Цифрами обозначен номер журнала

З Д Е С Ь И Т Е П Е Р Ь

Актуальное кино — не снимать! Сочи-2008. «Круглый стол» «ИК». В дискуссии участвуют Лоран Данилю, Даниил Дондурей, Виталий Манский, Армен Медведев, Андрей Плахов, Кирилл Разлогов, Александр Роднянский, Сергей Титинков, Игорь Толстунов, Раиса Фомина, Иван Форгач, Сергей Члиянц, Жоэль Шапрон, Елена Яцура ..... 8

Время «че». Канн-2008. «Круглый стол» «ИК». В дискуссии участвуют Евгений Гусятинский, Даниил Дондурей, Нина Зархи, Лев Карахан .... 7

Гудков Лев — Дондурей Даниил — Паин Эмиль. «Он русский, это многое объясняет» ........... 5

Дондурей Даниил — Бакштейн Иосиф — Морев Глеб. Завершилась ли эпоха Просвещения? .......... 1

Дондурей Д. — Радзиховский Л. — Роднянский А. Инновации. Телевизор. Идеология .............. 6

Дондурей Даниил — Разлогов Кирилл — Угаров Михаил. Современная культура: динамика застоя .......... 3

К 100-летию российского кинопроизводства ........ 11

От «фильмы» — к «продукту». Анкета «ИК». На вопросы отвечают Александр Велединский, Владимир Дмитриев, Иван Дыховичный, Андрей Звягинцев, Павел Лунгин, Евгений Марголит, Майя Туровская

Поздняков Александр. Начало

Ромашков Владимир. За кулисами. (Публикация А. Позднякова.)

Неигровое кино — ресурс игрового. «Круглый стол» «ИК». В дискуссии участвуют Зара Абдуллаева, Виктория Белопольская, Арсен Готлиб, Сергей Дворцевой, Даниил Дондурей, Виталий Манский, Виктор Матизен, Ирина Павлова, Марина Разбежкина, Вика Смирнова, Алена Солнцева, Алексей Учитель, Алексей Ханютин ........................ 10

Перестройка как процесс ........................ 9

Драгунский Денис. Мещанская драма

Ерофеев Андрей. Десоветизация искусства. (Интервью ведет Тамара Дондурей.)

Искусство и перестройка. В дискуссии участвуют Мария Байбакова, Иосиф Бакштейн, Сергей Борисов, Дмитрий Врубель, Екатерина Деготь, Фолькер Диль, Наталья Колодзей, Александра Обухова, Никола Овчинников, Федор Павлов-Андреевич, Мария Попова, Ольга Свиблова, Николай Филатов

Радзиховский Леонид. Потребители с большой дороги .......................... 4

Сериалы против кино. «Круглый стол» «ИК».

В дискуссии участвуют Владилен Арсеньев, Александр Атанесян, Наталья Венжер, Анатолий Голубовский, Даниил Дондурей, Лев Карахан, Никита Михалков, Максим Стишов, Дмитрий Фикс, Сергей Фикс, Александр Хван, Сергей Члиянц ..................... 2

Сценарий: про что кино? «Круглый стол». В дискуссии участвуют Ким Белов, Елена Гремина, Нана Гринштейн, Андрей Дмитриев, Даниил Дондурей, Нина Зархи, Александр Кабаков, Екатерина Нарши, Дмитрий Нестеров, Ирина Павлова, Павел Финн, Валентин Черных, Катя Шагалова ................ 12

Юрьев Дмитрий. Легализация лояльности ........... 4

И М Е Н А

ИЗАБЕЛЬ АДЖАНИ .......................................... 3

Аджани Изабель. Точки над «i». (Беседу ведет Мишель Ребишон.)

АЛЕКСЕЙ БАЛАБАНОВ .................................... 1

Суховерхов Арсений. Пространство подростка

ФИЛИПП ГАРРЕЛЬ ........................................... 3

Кушнарева Инна. Повседневность после

Истории

ОТАР ИОСЕЛИАНИ .......................................... 10

Баландина Наталья. Волшебная феерия

МАЙКЛ ЙОРК .................................................... 2

Йорк Майкл: «Хороший артист — это вор». (Интервью ведет Мумин Шакиров.)

МАЙКЛ КЕЙН ................................................... 4

Цыркун Нина. Командор Кейн

СТИВ МАККУИН .............................................. 9

Маккуин Стив. Последний оплот сопротивления. (Интервью ведет Мария Бейкер.)

Рождественская Ксения. Развоплощение тела

СЕРГЕЙ МАКОВЕЦКИЙ ................................. 2

Машукова Александра. Роман с собой и роман с миром

ЖАННА МОРО ................................................... 4

Моро Жанна: «Я не мечтала стать звездой, я искала приключений». (Комментарий Беатрисы Кулон.)

МАНУЭЛ ДИ ОЛИВЕЙРА ................................. 11

Долин Антон. Суперстар

ТИМОТИ О’САЛЛИВАН ................................... 5

Фоменко Андрей. Тимоти О’Салливан, фотограф фронтира

МАЙКЛ ПАУЭЛЛ ............................................ 8, 11

Дарахвелидзе Георгий. Ландшафты сновидений (11)

Дарахвелидзе Георгий. Тот, кто заявил: «Я — кино» (8)

МАЙКЛ ПИТТ .................................................... 10

Питт Майкл: «Ничего общего с Брэдом...» (Беседу ведет и комментирует Гвен Дуге.)

АЛЕКСАНДР РОДНЯНСКИЙ .......................... 8

Роднянский Александр. Отравление адреналином. (Беседу ведет Дмитрий Трояновский.)

ЮРИЙ СТЕПАНОВ ........................................... 1

Машукова Александра. Без иллюзий

СЕРГЕЙ УРУСЕВСКИЙ ................................... 12

Урусевская Инга. Поэт кинематографа

МИХАЭЛЬ ХАНЕКЕ .......................................... 5

Уитли Кэтлин. Еще раз о забавных играх

Ханеке Михаэль. Насилие, умноженное на два. (Беседу ведет Шейла Джонстон.)

ДАСТИН ХОФФМАН ........................................ 7

Хоффман Дастин: Люди на экране — всего лишь тени...«(Интервью ведет Эллиот В. Котек.)

