Strict Standards: Declaration of JParameter::loadSetupFile() should be compatible with JRegistry::loadSetupFile() in /home/user2805/public_html/libraries/joomla/html/parameter.php on line 0
Политическая инсталляция. «Гоморра», режиссер Маттео Гарроне, «Диво», режиссер Паоло Соррентино - Искусство кино
Logo

Политическая инсталляция. «Гоморра», режиссер Маттео Гарроне, «Диво», режиссер Паоло Соррентино

«Гоморра» (Gomorra)

По книге Роберто Савиано

Авторы сценария Маурицио Браучи, Уго Чити, Джанни Ди Грегорио, Маттео Гарроне, Массимо Гаудиозо, Роберто Савиано

Режиссер Маттео Гарроне

Оператор Марко Онорато

Художник Паоло Бонфини

В ролях: Сальваторе Абруцезе, Симоне Саскеттино,

Сальваторе Руокко, Винченцо Фабричино,

Винченцо Альтамура, Итало Ренда,

Тони Сервилло и другие

Fandango при участии Rai Cinema, Sky,

при поддержке Ministero per e le Attiva Culturali

Италия

2008

«Диво» (Il divo)

Автор сценария, режиссер Паоло Соррентино

Оператор Лука Бигацци

Художник Лино Фьорито

В ролях: Тони Сервилло, Анна Бонаюто, Пьера Дегли Эспоста, Паоло Грациози, Джулио Бозетти и другие

Indigo Film, Lucky Red, Parco Film

Италия — Франция

2008

Еще до начала Каннского фестиваля в кинематографических кулуарах курсировали слухи о возрождении итальянского политического кино. Два лучших в этой стране режиссера-эстета — Маттео Гарроне и Паоло Соррентино — представили в конкурсе политические фильмы в самом прямом и радикальном смысле слова. «Гоморра» Гарроне — жесткое бескомпромиссное разоблачение неаполитанской мафии. «Диво» Соррентино — меткий гротеск на тему власти, которую воплощает один из самых искусных игроков итальянской политической сцены — Джулио Андреотти. Обе картины получили в Канне заметные награды, обе стали событиями в общественной и культурной жизни Италии: достаточно сказать, что «Гоморра» вышла сразу на 430 экранах страны и была признана главным прокатным хитом на родине.

Но если политическое кино Италии и впрямь возрождается, оно совсем другое, чем то, что заполняло экраны мира тридцать-сорок лет назад. Более холодное, рациональное, пессимистичное и без иллюзий. Вспомним побеждавшие в Канне фильмы Элио Петри («Следствие по делу гражданина вне всяких подозрений») и Франческо Рози («Рабочий класс идет в рай»). Вспомним и популярную в Советском Союзе картину Дамиано Дамиани «Признание комиссара полиции прокурору республики», перенесшую жанровые традиции вестерна и триллера на актуальную почву.

Сегодняшнее итальянское кино протеста лишено открытых эмоций, его жанровые свойства ослаблены. Вот выдержки из итальянской прессы. «Фильм „Диво“ — это греческая трагедия, где каждый носит маску, под которой спрятаны логика, ритуал, театр власти... Здесь нет политологии, авторам нечего добавить к тому, что мы уже знаем об Андреотти и партии христианских демократов, перед нами чистое политическое шоу, построенное на уровне видений» (Альберто Креспи, «Унита»). «Гарроне выводит наружу вечное и неизменное страдание как свойство жизни. Почти каждый кадр „Гоморры“ обрамляет задыхающуюся природу, урбанистический монструозный пейзаж в стадии разложения. С другой стороны, авторы трезво и со смирением смотрят на реальность — словно на геологический разлом этого пейзажа» (Марио Сести, «Чинематографо»).

