Strict Standards: Declaration of JParameter::loadSetupFile() should be compatible with JRegistry::loadSetupFile() in /home/user2805/public_html/libraries/joomla/html/parameter.php on line 0
Пойма. Сценарий - Искусство кино
Logo

Пойма. Сценарий

— Всего хорошего! — крикнул водитель, когда Мишка уже спрыгнул со ступенек грузовика.

Мишка, поеживаясь, кивнул в знак благодарности. После теплой кабины на улице было холодно. Водитель подтвердил свои пожелания тремя гудками, машина тронулась и скоро скрылась из виду.

Мишка остался в степи один. Поднял ворот бушлата. Погоны на бушлате были рядового арктических пограничных войск. Ему недавно исполнилось двадцать. Был он невысокий, с коротким ежиком белесых волос, с вытянутой тонкой шеей.

Мишка перешел на другую сторону шоссе и зашагал по боковой ответвляющейся дороге.

Дорожный знак, который остался у Мишки позади, указывал на то, что прямо были большие города, а вбок, куда уходил Мишка, была Ивантеевка. До нее оставалось пять километров.

Мишка шел посередине шоссе, под ногами белыми змейками извивалась поземка. Солнце уже село. На горизонте догорал красный закат. В степи начинало темнеть.

Когда дорога стала приподниматься вверх, Мишка побежал вперед. Через некоторое время он оказался на самой высокой точке шоссе. Отсюда уже открывался вид на поселок. Мишка остановился.

Поселок лежал внизу, в пойме реки, как в петле. В домах загорались лампочки.

Мишка немного постоял, посмотрел на огни в домах и бодро пошел вперед.

Он услышал приближающуюся машину. Голосовать не стал, отошел чуть в сторону на обочину. Машина проскочила мимо Мишки. Мишка удивленно взглянул на нее, это были «Жигули» новой модели. При нем такой машины в поселке не было.

«Жигули» проехали метров десять и затормозили, призывно сигналя. Тут же из машины, всматриваясь в Мишку, поднялся водитель.

Мишка, пока шагал, тоже пытался понять, кто это. Высокая меховая шапка, дубленка.

Водитель узнал Мишку первым, крикнул:

— Мишка, ты, что ли? А я гляжу, кто такой?

Мишке оставалось до машины несколько шагов, но и сейчас он не мог понять, кто стоял перед ним.

— Совсем уже? — спросили его от машины.

— Совсем.

Мужчина обошел машину и распахнул перед подходящим Мишкой переднюю дверцу пассажира. На сиденье рядом с водителем сидела коротко стриженная девушка в длиннополой шубе.

— Пересядь... — бросил мужчина девушке.

Девушка смерила его недовольным взглядом.

— Быстрее нельзя? — поторопил ее хозяин.

Неторопливо подобрав полы шубы, так что стали видны колени в тонких чулках, девушка встала, демонстративно отвернулась и, не глядя на Мишку, как будто его здесь и нет, прошла к задней дверце.

— Садись!

Мишку втолкнули на заднее сиденье. Он упал в кресло, неловко пристроил на коленях рюкзак. Пока хозяин обегал машину, он успел заметить, что на заднем сиденье кроме пересевшей туда недотроги сидит еще одна девушка, но одета она уже победнее, в пуховой платок и простой пуховик. Девушек Мишка не знал, но на всякий случай кивнул головой и сказал:

— Здрасти...

Недотрога ему не ответила. Только та, другая, кивнула в ответ.

Водитель плюхнулся на свое место и заорал Мишке на ухо:

— Чё, не узнаешь?

И тут Мишка узнал Ваську Агатова. Васька был старше его всего года на два-три, но дубленка делала его весьма солидным человеком. Мишка улыбнулся.

— Узнаю. Разжирел, как боров.

— А чего мне? Живу, не тужу. Всё в пользу.

Машина стала спускаться вниз, к поселку. Почти в каждом доме горели огни.

— Белые медведи как там? — неожиданно спросил Васька.

Мишке было неловко перед незнакомками отвечать на вопросы, буркнул:

— Нормально.

— Чего? — недослышал Васька. — Говори громче...

— У них все хорошо!

Дорога к калитке была не расчищена, и калитка не открывалась. Дом стоял весь темный. Мишке пришлось перелезть через забор.

Мишка подергал дверь дома, она была закрыта. Постучал в окошко, ему не открыли. Он потоптался у крыльца и от нечего делать решил пройтись к заднему двору.

Шагая по дорожке, он еще издали увидел на снегу отражение света из окошка сарая.

Мишка с замирающим сердцем остановился у входа в сарай. Из-за двери до него донесся звук ударяющихся струй парного молока о дно ведра.

— Стой, что ли! Стой, кому говорю! — услышал он голос матери, по-крикивающей на корову.

Мишка стоял, затаив дыхание, не в силах открыть дверь. К его ногам подбежал кот, затерся у ног. Мишка узнал Тимоху. Тимоху чуть припорошило снегом, он отрывисто замяукал, прося пустить его внутрь.

— Где гулял? Почему опаздываешь? — негромко допросил Мишка кота.

Тимоха поднял голову, заглянул Мишке в глаза, ему хотелось туда, в тепло, а Мишка все никак не мог решиться открыть дверь. Кот снова беззвучно замяукал, не спуская глаз с Мишки, и Мишка тихонько приотворил ему дверь. Дверь предательски скрипнула, Мишка услышал испуганный голос матери:

— Кто там? Кто там ходит?

У Мишки сдавило горло, он ничего не мог ответить.

— Кто там?!

Он услышал в голосе матери страх и поспешил сказать:

— Это я, мам...

И переступил порог.

Мишка смотрел на седую прядь волос матери между своих пальцев. Мать об-хватила его руками и всхлипывала на плече. С седой пряди Мишка перевел взгляд на сарай. Корова жевала, в клети возились поросята. Кошки расселись по верхним балкам. У двери валялся клок выпавшей соломы. Кажется, он был дома.

Еще в сенях он услышал, как храпит отец.

— Наяривает, — прокомментировала мать.

Мишка открыл дверь и очутился в доме.

Через кухню Мишка прошел в большую комнату. На ощупь, привычным движением включил свет.

Прямо напротив двери висела большая икона, а под иконой такой же большой портрет брата в черной траурной рамке. Икону и портрет окаймляли фотографии брата. Школьные, младенческие, цветные из ателье и маленькие любительские. А вокруг фотографий были пристроены картонные иконки разных форматов с Богоматерью и многочисленными святыми. На Мишку со стены смотрели мертвые бумажные глаза. Это был «иконостас» покойника. Мишке стало не по себе, он поежился. Мать тут же возникла за спиной.

— Большой портрет я в районе заказывала... Вроде зайдешь, легче становится.

Вся большая комната, чересчур чистая, с накрахмаленными и выбеленными накидками на подушках, на диване, на телевизоре, белыми тюлевыми занавесками была отдана в услужение покойнику. Только отец, спящий на постеленном на пол старом ватнике, с задранной майкой и выглядывающими из-под брюк семейными трусами, был единственным живым уголком в этой комнате. Мишке даже не захотелось идти дальше в свою комнату. Он сел у стола на кухне. Сел неуютно, словно сейчас встанет и пойдет дальше. Мать засуетилась рядом с ним.

— ...А я думаю, кто это? У нас ведь тут что творится, скотину крадут, из сараев крадут, из погребов... Вот так подойдут, стукнут по голове, и всё...

— Ты сядь...

— Да чего же сидеть? Ты есть будешь?

— Нет. Я не хочу.

Они сидели у стола. Мать уже не плакала, говорила как-то монотонно и отрешенно. Мишка, чтобы успокоиться, гладил ее по плечу.

— Он в тот день с утра ходил куда-то по делам. Его как Агатов уволил, он больше не работал, но какие-то дела вел... Мы поросенка резали. До свадьбы три дня оставалось... Он помогал, с нами тут весь день был. Потом вечером ушел в клуб... И я его больше не видела... На ночь не пришел, я подумала, у своей этой заночевал. Потом уже к обеду растолкала отца, чтобы он пошел навоз вычистил. Он пошел и сразу вернулся, я подумала, ключи забыл. Заходит он ко мне и говорит: «Игоря больше нет». А я сначала и не поняла, как это нет? Эти, следователи, говорят — сам он. А у нас никто не верит... С чего бы? Он веселый весь день был. Свадьба скоро. Решился же он... Он там с краю лесочка висел, наши пошли за силосом и увидели... Стали говорить, отец отомстит. Потому что всё на Сергея указывает. Они вроде дрались в тот день. Его даже спрашивали вроде, а он так как-то говорит, что он и не жалеет совсем. Но я отца к Сергею не пустила... Зачем? А теперь другое, в церкви не хотят землю запечатать. Говорят, самоубийство — большой грех. Вроде, если бы кто из родственников кровных молодых согласился бы взять это на себя, то тогда бы и Игорю простилось. А кто же? Кроме тебя, некому. Вот, мы, Миш, тебя все и ждем...

Мать подняла глаза на фотографии из иконостаса и святых.

Мишка кивнул, соглашаясь со всем, встал.

— Ладно, решим все... Ма, я к теть Кате схожу.

— Давай. Зови всех сюда. — Мать вытерла глаза, все-таки слезы были.

— Я тут пока доубираюсь, отца растолкаю.

Мишка с удовольствием сбросил сапоги, влез в валенки, набросил старый отцовский ватник и выбежал в сени.

— Ты по задам иди... Она калитку запутывает! — крикнула ему мать вслед.

Уже совсем стемнело. Мишка шел задами, лавируя между припорошенными большими навозными кучами у каждого двора. Под галошами поскрипывал снег.

Прямо на дороге Мишке встретилась целующаяся парочка. Парень обернул девушку полами своего полушубка, прижал покрепче. Мишка осторожно боком обошел их.

— Не примерзнете? Смотрите, отдирать больно будет.

Ему не ответили, парочка все так же целовалась.

Во двор к тетке Мишка зашел с заднего двора. Во всех окнах дома горел свет. Стекла в рамах задрожали, когда Мишка застучал в окно кухни. Тут же на окошке раздвинулись маленькие занавески, и в свете появилась недовольная тетя Катя.

— По голове своей так постучи... Иди к двери.

Мишка немного удивился неласковому приему и зашагал к входной двери.

Дверь ему не открывали. Мишка потоптался на крыльце. Собрался уже было идти обратно к окну кухни, но тут услышал, как поворачивается ключ в замочной скважине. Тетка распахнула дверь. Мишка заметил, что локтем правой руки она что-то придерживает под боком.

— Еще раз так стукнешь, обслуживать не буду, — грозно сказала ему тетя Катя. — Деньги давай.

— Здрасти, — выпалил Мишка.

Тетя Катя пригляделась и тут только узнала племянника.

— Миша! — Раскинула руки, чтобы обнять, и на крыльцо из-под наброшенного на плечи ватника выпала и разбилась бутылка с самогоном. — Миша!!!

Тетя Катя крепко обвила ему шею и что-то запричитала, что Мишка не мог разобрать.

В сенях тут же отворилась дверь, и из дома выбежали встревоженные дядя Юра, муж тетки, а следом Лешка, двоюродный брат Мишки. Лешка — с железным штырем в руках. Остановились, увидев обнимающуюся хозяйку, и только потом разглядели в темноте Мишку. Лешка отбросил штырь в сени. Дядя Юра в сердцах обратился к супруге:

— Чего ты кричишь, дура? Орет, лишь бы орать. Здорово, Миш! — Дядя Юра нашел Мишкину руку, прижатую объятием тетки по швам, пожал. — Мы уже подумали, ее тут режут. Понимать же надо...

— Тебя я не спросила, орать мне или нет, — отстранилась тетя Катя, утерлась.

— Мать к нам зовет, пойдемте, — вставил слово Мишка.

Лешка, брат, прорвался к Мишке, хлопнул по спине, крепко обнял.

— Леш, я на кладбище хочу, — сказал Мишка, когда тетка и дядя Юра ушли в дом собираться. — Пойдем, покажешь.

— Может, завтра? Там не видать ничего.

— Нет, пошли сейчас.

Мишка и Лешка так же через зады вышли на улицу. Лешка вдруг остановился.

Мишка проследил за взглядом брата. Он смотрел туда, где все еще целовалась парочка. Лешка двинулся вперед. Мишка поспешил следом, хотя ничего и не понял. Те двое заметили их. Девушка оттолкнула парня и что-то отрывисто крикнула. Парень бросился в переулок между сараями.

В ближайший переулок вбежал и Лешка. Мишка старался не отставать.

Парень бежал быстро, они не догнали бы его, но на парня бросился стороживший сарай пес, и парень был вынужден вернуться, чтобы свернуть в свободный проход. Лешка нагнал парня первым и толчком сбил с ног, потом тут же ударил валенком в живот. Мишка немного приостановился, но разбираться было некогда, и он стал помогать Лешке. Их удары глухо разносились в узком проходе между деревянными сараями.

Вдруг Мишка покачнулся, это девушка прыгнула ему на спину, обхватила шею руками, впилась зубами в мочку уха и оттащила от парня. Мишка собрался с силами и стряхнул девушку с себя. Она спиной завалилась в снег. Лешка тут же схватил ее за воротник и повел прочь от парня. Мишка пошел за ними. Оглянулся. Парень, пока не поднялся, но уже сел, кажется, сплевывал кровь.

— Тебе сколько раз повторять, чтобы я тебя с этим нерусским не видел?

— А что, нерусские не люди?

Мишка понял, что девушка — это Маришка, его двоюродная сестра.

— Я тебе покажу людей.

Лешка ухватил Маришку за ворот плюшки, наклонил сестру к сугробу и лицом опустил в снег.

— Люди?

Маришка молча отбивалась. Лешка немного приподнял ее, подержал, а затем опять толкнул лицом в снег.

— Ну хватит, чего ты... — вяло вступился Мишка за сестру.

— Ничего, пусть остынет, а то горячая очень... Вот что с ней делать, дура дурой.

Маришка повернулась к Мишке, собрала растрепавшиеся волосы.

— Привет... — улыбнулся ей

Мишка.

— Еще один явился, — недовольно буркнула Маришка, выплевывая изо рта снег.

— Он чей? — спросил Мишка у Лешки, когда они в темноте брели к кладбищу.

— Ничей. Нацмен, бурильщик с вышек.

— Так вроде симпатичный.

— Когда ты его рассмотреть успел?

— Ну если ей нравится...

Лешка перебил Мишку.

— Была бы она твоя сестра, я бы посмотрел, чтоб ты спел.

— Со мной служили два парня из Осетии, нормальные...

— И со мной служили нормальные. Только ты не путай кое-что кое с чем... Они сюда приехали, им тут закон никакой не писан. Творят, что хотят. Люди должны жить там, где они родились... Потому что у каждого свои законы.

На кладбище снега было по пояс. Первым пробирался Лешка, указывая дорогу. Мишка шел за ним. Они переступили через одну из кладбищенских оград. Лешка остановился. От памятника торчала одна верхушка. Мишка присел у столбика памятника, руками разгреб снег до фотографии. Когда показался верхний полукруг рамки, Мишка снял рукавицу и уже рукой отер снег с фотографии брата. Лешка зажег спичку. Поднес. На Мишку снова смотрели глаза брата. Эта была та же фотография, что и увеличенная на стене. Но здесь брат был как-то ближе. Его глаза, спокойная линия рта. Лицо открытое, лицо хорошего человека.

— Вот и встретились, — сказал ему Мишка.

Потом пошли обратно к поселку. Молчание нарушил Мишка.

— Найду — убью.

— Чего? — глухо протянул Лешка почти удивленный.

— Ничего.

— Дурак ты, Мишка. Кого ты будешь искать, кого бить? Кому от этого легче будет? Глянь на отца, он усох в два раза... А ты еще в тюрьму полезешь? Забудь ты про это. Если хочешь знать, Игорь сам виноват, что его убили.

— А ты думаешь, кто это?

— Да какая разница.

— Теть Катя писала, и мать говорит, там Воронов был замешан...

— Замешан, — ядовито повторил Лешка. — Я тебя предупредить хочу, ты тут поменьше слушай их всех... Ты вот тут несколько дней походишь, тебе тут такого наплетут... Серега с Игорем дрались в тот день. И всё. А чего там было, ничего не понятно.

— Значит, он?

— Да ничего не значит! Не знает этого никто, и никто уже не узнает.

— Я узнаю.

Лешка сплюнул.

— Семейка идиотов. Почему у всех родня как родня, а у меня дурдом на отдыхе?

Мишка смотрел на отца и мать, как они постарели. Отец был совсем опустившийся и боялся поднять на Мишку глаза. Рука его неудобно, как плеть, висела и только охотно протягивалась к рюмке. Маришка тоже пила, принципиально сидела на углу стола и думала о чем-то своем. Лешка был мрачнее тучи. Дядя Юра налил себе воды в кружку.

— Миш, я за тебя. Для тебя сейчас главное — здоровье. Тебе жить за двух. Это долго, и здоровье понадобится.

Все протянули руки и чокнулись. Отец и сейчас не посмотрел на Мишку.

Мишка долго не мог заснуть на материнских перинах. Рядом стояла койка брата. А когда Мишка впал в дрему, то почувствовал, что кто-то коснулся его щиколотки. Мишка подскочил. На его кровати сидел человек. Мишке гадать не надо было кто это, он понял, что это брат. Мишка застыл, боясь пошевелиться. Но тут фигура, сидящая у него в ногах, тихо всхлипнула, Мишка облегченно вздохнул.

— Па, ты чё?

Мишка дотянулся до выключателя, включил свет, сел рядом с отцом и положил руку ему на плечо. Отец был пьян, плакал как-то неумело и что-то бормотал про себя. Мишке стало неловко, он никогда не видел отца таким.

— Па... ну чего ты... Хватит.

Отец не унимался. Мишке надоела вся эта кутерьма.

— Слушай, пошли спать... Пошли?

Отец как-то сразу согласился. Мишка хотел уложить его на второй кровати в комнате, кровати Игоря. Но отец активно запротестовал. Тогда Мишка завел его руку себе за шею и, придерживая, повел в большую комнату. Помог лечь на диван. Сам сел рядом с отцом, похлопывая его по спине, как маленького ребенка, и отец, кажется, успокаивался.

Со стены на Мишку смотрели многочисленные глаза брата и святых с картонки. Мишка специально отвернулся, чтобы не видеть «иконостас», но чувствовал, что ему все-таки смотрят в спину.

Мишка стоял на улице чуть наискосок от двора, так, чтобы его не было видно из дома.

На крыше дома вертелся флюгер. Сам дом такой же типовой, как и все на этой улице, но сразу заметно, что у этого хозяина все хозяйство крепкое. Крыльцо и все дворовые постройки из хорошего добротного дерева. Крыльцо выкрашено. Снег подчищен до асфальта. На крыльцо из дома вышла светловолосая женщина, опустила тазик с постиранным бельем и уже на крыльце наспех повязала платок. За женщиной из дома выбрался мальчик лет двух. Женщина помогла спуститься сыну по ступенькам. Затем принялась снимать замерзшие простыни с веревки, висевшие тут раньше. Волосы выбивались, и она подобрала их под платок. Мальчик большой сосулькой сбивал другие, висевшие на невысокой крыше погребка.

— Павлик, не надо... Паша, хватит, — ласково-строго останавливал мальчика мягкий голос женщины.

Мишка сам того не знал, но глаза его щурились, глядя на все это, и взгляд этот не обещал ничего хорошего. Снег падал хлопьями, но Мишка даже не моргал.

Из дома вышел хозяин, невысокий, коренастый черноволосый мужчина.

Увидев его, Мишка стушевался, развернулся, положил руки в карманы телогрейки, втянул шею и быстро пошел прочь от дома.

В вагончике на «орошайке» отмечали возвращение Мишки.

Присутствовали Николаевич и Петрович, два старых наставника Мишки. Николаевич и Петрович были вместе чуть ли не с самого рождения и уже не могли не возражать друг другу. В углу, помалкивая, сидел шестнадцатилетний Тимофей, после восьмого класса взятый на место Мишки. У двери Петровича дожидалась небольшая дворняжка.