КЕННЕТ ЭНГЕР ................................................ 10

Иванов Олег. Маг кинематографа

К О М М Е Н Т А Р И И

Абдуллаев Фуад. Не хуже — не лучше .................. 7

Гудкова Анна. Жизнь питчинга только начинается ................. 8

Зинцов Олег. Гипермаркет ночью ......................... 6

Зинцов Олег. Дорога .............................................. 2

Никифорова Виктория. Политика пустоты ........... 9

Радзиховский Леонид. Россия во сне .................... 5

Форгач Иван. Под прикрытием культурной миссии ............ 8

Храмчихин Александр. Гордиться пиаром ............ 7

Храмчихин Александр. «Зато мы делаем макеты...» ............. 5

Экштут Семен. «А какую кавалерию лучше... красную или голубую?» .......... 6

Экштут Семен. «Не подмажешь — не поедешь» ........ 5

Экштут Семен. Одиночество власти .................... 2

Экштут Семен. «Повеяло Бонапартом...» ............. 3

Юрьев Дмитрий. Два «Дня» никакой России ...... 3

M E D I A

Богословская Кира, Солнцева Светлана. Конструирование «сериальных реальностей» ..................... 7

Дондурей Даниил — Зверева Вера. «Почти безгрешны...» .............. 10

Зверева Вера. Теленовости: в формате сериала ........... 8

Муратов Сергей. Земноводные выходят на сушу ................ 3

Секретная служба телевидения. О функции телекритики. «Круглый стол» «ИК». В дискуссии принимают участие Арина Бородина, Даниил Дондурей, Вера Зверева, Анна Качкаева, Сергей Муратов, Ирина Петровская ............ 4

О П Ы Т

Аллен Вуди. Неторопливое созерцание жизни. (Беседу ведет и комментирует Синтия Лючиа.) ........................ 3

Будрайтис Юозас. Пространство для размышлений. (Интервью ведет Елена Калашникова.) ............... 10

Бушеми Стив: «Я просто реагирую на объективную реальность». (Беседу ведет Майкл Флеминг.) ............................ 1

Глюкля и Цапля: «Преодолевать страх — это мы любим!» (Беседу ведет Анжелика Артюх.) ..... 8

Дарденн Люк. Обратная сторона образов .......... 7-9

Дебижев Сергей: «Кино — это авантюра». (Интервью ведет Александра Тучинская.) ...... 3

Денёв Катрин. Два интервью по личным (и не только) вопросам .......... 7

Депп Джонни: «Мне хотелось понять, на что я способен». (Беседу ведет Стив Дали.) ........ 5

Клуни Джордж. Самопознание через самоиронию. (Беседу ведет и комментирует Гвен Дуге.) .................. 9

Козаков Михаил: «Я, может быть, и в меньшинстве». (Интервью ведет Олексий-Нестор Науменко.) .................... 2

Кончаловский Андрей: «...есть скучные рассказчики». (Беседу ведет Мумин Шакиров.) ......... 5

Линч Дэвид. Как поймать большую рыбу ............ 1

Лозница Сергей. Игра в неигровое. (Беседу ведет Мария Бейкер.) .................. 4

Манский Виталий: «Предложат стать кардиналом — откажусь». (Интервью ведет Сергей Сычев.) ........................ 10

Меликян Анна: «Все вопросы — к Андерсену...» (Беседу ведет Тамара Дондурей.) ............. 4

Тучинская Александра. Шаляпин и Мейерхольд в кино ......................... 11

Хэнкс Том: «Не надо во всем винить Чарлза Уилсона!» (Беседу ведет Жюльетт Мишо.) ..... 6

Шнабель Джулиан. Человек изнутри. (Беседу ведет и комментирует Скотт Маколей.) ...... 1

П У Б Л И К А Ц И И

Агранович Леонид. Покаяние свидетеля ......... 10-11

Антониони Микеланджело. Снимать — значит жить ..................... 5

Артемьева Ольга. Двоеточия ................................. 10

Брускин Гриша. Донжуанский список .................. 1

Брускин Гриша — Волков Соломон. До-до-до и после-после-после .............. 1

Голубкина Людмила. Случайные отрывки ............ 8

Зоркая Нея. Литературный быт. (Публикация Марии Зоркой.) ................... 3-4

Карни Рей. Кассаветес о Кассаветесе ............. 10-11

Скаландис Ант. Машина желаний ......................... 2

Соловьев Сергей. Александр Абдулов ................... 1

Соловьев Сергей. Соломон .................................... 6

Школьников Семен. Тяжкий путь кинохроникера ............. 5-6

Шпаликов Геннадий. Опыт потерь. (Публикация Э. Корсунской.) ..................... 7

«Элем Климов. Неснятое кино». Фрагменты книги ...................................... 4

Гельман Александр. Ему было трудно ладить с собой

Иоселиани Отар. Предписанная трагедия

Медведев Армен. Он будет нас беспокоить

Сокуров Александр. Яростный, мощный человек

Р А З Б О Р Ы

Абдуллаева Зара. Утопия Херманиса .................... 5

Артюх Анжелика — Комм Дмитрий. Пожар уже начался ............................ 6

Болотян Ильмира. Doc как способ идентификации ............................... 3

Головнев Андрей. Разглядеть в чужаке себя самого. (Беседу ведет и комментирует Сергей Анашкин.) ......... 1

Десятерик Дмитрий. «Будьте реалистами — требуйте невозможного!» ......... 7

Дроздова Марина. Наши намеки вполне прозрачны ............... 2

Дэниелсен Шейн. Кинематограф новой Европы ......... 8

Ковалов Олег. Наш ответ Джойсу ..................... 3-4

Ковалов Олег. «Четвертый смысл» ................. 10-11

Комм Дмитрий. Красота мечты и кошмара ........... 7

Комм Дмитрий. Эскимоска и Голливуд ................ 9

Кривуля Наталья. 3D — и смотри ......................... 6

Майзель Евгений. Преступление и наслаждение ..... 3

Разлогов Кирилл. Особый взгляд? ........................ 7

Самылкина Екатерина. Ностальгия по настоящему .................... 3

Сычев Сергей. Боятся как огня ............................. 10

Торе Жан-Батист. 70-е: перезагрузка .................... 2

Фоменко Андрей. Стереофотография ................... 7

Хржановский Андрей — Катаев Григорий. Невеселый разговор ............... 5

Цвет времени: синий. (Евгения Леонова — Мария Гордон — Ирина Лапина) ........... 5

