. Знаете, где в середине находят пистолет, а в конце он стреляет. Это все чистая фантазия. Потому что моя жизнь была замечательной! Понятно?! Я жила прекрасно, у меня был отличный муж, чудесные дети, дом и сад. И это счастье!

Лестничная площадка

Б е р н а р. Анна, я не хотел вас обидеть. Каждый раз после наших встреч я продолжал думать о вас и о том, что вы рассказали. Я никогда в жизни не встречал таких людей, как вы. Откройте мне дверь. Я должен вас увидеть. Я не хотел сделать вам больно.

Квартира Анны

А н н а. Мне сделать больно? Мне? Это невозможно. Всю боль, которую можно, мне уже причинили давным-давно. Без вас. Вы что, считаете, что это жизнь? Что я вообще существую? Вы хотите меня увидеть? Меня нет. Есть только имя: Анна Бертье. А за ним пустота. Настоящее — пустота. Прошлое — пустота. Итог моей жизни — ноль! А, я забыла, у Анны Бертье было двое детей. И где они? Они приходят на Рождество и забывают про ее день рождения. Им наплевать на Анну Бертье. Что еще я забыла? Самое главное! Я машинистка! Всю жизнь я стучала по клавишам. (Анна начинает стучать кулаками в дверь.) Вот так! Вот так! Вот так!

Б е р н а р (за дверью). Анна! Откройте дверь!

А н н а. Убирайтесь вон!

Титр: «Среда, одиннадцать часов»

Улица возле дома Анны

В квартиру, где еще неделю назад португальские рабочие делали ремонт, переезжают жильцы. Во дворе стоит подъемник с открытой платформой. Рабочие ставят на платформу шкаф, и он медленно поднимается вверх. На уровне третьего этажа платформа останавливается, и рабочие наверху начинают снимать шкаф с платформы.

Один из них смотрит в окно напротив, что-то замечает там и жестом показывает другому.

Окно квартиры Анны

За окном стоит Бернар, прижавшись лицом к стеклу. Кажется, что еще не-

много и он выпадет из окна, разбив стекло.

Квартира Анны

Бернар отворачивается от окна.

Б е р н а р. Душно. Можно я открою окно?

Анна лежит в спальне на кровати, с черной повязкой на глазах.

А н н а. Как хотите. Я сейчас встану.

Бернар приоткрывает окно. В комнату врывается шум улицы.

Б е р н а р. Хотите я вам сварю кофе?

А н н а. Нет, спасибо. Я сейчас встану.

Анна лежит неподвижно, не пытаясь встать.

Бернар подходит к спальне, останавливается в дверях.

Б е р н а р. Анна, я хотел бы…

А н н а. Не говорите ничего. Мне очень стыдно за вчерашнее.

Бернар подходит к кровати и садится на край.

Б е р н а р. Вы не должны извиняться. Если кто-то должен извиниться, то это я.

А н н а. Эта вчерашняя сцена, это чудовищно, когда я вспоминаю… Простите меня.

Б е р н а р. Давайте забудем и больше никогда не будем об этом говорить.

Бернар достает сигареты, спички.

Б е р н а р. Вам не помешает, если я закурю? Или я могу выйти в другую комнату.

А н н а. Не уходите, мне это не мешает.

Как только Бернар чиркает спичкой, Анна снимает маску и смотрит на Бернара. Как обычно, он зажигает спичку, но не прикуривает, и спичка догорает у него в руках.

Б е р н а р. Это глупо, уже почти десять лет я даю себе слово бросить курить и никак не брошу.

Анна смотрит, как огонь быстро пожирает спичку.

А н н а. Сколько вам лет?

Б е р н а р. Тридцать пять. А что?

А н н а. Просто так.

Б е р н а р. До тридцати лет я выглядел, как подросток. Я был в полном отчаянии. Меня никто не воспринимал всерьез.

А н н а (думая о своем). Когда вы первый раз ко мне пришли, я не хотела соглашаться на ваше предложение.

Б е р н а р. Я помню.

Анна замечает, что огонь вот-вот обожжет ему пальцы.

А н н а. Осторожно, вы обожжетесь.

Б е р н а р. А? Да!

Он задувает спичку и зажигает следующую.

А н н а. В тот день вы сделали точно так же: зажигали спички и долго не прикуривали. Я как раз хотела прекратить разговор и отказаться. И знаете, почему этого не сделала?

Б е р н а р. Не знаю. Почему?

А н н а. Второй раз в жизни я увидела такую манеру зажигать спички. Первый раз — это был тот человек, которого я встретила на вокзале, он делал, как вы. Вернее, вы делаете, как он.

Б е р н а р. Что я делаю, как он?

А н н а. Он зажигал сначала одну спичку, потом вторую, потом третью. Каждый раз спичка догорала до самых пальцев, он забывал прикурить сигарету, и когда я видела, что огонь обожжет его, я говорила: «Осторожно!»