— Ну вот, вся наша инвалидная команда в сборе, — Николаевич, уже порядком захмелевший, закусывал шоколадным батончиком и вводил Мишку в курс дела. — Мишка, веришь, два насоса на честном слове все лето.

Пока до ума их довели, пришла осень. В сентябре сделали их, стали лучше, чем были новыми, в октябре уже все потащили... Спрашивается, чего собирали? Лучше бы я себе забрал.

— Кто тащил? Ты небось и тащил, — предположил Петрович, слепо щурясь и делая самокрутку из бычков.

Николаевич не счел нужным отвлекаться на обвинения в краже.

Мишка слушал молча, вытащил кильку из томата и протянул собаке.

— В этом году не соберем, — изрек Николаевич.

— Соберем, — заслюнявил сигаретку Петрович. — Куда денемся...

— В общем, я, Миш, так тебе скажу, работы тут нет. Да и не надо тут работать. Вам деньги нужно зарабатывать, пока молодые... Это мы, пенсионники, от жизни в отпуске. У нас потребности только в спирте. Мы себе накачаем. А вам как-то богатеть надо.

В вагончик вбежала девочка лет восьми.

— Здрасти...

Дворняжка запрыгала при ее появлении.

— Здорово, Настя, — ответил Николаевич.

Настя подбежала к своему деду, Петровичу, и отдала сверток, который принесла. Петрович развернул сверток и выложил на стол печеные пирожки, недовольно поморщился.

— Вчерашние дала? Ей или жалко?

Настя пожала плечами.

— Да она ничего не делала нынче. У теть Клавы корову сегодня вывели, собаку отравили, она глядеть пошла.

— Давно не было, — Николаевич нашел в кармане еще один полурастаявший батончик, поправил ему форму и протянул Насте. — Юрка Бутов говорит, в прошлый раз, как скотину вывели, он как раз видел с вышек бурильщиков, они шли.

— Видел, — по привычке возразил Петрович. — Да мало ли зачем шлялись?

— А чего им тут делать в два ночи?

— К девкам приходили. Или за самогоном.

— Семь человек? Это кто у нас такая мастерица, к кому у нас по семь человек ходят?

— Настя, ты беги, нечего тут тебе сидеть... — забеспокоился Петрович о внучке.

— Антоша, пойдем, — позвала девочка дворняжку.

Разговор смялся.

— Вроде бы надо бы, как мне кажется, еще добавить, — предложил Николаевич.

— Я схожу, — встал Мишка.

— Ты с деньгами?

Мишка утвердительно кивнул.

— Тогда иди в директорский, — посоветовал Николаевич.

— Зачем? К Агатову пусть идет, — возразил Петрович.

— У Агатова она жженая какая-то.

— Ну и чего? Зато в два раза быстрее.

Мишка закрыл дверь и продолжение спора не услышал.

Мишка вбежал по ступенькам кирпичного крыльца в магазин. У окна стояли старушки. Их вялый разговор при появлении Мишки оживился. Глазки вцепились в него.

— Миша, вернулся?

Мишка кивнул.

— Брат не дожил...

— Молодой какой был.

Мишка не хотел вступать в разговор. Из подсобки вышла продавщица. В ней Мишка узнал вторую девушку, ехавшую с ним в машине Васьки Агатова. Присмотревшись, Мишка заметил в углу магазина и недовольную недотрогу, она пересчитывала коробки с чаем и что-то записывала в тетрадь. Девушка-продавщица, подойдя к Мишке, улыбнулась ему. Но он опустил глаза, сделав вид, что не узнает ее.

— Две бутылки, — Мишка кив-нул на водку. — И карамельки на остальное.

Под надсмотром чужих глаз Мишка рассовал бутылки по карманам, присыпал их карамельками прямо с весов. И вышел.

Насосы, поднимаясь над времянкой «орошайки», уходили по верху в пруд, а из пруда далеко в поле.

Мишка и Тимофей ворошили железный лом, сваленный у времянки.

Тимофей вытащил железный штырь средних размеров, окликнул Мишку.

— Смотри, Мишк, какой... его подточить, тогда вообще зверь будет.

Мишка взял штырь в руки, оценил, кивнул: ему тоже нравится.

Когда начинало темнеть, Мишка, совсем уже пьяный, остановился у двора дома с флюгером. Снял крючок, толкнул калитку ногой. Прошел по прочищенной дорожке к дому. Женщина, которую Мишка видел днем, домывала крыльцо. Мороза не было. Из ведра шел пар.

Мишка остановился в нескольких шагах, просто смотрел, как женщина моет пол. Она почувствовала, оглянулась. Немножко вздрогнула от неожиданности.

— Миша...

Мишка подошел ближе. Харкнул, собрал побольше слюны и сплюнул на еще не успевшее высохнуть крыльцо.

— Сам дома?

— Ты к Сергею?... Проходи.

— Пусть сюда выйдет, — твердо сказал Мишка.

— Сейчас позову.

Мишка смотрел на женщину в упор. Она сняла галоши и поспешила в дом. Мишка развернулся от двери, проверил железный штырь под бушлатом. Сергей в домашней байковой рубахе приоткрыл дверь. Мощная шея, наполовину цыган, черные глаза, черные волосы.

— Здорово... Чего?

— Выйди, поговорить надо.

Голова Сереги исчезла. Было слышно, как он в темноте обувается. Наконец вышел.

— С приездом, — немного насмешливо сказал он Мишке.

— Ты думал за Игоря заступиться будет некому?

Серега усмехнулся в ответ. Мишка вытащил заготовленный штырь. Серега успел увернуться и схватить штырь за другую сторону. Потом штыря не оказалось у Мишки в руках, и он его увидел только очень близко перед глазами. Удара он почти не почувствовал, отлетел к забору, упал лицом на штакетник. Зоя молча выдирала штырь у мужа. Наконец Сергей отдал ей штырь.

— А ну, в дом! — услышал Мишка команду Сергея, как ему показалось где-то совсем далеко. — Чтобы я тебя здесь больше не видел. Понял? — это уже относилось к Мишке.

Для большей убедительности Сергей придавил руку Мишки каблуком сапога. Послышались шаги к дому, громко хлопнула дверь. Мишка остался лежать в полной темноте. Наверху стучали голыми ветками деревья. Мишка полежал в покое, затем поднялся. Пошел к калитке, под ногами звякнул штырь, с которым он пришел. Мишка поднял его, чуть обогнул дом и с размаху запустил в светящееся окошко.

И тут же, что есть силы, бросился бежать прочь.

Мишка промазал, штырь ударился о раму, не причинив стеклу никакого вреда. Он увидел это, когда оглянулся, но побежал еще быстрее.

Мишка спал на высокой перине, не удержался, упал свысока. Ударился о комод головой. Это уже и так было чересчур.

Мишка смотрел на себя в зеркало и не узнавал. Губа была рассечена, подбородок тоже. На лбу — синяк. Все лицо где припухло, где посинело.

Мишка открыл холодильник. Он почти весь был заставлен банками со сметаной и топленым маслом. Чертыхаясь, Мишка расшвырял банки и нашел то, что искал, — трехлитровую банку с огурцами. Слил рассол в кружку. Захватил из морозилки пригоршню льда. Затем сел за стол в кухне и стал грызть лед, запивая его рассолом. Раз-глядывал «иконостас» в дверном проеме в комнату. Было похоже, что все его жильцы смотрят на Мишку. Мишка приподнял кружку с рассолом, кивнул святым:

— Ваше здоровье.

В таком виде его и застал вошедший Васька Агатов.

— Здорово. Празднуешь? — оценил Васька внешний вид Мишки.

Мишка кивнул. Тут же ойкнул, голова разболелась.

— Ходить можешь?

— Угу.

— Пойдем к нам, отец хочет с тобой поговорить.

Машина Васьки свернула на улицу, в начале которой был клуб. Сразу за клубом стоял кирпичный магазинчик, недавно выстроенный, в котором Мишка встретил девушек. Васька ткнул пальцем.

— Это наше.

Они проехали еще немного. В одном из переулков показался киоск, сваренный из листов железа.

— Этот наш.

Еще один киоск стоял у самого дома. На видном месте был приделан звонок. Как раз когда Васька и Мишка подъехали, на кнопку звонка жали двое мальчишек. Васька остановил машину, распахнул дверцу.

— Чё надо?

— Жвачку, — ответили ему.

Васька вытащил ключи, в развалку, по-хозяйски направился к киоску.

В теплых сенях на полу стояли чисто вымытые три пары кирзовых сапог и три пары изящных, модных, с острыми носками ботинок.

На них Васька внимания не обратил.

Петр Иванович угощал щедро. На столе было изобилие: картошка вареная, картошка жареная, сало, колбаса, грибы, оливки, киви, яблоки и дорогая водка. Таисья Васильевна, жена хозяина, оглядела стол: что бы еще поднести.

— Иди, мы сами управимся, — выпроводил ее хозяин.

Прихрамывая из-за больных ног, Таисья Васильевна ушла в соседнюю комнату.

Мебель в доме была простенькой, неновой. Из современных достижений в комнате красовался телевизор с большой диагональю. Васька захотел продемонстрировать и его, но по экрану телевизора шли рябь и полосы.

— Это сейчас плохо... — признал Васька, активно нажимая кнопки настройки на пульте. — А вот в шесть часов волны повернутся, и как на блюдце.

— Сядь, — прикрикнул приказным тоном на Ваську отец. — Не маячь.

На хозяине дома был костюм, на брюках острая стрелка. Видно, он недавно вернулся из города. Петр Иванович с прищуром смотрел на Мишку. Мишка заметил это, отвел глаза. Хозяин налил водки в стопку Мишки.

— Ты угощайся, извини, я за компанию не могу... Больше не пью.

Ваське пришлось наливать себя самому.

— С Серегой подрался? — спросил Петр Иванович.

Мишка промолчал. Только еще больше отвернулся, чтобы выглядеть менее побитой стороной.

— Чего полез?

— Захотелось.

— Закусывай... Чем заниматься думаешь дальше?

— Не знаю пока.

Уставившись в тарелку, Мишка крошил вилкой картошку.

— Я могу помочь. Мы еще с Игорем обсуждали это дело...

Мишка наконец посмотрел прямо на Петра Ивановича.

— Я в торговле не очень... Меня в школе по математике еле натянули на три... Это Игорь у нас...

— А я тебя в торговлю не зову. У нас сейчас участкового нет. Место свободно. У меня есть выходы в районе, могу поговорить насчет тебя. Как ты?

— Я же ничего не знаю...

Для Мишки предложение было неожиданным.

— А чего там знать? Оружие знаешь?

— Знаю.

— Главное — отслужил. Всему остальному тебя в пять минут научат, — Иванович усмехнулся. — Хорошая работа. Сам бы пошел. Живешь себе один. Начальство далеко. Бензина хватит раз в два месяца наезжать.

— И то не хватит, — вставил

Васька.

— Телефонная связь плохая. Тоже не позвонят. А позвонят, так это их проблемы. Вы звонили — мы не слышали. Сама зарплата не очень... Но тут важно, не сколько будут платить, а сколько можно взять. У нас вон до пяти машин каждый день приезжают. С бумагами не все в порядке. Нет, должность хорошая, найдутся люди, кто будет нести.

Мишка молчал. Петр Иванович всматривался в него, пытаясь понять настроение.

— Ну, как тебе?

— Мне надо подумать. Спасибо, — коротко проговорил Мишка.

— Подумай, подумай... А спасибо не за что говорить, я это больше для Игоря делаю, очень он переживал, как у тебя все будет. Пристроить тебя к жизни вроде как обязанность моя перед ним.

Васька пошел провожать Мишку. Мишка по привычке хотел было свернуть вправо, к дому. Но Васька приостановил его.

— Пойдем в гости сходим, Анька звала тебя. Познакомиться хочет.

Мишка неуверенно посмотрел на Ваську.

— Давай, время детское...

Васька подтолкнул Мишку влево.

Домик был крайним на улице и во всем поселке. Он даже стоял не в конце улицы, а дальше, отдельно, через два разрушенных дома. Мишка неуверенно, оглядываясь, поднимался по ступенькам крыльца. Васька сбросил сапоги на крыльце. Мишка последовал его примеру, но из-за волнения все никак не мог разуться. Васька молча ждал и наблюдал за попытками Мишки сбросить сапог, потом втолкнул Мишку в сени.

Приоткрылась дверь из сеней в дом, показалась светлая комната.

В комнате сидели две девушки, простые и домашние, в одинаковых бордовых байковых халатах. Коротко стриженная недотрога сидела за столом и вела какие-то записи в тетради. Ее полненькая подруга гладила на том же столе постиранное белье. Увидев Мишку на пороге, девушки растерялись от неожиданности, переглянулись. Мишка и сам чувствовал себя не лучше. Васька по-свойски прошел в комнату, а он так и остался стоять в дверях.

— Мишка хочет познакомиться. Вот привел, — огласил Васька. — Ты чё там встал? Дверь закрой и заходи.

Мишка послушался. Васька достал бутылку водки, выставил ее на стол.

— Сладкое к чаю! — Сел у стола, попытался заглянуть в тетрадь, но девушка прикрыла ее. — Что, Анюта, бухгалтерия не сходится?

Аня промолчала, села на тетрадь, закурила, поглядывая на Мишку. Полненькая убрала утюг на плиту, подала Мишке стул. Мишка сел. В комнате наступила тишина. Васька обвел всех спокойным взглядом.

— Ну, чего вы? Беседуйте. Знакомьтесь.

— Ты на брата не похож, — Аня прямо посмотрела на Мишку.

Мишка согласно кивнул.

— Он в мать, а я в отца.

— Мы чуть родственниками не стали.

— Я знаю...

Люба выставила на стол четыре рюмки и вазочку с конфетами и печеньем.

— Вы на диете? — отреагировал Васька.

Люба демонстративно не ответила ему, обратилась к Мишке:

— Кто тебя таким красивым сделал?

Голос у Любы был мягким, как ее белое мягкое тело.

— Красивым — сам... Вы сест-ры? — решился спросить Мишка. Сравнил девушек, поправился: — Двоюродные?

Аня обняла Любку за плечи.

— Мы с Любкой роднее родных.

Дверь распахнулась, и в комнату ввалился Лёнька. Он был очень высокий, стоя на пороге, согнул шею, потому что упирался о верхнюю балку двери. На большом туловище сидела маленькая, немного вытянутая головка олигофрена. СДорога к калитке была не расчищена, и калитка не открывалась. Дом стоял весь темный. Мишке пришлось перелезть через забор. pтесняясь, Лёнька улыбнулся, опустил вниз чистые голубые глаза.

— Ты з-здесь? — спросил он Ваську, растягивая слова. — А я тебя ищу, ищу везде.

— Лёньчик, заходи, — позвал его Васька.

Лёнька еще шире заулыбался от удовольствия, что его пригласили. Зашагал к столу, сел напротив Любы.

— Зд-дравствуй, Люба.

На Мишку и Аню Лёнька внимания не обратил.

— Привет, — буркнула Люба.

— Люба, ну давай, чего ты сидишь, — поторопил Васька Любу. — Греется же.

Мишка опьянел, но никак не мог решиться встать и уйти. Лёньчик смотрел на вырез Любиного халата все с такой же тихой улыбкой.

— Люба, Мишке надо помочь, — начал Васька. — Он с армии, ему все надо, трусы, майки...

— Да это-то, пожалуйста, — с готовностью отозвалась Люба.

— Не надо мне, — отрезал Мишка.

— Давай, Мишка, пока предлагают, — подзадоривал Васька. — Местный кутюрье, все шьют, никто не жалуется.

— Никто, — серьезно подтвердила Люба, — мне вся вышка заказывает.

— У меня есть, — пробурчал

Мишка.

— Еще будет, — мягко уговаривала Люба. — Пошли, сейчас мерочки сниму. — Люба взяла Мишку за руку. — Пошли, пошли, что ж за неохота такая?

Лёньчик по-детски растерянно смотрел, как Люба уводит пьяного Мишку.

Мишка неотрывно смотрел на небольшую фотографию брата в модной пластиковой рамке, стоящую на комоде в спальне Любы и Ани, и не заметил, как Люба близко-близко подошла к нему, обхватила талию метром.

— Как стебелек... — прокомментировала Люба мерку.

Она немного присела, смерила бедра Мишки, глянула на результат и только тихо глубоко вздохнула. Мишка набрался смелости и глянул в глубокий вырез Любиного халата.

Утром, когда Мишка зашел во двор тетки, Лешка выбивал мешки, белые облачка пыли вылетали из них.

Мишка сел на сваленные под сараем доски.

— Ты откуда так рано?

На этот вопрос Мишка не ответил, задал свой:

— Маришке когда в школу?

— Это только она решает, когда ей в школу.

— Я еду в район... По делу... Надо меня припудрить как-то. А то смотреть страшно.

— Давай, у нее этого добра — комната. А зачем в район?

— На работу буду устраиваться.

— Чего? На какую работу? — не понял Лешка.

— Участковым.

Лешка удивленно взглянул на брата.

— Перепил, что ли?

— Так надо, — упрямо сказал Мишка.

Лешка забыл про мешки.

— Я не понял, с чего ты это решил?

— Меня Агатов устроит. Мы договорились с ним.

Каждое слово Мишки приводило Лешку к еще большему удивлению.

— Мишка, ты совсем дурак, что ли? Ты куда лезешь? Куда? Соображаешь?

— Куда мне надо, туда и лезу.

Лешка завис над Мишкой.

— Не поедешь ты никуда.

— Поеду.

Мишка ответил легкой улыбкой, по которой было понятно, что с ним могут делать все что угодно, но он все равно поедет.

— Зачем тебе это все? — Лешка искал слова, чтобы отговорить брата. — Да ты знаешь, зачем Агатов тебя туда сует? У него магазин и киоски. И у директора. Они собачатся друг с другом. Он тебя натравливать будет. Ты соображаешь?

— Пусть, — соглашался Мишка. — Меня это мало волнует.

Лешка сплюнул в сердцах.

— Я так понимаю, оградку Игорю нужно пошире делать, ты тут не собираешься задерживаться.

Маришка выставила Мишке стул.

— Садись к окну. Ближе.

Маришка достала косметичку, разложила на столе ее содержимое.

— Глаза закрывать? — спросил Мишка.

— Как хочешь.

Мишка закрыл.

Маришка начала колдовать над ним. Мишка, пользуясь случаем, решил провести с сестрой профилактическую беседу.

— Нечего злиться. Тебе наших, что ли, мало? Не обижайся, сама подумай, зачем ты ему сдалась? Они тут нефть покачают, и всё, и поехали дальше.

А наши все здесь.

— Да на ваших страшно смотреть, нет рож кривее.

Маришка повыше запрокинула подбородок Мишке.

— Осторожнее, — пожаловался Мишка. — Привет, — вдруг раздался негромкий голосок девушки. — Можно?

— Заходи, Катюха, щас пойдем, — пригласила Маришка девушку.

Мишке стало неловко.

— Что это вы делаете? — спросил голосок.

— Ничего, это брат мой. В человеческий вид его привожу.

Девушка прошла рядом и села чуть сбоку от Мишки на трюмо, до нее было не больше метра.

— Ой, где это так? — девушка наконец разглядела Мишку.

Мишка невзначай приоткрыл глаза, увидел колени в телесных колготках и тут же зажмурился.

Маришка, не жалея пудры, гримировала Мишку.

— Он сам, думаешь, знает. Сиди, не елозий, — прикрикнула. — Морда у тебя — не замажешь, сейчас всю пудру переведу.

— А тут вот еще какая-то вмятина...

Девушка почти коснулась лица Мишки.

У Мишки нервно задергался глаз.

— Может, хватит? — предположил он.

— Сиди...

Маришка не считала, что работа закончена.

— Да хватит!

Мишка от смущения встал и, не глядя ни на кого, вышел из комнаты.