Р Е П Е Р Т У А Р

Абдуллаева Зара. Каждому свое кино .................. 11

Абдуллаева Зара. Маленький большой фильм..... 11

Абдуллаева Зара. Меланхолия .............................. 2

Абдуллаева Зара. Посторонний ............................ 8

Абдуллаева Зара. При всем при том ..................... 3

Андреева Ольга. От мифа к «мылу» ...................... 8

Аннинский Лев. Платим и теперь ......................... 8

Артюх Анжелика. Перекресток различий ............ 5

Артюх Анжелика. Синяя фея, или Американская мечта .......... 1

Бакурадзе Бакур. Игра в бисер. (Интервью ведет Игорь Сукманов.) ......... 8

Бейкер Мария. На гребне войны ......................... 11

Бейкер Мария. «Подмена» в Юрьеве ................... 8

Богомолов Юрий. Поговорим за «Ликвидацию» ......... 2

Гарт Давид. Арбузная жвачка и слезный магендовид ............... 6

Гусятинский Евгений. Конвой ............................... 9

Гусятинский Евгений. Правила игры .................... 7

Гусятинский Евгений. Чертова середина ............... 1

Гусятинский Евгений. Live ..................................... 11

Десятерик Дмитрий. Вне контроля ....................... 6

Долин Антон. Братство агнца ............................... 7

Долин Антон. Превращение ................................. 11

Долин Антон. In oil we trust ................................... 3

Дроздова Марина. Многослойность реальности 8

Зиборова Ольга. Герой не нашего времени ......... 10

Зиборова Ольга. Миссис Икс ............................... 4

Зинцов Олег. Ювенильное небо ........................... 11

Карахан Лев. Анализ крови .................................. 1

Кенфилд Кевин. Большое настоящее ................... 2

Кузьмина Лидия. Барышня Месть ........................ 1

Кузьмина Лидия. Нетипичные обстоятельства ..... 6

Кушнарева Инна. Малыш и Карлсон ................... 9

Кушнарева Инна. Пересчет утопленников .......... 10

Леонова Евгения. Вперед на четвереньках ........... 4

Леонова Евгения. Кладбище скрытых возможностей ....... 9

Любарская Ирина. Механика судьбы ................... 8

Майзель Евгений. Интим не предлагать .............. 4

Малюкова Лариса. Куклы .................................... 8

Малюкова Лариса. Методом «эклера» ................. 7

Малюкова Лариса — Разлогов Кирилл. Тише едешь — дальше будешь .......... 6

Никифорова Виктория. Станем китайцами .......... 5

Овчаров Сергей: «Я готов ставить чеховский „Вишневый сад“ еще и еще...» (Интервью ведет Александра Тучинская.) ........................ 9

Плахов Андрей. Космос как метафора ................. 11

Плахов Андрей. Нет у революции конца ............. 7

Плахова Елена. Политическая инсталляция ....... 7

Разлогов Кирилл. Евразийский хронотоп ............ 8

Рождественская Ксения. Парадокс Китано ......... 11

Сараскина Людмила. Вдали от сигнальных огней ............ 1

Слапиня Анна. Глазами подростка ....................... 2

Смирнова Вика. Поэма без героя ......................... 4

Смирнова Вика. Тереза, или Время возвращения ................. 9

Солнцева Алена. Хорошо артикулированное подсознание ................ 1

Стишова Елена. Без интриги ................................ 9

Стишова Елена. Восхождение на Фудзияму ........ 3

Сукманов Игорь. Каннский след .......................... 8

Сукманов Игорь. Территория любви .................... 10

Тарханова Катя. Невыносимая легкость дня ........ 8

Тарханова Катя. Цельновязаный жакет ................ 4

Тучинская Александра. Сад-фантом, или Чехов снова с нами ..................... 9

Тыркин Стас. Бешеный Мик ................................ 3

Тыркин Стас. Невидимки ..................................... 11

Учитель Алексей. По острию бритвы. (Интервью ведет Екатерина Самылкина.) .......... 9

Цыркун Нина. Драма на море ............................... 7

Цыркун Нина. Искусственный газон ................... 2

Цыркун Нина. Каждому — СВОЕ ........................ 4

Цыркун Нина. На воде .......................................... 1

Цыркун Нина. Но нельзя рябине... ...................... 1

Цыркун Нина. Парень из стали ............................ 5

Цыркун Нина. Секс, ложь и мемуары .................. 10

Цыркун Нина. Три цвета ....................................... 8

Цыркун Нина. Тусклое золото Берлинале ........... 3

Цыркун Нина. Хэппенинг .................................... 6

Щербакова Ирина. «Бирнамский лес» Катыни ..... 3

Щиголев Андрей. О чем кричит кукушка ............. 9

Ф Е С Т И В А Л И

АНАПА-2007, «Киношок» .................................... 2

Дроздова Марина. Наши намеки вполне прозрачны

БЕРЛИН-2008 ..................................................... 3

Абдуллаева Зара. При всем при том

Долин Антон. In oil we trust

Стишова Елена. Восхождение на Фудзияму

Тыркин Стас. Бешеный Мик

Цыркун Нина. Тусклое золото Берлинале

Щербакова Ирина. «Бирнамский лес» Катыни

ВЕНЕЦИЯ-2008 .................................................. 11

Абдуллаева Зара. Каждому свое кино

Абдуллаева Зара. Маленький большой фильм

Бейкер Мария. На гребне войны

Гусятинский Евгений. Live

Долин Антон. Превращение

Зинцов Олег. Ювенильное небо

Плахов Андрей. Космос как метафора

Рождественская Ксения. Парадокс Китано

Тыркин Стас. Невидимки

КАНН-2008 .......................................................... 7

Время «че». В дискуссии, посвященной

61-му Каннскому кинофестивалю, участвуют Евгений Гусятинский, Даниил Дондурей, Нина Зархи, Лев Карахан

Гусятинский Евгений. Правила игры

Денёв Катрин. Два интервью по личным (и не только) вопросам

Десятерик Дмитрий. «Будьте реалистами — требуйте невозможного!»

Долин Антон. Братство агнца

Малюкова Лариса. Методом «эклера»

Плахов Андрей. Нет у революции конца

Плахова Елена. Политическая инсталляция

Разлогов Кирилл. Особый взгляд?

Цыркун Нина. Драма на море

КАРЛОВЫ-ВАРЫ-2008 ...................................... 9

Гусятинский Евгений. Конвой

Стишова Елена. Без интриги

Учитель Алексей. По острию бритвы. (Интервью ведет Екатерина Самылкина.)