У нее на глаза наворачиваются слезы.

Бернар берет ее за руку.

Б е р н а р. Анна!

А н н а. Не надо, Бернар.

Он наклоняется к ней и начинает целовать ее лицо.

Б е р н а р. Я же не знал…

Анна обнимает его, привлекает к себе и гладит его волосы.

А н н а. Бернар, ты должен уйти. Это все невозможно. Я прошу тебя, этого не должно быть.

Бернар ложится рядом с ней, продолжая ее нежно целовать.

Б е р н а р. Молчи. Ты не понимаешь. Все эти дни я знал, что мы делаем что-то не то, я делаю что-то не то. Но я тебя слушал, слушал и не мог от тебя оторваться. Я хочу быть с тобой.

Анна целует его.

А н н а. Ты сошел с ума. Я потратила столько лет, чтобы стать спокойной и равнодушной. Чтобы больше ничего не ждать от жизни. Жизнь подарков не делает. Я так хотела любить, я так хотела, чтобы меня кто-то любил…

Б е р н а р. Ты такая красивая. Какие у тебя прозрачные серые глаза. Я никогда не видел таких глаз.

А н н а. Послушай! Не говори ничего. Я больше не верю, что что-то в моей жизни возможно. Самое страшное в жизни — надеяться и верить. Она тебя все равно обманет. И ты ничего не получишь. А я решила обмануть ее.

Я больше ничего не хочу. Я привыкла так жить. Не обещай мне ничего. Я не смогу этого пережить.

Б е р н а р. Что ты говоришь… Никогда не бывает поздно. Я так рад, что тебя встретил. Я никогда ничего подобного не чувствовал. За эти несколько дней я понял, что я жил, как все, шел, как поезд по проложенным рельсам.

Я даже не подозревал, что может быть другая жизнь, другие люди, другие чувства.

А н н а. Ты не должен так говорить. У тебя твоя жизнь, а у меня — моя. Не надо их спутывать. Уходи.

Б е р н а р. Нет. Я уже не смогу жить, как раньше.

Бернар обнимает ее, и они целуются.

А н н а (на ухо Бернару). Я хочу умереть в твоих руках.

Б е р н а р. Я хочу, чтобы ты жила в моих руках.

Незаметно для Бернара, Анна протягивает руку и достает из ящика стола пистолет. Она подносит его к виску, и в этот момент Бернар замечает пистолет.

Б е р н а р (пытаясь вырвать пистолет). Анна!

Анна сопротивляется, вырывается, пытается встать с кровати и падает. Бернар бросается к ней, они борются на полу. Анне удается освободить руку с пистолетом, и в тот момент, когда она уже нажимает на курок, Бернар, вырывая пистолет, поворачивает его в свою сторону. Раздается выстрел. Бернар смотрит на Анну и медленно падает к ней на руки.

А н н а. Бернар!

Анна подхватывает его, и по ее рукам течет кровь.

Улица возле дома Анны

Сирены полицейских машин, журналисты, телекамеры.

Т е л е ж у р н а л и с т (в микрофон). Сегодня в девятом районе Парижа при загадочных обстоятельствах был убит известный журналист Бернар Лябеск.

Мы все хорошо помним его последнюю картину «Открытая книга» о жизни провинциального города, увиденной через судьбу обычной библиотекарши. По нашим сведениям здесь он снимал новый фильм «Машинистка» — о людях исчезающих профессий. Предполагаемый убийца задержан. Мотивы преступления неясны.

Полицейские сажают в машину женщину, с головой накрытую курткой. В тот момент, как она садится в машину, куртка сползает, и мы видим Анну, которая смотрит в никуда прозрачными серыми глазами…

Сценарий написан авторами для Ханны Шигулы. Ставить его собирается Игорь Минаев. Игорь Минаев — режиссер фильмов «Холодный март» (1988), «Первый этаж» (1990), «Подземный храм коммунизма» (1991, док.), «Наводнение» (1994), «Лунные поляны» (2002), «Далеко от Сансет-бульвара» (2005-2006, постпроизводство). Призер международных кино-фестивалей.

Ольга Михайлова — драматург. Автор пьес «Праздничный день» (1988), «Невеста» (1990), «Чистый омут» (1993), «Стрелец» (1993), «Русский сон» (1994), «Одинокое детство Робинзона Крузо» (1995), «Жизель» (1995), «Волшебное путешествие» (1997), «Чистое сердце» (1999), «Родная кровь» (2000). Сценарист фильмов «Первый этаж» (1990), «Последняя суббота» (1993), «Ветер в городе» (1996), «Лунные поляны» (2002), «Далеко от Сансет-бульвара» (2005-2006, постпроизводство). Автор детских книг. С Е.Греминой и М.Уваровым создала «Театр.doc» (Москва).

Паскаль Жюст — филолог, искусствовед, сценарист.Несколько лет была руководителем Французского культурного центра в Москве. В настоящее время живет в Париже.

p