Он столкнулся с Лешкой в калитке. Лешка разгружал комбикорм с подъехавшего трактора.

— Пошел я, — сказал Мишка брату.

Лешка сделал вид, что не расслышал.

Метрах в пятидесяти остановились «Жигули» Васьки. Машина засигналила. Мишка помахал Ваське, показывая, что он здесь, и пошел к машине.

И тут Лешка окликнул его:

— Мишка! — Голос Лешки звучал тревожно, как будто предлагая брату в последний раз передумать. — Мишка...

Мишка оглянулся.

— Ты хоть оботрись, — посоветовал ему брат. — А то там подумают, что ты ориентации не самой правильной.

Мишка послушно взял в ладони снег и, вытираясь, размазывая пудру по лицу, пошел вперед к машине. Лешка видел, как Мишка сел на заднее сиденье, где уже сидел сам Агатов. Машина, немного побуксовав, покатила по дороге.

Мишка набил свой мешок и пошел помогать матери. Силоса в яме оставалось немного, зима закончилась. Снега даже в полях, которые начинались сразу за силосной ямой, не осталось.

— Сколько платить будут? — спросила его мать.

— Я не спрашивал, как всем.

От силосной ямы к поселку вела одна дорожка, сначала мимо пустых ферм, а затем вдоль небольшой редкой лесополосы. Тропинка, несмотря на весеннюю слякоть, была хорошо утоптана, слишком много народу ходило по ней каждый день.

У лесополосы мать остановилась, сошла с тропинки и подошла к дереву. Она перекрестила дерево, затем себя. Мишка помог ей снять мешок, опустил свой. Мать обняла дерево, подняла голову вверх к черной кроне.

— Вот и мы... — сообщила она дереву. — В воскресенье поедем в церковь. Станет тебе легче. Миша вот согласился грех твой взять на себя. Видишь, какой у тебя брат?

По тропинке к силосной яме с пустыми мешками шли поселковые, они поздоровались.

— День добрый.

— Добрый день, — ответила мать.

Мишка сухо кивнул, отвел глаза. Ему было неловко, что их застали тут, когда мать разговаривает с деревом. Когда поселковые отошли в сторону, он поторопил:

— Ладно, хватит, пошли, — и опустил ей на спину мешок с силосом.

Мать прогнулась, наклонилась и пошла вперед.

Мать шла по тропинке впереди, Мишка плелся за ней.

— Какой-то ты, Миш, не такой у меня... Сухой. Игорь вот всегда и поговорит, и успокоит, а ты нет... как отец.

— Какой есть, — буркнул Мишка.

— Когда же ты готовиться думаешь?

— А чего думать, я готов.

— А как же? Поститься надо, молитвы читать. Думать, вспоминать брата. Говорят, отец Василий строго спрашивает и, у кого нет согласия, говорят, отказывает. Он словам не верит, а как-то вот чувствует внутреннее согласие. Он мне сам сказал, если есть в вашем сыне внутреннее согласие, значит, сделаем...

— Да согласен я, согласен! Чё ты пристала? — наорал Мишка на мать.

Мать замолчала, они вышли на улицу, в дырявых калошах матери захлюпала вода.

— Миша...

— Чего?

— Да тебе жалко Игоря-то?

Мишка скривился, он устал от разговора с матерью.

— Жалко.

— Не видно что-то.

— А что, деревьям надо плакаться?

На этот раз мать замолчала совсем.

Красные резиновые сапожки обхватывали девушку по икре, немного проседали в грязи, она старалась идти уверенно, но сапоги скользили.

Мишка шел по поселку. Катя шла впереди в нескольких шагах. Мишка хмурился, не решаясь догнать девушку, и все смотрел на ее ноги. Катя поскользнулась у края лужи, Мишке показалось, что она сейчас упадет. Он даже дернулся, чтобы помочь, но как-то сразу и остановился, ожидая, что будет дальше.

Катя же сохранила равновесие, не оглянулась, прибавила шагу. Так они дошли вместе до площади перед клубом. Катя перешла через площадь и зашла во двор своего дома, Мишка прошел мимо, он шел по своим делам.

Подходя к дому Агатовых, он услышал странные звуки. Они доносились с заднего двора. Мишка пошел туда и у калитки остановился.

Петр Иванович бил Ваську, тот покорно прикрывался рукой от ударов отца. Петр Иванович притер Ваську к стене сарая. Бил от души, выкладываясь, пот тек по лицу. Не получая от Васьки никакого отпора, он еще несколько раз ударил его, потом остановился, развернулся и пошел прочь.

Мимо Мишки он прошел, как будто Мишки тут не было. Мишка услышал его одышку, успел заметить вымученное лицо и то, что Петр Иванович держится за сердце. Мишка направился к Ваське, присевшему на дрючок, на котором рубали кур, там еще и сейчас были окровавленные перья. Васька утирал разбитый нос. Он был зол.

— Вы чего тут? — спросил Мишка.

— Ничего... — ответил Васька и тут же весело улыбнулся... — Небольшие неприятности в бизнесе.

— Какие?

— Маленький еще... — ответил Васька и тут же поднялся. — Слушай, иди к нему. Придержи его.

Мишка видел, как Васька быстро вышел на улицу, а на улице побежал. Мишка хотел войти в дом, даже стащил ботинок, но дверь открылась, Петр Иванович вышел на улицу, голова его была мокрой, видно, он вылил ушат воды себе на голову, мокрые волосы были расчесаны на прямой пробор.

— Здорово, — буркнул он Мишке и, не останавливаясь, пошел к калитке.

Выйдя за калитку, Петр Иванович направился к дому девчонок, туда же, куда побежал Васька.

Аня, Люба и Васька сидели вокруг стола, Петр Иванович стоял перед ними, кричал:

— Посажу, посажу обоих!

Васька ухмыльнулся, чтобы снять напряжение, улыбнулась и Аня, их улыбки окончательно разозлили Петра Ивановича.

— Ты чего смеешься, дура? Он, ладно, он мне родственник. Его трогать себе дороже, вернется совсем придурком, мучься потом с ним. А ты никто.

Аня пожала плечами.

— Сажай.

Петр Иванович не смог скрыть грусти в глазах, он тут волновался больше, чем все остальные.

— Не веришь? Думаешь, буду вокруг тебя кругами ходить? Не буду. — Прошел к столу, сел. — Чего тебе не хватало? Деньги нужны были, так и сказала бы, я бы тебе их дал.

— Просить неинтересно, — тихо ответила Аня.

— Петр Иванович, ты как-то нервничаешь много, — подал голос Васька.

— Тебе же запретили. Береги здоровье.

Петр Иванович встал, направился к двери, у порога рядом с Мишкой остановился.

— В общем, так, к магазинам больше не подходить. Все уволены. Все! — Он обвел пальцем присутствующих в комнате, затем остановил взгляд на Ане. — Ты на глаза мне не попадайся! — В заключение положил руку Мишке на плечо. — Ты — работай.

Петр Иванович вышел. В комнате повисло молчание. Васька посмотрел на Аню.

— Я думал, будет хуже.

Аня не ответила, ушла в комнату, не прощаясь. Люба поспешила за ней.

Васька перевел взгляд на Мишку.

— Ну чё, один ты у нас теперь при деле.

Мишка сидел чуть в сторонке от стола. Это был его первый день, его кабинет. Но пока за его столом сидел следователь из района. Парень не намного старше Мишки.

— Так вы их видели?

— Видел... — признался Гудков.

— Рассмотрели?

— Да нет... Я не выходил. Так посмотрел...

— Сколько их было?

— Не считал... Возились они там... Может, три, может, десять.

Следователь добросовестно записывал показания.

— Никого не опознаете?

— Да далеко, темно, не видать...

— А когда это все было?

— Да вроде недели две назад.

— Не две, — встрял Мишка. — Двадцать четыре дня прошло. Я в тот день вернулся.

Мишка вышел проводить следователя. Тот пожал руку Мишке на прощание.

— У тебя первый день сегодня?

— Да.

— Поздравляю.

— Спасибо.

— Ну, служи.

Сел в машину. Машина почти сразу рванула с места, обдав брызгами белый столбик крыльца «Совета». К Мишке и Коле Гудкову, смотрящим вслед машине, подошел Николаевич.

— Всё? Отработали?

— Отработали... — тихо отозвался Коля.

— Ну что же, главное, не надорвались, — подытожил Николаевич.

Мишка вернулся в комнату, сел на свое место за столом, постарался придать лицу значимости. Открыл ящик, там валялись старая бумага и несколько скрепок. Мишка задвинул ящик.

Когда стемнело, Мишка подошел к дому с флюгером. У калитки со значением одернул свою новенькую форму. Зоя убиралась в сарае. Мишка крикнул с улицы: — Зойка, выйди!

Зоя вышла, вытирая руки.

— Мишка, — Зоя понизила голос, — тебе чего?

— Поговорить надо с тобой.

Зоя оглянулась.

— Иди на зады, я сейчас подойду.

Мишка не стал возражать, вышел за калитку. Остановился, по-деловому широко расставив ноги. Зоя вышла почти сразу, кивнула головой, вопрошая, что ему понадобилось.

— Пришел вот спросить тебя, — начал Мишка.

— Про что?

— Как ты живешь?

— Как живу? Так вот живу.

— Да? — Мишка явно чувствовал превосходство. — Про Игоря часто вспоминаешь?

— Знаешь что, не твое дело, что я вспоминаю.

— А чье же? Сергей где в тот день был, когда вернулся? — Мишка одернул форму. — Ты смотри, мне сейчас врать нельзя.

— Не уходил он никуда. Я привела его от клуба, когда они дрались, и всё...

— Дрались из-за тебя?

— Да прям из-за меня.

— Просто так люди драться не станут. Игорь вообще никогда в драку не лез.

— А вот этого я уже не знаю. Что там, как там.

— Сергей что тебе потом говорил?

— Ничего. Он со мной про это не разговаривает.

— Слушай, Зой, — Мишка как-то сразу попростел и перестал играть в следователя, — а ты его спроси как-нибудь, между прочим. Вроде так, интересно тебе.

Зоя грустно улыбнулась.

— Не буду, Миш, я ничего спрашивать.

— Что так? — Мишка сразу снова посерьезнел.

— Не надо тебе никуда лезть.

— Чего, забоялась за своего?

— За тебя боюсь...

Калитка открылась, они вдвоем оглянулись. К ним, не спеша, шел Сергей. Из-за темноты лица его не было видно.

— Миша вот... — сказала ему Зоя. — Он теперь в милиции.

Сергей остановился рядом.

— Документы, что ли, проверяет? Не темновато?

— Да он так... — Зоя перевела взгляд на Мишку, — мимо пробегал.

Мишка молчал, он находился в полной уверенности, что сила за ним, и ничего объяснять не был намерен. Сергей это понимал.

— Зой, ты иди домой. Павлушка там один.

Зоя встревоженно взглянула на мужа, затем на Мишку.

— Иди, иди, нам поговорить нужно, — настаивал Сергей.

Зоя, семеня, пошла к калитке. Сергей смотрел жене вслед, потом сказал Мишке:

— Вот что я хочу тебе сказать, это были наши дела, тебя они не касаются.

— За что дрались?

Сергей в ответ помолчал и повторил:

— Все, что было наше с Игорем, было наше. Тебе это не надо. А у тебя и меня свои дела будут... Пива не хочешь? У меня в холодильнике есть.

— Если ты ни при чем, хорошо, значит, ни при чем. А если нет... то нет, — ответил Мишка и пошел дальше по улице.

Мишка стоял перед шифоньерным зеркалом. В шифоньере на вешалках висела одежда брата. Его рубашки, его брюки. А под защитой целлофана находился новый черный костюм, почти такой же, как у Агатова.

Одежда брата болталась на Мишке. Но матери, которая стояла рядом, нравилось. Она заставила Мишку перемерить все рубашки, но не выдержала, заплакала, ушла.

Мишка рассматривал себя в зеркале. Одежда брата делала его серьезнее, взрослее.

На следующий день они все трое — мать, отец и Мишка — стояли у могилы Игоря. Все трое были в «парадном», в специальной одежде, в которой выезжали только в город. Мать взяла горсть земли, положила в чистый платок, завязала. Понесла в руках. Отец и Мишка взяли сумки со сметаной и молоком, пошли за ней. Отец немного прихрамывал.

— Ты чего? — спросил его Мишка.

— Туфли давят, — поморщившись, пожаловался отец.

Туфли на отце были новые, блестящие.

Молочный ряд был длинный, бабы стояли прямо на тротуаре. Пока мать торговала, Мишка и отец просидели рядом. Больше молчали. Отец все смотрел на Мишку, курил. Спросил:

— Не страшно?

— Нет, — отрезал Мишка.

Мать купила три свечи у старушки на входе, одну взяла сама, по одной отдала Мишке и мужу. Поставила перед образами. Отец и Мишка все в точности повторили. Мать тронула Мишку за рукав, показала, чтобы он шел за ней.

У двери, уводящей куда-то внутрь, его ждал священник в черной рясе.

Отец Василий привел Мишку на свою половину.

— Садись, — указал на стул.

Тут у него зазвонил телефон, и он ушел разговаривать в соседнюю комнату. Разговор длился долго. Мишка устал ждать, осматривал комнату. А когда поднял глаза на дверь, то увидел, что отец Василий остановился и пристально смотрит на него. Мишка вздрогнул, таким тяжелым и страшным показался этот взгляд. Отец Василий взял стул и сел напротив Мишки.

— Что, любил ты брата?

— Да, — тихо ответил Мишка, отводя глаза.

— Как вы жили с ним? Дружно?

— Да, — так же сдавленно ответил Мишка.

— Не дрались?

— Нет, — Мишка наконец смог поднять глаза на отца Василия. — Игорь, он старше меня... и вообще не дрался.

— А что, грех брата взять мать уговорила?

— Нет, — запротестовал Мишка, — я сам, Игорю нужно помочь, я помогу.

— И что ты про это понимаешь?

— Про что?

— Про грех.

Мишка глотнул воздух — его поймали, — опять опустил глаза, пробурчал:

— Грех есть грех. За него наказывают.

Что пели в церкви, Мишка не мог разобрать ни слова. Отец и мать стояли позади него. Мать рьяно крестилась, отец тоже осенял себя крестным знамением, но всегда опаздывая. Мишка тоже старался. Больше всего он смотрел на горсточку земли, лежащую на платочке невдалеке от него. Там что-то сейчас происходило.

Землю из платочка на могилу брата Мишка высыпал сам.

— Вот и все, — сказала мать. — Теперь тебе будет легко.

Мишка уже подходил к дому девчонок, когда его обогнал бензовоз с надписью «Огнеопасно». Бензовоз остановился у дома девчонок, из кабинки почти вывалилась Аня. Машина поехала дальше, Аня же пошла во двор, задевая калитку, даже издали было видно, что она пьяна.

— Как воняет нефть их, — возмущалась Люба, стаскивая с еле-еле сидящей на стуле Ани свитерок.

Мишка остановился в дверях. Кроме девчонок на кухне присутствовал Лёньчик, он делал вырезки из газет по лекалам, помогая Любе.

— Лёнь, воды принеси... Где ты валялась?

Мишка заметил, что вся одежда Ани была перепачкана липкой грязью.

— Мазут, что ли? Лёнь, поставь воду в большую кастрюлю и неси еще.

Лёнька с готовностью начал исполнять все приказания. Аня уже в одном бюстгальтере направилась к Мишке, обхватила руками и поцеловала.

— Анька, не трись об него. У него форма новая. Иди, — Люба, смочив полотенце в воде, толкала Аню в спальню, — иди, оботру тебя и ложись.

Аня успела послать Мишке воздушный поцелуй, и Люба затолкала ее в спальню.

Мишка сел у стола, подождал, когда Люба вернется.

— Что с ней? — спросил Мишка.

— Гуляет. Иваныча нет, теперь ей никто не указ.

Люба налила в таз воду, стала застирывать Анины вещи.

— А чего она к бурильщикам пошла?

— Дружит она с ними.

— Давно?

— А ты что, форму надел — сразу следователем стал?

Мишка усмехнулся, но продолжал:

— И ты с ними дружишь?

— Я знакомства вожу полезные.

— И как вы с ними познакомились?

— Чего же нам с ними не познакомиться? Они тут чужие, и мы чужие, получаемся друг другу свои. А знакомил нас Игорь.

Мишка удивился.

— А Игорь откуда их знал?

— Знал, он им товар возил, доверенное лицо он у них был... что ни по-просят, делал.

— Понятно, — протянул Мишка.

Он вышел на крыльцо, шагнул вперед и тут же получил удар пустой бутылкой по голове. И рухнул вниз.

Когда он очнулся, над ним склонились встревоженные Люба и почти протрезвевшая Аня.

Мишка лежал на полу в кухне посреди огромной лужи. За спинами девчонок стояли пустые ведра, которые все были вылиты на Мишку.

— Слава богу, — сказала Люба, увидев, что Мишка открыл глаза.

— Привет, — улыбнулась пьяной улыбкой Аня.

— Что это? — спросил Мишка.

Аня засмеялась в голос.

— Лёньчик, сволочь, ударил тебя, — объяснила Люба.

— Это ревность, — смеялась Аня.

Люба поддела Аню локтем.

— Хватит, бери его за ноги.

Девчонки взяли Мишку и потащили в спальню.

— Ну, Лёнька, хорошо еще не сильно ударил, промахнулся, — Люба была напугана и серьезна. — На порог больше не пущу.

Аня села на кровать к Мишке, попыталась расстегнуть пуговицу.

— Давай снимай мундирчик.

— Не надо, — застеснялся Мишка.

Анька тут же поднялась.

— Стесняешься? Ну сам давай.

Я отвернусь. Или не надо?

Мишка лежал под одеялом, одетый в бордовый байковый халат Любы, Аня протянула ему бутылку.

— А вот и «скорая помощь».

Мишка принял бутылку.

— Ты меня зря стесняешься.

Я много чего такого видела.

Начали пить. Мишка глотнул первый, передал Ане.

На пороге появилась Люба.

— Ты бы поменьше говорила.

— А почему бы мне не поговорить? Он мне почти родственник.

— А вы откуда к нам? — решил расспросить Аню Мишка.

— Иванович завез по любви.

— А его ты откуда знаешь?

— А он мой принц.

Мишка внимательно слушал Аню.

— А у тебя родни нет?

— Почему нет? Есть. Живы-здо-ровы.

— А к ним чего не едешь? — спросил Мишка.

Аня рассмеялась.

— Да была я там уже... И там была, и где только не была... И где только не буду. Пока вот тут с тобой сижу.

— Ты где бродишь? — крикнула ему мать от крыльца. — Тебя ищут. У теть Люси Петраковой корову увели сегодня ночью. Беги к ним.

Мишка стоял в сторонке, старательно жуя жвачку и стараясь дышать в сторону. Тетя Люся Петракова плакала где-то тихо в сарае. Ее муж зло вырыл яму в навозной куче, бросил туда труп собаки и заваливал его. Сарай был распахнут. В самом дворе собрались соседи. Мишке надоело стоять, и, тронув хозяина за рукав, он сказал:

— Дядь Лёш, вы потом зайдите заявление написать на следствие.

Дядя Леша недовольно кивнул. Мишка развернулся и пошел к калитке. В этот момент ко двору на лошади подъехал незнакомый мужчина в дождевике. Мишка удивленно взглянул на него. Мужчина привязал лошадь у изгороди, вошел во двор, как-то по-свойски кивнул Мишке, но ничего не сказал, прошел к дяде Леше.

— Вы хозяин?

Петраков кивнул.

— Можно я осмотрю сарай?

— Смотрите, если надо.

Деловитость приезжего заставила Мишку вернуться. Приезжий взял в руку сломанный замок, но как-то без интереса. Сейчас Мишка мог лучше рассмотреть его. Он был уже седовласый, лет пятидесяти пяти. Мишка зашел в сарай за ним. Приезжий это заметил, но заговаривать с Мишкой не стал.