МОСКВА-2007, фестиваль документальных фильмов «Кинотеатр.doc» .............. 3

Болотян Ильмира. Doc как способ идентификации

Самылкина Екатерина. Ностальгия по настоящему

МОСКВА-2008, ММКФ ...................................... 9

Кушнарева Инна. Малыш и Карлсон

Леонова Евгения. Кладбище скрытых возможностей

Овчаров Сергей: «Я готов ставить чеховский „Вишневый сад“ еще и еще...» (Интервью ведет Александра Тучинская.)

Смирнова Вика. Тереза, или Время возвращения

Тучинская Александра. Сад-фантом, или Чехов снова с нами

Щиголев Андрей. О чем кричит кукушка

МОСКВА-2008, Неделя израильского кино в Москве .............. 6

Гарт Давид. Арбузная жвачка и слезный магендовид

МОСКВА-2008, фестиваль «Св. Анна» ............... 6

Малюкова Лариса — Разлогов Кирилл. Тише едешь — дальше будешь

ОБЕРХАУЗЕН-2008 ........................................... 5

Артюх Анжелика. Перекресток различий

СОЧИ-2008, «Кинотавр» .................................... 8

Абдуллаева Зара. Посторонний

Актуальное кино — не снимать! «Круглый стол»

Андреева Ольга. От мифа к «мылу»

Аннинский Лев. Платим и теперь

Бакурадзе Бакур. Игра в бисер. (Интервью ведет Игорь Сукманов.)

Бейкер Мария. «Подмена» в Юрьеве

Гудкова Анна. Жизнь питчинга только начинается

Дроздова Марина. Многослойность реальности

Любарская Ирина. Механика судьбы

Малюкова Лариса. Куклы

Разлогов Кирилл. Евразийский хронотоп

Сукманов Игорь. Каннский след

Тарханова Катя. Невыносимая легкость дня

Форгач Иван. Под прикрытием культурной миссии

Цыркун Нина. Три цвета

Ч Т Е Н И Е

Адабашьян Александр. Проезд Серова ................. 10

Арабов Юрий. Чудо ............................................... 9

Арабов Юрий. Юрьев день ................................... 5

Гремина Елена. Однажды поздним вечером ........ 2

Дишдишян Оваким. Вниз по Евфрату на плотах. (Публикация Рубена Дишдишяна.) ............... 4-6

Долгопят Елена. Ванюша ...................................... 1

Долгопят Елена. Alter ego ...................................... 12

Драгунский Денис. Шесть сценариев ................... 12

Купреянова Ипполита. Французский балкон ....... 12

Магамбетов Марат, Филиппова Светлана. Люди как братья, пантеры как кошки .......... 12

Мизгирев Алексей. Бубен, барабан ...................... 3

Минаев Игорь, Михайлова Ольга. Маяк ............... 11

Пальчикова Анастасия. Один на один .................. 7

Сасина Марина. Одна война ................................ 12

Стругацкий Аркадий, Стругацкий Борис. Ведьма ..... 2

Шевченко Ольга. Пойма ....................................... 6

ФИЛЬМЫ И ТЕЛЕПРОГРАММЫ, О КОТОРЫХ

ПИСАЛИ В «ИСКУССТВЕ КИНО» В 2008 ГОДУ

«3 минуты 41 секунда» (Лариса Малюкова — Кирилл Разлогов) ................... 6

«12» (Лев Карахан ................................................ 1

Александра Машукова) .............................. 2

«24 город» (Er shi si cheng ji / 24 City) (рубрика «Здесь и теперь») ....................... 7

«400 ударов» (Les quatre cents coups) (Наталья Баландина) ............... 10

«Автостоянка» (Ting che) (Кирилл Разлогов) ........ 7

«Ад в Тихом океане» (Hell in the Pacific) (Георгий Дарахвелидзе) .................... 11

«Адмиралъ» (Ольга Зиборова) .............................. 10

«Аллея славы» (Glory Alley) (Дмитрий Комм) ....... 9

«Алфи» (Alfie) (Нина Цыркун) ............................. 4

«Американец в Париже» (An American in Paris) (Дмитрий Комм .................. 7

Дмитрий Комм) ............................................ 9

«Аники Бобо» (Aniki Bуbу) (Антон Долин) ............ 11

«Антуан и Колетт» (Antoine et Colette) (Наталья Баландина) .......................... 10

«Апрель» (Наталья Баландина) ............................ 10

«Ахиллес и черепаха» (Achilles to kame) (Зара Абдуллаева ..................... 11

Ксения Рождественская) ............................... 11

«Без единой улики» (Without a Clue) (Нина Цыркун) ........................... 4

«Безнадежный день» (O Dia do Desespero) (Антон Долин) ......................... 11

«Безумства Зигфилда» (Ziegfeld Follies) (Дмитрий Комм) ................... 7

«Белый орел» (Александра Тучинская) ................ 11

«Бенильде, или Мать-девственница» (Benilde ou a Virgem Mгe) (Антон Долин) ............ 11

«Беспечная» (Happy-Go-Lucky) (Зара Абдуллаева 3

Нина Цыркун) ..... 3

«Бесплатный пунш» (Gratis Punsh) (Анжелика Артюх) ...................... 5

«Бесы», ТВ (Людмила Сараскина) ...................... 1

«Бешеный пес Джонни» (Johny Mad Dog) (Кирилл Разлогов) ........................ 7

«Божественная комедия» (A Divina Comйdia) (Антон Долин) .............. 11

«Борец» («Рестлер», The Wrestler) (Зара Абдуллаева ........................... 11

Евгений Гусятинский) ................................... 11

«Бригадун» (Brigadoon) (Георгий Дарахвелидзе .... 11

Дмитрий Комм) ............. 7

«Бумажный солдат» (Зара Абдуллаева .................. 11

Андрей Плахов) ................... 11

«Бэтмен возвращается» (Batman Begins) (Нина Цыркун) .................. 4

«В ожидании чуда» (Анжелика Артюх — Дмитрий Комм) ................. 6

«В реальном времени», цикл док. фильмов (Сергей Дебижев — Александра Тучинская) ............ 3

«В ясный день можно заглянуть в вечность» (On a Clear Day You Can See Forever) (Дмитрий Комм) ........................... 7

«Вальс с Баширом» (Vals im Bashir) (Лариса Малюкова) .................... 7

«Вегас: правдивая история» (Vegas: Based on a True Story) (Зара Абдуллаева) ............... 11

«Венди и Люси» (Wendy and Lucy) (Кирилл Разлогов) .............................. 7