Оба талантливых режиссера снимали раньше камерное аутичное кино с экзистенциальным подтекстом и элементами трагифарса. Гарроне в «Таксидермисте» разыграл фантастический любовный треугольник: красавец официант, карлик-таксидермист и стоящая на пути их счастья заурядная красавица, причем зловещий карлик связан с мафией и в свободное от набивания чучел время помогает фаршировать людские трупы наркотиками. «Первая любовь» того же режиссера — притча об аннигиляции тела, построенная на истории мужчины-ловеласа, который любит экстремально худых женщин, склонных к анорексии. Как раз когда появились эти фильмы, возник скандал с немецким художником, выставлявшим препарированные мертвые тела то ли в художественных, то ли в научных целях. Очевидно, что индустрия гламура, производящая из нормальных женщин скелеты-инсталляции, близка, так сказать, эстетике мафии и идеалам Освенцима.

Самый известный фильм Соррентино «Последствия любви» тоже достаточно иронически обыгрывает «любовь», вынесенную в название: речь идет об унылой жизни посредника между сицилийской мафией и швейцарским банком, безвылазно торчащего в фешенебельном отеле в Лугано до тех пор, пока в душе этого маленького винтика системы не происходит бунт. Таким образом, оба режиссера и раньше затрагивали тему криминалитета и политической коррупции, однако скорее в форме иносказания или метафоры, косвенного свидетельства и сгущенного образа. На сей раз они впервые впрямую обратились к самым болезненным темам общества.

«Гоморра» прослеживает власть Каморры на всех уровнях и рисует почти безнадежную картину мафиозного мира, от которого человеку некуда деваться. Мафия переименована в Гоморру вовсе не из страха перед последствиями, а в целях большей суггестивности. В этой картине параллельно развиваются, практически ни разу не пересекаясь, несколько историй с героями разных поколений и разных сфер деятельности. Общее только одно: все они оказываются подчиненными интересам преступного сообщества.

Пожилой держатель общака, который выплачивает субсидии родственникам отбывших на отсидку. Два великовозрастных оболтуса, видящих себя героями фильма Брайана де Пальмы и окончательно теряющих голову, когда им удается разворошить тайник с оружием. Тринадцатилетний разносчик продуктов: ему приходится навсегда распрощаться с совестью, наведя бандитов на свою клиентку, с которой его связывает дружба и симпатия (этот эпизод — единственное исключение из правила: здесь возникает не предусмотренная эстетикой фильма простая человеческая эмоция). Выпускник университета, которого втягивают в бизнес по захоронению токсичных отходов под крышей мафии. Талантливый портной, которого перекупают китайские конкуренты и который чуть не гибнет от мести клана. Уже потом, чудом спасшись, он с профессиональной завистью смотрит на наряд Скарлетт Йоханссон в телерепортаже с Венецианского фестиваля: еще одна неплохая шутка на тему о том, где жизнь, а где кино.

«Гоморра» поставлена по книге молодого журналиста Роберто Савиано, который после ее выхода миллионным тиражом в Италии и продажи в три-дцать три страны живет под постоянным надзором и защитой полиции. То же самое, вполне возможно, ждет Маттео Гарроне. При этом фильм во многом противоположен книге, по которой снят и которая ставила целью конкретное разоблачение. На экране же — антропологическое исследование, анализ преступности как модуса поведения и способа жизни.

Для Гарроне, уроженца Рима, всегда огромную роль играет «гений места», где происходит действие. Его холодные индустриальные пейзажи, снятые оператором Марко Онорато, несут на себе печать влияния Антониони, а в сценах, разыгрывающихся на природе, в провинции Казерта, странным образом преломляются традиции деревенского неореализма, отрефлексированного острым интеллектом жителя современного мегаполиса. Первоклассный музыкальный ряд включает известные шлягеры, которые звучат шокирующе в контексте фильма, и специально написанную для него песню Роберта Дель Наджа и Нила Давиде.

В финальных титрах идут скупые цифры, иллюстрирующие «подвиги» Каморры. Рекорды по числу убитых (больше, чем в палестино-израильской войне с начала Интифады), по обороту средств наркотрафика, по росту онкологических заболеваний в районах захоронения отходов. Список подконтрольных отраслей — от мусоросборки до фэшн-дизайна и кинопроизводства (последнее важно, Гарроне не забывает о том, что кино связано с жизнью).