— Как они вывели? — спросил он у хозяйки.

— Да через сеновал... У нас там ничего не осталось. Пустой весь.

Приезжий открыл сеновал, в котором, и правда, была только солома, и то в одном углу. Мужчина вышел через сеновал, вернулся к калитке, отвязал лошадь. Мишка проделал точно такой же путь. Получилось, что Мишка ходил за ним следом, как привязанный, а сейчас не знал, что делать. Мужчина бросил Мишке:

— Ты новый здесь? — Припомнил: — Михаил?

— Я.

Мишка протянул руку, мужчина в ответ дал свою.

— Павлов Валентин Викентьевич, участковый соседнего поселка. — Мужчина закурил «Приму». — Ты местный?

— Да.

Мужчина одобрительно кивнул.

— Приятно было познакомиться. Значит, будем работать вместе.

— Будем, — согласился Мишка.

Мужчина сел в седло, повернул лошадь к Мишке.

— Михаил, в гости приезжай. Есть один небольшой разговор.

И, не дождавшись ответа Мишки, тронул лошадь.

Мишка посмотрел вслед этой странной фигуре в дождевике.

Мишка сидел в каптерке бурильщиков, проверял паспорта, тщательно всматривался в лица на фотографиях. Когда в руках у него оказался паспорт парня, которого он видел с Маришкой, Мишка одной только фотографией не ограничился. Пролистал весь, до конца, интересуясь в основном графой «семейное положение». Эта страница оказалась пуста. Мишка отложил паспорта, встал.

— Всё, мы свободны? Подделок не обнаружил? — спросил его вальяжный бородач.

Все время, пока Мишка смотрел паспорта, он наблюдал за ним.

— Нет, не свободны, — сказал Мишка, поправил форму. — Значит, так, у местных жителей есть нарекания на вас. Поэтому я бы советовал в поселок ходить по крайней нужде.

— По крайней нужде ходят в туалет, — заметил бородач.

Мишка строго глянул на него.

— В магазин, на почту. И не много. Человека по три. Зря по поселку не ходить.

— Мы зря не ходим, — ответил тот же бородач.

— А в клуб? — спросили Мишку с задних рядов.

— Я что, плохо говорю по-русски? Почта и магазин. Клуб — для местных.

— А брат у тебя был хороший человек, — ответили Мишке с тех же задних рядов.

Мишка пытался высмотреть, кто это сказал. Но понять так и не смог.

Лешка осторожно вывел из гаража новый блестящий мотороллер и так же осторожно стал протирать его тряпочкой.

Мишка настойчиво смотрел на него.

— Ну чего-чего... — Лешка тер обнаруженное пятно на мотороллере. — Заказы он им возил.

— Часто?

— Как закажут. Часто... Чё мужикам делать тут? Семьи, дом далеко. Без ничего народ. Накачают нефть да пить. Пока Игорь был, у нас вообще проблем с продажей не было, он почти все вывозил на вышки да на трассу.

— На трассу?

— Да. Дальнобойщикам... Что за люди пошли? Чё они все ездят, ездят... Лишь бы дома ничего не делать...

— А как он начал все это?

— Не знаю. С Агатовым связался сначала. Работал у него. Потом к нам пришел — предложил по-родственному продавать. Спирт у нас хороший.

— Ты точки на трассе знаешь?

— Нет. Я не интересовался. А он не рассказывал. Я не хотел тебе говорить, Мишка, ты и так заведенный, но у Игоря должны были быть большие деньги... Большие...

Мишка замолчал, задумался.

Лешка сел на мотороллер, кивнул Мишке.

— Давай садись. Поехали... Чудной он мужик, этот твой.

— Почему? — спросил Мишка.

— Да дурак.

— Почему?

— Да так... — Лешка вывел мотороллер за ворота. — Я не знаю точно, говорят, у него какой-то чин был высокий в соседней области, потом его, значит, турнули в район. А потом уж совсем сюда.

— Зачем?

— Не знаю... Может, сам приехал. Всех этих городских на землю тянет ближе к смерти. Належатся на диванах... а потом к сырой земельке, поработать.

Дом у Викентьевича был старый, деревянный, с печкой. Сразу было видно, что это дом городских людей, которые не захотели везти из города его атрибуты, у них все было на старинный деревенский манер, специальный. Мишка сидел за столом на кухне, волновался, не знал, куда деть руки. Ему было слышно, как в соседней комнате Валентин разговаривал с мальчиком лет десяти.

— Ничего не получается, можно я погуляю, а потом сделаю?

— Нет, сделаешь, тогда пойдешь.

— У этой задачи нет решения.

— Составь уравнение. Составь, как мы делали вчера.

Закипел чайник.

— Кипит! — крикнул Мишка.

Викентьевич вышел на кухню.

— Внук ваш? — спросил Мишка.

— Сын.

— Извините.

— За что? Мог быть и внуком, но вот так... он у меня поздний.

Викентьевич заварил чай и поставил на стол мед в небольшой вазочке.

— Вот мечта моя, иметь своих пчел...

Он стал нарезать крупными кусками свежевыпеченный хлеб.

— Мед — прибыльное дело, — только и заметил Мишка. Ему было неловко, он не знал, что говорить.

— Ну, чего сидишь? Угощайся... — Викентьевич подвинул к Мишке мед.

— А вы?

— И я сейчас, — Валентин Викентьевич, прежде чем сесть, опустил опару в кастрюльке. — Я еще сегодня пироги буду печь. Мы так всегда, на целую неделю напечем, а потом едим.

— А хозяйка ваша чего? Ничего не делает?

— Она у нас учительница. Всё в школе, там дел невпроворот, а у нас график вольный, вот я и занимаюсь. Хорошая работа.

Викентьевич сел за стол. Молча, с удовольствием намазал мед на хлеб.

— Коровы у вас нет? — Мишка изо всех сил старался поддерживать раз-говор. — Нет пока. Ну, не все сразу. Постепенно все образуется. Хозяйство — это не в одночасье. Я зачем тебя позвал, хочу обсудить эти дела с кражами.

Мишка кивнул: давайте обсудим.

— Надо с этим что-то делать.

— А что с этим делать? Следователи скоро приедут.

— А толк какой?

— Никакого.

— Ну вот... — Викентьевич посмотрел на Мишку. — Район далеко, а мы близко. — Встал, достал из ящика обычную тетрадку в клеточку. — Вот смотри, я здесь три месяца... Первый случай был год назад. В общем, из четырех поселков было сорок выводов, из вашего и нашего больше, чем из других двух... У вас пятнадцать, у нас двенадцать. Тринадцать случаев на два других поселка. Так?

— Так.

— В один месяц может быть четыре грабежа, в другой один... Вот в августе три... в ноябре девять. Понятно, что темное время суток длиннее в два раза, земля уже приморожена, пройти легко. Системы у них нет. Действуют, когда есть подходящее время. Ну, и по сезонному фактору. Это что касается статистики, а теперь давай посмотрим на технологию. Они точно знают, у кого сколько животных, в каком они весе, знают, как зайти и выйти, сколько собак держит хозяин. Хорошо знают все дороги вокруг поселка. Это позволяет им вывести животное за поселок, где его режут. С машиной уже договорено. Думаю, машина не местная, а городская. Она увозит на базар уже мясо. Отходы зарываются в землю. Вот что мы знаем почти наверняка. Теперь нужно продумать, как мы можем вычислить этих людей?

— Как?

— У меня такое предложение: установить ночное наблюдение за поселками и выследить их.

Мишка не удержался, хмыкнул.

— Это десять лет можно следить. Откуда вы знаете, когда и где?

— Ну, десять — это ты хватанул. Гораздо меньше. Все нужно хорошо продумать.

— Не получится, — подумал и решил Мишка.

— Почему? — Викентьевич с интересом смотрел на Мишку.

— У нас как? У кого одна корова, две, а у кого четыре, шесть. Те, у кого одна, сразу скажут, зачем это мы будем сторожить того, у кого шесть.

Не будут же они в шесть раз больше дежурить.

Валентин Викентьевич кивнул.

— Это правильно. Но нам и людей на посты много брать не надо. Всего человек десять от вас и от нас. И выберем их как раз из тех, у кого скотины много. У них, во-первых, прямая заинтересованность в безопасности.

А во-вторых, они, скорее всего, не связаны с ворами.

— Не знаю, — Мишка нахмурился. — По-моему, это бурильщики крадут. Свои бы не стали.

— Можно принять как версию... Но все-таки, — Викентьевич закусил дужку очков, — не так все это просто. Как у них все легко, красиво получается. Вот животные, они же идут с ними. Режут они быстро, как мастера. Вот взять меня, я бы не смог. Потому что животные бы почувствовали: во мне другая кровь... не хозяин я. А тут они повинуются.

— Да ну что вы, — снова возразил Мишка, — это вы не то говорите, коровам, им все равно, разницы никакой, гони и всё.

— Это потому что ты тоже хозяин. Тебя слушают... Так что ты скажешь, Михаил?

— Не получится. Про это сразу же все будут знать в районе ста километров.

— Ну что же, — Викентьевич был невозмутим. — Пусть знают.

— А смысл тогда?

— В этом смысл и есть. Они будут знать, что есть сила, которая им противостоит. Это дело для p— Какой-то ты, Миш, не такой у меня... Сухой. Игорь вот всегда и поговорит, и успокоит, а ты нет... как отец.p меня только во вторую очередь уголовное... Если мы их остановим, это будет как лечение болезни профилактикой.

— Не знаю... Попробовать, конечно, можно. Только никто не согласится.

— Почему?

— Ну что я не знаю, что ли?

Мишка, сверяясь с образцом, заполнял положенную отчетность, когда в дверь стремительно зашел старший Агатов. Он был элегантен — стрелки на брюках, начищенные ботинки, яркий красный галстук. Скоро оглядел комнату, бросил Мишке:

— Чем занимаешься?

— Да тут заполнить надо. По зарегистрированным лицам...

— Когда надо?

— Да вот, надо.

— Поехали, мне в город нужно съездить, — крутанулся на каблуках и вышел.

Петр Иванович, развалившись, уютно устроился на переднем сиденье пассажира. Туфли блестели на солнце. Для Мишки была открыта дверца водителя. Мишка сел на место водителя, но как-то нерешительно.

— Записку, что ли, оставить, что я уехал?

— Кому ты нужен?

Навстречу их «жигуленку» ехал микроавтобус. Прямо на дороге микроавтобуса была большая выбоина, и Мишка специально притормозил, давая возможность встречной машине проехать по его полосе.

— Не тормози! — крикнул Петр Иванович.

И Мишка точно выполнил приказ.

Микроавтобус был вынужден остановиться и пропустить «жигуленок».

— Это директор едет, товар везет, морда татарская... только я чего-нибудь завезу, у него тут же то же самое, и хоть на пятьдесят копеек, но дешевле...

— Тут тормози, — Петр Иванович указал Мишке на выкрашенный зеленым дом в городке.

Мишка остановился. Петр Иванович вышел, бросив: «Жди».

Потом машина с Мишкой стояла у здания, выкрашенного в синий цвет.

Затем Мишка стоял у вокзала и какого-то вокзального склада.

Петр Иванович вышел из склада с какими-то бумагами, сел в машину, ударил по крыше так, что Мишка проснулся.

— Всё, домой. Только заедем поедим.

— Останавливайся, — приказал Петр Иванович.

Мишка послушно остановился. Петр Иванович вышел, Мишка остался сидеть. Агатов сказал:

— Ты чего? Пошли.

— Я деньги не взял, — процедил нерешительно Мишка.

Тот сморщился, не ожидал услышать такой ерунды.

Петр Иванович сам заказывал, и, как всегда, на столе было всего очень много.

Мишка ел, поглядывая по сторонам. Это была закусочная для среднебогатых местных клиентов.

На его форму косились, как Мишке казалось, не очень одобрительно. Но Петр Иванович ничего не замечал.

Чистенький официант принес на подносе головку чеснока, предназначенную специально для Петра Ивановича.

— Тебе эта хреновина нужна? — спросил Петр Иванович у Мишки про ножи и вторые вилки.

— Нет, зачем?

Петр Иванович тут же отложил ножи в сторону. Разжевал чеснок.

— Вот чего я не люблю, так это неблагодарности, все могу простить... а вот когда ты из них людей делаешь, а они потом о тебя ноги вытирают, это я... это меня из себя выводит... — Потом подумал и добавил: — Я человек добрый, могу, конечно, и простить... Нет, все, конечно, не прощу, но многое могу. Не знаю даже почему, может, наследственное... Вот Игорь, вот за что я его уважал...

Мишка тут же поднял голову.

— ...за то, что он понимал, как во мне все устроено... Он вообще с пониманием был человек. Слабый... по характеру... Умный. Но умные такие, они все слабые. Ему бы в институте учиться, он бы мог.

— Он поступал, балла не добрал.

— ...Игорь, он ведь... Ладно, только расстроюсь сейчас, — Петр Иванович хотел остановиться, но не мог, все равно продолжал: — Я-то понимал, что от него мало что там зависело, это она там намутила, замуж ей захотелось... Он как-то это, заблудился, что ли... Жил как не жил. Как не своей жизнью. Зачем он ей поддался?.. Хотя чего я про него, я сам... такой же, поддаюсь... Ну, ничего, мне сейчас только лучше. У меня трат стало в четыре... в пять раз меньше. А она теперь пусть покукует... А, ну ее...

Мимо них прошла, улыбаясь, повариха.

— Зина, ну борщ сегодня никуда не годится... — бросил ей Петр Иванович. — Вот так, Мишка, жалко мне его...

Мишка слушал и ел, сосредоточенно глядя на кончик ложки.

Мишка пришел домой, когда за окном уже было темно. И отец, и мать сидели на кухне. В доме на всю громкость было включено радио. Отец и мать молчали, перед каждым стояла кастрюлька со сметаной — пахтали масло.

— Воду можно взять?

— Бери, — ответила мать.

Мишка взял воду и налил в тазик.

Когда Мишка намылился, в окошко застучали. Мать выглянула в окно.

— Миш, тебя.

На улице стоял мрачный Васька. Он показал, чтобы Мишка вышел на улицу. Мишка на ходу наскоро вытерся и пошел к Ваське.

— Я смотрю, папа завел личного водителя? Ну чё, как съездили? — сразу встретил Васька вопросом.

— Нормально.

— Да? И где были?

Васька смотрел на Мишку прямо, тот замялся, не понимая, почему он должен что-то рассказывать.

— Что, все рассказывать?

— Все, по порядку.

— Купили пива — выпили. Пошли в туалет. Поехали дальше.

— Куда?

— Я не знаю, мне показывали, я ехал.

— А ты так: налево, направо — я пойму.

— У меня память плохая.

— А чё это ты гоношишься, Мишк? Чё ты нос задираешь?

— Слушай, отстань... — Мишка был не в духе.

Васька усмехнулся.

— Я, Мишка, что хочу тебе сказать: ты не понимаешь. Ты думаешь, он просто так тебя к себе приближает? Нет. Это просто папа любит так подманить человека, а уж потом... Я тебя предупредить хочу, для него нет своих, ни друзей, ни родственников. Он только себя любит. У него на первом месте он сам. И как только ты чего-то не сделаешь, чего хочет он, ты полетишь так же, как летел Игорь, как мы с Анькой, а может, еще дальше. Он тебя разотрет и плакать не будет. Он любит из себя душевного строить, но ты ему не верь. Его только интересует, как кого можно употребить. Сын ты, жена, шлюшка или пацан на побегушках... — Последнее определение относилось к Мишке. — Я бы тебе советовал подумать об этом... И знать, кого выбирать в друзья-товарищи... С кем ты будешь.

— Я сам по себе.

— Вот тут ты крупно ошибаешься. Никто не сам по себе. Все с «кеми-то». Все завязаны между собой. Так что и тебе надо выбрать, с кем завязаться.

Васька высказался, развернулся и ушел.

Мишка сидел в зале клуба в первом ряду. За ним, ближе к центру зала, расселись поселковые мужики. Их было немного, человек десять. Викентьевич расхаживал перед сценой.

— От вашего поселка — говорил он, — нужно шесть постов. По шести зонам. Я осмотрел местность, набросал небольшой план. — Он развернул схематично набросанный план окрестности на школьном ватмане. — Шесть постов смогут контролировать все подходы. В ближайшее время им надо быть активнее, световой день растет, действовать не так безопасно... так что все нам на руку.

Его слушали отрешенно, непонятно, одобряя или не одобряя. Викентьевич прошел на середину зала и передал поселковым ватман.

— Посмотрите, пожалуйста, может, подскажете, если я что-то упустил.

— Красное, это чё такое? — спросили его.

— Это границы зон. А мы рядом будем смотреть за своими, так что территория двух поселков будет под наблюдением.

Поселковые сгрудились, стали рассматривать план.

Мишка лично закрыл дверь клуба на замок. Поселковые чуть отошли, но не расходились, обсуждая разговор теперь между собой. Викентьевич, как всегда, прикурил «Приму».

— А ты говорил, никто не согласится.

— Это только из-за вас. Вам доверились.

Сильный ветер выл в пустых зданиях ферм. Они собрались за самой крайней фермой, за ее стеной было потише. Викентьевич, усевшись на отвалившийся кусок стены, распределял, кому куда идти, на коленях он держал свой ватман, освещая его фонариком. Одиннадцать человек, включая Мишку, стояли перед ним полукругом.

— Вы сюда, там старая техника лежит, вот у нее... — показывал он первой паре дежурных. — А вы берите тот, что за прудом, дальний самый, в балочке устройтесь...

Когда распределение закончилось и все дежурящие разошлись, Викентьевич и Мишка остались вдвоем.

— Ну что, началось... — подытожил Викентьевич.

Мишка брел по степи, вслушивался в тревожную тишину. Все ему казалось, что он слышит шаги, он даже отходил чуть в сторону, присаживался на землю и прислушивался. Но никого в степи не было.

Чуть позже Мишка стал останавливаться чаще, прислушиваться, но уже по другому поводу — он не мог найти пост. Пост должен был быть здесь, но его не было. Мишка не выдержал, включил фонарик, посветил.

— Эй! — крикнули ему... — Мишка, ты?

— Я.

— Иди, мы тут.

Мишка пошел на голос.

— Вы чего здесь, у лома же договаривались?

— Тут посуше... — объяснили Мишке. — А ты чего свет светишь?

— Так вас нигде нет.

Мишка сел рядом с дежурящими.

— Костров, жаль, нельзя разводить. Холодынь какая. Земля еще совсем холодная.

— Хоть грелку бери.

— А ты чё ходишь, нас, что ли, стережешь? Отметки будешь ставить? — весело спросили Мишку.

— Да, экзамен буду проводить, — согласился Мишка. — Я б лучше сидел, чем ходить.

— Ходить теплее, — вздохнули дежурящие.

— Не, тоже холодно...

Мишке протянули рюмку.

— Держи-ка.

Мишка рюмку не взял.

— Не надо.

— Чего так?

— Да не нужно.

Замолчали.

Мишка поднялся.

— Ладно, пойду дальше смотреть...

Мишка пересекал проселочную дорогу в поле, когда услышал шум мотора машины. Она двигалась к поселку. Мишка чуть отошел от дороги, чтобы его не захватили фары. Мимо него проехала большая машина нефтяников, та самая: «Осторожно, огнеопасно».

Мишка спал дома. Его толкнули, Мишка проснулся, перевернулся, над ним стоял Васька.

— Поехали проедемся.

— Куда?

— С папой катаемся, а со мной брезгуем? Поехали, я сам вожу.

Они выехали на большое шоссе. Васька гнал машину.

— Мы куда едем? — Мишка все никак не мог проснуться.

— Катаемся, говорю же.

Они остановились у въезда в поселок, у новенького кирпичного небольшого магазинчика. Мишка не думал подниматься из машины, но Васька позвал его:

— Пошли со мной. Пошли, пошли.

— Добрый день, — серьезно-деловито поздоровался Васька с продавщицей, девчонкой лет восемнадцати. Мишка не ждал от Васьки такой серьезности.