«Верим в любовь» (Zuo you) (Нина Цыркун) ......... 3

«Версаль» (Versailles) (Кирилл Разлогов) .............. 7

«Весеннее действо» (Acto de Primavera) (Антон Долин) ............................... 11

«Ветер в ночи» (Le vent de la nuit) (Инна Кушнарева) .............................. 3

«Видимое и невидимое» (Do Visнvel ao Invisнvel) (Антон Долин) ................... 11

«Внутренняя территория» (Gabbla) (Зара Абдул-лаева) ............................. 11

«Война Чарли Уилсона» (Charlie Wilson’s War) (Том Хэнкс — Жюльетт Мишо) ........... 6

«Волшебник из страны Оз» (The Wizard of Oz) (Дмитрий Комм) ................ 7

«Волшебное зеркало» (Espelho Mбgico) (Антон Долин) ................................ 11

«Воображаемая жизнь ангелов» (La vie rкvйe des anges) (Анжелика Артюх — Дмитрий Комм) .......... 6

«Воробьиная песня» (Avaze gonjeshk-ha) (Нина Цыркун) ................... 3

«Воспитание Риты» (Educating Rita) (Нина Цыркун) ................................ 4

«Восхождение Люцифера» (Lucifer Rising) (Олег Иванов) .................................... 10

«Восхождение Скорпиона» (Scorpio Rising) (Олег Иванов) ................................ 10

«Всегда прекрасна» (Belle toujours) (Антон Долин) ....................................... 11

«Встреть меня в Сент-Луисе» (Meet Me in St. Louis) (Дмитрий Комм) ................... 7

«Высокие чувства» (Лариса Малюкова — Кирилл Разлогов) ........................ 6

«Гангстер» (American Gangster) (Анжелика Артюх) .......................... 1

«Где-то между маем и летом» (Лариса Малюкова — Кирилл Разлогов) ............... 6

«Георг» (Georg) (Ольга Зиборова) ........................ 4

«Герой местного значения» (Local Hero) (Георгий Дарахвелидзе) ...................... 11

«Глория» (Gloria) (Ольга Артемьева) .................... 10

«Говорящее кино» (Um Film Falado) (Антон Долин) .................... 11

«Голод» (Hunger) (Стив Маккуин — Мария Бейкер ........................ 9

Кирилл Разлогов ................... 7

Ксения Рождественская ....... 9

рубрика «Здесь и теперь») .... 7

«Гоморра» (Gomorra) (Елена Плахова) ................. 7

«Горящая прерия» (The Burning Plain) (Зара Абдуллаева) ............... 11

«Граница рассвета» (La frontiиre de l’aube) (рубрика «Здесь и теперь») ................ 7

«Гудбай, Соло» (Goodbye Solo) (Стас Тыркин) ...... 11

«Да будет свет!» (Shine a Light) (Стас Тыркин) ..... 3

«Две любовницы» (Two Lovers) (рубрика «Здесь и теперь») ......................... 7

«Девственность» (Виталий Манский — Сергей Сычев) .................. 10

«Дело «Ипкрисс» (The Ipcress File) (Нина Цыркун) 4

«День радио» (Катя Тарханова) ............................ 4

«Джулия» (Julia) (Нина Цыркун) ......................... 3

«Диво» (Il Divo) (Елена Плахова) ......................... 7

«Дикая невинность» (Sauvage innocence) (Инна Кушнарева) .................... 3

«Дикое поле» (Кирилл Разлогов .......................... 8

Игорь Сукманов) .......................... 8

«Дитя» (L’enfant) (Люк Дарденн) .......................... 9

«Длинноногий папочка» (Daddy Long Legs) (Дмитрий Комм) ........................... 9

«Долина Авраама» (Vale Abraгo) (Антон Долин) ..... 11

«Дон Кихот» (Don Quichotte) (Александра Тучинская) ...................... 11

«Другая» (L’autre) (Зара Абдуллаева) .................... 11

«Дуб № 419» (Ильмира Болотян) ........................ 3

«Душка» (Dushka) (Александра Машукова .......... 2

Нина Цыркун) ........................ 1

«Железный человек» (Iron Man) (Нина Цыркун) .......... 5

«Женщина под влиянием» (A Woman Under the Influence) (Ольга Артемьева) ........... 10

«Жестокость» (Анжелика Артюх — Дмитрий Комм ...................... 6

Лидия Кузьмина) ........................................... 1

«Живи и помни» (Лев Аннинский ......................... 8

Игорь Сукманов) ....................... 8

«Жижи» (Gigi) (Дмитрий Комм) ........................... 7

«Жил певчий дрозд» (Наталья Баландина) ............ 10

«Забавные игры» (Funny Games) (Кэтлин Уитли) .... 5

«Забавные игры» (Funny Games U. S.) (Кэтлин Уитли ........................... 5

Михаэль Ханеке — Шейла Джонстон) ......... 5

«Залечь на дно в Брюгге» (In Bruges) (Лидия Кузьмина) .................. 6

«Запретное царство» (The Forbidden Kingdom) (Виктория Никифорова) ...................... 5

«Зардоз» (Zardoz) (Георгий Дарахвелидзе) ........... 11

«Застава Ильича» (Олег Ковалов) .................. 10-11

«Зеленый театр в Земфире» (Лариса Малюкова — Кирилл Разлогов) ........................ 6

«Игра» (Анжелика Артюх — Дмитрий Комм) ...... 6

«Игры воображения» (Ильмира Болотян) ............. 3

«Индиго» (Евгения Леонова — Мария Гордон — Ирина Лапина) ..................... 5

«Иоланда и вор» (Yolanda and the Thief) (Дмитрий Комм) ........................... 7

«Искупление» (Atonement) (Нина Цыркун) ........... 2

«Искусственные воды» (Eaux d’artifice) (Олег Иванов) ................... 10

«Исповедь будет вот-вот» (Confession Coming Soon) (Анжелика Артюх) ....................... 5

«История воды» (Une histoire d’eau) (Наталья Баландина) ...................... 10

«Кабала в Кабуле» (Kabale а Kaboul) (Ильмира Болотян) ..................... 3

«Каждому свое кино» (Chacun son cinйma ou Ce petit coup au Coeur quand la lumiиre s’йteint et que le film commence) (Евгения Майзель ................... 4