В отличие от романно-эпической «Гоморры», «Диво» — экспрессионистский портрет известного политика Джулио Андреотти — выполнено в форме гротескного спектакля масок, почти оперы, в традиции Брехта или эйзенштейновского монтажа аттракционов. Эффектный изобразительный ряд, блестящий монтаж и агрессивное музыкальное сопровождение создают сильный эффект, хотя иногда он оборачивается своей противоположностью, и от этого шквала образов начинаешь уставать.

Действие разыгрывается на итальянской политической сцене недавнего прошлого и тоже сопровождается коррупцией, сговорами и убийствами.

В фильме много монологических цитат самого Андреотти, например: «Нашу страну нелегко понять иностранцам. В Италии самые медленные поезда называются „скорыми“, а газета Corriere della sera („Вечерние новости“) поступает утром». Или: «Когда Иисуса спросили, где кроется правда, он не ответил». Или: «Улики всегда находятся в детективных фильмах. Но не всегда в реальной жизни». Или: «Самый страшный диктатор — это ты сам». Или: «Знаю, что я посредственный человек. Но, глядя вокруг, не вижу гигантов».

Андреотти — воплощение геронтократии, застоя власти и мистической связи с ней, образ неприкасаемого, не подверженного переменам, практически бессмертного, энигматичного человека без свойств. Паоло Соррентино назвал его Il divo — мужским аналогом «дивы», оперной или кинематографической звезды, которая существует вне реальной связи с жизнью. И в то же время этот человек семь раз назначался премьер-министром Италии, обвинялся в связях с Cosa nostra и в убийстве журналиста Мино Пекорелли, собравшего на него компромат. Андреотти выплыл невредимым из всех опасных вод, он до сих пор жив и недавно в телешоу к недоумению ведущего и телезрителей утверждал, что лично присутствовал на похоронах Путина.

Одна из самых впечатляющих сцен фильма — когда Андреотти исповедуется в церкви и на вопрос священника, почему он не говорит о Боге, отвечает, что Бог не входит в состав электората. Семикратного премьера играет Тони Сервилло, актер, который по своему значению может быть приравнен к Джану Марии Волонте — харизматичному герою политического кино 70-х годов. Волонте играл и героев, и извращенных стражей порядка. Сервилло в основном сосредоточен на гротескных ролях в фильмах Соррентино, имеющих, впрочем, нечто общее с сатирами Элио Петри. Играет Сервилло и одну из важных ролей в «Гоморре».

В новых фильмах итальянских режиссеров нет ни одного штампа итальянского боевика про мафию. Нет социальной риторики и мифологии «крестных отцов» с обязательной историей их восхождения и падения. Здесь никого не замуровывают в бетон, не пытают горячим утюгом, здесь даже редко повышают голос и никогда не матерятся. Если показано убийство, то как рутинный, без всякого пафоса бизнес. При этом авторам удается пойти глубже классических схем, характерных для этого типа кино, и затронуть процесс базового разрушения морали.

Проблема сегодняшнего политического кино в одном: его форма резко контрастирует с содержанием. Оно лишено той страсти и демократической коммуникативности, которая делала фильмы тридцати-сорокалетней давности событиями, способными по-настоящему всколыхнуть общество да и собрать кассу. Особенно это касается «Дива», которое воспринимается уже сегодня как исторический фильм. Ведь даже Андреотти кажется образчиком высокой культуры по сравнению с теми, кто пришел ему на смену. Современные игры в политике идут совсем на другом уровне. Кроме того, задает вопрос Альберто Креспи из газеты «Унита»: «Поймут ли картину уже в двух шагах от Италии, в Лугано?» Ведь новое итальянское политическое кино своей изощренной структурой и отчужденной фактурой напоминает инсталляции для музея современного искусства.

© журнал «ИСКУССТВО КИНО» 2012