У прилавка Васька не задержался, тут же прошел в подсобку. Мишка по-плелся за ним. В подсобке за столиком сидела женщина лет сорока, при виде Васьки она привстала. Васька свысока кивнул ей, пусть сидит.

— Как дела? — спросил он.

— Дела неплохие.

Женщина подала Ваське общую тетрадь, сама еще раз пересчитала деньги в отложенной пачке.

— А чё пиво так плохо берут? — деловито поинтересовался Васька.

— Спирт пьют, зачем спирта дешевого навез? — объяснила женщина. — Колготки хорошо берут, колготок бы подвез.

Васька оглянулся, посмотрел, какое впечатление он произвел на Мишку. Мишка был удивлен, но виду старался не показывать.

— Колготки будут, по ассортименту я послезавтра заеду, — пообещал Васька.

Пошли обратно в магазин.

— Хочешь чего-нибудь? — Васька кивнул на прилавок. — Выбирай.

— Да нет, — Мишка пожал плечами.

— Ну, смотри, наше дело предложить, ваше дело отказаться.

В машине Васька ждал. Мишка помолчал и начал:

— Магазин твой, что ли?

— Мой. Мы с братом твоим устроили. Подворовали немного у папы. Мне-то он не доверял, а Игорю верил больше, чем себе... У Игоря уже все завязки были. Вот мы и подсуетились. Игорь хорошо дело вел, быстро поднялись. Сначала был ларек, теперь построились.

Васька, продолжая вести машину, вынул из своего кармана пачку денег, которую отдала ему женщина, и бросил Мишке на колени.

— Это вам проценты Игоря. Только все не бери, матери дай немного.

Мишка смотрел на деньги на своих коленях.

Мишка застал Аню на крыльце. Она сидела в полной невозмутимости, подставив лицо весеннему солнцу, приоткрыв ноги, загорала. Рядом стояла банка с кислыми мочеными яблоками.

— Ты одна, а Люба где?

— Вещи пакует Люба.

— Какие вещи? — не понял Мишка.

Когда Мишка зашел, Люба бросала вещи из шифоньера в дорожную сумку.

— Люб, ты чего?

— Поехала я, — отрубила Люба. — Пусть она тут курвится, я ее нянчить больше не буду.

Подошла Аня, облокотилась о спинку железной кровати, так же невозмутимо осмотрела сборы Любы.

— Да пусть уходит. Первый раз, что ли? До двери и обратно.

Люба выпрямилась над сумкой и заявила:

— Смотри, Анька, останешься совсем одна. Все тебя бросают... все от тебя уходят, все. Иваныч ушел... Игоря не удержала.

— Заткнись.

— Чем с тобой, лучше повеситься...

— Люба, а что про Игоря и Аньку ты там говорила?

Мишка и Люба плелись по дороге к шоссе. Мишка нес ее сумку.

— Да ничего. Он зашел к нам в тот вечер... Пьяный он был, побитый, мы его помыли...

— Подожди, он был у вас после драки?

— Мы его упрашивали, держали... Анька старалась. Он нет, уперся, говорит, дело какое-то у него. Она ему: уйдешь, больше не придешь. Ушел. Я за ним пошла. Он какой-то был... Как-то все не так... Ну, я решила, пройдусь за ним, уже стемнело, морозы были сильные... Я его провела.

— Куда?

— До Иваныча... Постояла, слышала, дверь ему там открыли, я подождала — не идет, у них, значит, остался... Если б мы уговорили... Все было бы по-другому.

Приближалась машина, Люба подняла руку, машина остановилась. Люба села в кабину.

Мишка зашел на подворье тетки. Лешка возился с мотороллером, чистил, протирал, пылинки сдувал.

Мишка сел на скамейку.

— Чё молчишь, как дела?.. Когда службу бросишь?

— Брошу, когда надо будет.

— Кому надо?

— Мне.

— Не найдешь ты ничего, бросай.

— Это ты так думаешь.

— Да чё мне думать. Я и так знаю. Далеко продвинулся?

Мишка покачал головой.

— Нет.

Лешка кивнул.

— Так и будешь туда-сюда мотаться... А я тебе дело предлагаю. Бросай ты эту ерунду. Землю в аренду можем взять. Раскрутимся, — деловито утверждал Лешка. — Вон, ребята в соседнем районе четыре года на минусе сидели, а прошлой осенью прибыль взяли. На земле не получится, магазин можно открыть... коров взять. Надо что-то делать.

— Ты, Леш, делай, делай, — посоветовал Мишка.

— Одному плохо. Нужен компаньон. Вдвоем чтобы. С чужими начинать — одна подстава. Мне ты нужен. Зачем мне кто-то, если ты есть.

Мишка ничего не ответил брату. Посмотрел поверх забора, за улицей начинались поля. А там дальше был горизонт. Так было хорошо, что Мишка даже улыбнулся.

На крыльцо дома вышли Катя и Маришка. Маришка строго посмотрела на Мишку.

— Так, ты костюм Игоря мерил?

— Да, — отозвался Мишка.

— Брюки длинные?

— Длинные.

— Я же говорила, принеси, подошью. Свадьба в воскресенье, а у него костюма нет!

Мишка поднялся.

— Я принесу.

Мишка уже сделал несколько шагов к калитке, но Маришка остановила его.

— Миш, Катюху доведи до дома.

Мишка не знал, о чем разговаривать с Катей. Катя сама искала тему для разговора.

— А что вы там все сторожите?

— Так надо, — глубокомысленно заметил Мишка.

— Говорят, воров...

Мишка промолчал.

— Кого-нибудь поймали? — улыбаясь, спросила Катя.

— Пока нет.

— А когда поймаете?

— Когда-нибудь.

— Это когда же?

— На днях, — решил закончить разговор Мишка.

Они подошли к калитке двора Катерины.

— Спасибо, — кивнула Катя.

— Пожалуйста.

Катя ушла. Мишка послушал, как стучат каблучки по деревянному крыльцу, как скрипнула закрывающаяся дверь, сам набросил крючок на калитку. И поплелся по улице обратно.

Мишка вошел в дом Петра Ивановича.

— Привет, — Васька с бутылкой пива смотрел телевизор. — На доклад? О проделанной работе?

В комнату вышел Петр Иванович. Мишка такого Петра Ивановича еще не видел, мятого и опущенного, сгорбленного, в домашних вязаных носках. Было видно, что он только что встал с кровати, на щеке был след от подушки, волосы взъерошены. Петр Иванович торопливо пригладил волосы.

— Пойдем, Миш.

Они вышли на кухню. Когда Петр Иванович сел напротив, Мишка отчетливо увидел, что тот болен.

— Я болею немножко, — тихо сознался Петр Иванович. — Сердце отказывать стало. Ну, это ничего, мне такие таблетки прописали... — он взял с подоконника пузырек. — О, видал, какие! Желтые, американские.

— Дорогие? — участливо спросил Мишка.

— Да. Врач говорит — хорошие. Поднимут. Ну, это я без них знаю.

Я так, маленько поваляюсь и поднимусь. Даже без таблеток бы поднялся. У меня отец пил до последнего дня и дожил до семидесяти трех. И то замерз.

На кухню с бутылкой пива вошел Васька.

— Дед почему такой крепкий был, потому что пил. И ты давай, чё выпендриваться?

Васька открыл холодильник, достал бутылку, открытую банку шпрот, пошел к столу.

— Тебя кто сюда звал? — строго спросил Петр Иванович. — Иди отсюда.

Васька выдержал паузу и нарочито спокойно обратился к отцу.

— Надо радоваться жизни.

Полная стопка оказалась перед Петром Ивановичем.

— Убери, — уже спокойнее сказал он.

— Ты чё, па, американским таблеткам доверяешь больше, чем русской водке? Зря.

Петр Иванович подскочил, ребром ладони резко ударил по столу.

— Хватит! Я сказал, что не буду!

Рука Петра Ивановича потянулась к сердцу и тут же отдернулась. Мишка увидел напротив себя глаза Васьки. Они радовались. Иванович бросил Мишке:

— Пойдем, Мишка, на пару слов выйдем. А ты тут приберись, — на Ваську он не посмотрел. Встал, выпрямил спину, ушел в сени.

Мишка тут же поднялся. Но Васька приостановил его.

— Сядь, что скажу, — его взгляд явно приказывал не торопиться.

Мишка сел. Васька медленно тянул пиво. На пороге встала встревоженная мать Васьки.

— Вася, вы чего?

Васька недовольно посмотрел на нее.

— Нормально все у нас, мы разговариваем. Иди, иди. Ложись.

Васька допил пиво, поставил пустую бутылку на стол. Еще помолчал, выждал.

— Теперь иди, — разрешил Васька.

Петр Иванович ждал Мишку на крыльце, дышал. Про дело он начал сразу.

— Миш, мне тут долг отдают, два года требовал... окорочками дали... просроченными... я уж думал, ничем не вернешь, нет, отдали... В общем, Мишка, мне, чтобы распродаться, надо, чтобы на площади окорочками не торговали, ты их шугани поти-хоньку, они недели две приезжать не будут.

На площади торговал «жигуленок» с прицепом, пока больше никого не было. У прицепа выстроилась очередь человек в десять. Мишка подошел к машине. Приостановился, разглядывая товар. В очереди Мишка заметил Катю. Хозяйка делала вид, что не видит Мишку. Мишка потоптался у прилавка и обратился к хозяйке:

— Почему торгуем мясо...

Хозяйка все так же продолжала взвешивать конфеты, как будто обращались не к ней.

— ...без холодильных установок? — четко проговорил Мишка.

Хозяйка, не поднимая глаз от весов, ответила:

— Мы только утром, до одиннадцати. Сейчас уедем.

— Мишка, да пускай, ты чё, — обратились к Мишке из очереди.

— Чего я? Запрещено. Сертификата на мясо, я так понимаю, у вас нет?

— Мишка, уходи, не задерживай нас.

— Пусть продают, Миш, тут дешевле, чем в магазинах, — доверчиво увещевали Мишку.

— Откуда вы знаете, где они их взяли, может, в них вредные микробы. Ветеринарную справку покажите.

— Они свежие, — уверила хозяйка Мишку. — Сколько берем, все живы еще.

Мишка понял, что его сейчас заговорят, и перестал реагировать на очередь.

— Документы покажите, я сказал! — И для достоверности повторил: — Все документы.

— Муж покажет... — тихо ответила женщина. — Пройдите.

Мишка зашел за машину. Муж хозяйки достал из машины пластмассовую папку, вынул оттуда ворох отпечатанных бумаг с печатями. Протянул их Мишке. Мишка, взяв документы в руки, немного испугался, увидев печать на бумагах, стал вчитываться. Лицо его растерялось, как перед незнакомым языком, в глазах были только пункты, параграфы и печати.

Хозяйка тем временем возобновила продажу.

— Прекратить торговлю, я сказал! — крикнул Мишка.

— Чего же нам ждать? Может, ты до вечера читать будешь? — ответили Мишке из очереди.

— Да он разучился.

— Он и не умел никогда.

Мишка совсем уже растерялся, но тут краем глаза увидел пятисотрублевую купюру, которую протягивал ему муж хозяйки. Тут Мишка сразу взбодрился. Мужчина доверительно смотрел ему в глаза. Мишка тоже посмотрел на него прямо. Выдержал паузу, за которую мужчина поверил в его сговорчивость, и процедил:

— Чтобы через пять минут здесь никого не было.

— Конфеты-то с печеньем пусть продают, — запротестовала очередь.

— Через пять минут, я сказал.

Мишка стоял чуть в сторонке, наблюдая, как торговцы грузятся. Поселковые недовольно расходились. Кто-то тут же поднимался по крыльцу в магазин. Катя прошла с Мишкой рядом, но он, находясь при деле, не заговорил с ней.

На крыльце дома Мишка встретил Наталью Степановну, жену Викентьевича. Она торопилась в школу.

— Здравствуйте, — первой поздоровалась Наталья Степановна.

— Здрасти. Сам где?

— Он в сарае... в сарай идите.

Но Мишка уже слышал, что в сарае стучит топор. У порога сарая валялись свежие доски. Один улик был уже готов, стоял покрашенный, сох на солнце. А рядом стояли еще два остова для уликов. Нагнувшись, Мишка вошел в сарай.

Сарай был старый, сквозь доски крыши было видно небо. Викентьевич возился у клети. Мишка подошел к нему, подал руку.

— Здорово. Чего хмурый?

— Не выспался.

— А я вот с утра доделал первый улик. Видал там? А тут непредвиденные обстоятельства. Супруге в кредит двух поросят дают. Надо им обустроить жилище.

— А чего вы клеть делаете? У вас все равно больше никого в сарае нет.

А крыша дырявая — зальет же. Они маленькие простудные очень.

— Ничего, крышу я немного подлатаю, а там лето. Лето переживем, к холодам тогда уже что-нибудь сделаем.

Мишка ухмыльнулся. Викентьевич заметил.

— Чего ты хмыкаешь?

— Да топор вы как-то держите не по-человечески.

— А как надо?

Мишка взял.

— А если мне так удобно? — Викентьевич показал, как.

— Ну, ваше дело.

— Михаил, ты чего такой мрачный? — от Викентьевича не укрылся агрессивный настрой Мишки.

— Плохо все.

— Что плохо? По-моему, так все хорошо.

— Что-то не получается у нас.

Викентьевич был даже немного удивлен словам Мишки.

— Как не получается? Пока мы сидим, ни одного вывода. Это хороший результат.

— Да, может, если бы мы не сидели, такой же результат и был.

— Может. А может, нет. Сейчас мы этого не узнаем.

— Вам ваши поселковые ничего не говорят?

— Нет. А что они должны говорить?

— Ну, значит, между собой обсуждают, а вас не допускают.

— Да что обсуждают?

— Что все впустую.

— Нет, результат у нас есть.

— Что вы меня агитируете, вы их агитируйте.

Мишка направился к двери. В дверях остановился.

— Нам бы было лучше, если бы что-нибудь случилось.

Свадьба Лешки подходила к концу. Собрались в местной старой столовой. Гостей по понятным причинам становилось все меньше. Мишка в костюме Игоря как свидетель сидел во главе стола рядом с женихом и невестой. Занят был тем, что наблюдал за Катей. В это время праздник стал уже по преимуществу женский. Сели с частушками бабушки, встали девчонки потанцевать. Катя танцевала вместе с Маришкой и другими девчонками под уже нестройные звуки баяна.

В столовой появился Васька.

— А этот что здесь делает? — сказал Лешка недовольно.

Васька поманил Мишку на выход. Мишка вытер губы салфеткой и пошел следом за Васькой.

— Ты куда? — спросил его Лешка.

— Сейчас, — кивнул Мишка.

У входа Васька обнял Мишку, поцеловал чуть ли не в губы. Он был пьян. Мишка заметил, что в нескольких шагах Ваську поджидает Лёньчик.

— Ты чего? — отстранился Мишка.

— Мишка, я рад за тебя.

— Чего за меня радоваться?

— Прошел проверку...

Мишка непонимающе посмотрел на Ваську.

— Мою проверку прошел, понял? Я тебе зачем магазин показывал...

Я хотел знать, чей ты человек...

Васька похлопал Мишку по плечу, как бы утверждая, что Мишка оправдал его доверие, и доказывая свое право на него.

— Выпьем... — Васька вытащил бутылку из кармана.

— Не хочу.

— Как хочешь, Мишк, — Васька обнял Мишку, — если ты захочешь, мы с тобой будем компаньонами, таких дел натворим. Я тебе предлагаю, Мишка, давай на пару работать...

Мы папу сделаем быстро. Мне от Игоря досталось наследство: трасса, бурильщики, все его завязки — мои. Бросай свою ментуру, пусть папа умоется.

— Мы потом поговорим.

— Нет, Мишка, ты скажи...

— Ладно, ладно...

— Чего ладно? Ты скажи...

— Хорошо, хорошо... Потом поговорим.

Со свадьбы уходили девчонки, подружки Маришки и невесты. Среди них была и Катя. Мишка постоял, дал девушкам отойти и через некоторое время пошел за ними следом. Издалека он видел, как Катя попрощалась и свернула на свою улицу.

Мишка решил появиться эффектно и выскочил из темноты на повороте прямо перед Катей. Катя немного испугалась.

— Чего одна? — спросил Мишка.

— А так вот, одна.

Катя независимо пошла вперед, Мишка, отставая на полшага, поплелся за ней. Катя напряженно молчала. Когда она свернула к своей калитке, Мишка обогнал девушку и у самой калитки преградил дорогу.

— Пусти, — сказала Катя.

— А куда ты торопишься, давай посидим?

— Пусти.

— Сядь, посидим.

— Я уже насиделась.

Мишка притянул к себе Катю, обнял. Катя сбросила его руку.

— Не надо вот этого.

Дернула калитку на себя.

Мишка захлопнул калитку, подпер носком сапога.

— Тихо, тихо... куда?

Снова обнял, поцеловал. Катя долго сопротивляться не стала, ответила, обхватила Мишкину шею. На крыльце дома открылась дверь, стукнула щеколда. Включили свет. Мишка увлек Катю дальше в темноту.

— Катя, Катя, — позвали с крыльца.

Тишина.

Утром Мишка зашел в гараж к Ваське. Васька ремонтировал «жигуленок».

— Ну как, твое предложение в силе?

Васька выпрямился.

— Да. А что, есть сомнения?

— Мало ли чего наговорил по пьянке.

Васька усмехнулся.

— Я никогда ни при каких обстоятельствах ничего лишнего не говорю.

— Слушай, Вась, я про Игоря хочу спросить...

— Чего?

— Я просто хочу понять, что с ним было тогда? Мне говорили, он у вас тем вечером был...

Васька задумался, потом сел рядом с Мишкой.

— Не обижайся только... Игорь же, он немного пришибленный был. Вот Лёньчик, дурак дураком, но с ним все понятно. А с Игорем ничего понятно не было, чё-то бегал, суетился, а потом мы как-то сели так хорошо с ним, он мне и сказал, что не знает, зачем ему все это... У нас с ним сейфик небольшой был... там тысяч сто лежало.

Пока не в деле были. Он их в костер зашвырнул.

Мишка внимательно слушал.

— Чего смотришь? Пришел и швырнул. Это было дня за три до всего этого. Мы тут убирались, ненужное все — в костерок. И Игорь пачку эту — и в огонь. Я сначала даже не понял, что это... Главное — он сказал, что это для интереса к жизни... Да я же говорю, он хороший был, умный, но тронутый не по-хорошему.

Мишка слушал.

Васька протянул руку.

— Ну давай...

Мишка дал ему свою руку.

Васька вложил ему в руку несколько ключей.

— От машины, от сейфика и от магазина. Принимай.

Мишка взял, положил в карман.

— Ну, а в тот вечер? Зачем он к вам?

— Это не ко мне вопрос. Меня не было. Мы с ним только в двери и встретились. Я к нему, он от меня... Чё приходил? Не твое дело. И пошел. С Иванычем, я так понимаю, он беседовал.

Мишка с отцом пришли в баню. В бане было много народу. Мишка взял общественные тазики, стоящие слева от двери, для себя и для отца. Прошлись по бане, высматривая место, где остановиться. Свободно оказалось только в самом неудобном месте на средней скамье. Все, кто шел за водой к кранам с лавок у стены, должны были проходить мимо них, и расходиться было тяжело.

— Па, садись...

Отец расстелил целлофановый пакет, сел на него. Мишка налил тазик воды, отнес отцу. Затем налил для себя. Стали мыться. Отец ушел в парную и почти сразу и вышел. Не выдержал.

— Сходи, — предложил он сыну.

— Нет, я потом. Давай спину тебе потру, потом...

Мишка стал тереть ему спину. Отец очень похудел, спина у него всегда была белая, летом до черноты загорали только лицо, шея и руки, но теперь она была не только белой, но и какой-то рыхлой, мягкой и беспомощной, проглядывали ребра. Оттого Мишка особенно осторожно тер спину отца.