Нина Цыркун) ....................... 4

«Как Анечка увидела член» (Ильмира Болотян) ..... 3

«Как стать стервой» (Анжелика Артюх) ................ 5

«Карамазовы» (Karamazovi) (Елена Стишова) ....... 9

«Катынь» (Katyn) (Ирина Щербакова) ................. 3

«Кентерберийская история» (A Canterbury Tale) (Георгий Дарахвелидзе) .................. 11

«Клетка» (Leonera) (рубрика «Здесь и теперь») ..... 7

«Коломбо» (Columbo), ТВ (Евгений Майзель) ..... 3

«Колыбельная» (Олег Ковалов) ............................ 4

«Конец VI главы» (Лариса Малюкова — Кирилл Разлогов) ........................ 6

«Контрабанда» (Contraband) (Георгий Дарахвелидзе) ...................... 11

«Контроль» (Control) (Дмитрий Десятерик) ......... 6

«Край света» (The Edge of the World) (Георгий Дарахвелидзе) ................ 11

«Красный шар» (Le ballon rouge) (Инна Кушнарева) ............................ 9

«Краткие сведения по некоторым эпизодам» (Лариса Малюкова — Кирилл Разлогов) ...... 6

«Кроличья луна» (Rabbit’s Moon) (Олег Иванов) ....... 10

«Кухня-джаз» (Лариса Малюкова — Кирилл Разлогов) .................. 6

«Лео Последний» (Leo the Last) (Георгий Дарахвелидзе) ..................... 11

«Ликвидация», ТВ (Юрий Богомолов .................. 2

Александра Машукова) ........ 2

«Лили» (Lili) (Дмитрий Комм) ............................. 9

«Листопад» (Наталья Баландина) ........................ 10

«Лица» (Faces) (Ольга Артемьева) ........................ 10

«Любимая» (L’aimйe) (Вика Смирнова) ................ 9

«Любовь-морковь» (Анжелика Артюх — Дмитрий Комм) ................. 6

«Мадам Бовари», реж. Винсенте Миннелли (Madame Bovary) (Дмитрий Комм) .......... 7

«Марадона глазами Кустурицы» (Maradona by Kusturica) (Кирилл Разлогов ............. 7

рубрика «Здесь и теперь») ........ 7

«Мать» (Ильмира Болотян .................................. 3

Алена Солнцева) .................................... 1

«Мать-одиночка и хор» (Анжелика Артюх) .......... 5

«Между стен» («Класс», Entre les murs / The Class) (Евгений Гусятинский ............. 7

рубрика «Здесь и теперь») ........................... 7

«Мечта Кассандры» (Cassandra’s Dream) (Вуди Аллен — Синтия Лючиа ................. 3

Нина Цыркун) ............................................... 1

«Мечтатели» (The Dreamers) (Инна Кушнарева) ......... 3

«Мешок» (Лариса Малюкова — Кирилл Разлогов) ......................... 6

«Мика и Альфред» (Майкл Йорк — Мумин Шакиров) ............. 2

«Минни и Московиц» (Minnie and Moskowitz) ( /pp Ольга Артемьева) ................ 10

«Мне не больно» (Александра Машукова) .......... 2

«Мои солдатики» (Марина Дроздова) .................. 2

«Мой класс» (Ильмира Болотян .......................... 3

Екатерина Самылкина) ................. 3

«Молчание Лорны» (Le silence de Lorna) (Антон Долин ............................ 7

рубрика «Здесь и теперь») ............................. 7

«Монастырь» (Ильмира Болотян) ....................... 3

«Монастырь» (O Convento) (Антон Долин) .......... 11

«Моя страна, моя страна» (My Country My Country) (Ильмира Болотян) .............. 3

«Мужья» (Husbands) (Ольга Артемьева) ............... 10

«Муха» (Анна Слапиня) ...................................... 2

«Мы из будущего» (Евгения Леонова) ................. 4

«Небесные тихоходы» (Sukai kukora) (Олег Зинцов) .................. 11

«Невольно» (De ofrivilliga) (Кирилл Разлогов) ...... 7

«Не трогайте топор» (Ne touchez pas la hache) (Вика Смирнова) .................. 4

«Нет, или Тщетная слава» («Non», ou A Vг Gloria de Mandar) (Антон Долин) .............. 11

«Незнакомая земля» (Лариса Малюкова — Кирилл Разлогов) ...................... 6

«Незримое» (Анжелика Артюх) ............................ 5

«Неуловимый Первоцвет» (The Elusive Pimpernel) (Георгий Дарахвелидзе) ............... 11

«Нефть» (There Will Be Blood) (Антон Долин ........ 3

Нина Цыркун) ...... 3

«Нирвана» (Ольга Андреева ................................. 8

Игорь Сукманов) ............................... 8

«Новая земля» (Игорь Сукманов) ........................ 8

«Норманд сверху» (Normand From the Top) (Анжелика Артюх) ...................... 5

«Нулевой километр» (Анжелика Артюх — Дмитрий Комм) ....................... 6

«Обещание» (La promesse) (Люк Дарденн) ........... 7

«Облако 9» (Wolke Neun) (рубрика «Здесь и теперь») ....................... 7

«Обреченная любовь» (Amor de Perdiзгo) (Антон Долин) ..................... 11

«Обыкновенные любовники» (Les Amants reguliers) (Инна Кушнарева) .................. 3

«Одетый для убийства» (Dressed to Kill) (Нина Цыркун) ................... 4

«Однажды в провинции» (Евгения Леонова) ......... 9

«Озеро Тахо» (Lake Tahoe) (Нина Цыркун) ........... 3

«Океан» (Игорь Сукманов ................................... 8

Нина Цыркун) ...................................... 8

«Она провела слишком много часов под софитами» (Elle a passй tant d’heures sous les sunlights...) (Инна Кушнарева) ..................... 3

«Особо опасен» (Анжелика Артюх — Дмитрий Комм) .......................... 6

«Остров», реж. П. Лунгин (Анжелика Артюх — Дмитрий Комм) ...................... 6

«Островок цветов» (Isle of Flowers) (Анжелика Артюх) .................. 5

«О’Хортен» (O’Horten) (Кирилл Разлогов) ........... 7

«Охота за ворота» (Екатерина Самылкина) ......... 3

«Очарование зла», ТВ (Михаил Козаков — Олексий-Нестор Науменко) .............. 2

«Папа Джованны» (Il papа di Giovanna) (Зара Абдуллаева) ....................... 11

«Пастораль» (Наталья Баландина) ....................... 10

«Пересчет» (Recount) (Инна Кушнарева) ............. 10

«Перо маркиза де Сада» (Quills) (Нина Цыркун) 4

«Письмо» (A Carta) (Антон Долин) ...................... 11

«Пламя в океане» (Yi ban hai shui, yi ban huo yan) (Кирилл Разлогов) ................... 7

«Пленный» (Евгений Гусятинский ...................... 9

Алексей Учитель — Екатерина Самылкина) ...................................... 9

«Плохие голубые мальчики» (Panj Pun Olova / Bad Blue Boys) (Анжелика Артюх) ................ 5

«Плюс один» (Лариса Малюкова) ........................ 8

«Подводное течение» (Undercurrent) (Дмитрий Комм) .......................... 7

«Подмена» (Changeling) (рубрика «Здесь и теперь») ...................... 7

«Пока дьявол не узнает, что ты мертв» («Игры дьявола», Before the Devil Knows You’re Dead) (Евгений Гусятинский) .................. 1

«Поклонение» (Adoration) (рубрика «Здесь и теперь») ....................... 7

«Полет красного шара» (Le voyage du ballon rouge) (Инна Кушнарева) .................... 9

«Порто моего детства» (Porto da Minha Infвncia) (Антон Долин) ........................ 11

«Портрет Дориана Грея» (Александра Тучинская) ....................... 11

«Последняя воля» (Last Orders) (Нина Цыркун) ..... 4

«После вечеринки / Afterparty (Марина Дроздова) ............................ 2

«После прочтения сжечь» (Burn After Reading) (Нина Цыркун) ............. 10

«После школы» (Afterschool) (Кирилл Разлогов) ..... 7

«Потоки любви» (Love Streams) (Ольга Артемьева) ......................... 10

«Правила виноделов» (The Cider House Rules) (Нина Цыркун) ................ 4

«Представление» (Сергей Лозница — Мария Бейкер) ...................... 4

«Прекрасный день» (Un giorno perfetto) (Зара Абдуллаева) .................. 11

«Преступление и наказание», ТВ (Людмила Сараскина) ............. 1

«Призрак едет на Запад» (The Ghost Goes West) (Георгий Дарахвелидзе) ................ 11

«Принцип неуверенности» (O Princнpio da Incerteza) (Антон Долин) ................... 11

«Пришелец — спасение Валдиса в 11 частях» (Tulnukas ehk Valdise pддsemine 11 osas) (Марина Дроздова) ................. 2

«Прогулки по воде» (Lalehet al hamayim) (Давид Гарт) .................... 6

«Прошлое и настоящее» (O Passado e o Presente) (Антон Долин) ............... 11

«Проще простого» (Be hamin sadegi) (Андрей Щиголев) ................ 9

«Путешествие к началу мира» (Viagem ao Princнpio do Mondo) (Антон Долин) ............ 11

«Пятая империя» (O Quinto Impйrio — Ontem Como Hoje) (Антон Долин) ............... 11

«Пятнашки» (Лариса Малюкова — Кирилл Разлогов) .................. 6

«Рейчел выходит замуж» (Rachel Getting Married) (Зара Абдуллаева .................... 11

Евгений Гусятинский) ................................. 11

«Река Доуру» (Douro, Faina Fluvial) (Антон Долин) .................... 11

«Риорита» (Игорь Сукманов) .............................. 8

«Рождественская сказка» (Un conte de Noёl) (рубрика «Здесь и теперь») ................. 7

«Розетта» (Rosetta) (Люк Дарденн) ...................... 7

«Роса» (Teza) (Зара Абдуллаева) ........................... 11

«Русалка» (Анна Меликян — Тамара Дондурей) ...... 4

«Рыба» (Марина Дроздова) ................................. 2

«Рыбка Поньо» (Gake no Ue Ponyo) (Зара Абдуллаева ........................ 11

Антон Долин) ................................................. 11

«Рыжая и снег» (Екатерина Самылкина) ............ 3

«Сад» (Сергей Овчаров — Александра Тучинская 9

Александра Тучинская) ............................ 9

«Свободное плавание» (Анжелика Артюх — Дмитрий Комм) .................... 6

«Сезон дождей» (Сергей Дебижев — Александра Тучинская) ...................... 3

«Секреты» (Sodot, Ha-) (Давид Гарт) ................... 6

«Семейный очаг» (Domicile conjugal) (Наталья Баландина) ............... 10

«Сервис» (Serbis) (рубрика «Здесь и теперь») ...... 7

«Сильный человек» (Александра Тучинская) ....... 11

«Скафандр и бабочка» (Le Scaphandre et le papillon) (Джулиан Шнабель — Скотт Маколей) ........ 1

«Скованные пилой» (Chainsaw) (Анжелика Артюх) .............. 5

«Скрытая угроза» («Повелитель бури», The Hurt Locker) (Зара Абдуллаева ................. 11

Мария Бейкер) .................................. 11

«Слово и утопия» (Palavra e Utopia) (Антон Долин) 11

«Слуга Мельпомены» (Лариса Малюкова — Кирилл Разлогов) ........... 6

«Соль этого моря» (Salt of This Sea) (Кирилл Разлогов) .................... 7

«Солярис» (Ант Скаландис) ................................. 2

«Сталкер» (Ант Скаландис) ................................. 2

«Стандартная оперативная процедура» (Standart Operating Procedure) (Нина Цыркун) ......... 3

«Старикам здесь не место» (No Country for Old Men) (Зара Абдуллаева ............... 2

Кевин Кенфилд) .................................. 2

«Старушка-ревнивица» (Лариса Малюкова — Кирилл Разлогов) ................. 6

«Сын» (Le fils) (Люк Дарденн) ........................... 8-9

«Сыщик» («Игра навылет», Sleuth), реж. Джозеф Манкевич (Нина Цыркун) ........ 4

«Сыщик» («Игра навылет», Sleuth), реж. Гаролд Пинтер (Нина Цыркун) ................. 4