Дверь бани открылась, и вошел Сергей Воронов. Тазик он принес свой, большой, оранжевый. Стал пробираться на место у стены, там подвинулись, и ему было где встать.

Мишка старался не смотреть в сторону Сергея, выплеснул на спину отца остаток воды.

— Па, я сейчас горячей поднесу.

Вода набегала из холодного крана быстро, а из горячего медленно. Когда вода набралась и Мишка повернулся, он увидел, как Сергей проходит мимо отца. Он тоже шел к кранам, чтобы набрать воды в свой оранжевый тазик. Мишка видел, как отец уступает ему дорогу, чуть отводя колени, но Сергей все равно довольно сильно ударил ноги отца краем таза.

Мишка плохо понимал, что с ним происходит, свой тазик он тут же бросил, вода пролилась.

Двумя руками с силой он толкнул шагающего на него Сергея, тот совсем не ожидал этого и рухнул на моющегося у стенки. Мишка с остервенением пихнул оранжевый тазик Сергея, тот с грохотом покатился по мокрому цементированному полу.

Мишка видел, как выражение недоумения сменилось на лице Сергея злостью. Но его тут же заслонила чья-то голая спина. Между ними встали люди.

— Миша, ты чего? — Прозвучал позади голос отца. — Перепарился? Пойдем, пойдем...

Мишка дал себя увести. Не без удовлетворения отметил, что Сергей сам не поднимался, ему помогали.

В раздевалке отец взялся вытирать Мишку.

— Да ты чё, я сам.

Мишка оттолкнул отца от себя.

К ним вышел Виктор Петров.

— Вы бы ушли... потом придете.

Отец кивнул.

— Уйдем...

Отец на мыльное тело натаскивал чистую рубашку и с какой-то осторожностью и даже боязнью смотрел на сына.

— Миш, Миш, ты одевайся.

Мишке стало жалко отца, он начал одеваться.

Стемнело. Мишка отправился на дежурство. Завернул за угол фермы и увидел, что сегодня сбор совсем небольшой. Сразу за углом сидел Викентьевич, отдельно от него в нескольких шагах всего четверо добровольцев. Мишка не поздоровался, просто остановился, вот он здесь.

— Чего делаете? — спросил он Викентьевича.

— Ждем, — ответил тот.

— Нас все меньше и меньше, — при Мишке поселковые заговорили.

— Да не будет уже никого, полчаса уже сидим. Если бы хотели прийти, пришли бы.

Викентьевич встал.

— Выходим на старые посты. Идите...

Четверо добровольцев встали и как-то неохотно пошли к плотине. Мишка смотрел им вслед.

— Не работает ваша система.

Викентьевич не мог возразить Мишке, молчал. Мишка махнул рукой.

— Ну, я пошел обеспечивать взаимодействие.

На окраину поселка выходили задние дворы и сараи последней улицы. Было холодно, Мишка поднял воротник, развернулся, пошел к центру. Влетел в лужу, чертыхнулся, включил фонарик. Конус света осветил лужу от сарая до сарая. Обойти лужу можно было только под самой стеной. Мишка так и пошел. Вдруг сильный удар повалил Мишку на землю. Тут же Мишке сели на поясницу, завели руку за спину, толкнули в шею, так что Мишка уткнулся носом в грязь. Мишка дернулся от боли и услышал:

— Лежи, а то сейчас проткну.

Мишка повернулся и почувствовал, что ему к шее приставили вилы. Он лежал не шевелясь. Руки быстро ощупали его, вытащили фонарик. Через несколько секунд фонарик включился, и его направили на Мишку.

— Ну-ка, повернись.

Мишка, лежа, повернулся, жижа потекла у него по щеке. ПрищурилМишка сел. Васька медленно тянул пиво. На пороге встала встревоженная мать Васьки.Утром Мишка зашел в гараж к Ваське. Васька ремонтировал «жигуленок»./pся от света. Мишка видел, что над ним стояли две фигуры.

— Мишка, — раздался немного удивленный голос.

Двое смотрели на него. Мишка сел, стараясь всмотреться в людей.

— Ты чё тут ходишь? — спросил его тот, который держал вилы.

Мишка узнал этот бас.

— Дядь Вить, вы чего?

Мишка, все еще немного опасаясь, поднялся. Его не останавливали, но как-то настороженно смотрели. Вторым был Сашка Коновалов, тоже один из дежурящих.

— А ты чего здесь, а не в поле?

— А вы чего тут, мы вас ждали.

— А мы решили поближе сторожить, тут и теплее, и надежнее.

На меже между дворами под забором была устроена «лежанка» из старых телогреек и разорванных одеял. Мишку отпаивали, разлили по маленькой.

— На, — протянул стопку дядя Леша. — Не сильно испугался?

Мишку только сейчас начал бить озноб.

— Нет, — сказал он.

— А ты куда шел-то?

— Домой собирался.

— Дезертировал?

— А вы что сделали?

— Мы самоустранились.

— Сегодня только четверо пришли, а я пошел по постам и их не нашел, — по-свойски рассказал Мишка.

— Да ерунду какую-то придумал этот городской. Это же надо как-то соображать получше. Сколько сидели — и ничего.

— Да нет, — возразил Сашка, — придумано все правильно было. Только развалилось все. Людей бы побольше, хотя бы два раза в неделю дежурить.

— Отдежурились. Я порежу всех на этой неделе, останется одна корова и телята, до осени меня не тронут...

Дядя Витя разлил еще по стопке. Выпили.

— Ладно, я пойду, — сказал Мишка.

— Ты домой сейчас? — заинтересовался Сашка.

Мишка кивнул.

— У тебя сейчас тетка не отпустит?

— Нет, она сейчас спит. К ней лучше не ходить.

— Зараза, у меня завтра резаки с утра. А у меня там ничего нет.

— Да завтра сходишь.

— Моя купила два литра, как раз как резать будем... я немного потащил, почти ничего не осталось. А это завтра она хватится, скандал будет. Оно бы мне сейчас подменить.

— Нет, к ней лучше не ходить, — советовал Мишка, — она спросонья злая будет, все равно ничего не продаст. Пирогова продает. К ней хоть ночь, хоть полночь иди.

— А у нее мутный. Моя вон у тетки покупала. Она сразу поймет. Мишк, может, поможешь, тебе не откажут, — просил Сашка.

Мишка и Сашка шли молча, вытаскивая ноги из грязи, огибали заводь пруда.

— Надо было не торопиться, по другой дороге идти. Тут топко как.

Мишка не успел ответить. Впереди послышался кашель. Мишка приостановился, прислушался. К ним навстречу кто-то шел.

— Кто там? — лицо Сашки удивленно вытянулось.

Мишка молча показал на овраг. Они с Сашкой сошли с дорожки и потихоньку сползли по склону. Шаги возникли рядом. Мишка приподнялся, он увидел пять человек, ведущих двух коров.

— Кто это был-то? — спросил Сашка, когда они прошли.

— Не разглядел.

Мишка вышел на дорожку. Постоял, оценил ситуацию и бросился наперерез по берегу.

Остановился он у плотины. Воры должны были пройти здесь же. Мишка залег. Рядом с ним опустился Сашка, про которого Мишка и забыл.

— Быстро бегаешь. Сразу видно, недавно с армии, а у меня дыхалка не та уже.

Мишка показал Сашке, чтобы он замолчал. Воры выходили на плотину. Осторожно Мишка приподнялся на локте. За ним приподнялся и Сашка.

Они увидели Серегу и еще двух своих поселковых. Животные послушно шли с ними. Сашка даже негромко присвистнул от удивления. Наблюдая издалека, на открытом пространстве поля подходить ближе было опасно, Мишка увидел, что коров загнали в лесополосу за прудом.

Выждав, Мишка сам направился туда. Сашка отстал от Мишки, но Мишка даже этого не заметил. Азарт преследования захватил его.

На небольшой полянке уже вовсю работали топориком, разделывая тушу. Мишка близко не подходил.

Подъехал транспорт. Это были две легковые машины. Мишка, шепча, запоминал номера.

Мишка стучал в окошко дома тетки. Дрожал от холода. В окошко выглянул заспанный Лешка. Мишка махнул ему рукой, чтобы тот выходил.

— До утра твое дело не подождет? — спросил Лешка.

Он зевал, стоя на крыльце, поглядывая на Мишку сонными глазами.

— Нет, — коротко ответил Мишка.

В погребке стояла газовая плита.

С третьего раза Мишка зажег плиту, руки дрожали. Через стенку было слышно, как Лешка прогревает мотор мотороллера.

Мишка хватал глотками горячий чай. Дверь скрипнула, нагнувшись, в погребок зашел Лешка, уже одетый и готовый к отъезду. Только смотрел он как-то странно, мимо Мишки.

И был какой-то чужой, как будто отсутствовал год.

— Никуда не едем, — строго сказал Лешка. — Про Серегу едешь докладывать?

— А что? — Мишка потихоньку начинал понимать.

Лешка усмехнулся.

— Я тебя не выпущу. Сашка тебя заложил.

Мишка во все глаза смотрел на Лешку.

— Чего глядишь? Правильно все сделал. Ку-ку работает. Он молчать будет. Его теперь никто не тронет. А с тобой тут поговорить хотят.

Лешка толкнул дверь.

Тут же в дверь протиснулся Иван Куличев. Он стоял согнувшись. В погребке был невысокий потолок. Улыбнулся Мишке приветливо.

— Привет. Слушай, ты чего?

— Чего? — мрачно переспросил Мишка.

— Чего бунтуешь?

Мишка промолчал.

— Дела какие-то устраиваешь?

Я понимаю, этот городской, ему выслужиться хочется, а ты чего скачешь? А?

Мишка сел на газовый баллон, он все никак не мог понять, как это получилось.

— Мишк, надо решить с тобой. Как ты думаешь, а?.. — Иван повернулся к Лешке: — Чё молчит?

— Думает, — перевел Лешка, как переводчик. — Соображает.

— Это полезно, — согласился Иван.

Замолчали все втроем. Иван не выдержал первый:

— Чё думать? Дружно надо жить. Зачем против своих идти?

Мишка продолжал молчать.

— Ты с чем не согласен, Мишка? Тебя же никто не трогает... Можем предложить тебе денег. Но не много. Мы сами, Мишка, не много имеем... Лешка, ты скажи ему?

Лешка стал кивать Ивану на дверь, чтобы тот уходил. Он сам поговорит с Мишкой.

Иван понял, кивнул, собрался уже уходить, но заметил мешок с мукой. Взял немного в горсть посмотреть.

— Где мололи?

— В Григорьевском.

— А, в Григорьевском хорошая мельница, но дорого... Так я жду.

Лешка кивнул.

— Ты тоже с ними? — спросил Мишка брата.

— Нет... — отрезал Лешка. — Я был с ними. На мотороллер заработал и ушел. У меня нервы не выдерживают.

— Чё не выдерживают, ссышься, что ли? Про тебя я не думал.

— Не думал? А как подниматься? Где подъемные взять?

— Вы поднимаетесь, а кто-то опускается.

— Ну и что? Кто-то сильно обеднел? Вон у Сарычева вывели трех, а сейчас у него четверо стоят.

— А тетя Тоня Круглова?

— Тетя Тоня живет с краю. Она под горячую руку попалась. Ничего, тоже жива, вчера орала под магазином. Я не понял, Мишка, а ты о ком заботишься? Они тебе кто? Братья, родственники? Кто?

— Работа у меня такая.

Лешка расплылся в улыбке:

— Работа? Агатову хвост заносить, вот и вся твоя работа. А вот скажи мне, если бы ты пришел и не пошел бы в свою милицию, а, как я и говорил, мы бы с тобой дело начали и нам бы деньги были нужны, разве ты бы не пошел с Серегой?

— Нет.

— Нет, потому что из-за Игоря.

А так бы пошел... Был бы ты там. А хочешь, я тебе скажу, как я туда попал? Там ведь не всех берут, только тех, за кого поручатся. Ну что... Догадываешься?

Мишка смотрел на брата. Лешка некоторое время понаблюдал и жестко сказал:

— Да... Игорь.

— Как он туда попал?

— Попал! — Лешка усмехнулся. — Никуда он не попадал. Вот ты — попал. Я не знаю подробностей, мне не интересно, но они с Серегой это мутили... Я знаю, что Игорь за транспорт был и за сбыт. Чистенький такой всегда... Коммерс... Так что хватит, Мишка, хватит ерепениться. Всё.

— Не могли они вместе... — Мишка цеплялся за последние доводы, как за соломинку. — Они же дрались.

— И что? Это было из-за Зойки... Он звал ее уехать...

— Куда уехать?..

— Хрен знает куда... с ребенком насовсем... Отсюда... Эта клуша да — нет, да — нет... А этот тут жениться параллельно собрался... Я же говорю, у меня такое ощущение было. Что он тронулся... Потом Сергей узнал, и тут понеслось...

— Значит, все же это он?

Лешка удивленно посмотрел на Мишку, тот никак не хотел понять, на каком свете он находится.

— Слушай! Да все равно уже! Какая тебе разница!

Мишка не ответил, молча сидел, чуть покачиваясь. Лешка поглядывал на него.

— Давай за дело браться. Надо подумать, чем заняться... Посчитать, в долг взять для начала. И давай. Давай, давай... Я думаю так, взять в аренду старую ферму. Подремонтировать. Зимой скупить молодняк. По месяцу, пока дешевый... Осенью распродадим. Прибыль должна быть. Небольшая. Смотря какие корма. Зимой возьмем еще, продержим год, распродадим, там уже точно прибыль будет. За пять лет с долгами расплатимся, и всё, и уйдем в четкую прибыль.

Мишка прервал фантазии брата:

— А не боишься?

— Чего мне бояться?

— Ну как, мы вложимся, а с нами потом вот так же...

— Нас не тронут. Своих не трогают...

Мишка не дослушал, поднялся, пошел к двери.

— Я все понял. Скажи им только, что деньги мне не нужны.

Мишка спал. Мать растолкала его.

— Там к тебе пришли.

— Кто?

Мишка в сенях зачерпнул кружку холодной воды, выпил, чтобы проснуться.

Валентин Викентьевич стоял на улице, в дождевике.

— Слыхал? — спросил он Мишку.

— Заходите в дом, — пригласил Мишка, но на фигуру в дождевике не смотрел.

— У Полозовых сегодня вывели. Из нашего поселка.

— Да ну? А... Ваши, значит, тоже уже не ходят...

Мишка даже не спрашивал, а, скорее, знал.

Валентин Викентьевич смотрел на Мишку прямо. Глаза Мишки бегали.

— Мы-то с тобой есть. Надо продолжать. Другие подтянутся.

— Не подтянутся. И у меня это... как-то плохо... Грипп, что ли. Не знаю, когда теперь смогу.

Викентьевич кивнул.

— Ладно, иди в дом, раз болеешь... — Валентин Викентьевич развернулся, пошел к калитке. — Как выздоровеешь, заезжай в гости.

В калитке Викентьевич встретился с Васькой.

— Я до тебя. Надо с Лёнькой товар отвезти на вышки, — прокричал Васька издалека.

Мишка ждал у «жигуленка», пока Лёньчик раздавал товар.

Пришел за товаром и бородач. Бросил Мишке на ходу:

— Видишь, какой тесный мир, не мы к тебе, а ты к нам.

Мишка отвел взгляд.

Мимо Мишки прошел парень, знакомый Маришки, улыбнулся, кивнул:

— Добрый день.

Мишка ответил полукивком.

Когда Лёнька все раздал, собрались ехать обратно.

— А где деньги? — спросил Мишка Лёньчика.

— У Ва-аси, — пояснил Лёньчик. — Сначала берем деньги, потом везем товар.

Машина въехала в поселок со стороны дома девчонок.

Сам он ничего не заметил, но Лёньчик указал пальцем:

— А-яня.

Аня полулежала под забором двора, домой она так и не смогла дойти. Мишка наклонился к ней, Аня спала. Мишка чуть приподнял ее, посадил. Лёньчик помогал. Они подняли Аню и осторожно понесли в дом.

В спальне уложили на кровать. Мишка вытащил из кармана Ани ключ.

Мишка закрыл дверь дома.

— За-ачем? — спросил Лёнька.

— Пусть дома посидит.

Васька уже ждал Мишку у гаража.

— Тебя папа ждет, иди. Тоже по делам.

Иванович сидел у окна грустный, хмурый.

— Миш, я просить тебя хочу. Надо разобраться с самогонщиками. Все цены сбили, выручки вообще никакой. Ну так не годится. Ты чего ими совсем не занимаешься? Тебе же положено.

Мишка спокойно слушал, согласно кивнул.

Когда он вошел в дом к тетке, она пропускала молоко. Сепаратор был не-исправен, пропускал молоко в сметану, тетя Катя была не в духе.

— Чего тебе не хватает? — общалась тетка с сепаратором.

— Здоров! — Мишка сел за стол. — Я к тебе.

— Чего надо? — бросила тетка мимоходом, не отвлекаясь от дела.

— Я с официальным делом. Пришел сказать, что торговать запрещено.

— Чего?

— Ничего. Торговля самогоном запрещена.

— Кем это?

— Она вообще запрещена государством и законом.

— А... — безразлично протянула тетка и снова свинтила барабан сепаратора. — Завтра же закрою.

— Я тебе серьезно говорю.

— Ну и я тебе серьезно.

— В общем, так, будешь замечена в продаже, буду принимать меры.

— Да какие же это меры?

— Сначала административные, будешь штраф платить, не закончишь — посадят.

— А за что ты меня будешь сажать?

На Мишку снова навалилась

усталость, он только методично настаивал:

— Во-первых, я лично не сажаю, сажает государство. И не тебя одну, а всех вас, кто не по закону...

Тетка не дала Мишке договорить.

— Сажать он меня будет. Работа у него. А чего же ты Агатова своего не посадишь, у него всё по закону? У меня еще ни один человек не отравился. А у Агатова твоего, в его хваленом магазине, откачивать не успевают.

Мишка разозлился на тетку.

— Не ори! По-твоему все равно не будет! Есть закон, и его надо соблюдать!

— Закон? — Тетка развела руками. — Делать им в Москве нечего, придумывают всякую хренотень.

Мишка распахнул дверь, разговаривать у него больше не было сил, уже в дверях сказал:

— Я тебе сказал прекратить, а то будешь сидеть.

Мишка вышел через задние дворы.

У сараев увидел парочку. Это опять были Маришка и парень с вышки.

Мишка остановился. Маришка и парень выжидали, как отреагирует Мишка.

— Что, выполз? — спросил Мишка парня.

Парень отрицательно покачал головой.

— Нет, пришел.

— Он уезжает, — объяснила Маришка. — Совсем.

Мишка махнул рукой: ладно, стойте, ему все равно.

Мишка зашел в дом Ани. На столе стояла бутылка водки, водки в ней оставалось не так много. Мишка брезгливо сдвинул грязные сковородки и посуду в сторону. Стопку прополоскал водкой, выплеснул и остаток выпил сам.

— Чего стучишь? — Аня, заспанная, помятая, стояла в дверях, халатик приоткрывал грудь. — Я думала — кто чужой.

— Ты чего грязь развела? — спросил ее Мишка.

— Не нравится, прибери!

Аня подошла к рукомойнику, нахмурилась, увидев себя в зеркале.

Набрала воду в пригоршни.

Мишка составлял тарелки к тарелкам, чашки к чашкам.

— Анька, дура ты, будешь так жить — пропадешь.

— Да ладно, учит он! Куда пропаду? Жить надо легко, делать что хочешь.

А так всего бояться, то не то, это не это, зачем так вообще жить? — Аня вытерлась. — Голова как болит.

Ушла в спальню.

Чайник под большим огнем начал гудеть. Мишка огляделся, тряпок — мыть посуду — не было.

— Анька! — крикнул Мишка. — Аньк! Ответа не было. Мишка пошел в комнату Ани.

Аня лежала с открытыми глазами, глядела в потолок.

— Где у тебя тряпки какие-нибудь?

— Мишк, иди сюда.

— Чего?

— Иди.

Аня чуть приподнялась на подушках, развела руки.

— Пошли, чё ты там стал?

Мишка не шел, стоял. Анька рассмеялась.

— Вот ты всего боишься... все тебе что-то мешает...

— Чего мне бояться? — храбрился Мишка. — У меня чайник сейчас закипит.

Аня хмыкнула, но больше не позвала. Мишка потоптался, подумал и пошел к ней.

— Ну наконец-то, а то еще упрашивать его целый час.

Чуть позже они лежали рядом, Мишка спросил:

— Ты хоть любила его?

Аня сразу поняла, про кого спрашивает Мишка.

— Как тебе сказать?.. Чтобы девушке любить, нужно быть такой, знаешь, светлой и чистенькой, как эта твоя, с кем я тебя видела... А у меня другое.

Я его стала любить, когда его уже не было. Я ни по ком в жизни так не тосковала. Только по нему.

Их разбудил стук в окошко, когда уже было светло. Аня приподнялась, выглянула.

— Мишка, твой отец!

Отец ждал Мишку на крыльце.

— Миша! — Он был очень взволнован. — Там к тебе из района приехали на «газике». Требуют тебя срочно.

Районные обедали дома у Мишки. Мать кормила их щами.

— Приятного аппетита, — пожелал Мишка.

— А мы уже всё. Пойдем выйдем, — сказали ему.

Мишка послушно поплелся за районными в сени.

Ни в сенях, ни на крыльце они не остановились. Мишка шел следом.

Рядом с двором стоял «газик». Мишка сел последний, захлопнул дверь.

— Павлова убили, соседа твоего... — только тут сказали Мишке. — Поедем, посмотришь, там сейчас эксперты, увидишь, как с убийством.

Машина сорвалась с места.

Тело Валентина Викентьевича лежало на дороге к фермам, невдалеке от того места, где они собирались. Накрыто оно было плотным полотнищем, виднелась только макушка. Районные ходили рядышком, рассматривая место.

Мишка стоял в нескольких шагах, где его поставили, и все смотрел на шевелящиеся седые волосы. Не выдержал, в несколько шагов преодолел пространство до тела, рывком сбросил полотнище.

Мишка недоуменно остановился с полотнищем в руках. Лицо было в запекшейся крови, так что посмотреть на Валентина Викентьевича ему не удалось.

Мишку дернули за плечо.

— Куда? Отойди.

Мишка поплелся прочь.

Мишка проснулся. За окном был яркий день. Мишка натянул одеяло на голову, отвернулся к стене, ничего не хотелось вспоминать.

На кухне что-то шумно жарили, Мишка прислушался, но вставать не стал.

Одеяло откинули. Над ним стояла Аня.

— Мишк, вставай. Хватит валяться.

Аня в солнечном свете была какая-то другая, не такая, как в последнее время. Расчесанная, прибранная.

— Красивая, — сказал ей Мишка.

— Одевайся! — Бросила в Мишку одежду. — Все постирано и поглажено.

— Спасибо, — буркнул Мишка, опуская ноги.

— Мне не за что. Стала бы я возиться. Люба приехала.

Люба жарила блины, готовые бросала то Ане, то Мишке. Люба раскраснелась у плиты, покровительственно поглядывала на Мишку и Аню.

— Хоть наестся!

Аня была весела.

— Бери со сметаной, — строго командовала Люба.

Мишка неожиданно встал.

— Куда ты? — встревожилась Люба.

— А Валентин Викентьевич где, не слышали?

Люба одного Мишку не отпустила, пошла с ним, чтобы поддержать.

Вместе они подошли ко двору Валентина Викентьевича. У калитки стоял грузовик, обитый черной материей, рядом столпились женщины. Мужчин не было. Мишка и Люба остановились, во двор не пошли. Отсюда Мишка мог разглядеть только красную крышку гроба, стоящую на крыльце. Во дворе стояли так и недостроенные улики.

Разговоры велись приглушенные.

— Увозят они его в город?

— Увозят. Сами тоже теперь уедут.

— Чего приезжал, жил бы в своем городе, жив бы был.

— Чего ему надо было.

— Мужиков нет, гроб кто нести будет?

— Милиция, где его?

Гроб начали потихоньку выносить из дома. Мишка решился, пошел во двор. Прошел мимо трех свежевыкрашенных уликов. Подставил плечо под один из углов гроба.

Гроб вынесли за калитку. Установили на грузовике, в машину сели жена и сын. Борта подняли.

Машина стала медленно выезжать с улицы в переулок.

Люба взяла Мишку под локоть, они и еще несколько женщин пошли вслед за машиной.

Показания насчет дежурств у Мишки снимал тот же следователь, который был в поселке в первый рабочий Мишкин день.

— И что он тебе сказал напоследок?

— Не помню... Кажется, сказал, чтобы я выздоравливал.

— А ничего не говорил, что он собирается делать?

— Не говорил... Я думаю, он даже один бы ходил дежурить.

— Да, додежурились.

На прощание следователь пожал Мишке руку.

— Ну давай, держись.

Мишка кивнул. Районный «газик» уехал, Мишка проводил его взглядом и только потом заметил, что у изгороди его ждет Катя.

Смотрит надменно, в новой курточке, яркие большие сережки в ушах — приготовилась.

Мишка виновато улыбнулся.

— Ты чего тут?

— Тебя жду. Тебя же больше нигде не увидишь.

Встряхнула головой, отвернулась, сережки запрыгали.

— Ты что, у них поселился?

Мишка нахмурился, на лбу собрались морщины, усталость накопилась в нем.

— Катюх, ты иди домой. Я зайду на днях, поговорим.

Катя оттолкнулась от забора.

— Нет, не надо приходить.

И неспешно пошла за калитку.

Мишка вздохнул, как старый усталый человек, он и правда очень устал, даже горбиться начал.

Мишка ждал Петра Ивановича

в машине у городской больницы. Тот вышел из здания улыбаясь. Сел в машину.

— Что говорят? — спросил Мишка.

— Говорят, помру, но не так скоро, — негромко посмеялся своей же шутке. — Давай пообедаем и домой.

День был теплый, и в любимой забегаловке Ивановича была открыта веранда. Там он и выбрал крайний столик, откуда была видна Волга. Мишка сел на-против. Иванович не торопился приниматься за еду, больше смотрел на реку, любовался.

Затем глянул на Мишку, сказал со своей тихой улыбкой:

— Я воду очень люблю. Детство всегда вспоминается. У нас огород прямо на склоне реки был, капуста с голову росла... Да, вот такая, — показал, — вкусная. Я всю жизнь мечтал жить

у речки. Выйдешь так, а она течет далеко-далеко. А ты тут все стоишь, стоишь... Богатым мечтал быть. Ну, кое-что удалось. Мне в жизни никто не помогал. Никто и никогда, не было такого человека... Не помогают — ладно, но ведь мешают. Вот я с чего начинал, ты помнишь?

Мишка покачал головой, он не помнил.

— Я землю взял... Фермерство, говорят, давайте, берите землю, поможем. Взяли. Только тем, кто первый был, для показухи помогли в районе, а всем желающим — нет, никакой помощи. Они план выполнили, пять фермеров на район есть, отчитались куда надо, а я седьмой, а седьмой никому не нужен, болтайся сам... Сам так сам...

Я всю жизнь не любил подчиняться, начальников не любил, ну, в армии еще это как-то понятно, кто-то должен руководить... А в гражданской жизни... Зачем я буду ему подчиняться, когда он дурак, а я знаю, как надо делать? Вот я и решил: пусть помощи не будет, но я все равно буду сам себе начальник. Ну, там позвонили из района директору: у тебя есть такой вот, хочет тоже человеком быть, дай ему землю.

И вот он мне дал солончак... за прудом, знаешь, бурьяну и тому лень расти... Ну, а я? Я же лезу, мне нужно всем показать, что я — это я. Думаю, чернозема навезу, навоза набросаю, главное, вот эти двадцать га — мои. Тракторов у меня нет... а я раз, в район, пять бутылок водки, на большее денег не было, и на наше совхозное поле, и говорю: мужики, видали, чё есть, давай ко мне на солончак... Мужики все бросили и на этих тракторах, на государственном бензине, поехали пахать мою землю... Вспахали, потом еще сеяли... и, Мишка, я бы там хозяйствовал, но солончак и есть солончак, он не рожает, моей спеси там мало, встречается такое место в жизни — не пробьешь. Два года я там бился. Долгов полно. Уперся, а чё упираться? Дурак был молодой, надо рассчитываться с долгами, и тут уж я стал водку самопальную возить. Как они ее там готовили, я не глядел... А водка — это такой двигатель торговли, я тебе скажу! Вот так я и стал человеком... Если бы Игорь был жив, мы бы такую империю устроили... Помощник нужен хороший. На Ваську, на того положиться нельзя. Игорь, вот, была голова...

Мишке очень хотелось сказать, и он сказал:

— Вы же его выгнали.

Иванович махнул рукой.

— Это я сгоряча. Я когда узнал про них с Анькой, ну и разошелся... Меня она не любила... Да и Игоря тоже.

— А он к вам приходил... тогда.

— Да. Заходил. Я его обратно звал к себе. А он чё-то все крутил, крутил. Ни да, ни нет... И ушел.

Мишка зашел в магазин с папкой под мышкой. В углу, как всегда, несколько женщин остановились переговорить. С появлением Мишки все замолчали, проводили его глазами к прилавку.

— Теть Лид, вы мне за террористов не расписывались.

— Я в прошлом году расписывалась.

— В этом году тоже надо.

Мишка выложил на прилавок инструкцию для подписи.

— Вот тут и тут. Мишка показал, где надо расписаться.

— Миш, они как будут идти? — отозвалась женщина в углу.

Мишка оглянулся.

— Кто?

— Террористы.

— Не знаю. Как им надо, так и пойдут. — Мишка принял подписанный лист, аккуратно уложил его в папочку, дал денег. — Буханку, пачку «Примы».

Зажав кирпичик хлеба и папку под мышкой, Мишка отравился к выходу.

Дверь на пружине хлопнула за ним, когда Мишка вышел на крыльцо.

Сергей и Иван Куличев поднимались в магазин. От такой неожиданной встречи Мишка немного вздрогнул, быстро отвел глаза в сторону. Это не укрылось от Сергея.

Мишка стал спускаться, занес ногу на ступеньку, и в этот момент поравнялся с Серегой. Сергей поддел Мишку плечом. Мишка сначала не понял, куда делась улица, почему она валится на бок, но это он не удержал равновесие и неожиданно, прижав папку и хлеб к себе, упал с крыльца в подсыхающую лужу.

Серега гоготнул. Пружина хлопнула за ним.

Мишка осторожно перевернулся, подогнув ногу, сел. Рядом в грязи валялись папка, бумаги, хлеб. Мишке трудно было дышать, он сначала сглотнул, а потом выплюнул сгусток крови изо рта.

На крыльцо высыпали женщины, за ними показался и Сергей.

— Перепил... — прокомментировал он, глядя на Мишку.

Мишка, встав на колени, стал собирать и стряхивать бумаги.

Мишка, все еще в грязной одежде, зашел в дом к Ивановичу. В доме было тихо, и только на кухне вдоль стола Таисья Васильевна переставляла плохо слушающиеся ноги.

— М-миша, — тихо проговорила она, когда увидела Мишку. — Беги, они вышли... беги.

По тому, как она это говорила, Мишка понял, что что-то произошло между Ивановичем и Васькой. Он кивнул, сразу же выбежал на улицу.

Во дворе Мишка огляделся. Уже стемнело. Было тихо. Мишка бросился на задний двор.

Иванович и Васька стояли у забора и, кажется, просто разговаривали. Мишка направился к ним.

Васька говорил громко и много, Иванович отвечал тихо, односложно. Подойдя ближе, Мишка расслышал слова Васьки:

— Слушай, если у тебя в голове что-то есть, посчитай, сколько ей лет и сколько тебе. И сколько тебе будет через десять лет... Куда ты едешь, мать всю жизнь жила ради тебя...

— Вась, Вась, да ладно... ты пойми.

Мишка остановился совсем рядом, его заметили, но разговаривать не пре-кратили. Он уже давно был своим.

— У тебя здесь сын и жена. А ты куда едешь? — настаивал Васька.

— Так в том и дело, — Иванович положил руку Ваське на плечо. — И там у меня будет жена и еще кто-то.

Васька сбросил руку со своего плеча. Резко отошел.

— Слушай, ты совсем, что ли...

— Ты молодой еще, я с тобой бы про это лет через десять-пятнадцать поговорил. Так бывает, начинает человек жить, ну, не очень удачно, можно еще попробовать. Ну а мне тут что осталось? Считай, последняя попытка... Это ты у меня молодой, ты хочешь туда, хочешь туда... Когда молодой, много всего и как-то не особенно привязываешься... Вот я мать, ну, любил, все-таки, но потом только четыре стены вместе держат... Ты, Васька, не дурак у меня, ты поймешь... — Иванович все пытался обнять сына.

Васька недовольно высвободил плечо, отвернулся.

Иванович кивнул: он все понимает и извиняет сына. Опустил плечи, пошел мимо Мишки, так и не глянув на него. Мишка автоматически поплелся за Ивановичем.

У крыльца Иванович остановился. В дом не пошел, глянул на улицу, заулыбался.

— Я, Миш, уезжаю. С Анькой. Ребенок будет, тут жить нельзя.

— А вы куда?

— Да недалеко, в город. Я дом присмотрел на реке. Насчет тебя у меня все договорено, ты не бойся. Место за тобой... Ты тут Ваське помоги.

Мишка кивнул, вспомнил.

— Там Таисья Васильевна встала.

Иванович вздохнул, пошел в дом, в дверях сказал:

— Ты к нему иди сейчас.

Мишка вернулся на задний двор. Васька вышел из туалета.

— Видал цирк? — хмыкнул. — Правду говорят, к старости мозг усыхает, мыслительный процесс прекращается. Ну ничего, пусть едет, пусть.

Васька свистнул как-то по-особенному, Лёньчик появился почти сразу, видно, ждал за сараями.

Васька бросил ему свою связку ключей.

— Сходи возьми по бутылочке пива на всех.

Лёньчик поймал ключи на лету, потрусил к киоску.

Лёньчик принес пиво. Васька взял бутылку в руки.

— Ничего. Держать не будем.

Мишке послышался шум, стук в окошко, но он еще не проснулся.

— Что ты будешь делать, ни днем, ни ночью покоя нет, — услышал он возглас матери.

Потом мать сама растолкала Мишку.

— Мишка, вставай! За тобой. Агатова убили.

Мишка тут же подскочил, он все не мог понять, это сон или уже жизнь.

— Валяется между сараев. Тебя ждут.

— Кого убили?

— Да старого.

Мишка быстро стал одеваться, нога не попадала в штанину.

— Лёньчик-дурак, говорят, убил, — сообщала мать, что успела узнать.

Мишка с ужасом посмотрел на мать, движения его стали замедленными.

— Деньги отнял. Он еще вчера шел, руки в крови, из карманов деньги падают. Пьяный совсем. Его Катя Арефьева еще спросила, кого ограбил.

Мишка застыл на месте. Мать, недоумевая, посмотрела на него.

— Чего ты, одевайся, тебя же ждут там.

Мишка увидел народ у сараев. Протиснулся.

— Отойдите! — Стал орать Мишка. — Не подходить!

Иванович лежал ничком в узком проходе между сараями. С пробитой головой. Мишка тут

Иванович лежал ничком в узком проходе между сараями. С пробитой головой. Мишка тут же отвернулся.

— Станьте сюда, никому не подходить... В район позвонили?

Мишка, широко шагая, зашел в дом Агатова. Васька сидел за столом, щелкал семечки. Они посмотрели друг на друга. Васька пытался определить,

с каким настроением пришел Мишка.

— А я все жду тебя. После вчерашнего голова не болит?

— Болит. Это ты?

Иванович лежал ничком в узком проходе между сараями. С пробитой головой. Мишка тут же отвернулся.

— Станьте сюда, никому не подходить... В район позвонили?

Мишка, широко шагая, зашел в дом Агатова. Васька сидел за столом, щелкал семечки. Они посмотрели друг на друга. Васька пытался определить,

с каким настроением пришел Мишка.

— А я все жду тебя. После вчерашнего голова не болит?

— Болит. Это ты?

— Чего? — усмехнулся Васька.

— Твоих рук дело?

— Тебе разве не рассказали? Лёньчик напал на папу. Неустойчивая психика.

— Прекрати! — сорвался Мишка от спокойного Васькиного тона.

— Думаешь, я? А чем докажешь?

Васька развел руками, показывая, что ничего нет.

— Ничем, — согласился Мишка.

— Ну так чего орать? Это был почти несчастный случай.

— Я-то знаю...

— И что?

— Не боишься?

— Чего? Что ты сделаешь?

Мишка, обессиленный, сел.

— Налить? — спросил его Васька. — Чего ты взбудоражился? Всем нам конец когда-нибудь будет. Жалко, конечно, папу. Но пожил — всё. Состариться не успел. С дедом рядом похороним.

— Ты за него не говори. Он жить хотел.

— Да прекрати ты, Мишка. Ты не так настроен. Его нет, понял? А я есть. Вот и делай выводы.

Васька доверительно положил Мишке руку на плечо.

Мишка тряхнул плечом.

— Брат тоже такой был. Чего-то там жить спокойно не мог. Ну, не можешь — не живи. Дело хозяйское.

Мишка сидел за столом в районной милиции, медленно водил ручкой по бумаге, писал заявление.

— Что, не понравилось у нас?

Мишка покачал головой.

— Нет, не понравилось.

— Чё так?

— Сложно очень. Займусь своим делом.

— Подожди, отойдешь. Два трупа на участке — это тебе просто крупно не повезло. Дальше будет тише.

— Нет, — помотал головой Мишка.

Мишка выставил бутылку на стол перед Любой.

— Помянем, тихо, по-семейному.

Люба промолчала.

— А Анька где?

— Уехала в город.

— Зачем ты одну ее пустила? — удивился Мишка.

— Она с Васькой. Туда и обратно, они на машине. Аборт поехала делать.

Мишка вздрогнул. Встал, ушел.

Лешка наливал Мишке, как больному, и смотрел, как на больного.

— Ты все правильно сделал. Все правильно. И то, что ушел, хорошо. Зачем тебе такая работа? Теперь ты свободен.

— Нет, ты понимаешь, ты понимаешь... Он меня не боится.

— Васька, что ли? Да плюнь. Не надо теперь тебе все это.

— И те меня тоже не боятся... Суки.

Потом отставил предложенную стопку. Повернулся— Мы самоустранились.pp . Ему как будто что-то увиделось вдруг.

— Ты чего? — Лешка даже немного испугался за Мишку, взял его за руку. — Ты чего, Миш?

Мишка повернулся к брату.

— Чего тебя бояться? Кто ты такой? Они все люди при деле. За ними еще люди стоят... А за тобой только одни трупы. И эти все твои покойники, они сами виноваты, если разобраться... Зачем этот городской к нам приехал? Что он нам тут хотел доказать? У нас свой закон есть. И Агатов... тоже, знаешь, сам виноват. Зачем уезжать? И Игорь... Все чё-то хотят. Туда-сюда. Нет чтобы делом заняться. Спокойно жить. Я тебе про это сколько уже говорю. Со всеми этими дружить надо, своими быть. Вот тогда все и наладится.

Мишка, пошатываясь, вернулся домой. Мать только покачала головой. Мишка направился к себе, но вдруг задержался в большой комнате у «иконостаса». Он посмотрел на спокойное лицо брата на большом портрете, нахмурился.

Когда мать заглянула в большую комнату, Мишка срывал со стены картонные иконки и фотографии брата. Мать подбежала к Мишке. С силой оттолкнула его.

— Не тронь.

Мать смотрела на него жестко, почти ненавидя. Мишка наклонился, чтобы подобрать фотографии.

— Уйди! — приказала она ему. — Не тронь. Уйди!

Мишка поплелся к двери.

Слоняться по двору Мишка не захотел, он вышел на улицу. Просто пошел побродить. Вышел за поселок, побрел к фермам. У ферм он остановился, сел. Здесь обычно собирались дежурящие. Мишка посидел. Поднялся, нигде ему задерживаться не хотелось.

По плотине он вышел в степь. Заглянул и в ближнюю лесополосу, постоял у дерева брата. Обнял ствол. Шумела покрытая листьями крона. Мишка содрал немножко коры, пожевал.

Мишка видел их. Почти все были ему знакомы.

Мишка вышел из зарослей на поляну на некотором расстоянии. Он ничего не делал, просто сел, наблюдая за происходящим.

Там, в нескольких метрах от него, продолжали разделывать тушу.

Из-за темноты на него не сразу обратили внимание, Мишку даже стала забавлять эта ситуация, он свистнул.

Тогда на него посмотрели все. Мишка поднялся, приветливо-нагло улыбнулся.

— Явление Христа народу. Чего пришел? — крикнул ему Сергей.

— Посмотреть хочу.

— И что дальше?

Мишка пожал плечами.

— Что надо?

Трое ушли с поляны за кусты, Мишка понял, что ему пошли отсекать дорогу.

— Мы вроде бы договорились? — напомнил ему Сергей.

— Нет, ничего не договорились.

— Как же?

Это уже вступил Иван Куличев.

Мишка стал пятиться к кустам, пора было бежать.

— А вот так.

Мишка бежал по плотине, освещенной холодным лунным светом. Улыбался.

С разбегу вошел в воду. Его догоняли. Он почему-то подумал, что в воде умирать легче. Ряска ровно устилала воду у берега. Мишка нырнул, а вынырнул почти на половине пруда.

Оглянулся, его преследователи только-только входили в воду. Мишка расслабился, но тут же кто-то вынырнул в нескольких метрах от него.

Мишка помаячил на воде.

Потом еще раз ушел под воду.

Когда он снова появился над водой, то до ивняка на берегу оставалось всего лишь несколько метров, а рядом с ним никого не было. Они были там, на середине, перекрикивались, очевидно, его потеряли.

Мишка уже не оглядывался, не терял время, плыл к ивам на берегу.

Держась за тонкие ивовые ветки, карабкался на берег. Сердце Мишки бешено колотилось, в уши набралась вода. Ему показалось, что комья земли чересчур громко сорвались в воду, когда он выползал на берег.

Мишка тут же перескочил на другую сторону плотины. Побежал, теперь ему хотелось оторваться. Остановился, когда выдохся. Больше сил не было. В голове все гудело.

Мишка оглядывался, рядом с ним никого не было.

От бега и своего безумного поступка его охватило чувство радости и свободы. Он заорал во весь голос.

Мишка кричал, пел, перескакивал со слова на слово, кружился, совершенно не заботясь, что его могут услышать. Ему было уже все равно. Он чувствовал опьяняющую свободу.

Затем снова рванул по зарослям.

Мишка, не таясь, шел к поселку по дороге мимо пустых ферм. Было еще темно.

Дверь дома была открыта. Не включая свет, Мишка прошел в свою комнату. Храпел отец. Мишка разделся, лег и сразу заснул.

Мишку разбудил страх. Мишка подскочил и только через несколько секунд понял, что ему негромко стучат в окошко. На улице было еще темно. Мишка осторожно выглянул. Это был Лешка.

На крыльце Мишку ждали трое.

Бледная, постаревшая Зоя. Испуганный Лешка. И спокойная, решительная Маришка в потертой выцветшей плюшке, как королева красоты в норковом манто.

— Довыделывался... — сказал Мишке Лешка. — Тебя же прибьют...

Они держали совет в сарае.

Зоя поцеловала Мишку в щеку, заторопилась уходить.

— Вот что, надо тебе уезжать, — решил Лешка.

Мишка все еще не понимал, что все, что происходит, касается его.

— Куда ехать? — не понял Мишка.

Маришка сунула Мишке в ладонь листок.

— Это новый адрес Руслана. Он сейчас в Тюмени.

— Поедешь нефть качать, — зло сказал Лешка. — Ты ведь этого добивался?

— Я тоже туда скоро приеду, — заулыбалась Маришка, ей хотелось поддержать брата.

— Поедешь, как же! — грозно пообещал Лешка.

Мать Мишка разбудил сам, наклонился, негромко сказал:

— Мам, я уезжаю.

Маришка деятельно собирала Мишкины вещи. Вынимала из шкафа рубашки Игоря и укладывала их в сумку.

Мать и отец растерянно смотрели на сына. Мать пыталась стянуть волосы в пучок, руки не слушались, шпильки падали на пол.

Лешка зачем-то выключил свет. Скомандовал:

— Собираться на темную.

— Почему? — удивилась мать. — Миша, что это?

Мишка промолчал. Только Лешка повторил:

— Собираться в темноте.

— Почему в темноте? — просила объяснить мать.

— Открылась хорошая вакансия. Ехать надо сейчас. Ждать там никто не будет, — разъяснял Лешка отцу и матери такой быстрый отъезд Мишки.

Мишка шепнул Маришке:

— Я к Катьке забегу попрощаться.

Маришка кивнула.

Сонная Катя куталась в старый платок. Смотрела на Мишку широко рас-крытыми глазами.

— Куда едешь? Я с тобой... Я с тобой хочу.

Прощались во дворе. Начало светать.

Мишка поцеловал отца и мать. Отец подумал, сказал:

— Миш, ты за деньгами не гонись, не понравится, возвращайся обратно.

Мишка кивнул, он обещает. Маришка просунула в карман Мишкиного пиджака письмо.

Уезжали вдвоем на Лешкином мотороллере.

У почты Мишка попросил приостановиться. Там его ждала перепуганная Катя с нехитрой поклажей.

Лешка удивленно посмотрел на Катю. Но возражать не стал. И так многое шло не так, как надо.

Девушку посадили в серединку, между собой. Пристроили в тележке ее сумочку.

Лешка проголосовал на шоссе. Несколько машин проскочило мимо. Но вскоре какой-то грузовичок остановился. Лешка полез в кабину сам. Через некоторое время спустился.

— Всё, садись, я договорился.

Мишка хотел обнять брата. Лешка отстранился.

— ...Злой я на тебя. Нечего прощания устраивать. Все ты потерял...

Катя и Мишка сели в кабину машины, свои сумки бросили в ноги. Мишка пытался поймать взгляд брата, но Лешка отвернулся.

Машина покатила по шоссе. До слуха Мишки донесся тихий писк. Это Катя начала потихоньку плакать.

— Прекрати! — Прикрикнул на нее Мишка.

Но девушка заплакала сильнее, уже не скрываясь.

— Хватит, я сказал!

Мишка сам готов был расплакаться.

Оглядывался на дорогу, на удаляющийся указатель. Еще было видно, как возвращается в поселок по боковой дороге мотороллер Лешки.

Мишка отвернулся.

— Хватит! — еще раз прикрикнул на Катю.

Но Катя никак не могла успокоиться.

— Остановите, — попросил Мишка шофера.

Машина остановилась. Мишка вытянул Катю за руку из кабины.

— Выходи.

Достал сумку Кати, поставил на землю рядом с девушкой.

Сам сел в кабину, хлопнул дверцей. Смотрел прямо, не оглядывался.

— Вроде машет, чтобы вернулись, — сказал шофер Мишке.

Мишка отрицательно покачал головой.

Машина прибавила скорость.

Мишка до напряжения в глазах смотрел на несущуюся под колеса дорогу, чтобы сдержаться и не заплакать. Но уже скоро она растаяла перед Мишкиным взглядом, превратясь в серенькую, скользящую массу.

Ольга Шевченко — кинодраматург, редактор. Окончила сценарный факультет ВГИКа (мастерская А. Бородянского, С. Михальченко). Автор сценария фильма «Полное дыхание» (2007, с Ю.Рогозиным, А. Пендраковской; режиссер В. Пендраковский).

— Чего? — усмехнулся Васька.

— Твоих рук дело?

— Тебе разве не рассказали? Лёньчик напал на папу. Неустойчивая психика.

— Прекрати! — сорвался Мишка от спокойного Васькиного тона.

— Думаешь, я? А чем докажешь?

Васька развел руками, показывая, что ничего нет.

— Ничем, — согласился Мишка.

— Ну так чего орать? Это был почти несчастный случай.

— Я-то знаю...

— И что?

— Не боишься?

— Чего? Что ты сделаешь?

Мишка, обессиленный, сел.

— Налить? — спросил его Васька. — Чего ты взбудоражился? Всем нам конец когда-нибудь будет. Жалко, конечно, папу. Но пожил — всё. Состариться не успел. С дедом рядом похороним.

— Ты за него не говори. Он жить хотел.

— Да прекрати ты, Мишка. Ты не так настроен. Его нет, понял? А я есть. Вот и делай выводы.

Васька доверительно положил Мишке руку на плечо.

Мишка тряхнул плечом.

— Брат тоже такой был. Чего-то там жить спокойно не мог. Ну, не можешь — не живи. Дело хозяйское.

Мишка сидел за столом в районной милиции, медленно водил ручкой по бумаге, писал заявление.

— Что, не понравилось у нас?

Мишка покачал головой.

— Нет, не понравилось.

— Чё так?

— Сложно очень. Займусь своим делом.

— Подожди, отойдешь. Два трупа на участке — это тебе просто крупно не повезло. Дальше будет тише.

— Нет, — помотал головой Мишка.

Мишка выставил бутылку на стол перед Любой.

— Помянем, тихо, по-семейному.

Люба промолчала.

— А Анька где?

— Уехала в город.

— Зачем ты одну ее пустила? — удивился Мишка.

— Она с Васькой. Туда и обратно, они на машине. Аборт поехала делать.

Мишка вздрогнул. Встал, ушел.

Лешка наливал Мишке, как больному, и смотрел, как на больного.

— Ты все правильно сделал. Все правильно. И то, что ушел, хорошо. Зачем тебе такая работа? Теперь ты свободен.

— Нет, ты понимаешь, ты понимаешь... Он меня не боится.

— Васька, что ли? Да плюнь. Не надо теперь тебе все это.

— И те меня тоже не боятся... Суки.

Потом отставил предложенную стопку. Повернулся. Ему как будто что-то увиделось вдруг.

— Ты чего? — Лешка даже немного испугался за Мишку, взял его за руку. — Ты чего, Миш?

Мишка повернулся к брату.

— Чего тебя бояться? Кто ты такой? Они все люди при деле. За ними еще люди стоят... А за тобой только одни трупы. И эти все твои покойники, они сами виноваты, если разобраться... Зачем этот городской к нам приехал? Что он нам тут хотел доказать? У нас свой закон есть. И Агатов... тоже, знаешь, сам виноват. Зачем уезжать? И Игорь... Все чё-то хотят. Туда-сюда. Нет чтобы делом заняться. Спокойно жить. Я тебе про это сколько уже говорю. Со всеми этими дружить надо, своими быть. Вот тогда все и наладится.

Мишка, пошатываясь, вернулся домой. Мать только покачала головой. Мишка направился к себе, но вдруг задержался в большой комнате у «иконостаса». Он посмотрел на спокойное лицо брата на большом портрете, нахмурился.

Когда мать заглянула в большую комнату, Мишка срывал со стены картонные иконки и фотографии брата. Мать подбежала к Мишке. С силой оттолкнула его.

— Не тронь.

Мать смотрела на него жестко, почти ненавидя. Мишка наклонился, чтобы подобрать фотографии.

— Уйди! — приказала она ему. — Не тронь. Уйди!

Мишка поплелся к двери.

Слоняться по двору Мишка не захотел, он вышел на улицу. Просто пошел побродить. Вышел за поселок, побрел к фермам. У ферм он остановился, сел. Здесь обычно собирались дежурящие. Мишка посидел. Поднялся, нигде ему задерживаться не хотелось.

По плотине он вышел в степь. Заглянул и в ближнюю лесополосу, постоял у дерева брата. Обнял ствол. Шумела покрытая листьями крона. Мишка содрал немножко коры, пожевал.

Мишка видел их. Почти все были ему знакомы.

Мишка вышел из зарослей на поляну на некотором расстоянии. Он ничего не делал, просто сел, наблюдая за происходящим.

Там, в нескольких метрах от него, продолжали разделывать тушу.

Из-за темноты на него не сразу обратили внимание, Мишку даже стала забавлять эта ситуация, он свистнул.

Тогда на него посмотрели все. Мишка поднялся, приветливо-нагло улыбнулся.

— Явление Христа народу. Чего пришел? — крикнул ему Сергей.

— Посмотреть хочу.

— И что дальше?

Мишка пожал плечами.

— Что надо?

Трое ушли с поляны за кусты, Мишка понял, что ему пошли отсекать дорогу.

— Мы вроде бы договорились? — напомнил ему Сергей.

— Нет, ничего не договорились.

— Как же?

Это уже вступил Иван Куличев.

Мишка стал пятиться к кустам, пора было бежать.

— А вот так.

Мишка бежал по плотине, освещенной холодным лунным светом. Улыбался.

С разбегу вошел в воду. Его догоняли. Он почему-то подумал, что в воде умирать легче. Ряска ровно устилала воду у берега. Мишка нырнул, а вынырнул почти на половине пруда.

Оглянулся, его преследователи только-только входили в воду. Мишка расслабился, но тут же кто-то вынырнул в нескольких метрах от него.

Мишка помаячил на воде.

Потом еще раз ушел под воду.

Когда он снова появился над водой, то до ивняка на берегу оставалось всего лишь несколько метров, а рядом с ним никого не было. Они были там, на середине, перекрикивались, очевидно, его потеряли.

Мишка уже не оглядывался, не терял время, плыл к ивам на берегу.

Держась за тонкие ивовые ветки, карабкался на берег. Сердце Мишки бешено колотилось, в уши набралась вода. Ему показалось, что комья земли чересчур громко сорвались в воду, когда он выползал на берег.

Мишка тут же перескочил на другую сторону плотины. Побежал, теперь ему хотелось оторваться. Остановился, когда выдохся. Больше сил не было. В голове все гудело.

Мишка оглядывался, рядом с ним никого не было.

От бега и своего безумного поступка его охватило чувство радости и свободы. Он заорал во весь голос.

Мишка кричал, пел, перескакивал со слова на слово, кружился, совершенно не заботясь, что его могут услышать. Ему было уже все равно. Он чувствовал опьяняющую свободу.

Затем снова рванул по зарослям.

Мишка, не таясь, шел к поселку по дороге мимо пустых ферм. Было еще темно.

Дверь дома была открыта. Не включая свет, Мишка прошел в свою комнату. Храпел отец. Мишка разделся, лег и сразу заснул.

Мишку разбудил страх. Мишка подскочил и только через несколько секунд понял, что ему негромко стучат в окошко. На улице было еще темно. Мишка осторожно выглянул. Это был Лешка.

На крыльце Мишку ждали трое.

Бледная, постаревшая Зоя. Испуганный Лешка. И спокойная, решительная Маришка в потертой выцветшей плюшке, как королева красоты в норковом манто.

— Довыделывался... — сказал Мишке Лешка. — Тебя же прибьют...

Они держали совет в сарае.

Зоя поцеловала Мишку в щеку, заторопилась уходить.

— Вот что, надо тебе уезжать, — решил Лешка.

Мишка все еще не понимал, что все, что происходит, касается его.

— Куда ехать? — не понял Мишка.

Маришка сунула Мишке в ладонь листок.

— Это новый адрес Руслана. Он сейчас в Тюмени.

— Поедешь нефть качать, — зло сказал Лешка. — Ты ведь этого добивался?

— Я тоже туда скоро приеду, — заулыбалась Маришка, ей хотелось поддержать брата.

— Поедешь, как же! — грозно пообещал Лешка.

Мать Мишка разбудил сам, наклонился, негромко сказал:

— Мам, я уезжаю.

Маришка деятельно собирала Мишкины вещи. Вынимала из шкафа рубашки Игоря и укладывала их в сумку.

Мать и отец растерянно смотрели на сына. Мать пыталась стянуть волосы в пучок, руки не слушались, шпильки падали на пол.

Лешка зачем-то выключил свет. Скомандовал:

— Собираться на темную.

— Почему? — удивилась мать. — Миша, что это?

Мишка промолчал. Только Лешка повторил:

— Собираться в темноте.

— Почему в темноте? — просила объяснить мать.

— Открылась хорошая вакансия. Ехать надо сейчас. Ждать там никто не будет, — разъяснял Лешка отцу и матери такой быстрый отъезд Мишки.

Мишка шепнул Маришке:

— Я к Катьке забегу попрощаться.

Маришка кивнула.

Сонная Катя куталась в старый платок. Смотрела на Мишку широко рас-крытыми глазами.

— Куда едешь? Я с тобой... Я с тобой хочу.

Прощались во дворе. Начало светать.

Мишка поцеловал отца и мать. Отец подумал, сказал:

— Миш, ты за деньгами не гонись, не понравится, возвращайся обратно.

Мишка кивнул, он обещает. Маришка просунула в карман Мишкиного пиджака письмо.

Уезжали вдвоем на Лешкином мотороллере.

У почты Мишка попросил приостановиться. Там его ждала перепуганная Катя с нехитрой поклажей.

Лешка удивленно посмотрел на Катю. Но возражать не стал. И так многое шло не так, как надо.

Девушку посадили в серединку, между собой. Пристроили в тележке ее сумочку.

Лешка проголосовал на шоссе. Несколько машин проскочило мимо. Но вскоре какой-то грузовичок остановился. Лешка полез в кабину сам. Через некоторое время спустился.

— Всё, садись, я договорился.

Мишка хотел обнять брата. Лешка отстранился.

— ...Злой я на тебя. Нечего прощания устраивать. Все ты потерял...

Катя и Мишка сели в кабину машины, свои сумки бросили в ноги. Мишка пытался поймать взгляд брата, но Лешка отвернулся.

Машина покатила по шоссе. До слуха Мишки донесся тихий писк. Это Катя начала потихоньку плакать.

— Прекрати! — Прикрикнул на нее Мишка.

Но девушка заплакала сильнее, уже не скрываясь.

— Хватит, я сказал!

Мишка сам готов был расплакаться.

Оглядывался на дорогу, на удаляющийся указатель. Еще было видно, как возвращается в поселок по боковой дороге мотороллер Лешки.

Мишка отвернулся.

— Хватит! — еще раз прикрикнул на Катю.

Но Катя никак не могла успокоиться.

— Остановите, — попросил Мишка шофера.

Машина остановилась. Мишка вытянул Катю за руку из кабины.

— Выходи.

Достал сумку Кати, поставил на землю рядом с девушкой.

Сам сел в кабину, хлопнул дверцей. Смотрел прямо, не оглядывался.

— Вроде машет, чтобы вернулись, — сказал шофер Мишке.

Мишка отрицательно покачал головой.

Машина прибавила скорость.

Мишка до напряжения в глазах смотрел на несущуюся под колеса дорогу, чтобы сдержаться и не заплакать. Но уже скоро она растаяла перед Мишкиным взглядом, превратясь в серенькую, скользящую массу.

Ольга Шевченко — кинодраматург, редактор. Окончила сценарный факультет ВГИКа (мастерская А. Бородянского, С. Михальченко). Автор сценария фильма «Полное дыхание» (2007, с Ю.Рогозиным, А. Пендраковской; режиссер В. Пендраковский).

Мишка, пошатываясь, вернулся домой. Мать только покачала головой. Мишка направился к себе, но вдруг задержался в большой комнате у «иконостаса». Он посмотрел на спокойное лицо брата на большом портрете, нахмурился.По плотине он вышел в степь. Заглянул и в ближнюю лесополосу, постоял у дерева брата. Обнял ствол. Шумела покрытая листьями крона. Мишка содрал немножко коры, пожевал.p/p

© журнал «ИСКУССТВО КИНО» 2012