«Таблица умножения» (Екатерина Самылкина) ..... 3

«Тайсон» (Tyson) (Кирилл Разлогов) ..................... 7

«Таксист» (Екатерина Самылкина) ..................... 3

«Тася» (Лариса Малюкова — Кирилл Разлогов) 6

«Тени» (Shadows) (Ольга Артемьева) ..................... 10

«Территория» (Ильмира Болотян ......................... 3

Екатерина Самылкина) ................ 3

«Тиски» (Анжелика Артюх — Дмитрий Комм) ..... 6

«Тихий американец» (The Quiet American) (Нина Цыркун) .................. 4

«Токийская соната» (Tфkyф sonata) (Кирилл Разлогов) ..................... 7

«Токио!» (Tokyo!) (Кирилл Разлогов) .................... 7

«Тот, кто гасит свет» (Игорь Сукманов) ............... 8

«Три истории любви» (Лариса Малюкова — Кирилл Разлогов) ................. 6

«Три истории о любви» (The Story of Three Loves) (Дмитрий Комм .............. 7

Дмитрий Комм) ............................................ 9

«Три обезьяны» (Ьз maymun / Three Monkeys) (рубрика «Здесь и теперь» ......... 7

Нина Цыркун) ............................................... 7

«Тюльпан» (Кирилл Разлогов ............................... 7

рубрика «Здесь и теперь» .................. 7

Игорь Сукманов) ............................... 10

«Убийство китайского букмекера» (The Killing of a Chinese Bookie) (Ольга Артемьева) ........... 10

«Ублюдки» (Los bastardos) (Кирилл Разлогов) ...... 7

«Уборка» (Ausfegen) (Анжелика Артюх) ................ 5

«Ужасно счастлив» (Frygtelig Lykkelig) (Елена Стишова) .......................... 9

«Уик-энд» (Week End) (Дмитрий Десятерик) ........ 7

«Уникальная встреча» (Rencontre unique) (Антон Долин) ................... 11

«Ускользающая любовь» (Amour en fuite) (Наталья Баландина) .................. 10

«Фейерверк» (Fireworks) (Олег Иванов) ................ 10

«Фестиваль» (Ильмира Болотян) ......................... 3

«Флэшка» (Анжелика Артюх — Дмитрий Комм) ....................... 6

«Фотограф» (The Photograph) (Елена Стишова) ..... 9

«Франсишка» (Francisca) (Антон Долин) .............. 11

«Фуга» (Марина Дроздова) .................................. 2

«Хижина в небесах» (Cabin in the Sky) (Дмитрий Комм) .................. 7

«Христофор Колумб. Загадка» (Cristуvгo Colombo — O Enigma) (Антон Долин) ........... 11

«Хрустальная туфелька» (The Glass Slipper) (Дмитрий Комм) ................ 9

«Царь Иван Васильевич Грозный» («Дочь Пскова», «Псковитянка») (Александра Тучинская) ...... 11

«Цветение вишни — Ханами» (Kirschblьten — Hanami) (Елена Стишова) ............... 3

«Цветок багульника» (Лариса Малюкова — Кирилл Разлогов) ................... 6

«Че» (Guerrilla / Che) (Андрей Плахов .................. 7

рубрика «Здесь и теперь») 7

«Человек в плаще» (The Man with a Cloak) (Дмитрий Комм) .................... 9

«Человек с киноаппаратом» (Олег Ковалов) ......... 3

«Четыре возраста любви» (Марина Дроздова) ....... 8

«Черный лед» (Musta jaa) (Нина Цыркун) ............ 3

«Чудо в Милане» (Miracolo a Milano) (Наталья Баландина) ................... 10

«Шахта» (Dixia de Tiankong) (Елена Стишова) ..... 9

«Шпион в черном» (The Spy in Black) (Георгий Дарахвелидзе) .................... 11

«Штрафная линия» (Linha de Passe) (рубрика «Здесь и теперь») ................. 7

«Шультес» (Зара Абдуллаева ................................ 8

Бакур Бакурадзе — Игорь Сукманов ........... 8

Иван Форгач) ..................................... 8

«Экскалибур» (Excalibur) (Георгий Дарахвелидзе) ..................... 11

«Элегия» (Elegy) (Нина Цыркун) ......................... 3

«Элитный эскадрон» (Tropa de Elita) (Нина Цыркун) .................. 3

«Юрьев день» (Мария Бейкер .............................. 8

Ирина Любарская ....................... 8

Игорь Сукманов .......................... 8

Катя Тарханова ........................... 8

Иван Форгач) .............................. 8

«Я возвращаюсь домой» (Vou Para Casa) (Антон Долин) ...................... 11

«Я думаю о вас» (Je pence а vous) (Люк Дарденн) ..................... 7

«Я знаю, что делаю!» (’I Know Where I’m Going!’) (Георгий Дарахвелидзе) .............. 11

«Я — ковбой» (Soi Cowboy) (Кирилл Разлогов) ..... 7

«Я убил бабочку» (Анжелика Артюх) ................... 5

«Я хочу видеть» (Je veux voir) (Кирилл Разлогов) 7

«Явление» (The Happening) (Нина Цыркун) .......... 6

«Ярик» (Лариса Малюкова — Кирилл Разлогов) ........................ 6

Afterparty («После вечеринки) (Марина Дроздова) ............................ 2

Kustom Kar Kommandos (Олег Иванов) ................. 10

p

Склон горы, которую огибает неширокая каменистая дорога. Ниже по склону, за деревьями шумит горная река.

Выше, над дорогой, на большом валуне сидят два пацана лет по тринадцати. Это Баха (высокий, нескладный, сутулый) и его приятель Бока (маленький, вертлявый, с большими ушами).

Далеко на дороге показался прохожий. Баха и Бока внимательно за ним наблюдают. Прохожий наконец оказывается прямо под ними.

Б о к а. Эй, ты! Куда идешь?!

Прохожий, задрав голову, ищет их взглядом, находит.

П р о х о ж и й. Сопляк, ты с кем это так разговариваешь, а?

Б о к а. С тобой, придурок! Я спрашиваю, ты куда идешь?

П р о х о ж и й. Ну, щас я залезу, уши тебе оторву!

Мужик топчется на месте, но лезть не спешит.

Б а х а. А бегать ты умеешь?

П р о х о ж и й (растерянно). Ну умею, а что?

Б а х а. Ну тогда беги!

И оба толкают ногами булыжники вниз по склону. Камни летят, цепляя другие камни, превращаясь в лавину.

Мужик, матерясь, срывается с места и убегает. Пацаны хохочут.

Баха в одних трусах стоит в воде, держась за камень. Заорав, решительно окунается с головой в ледяную воду. Бока, мокрый и трясущийся от холода, сидит на берегу, начинает считать: «Раз! Два! Три!..» На «восемь» Баха выскакивает из воды.

Б а х а. Мама! Мамочка! А! Умираю! (Садится рядом с Бокой, подставив спину солнцу. Говорит, стуча зубами от холода.) Не, скажи, зашибись!

Б о к а. Классно.

Б а х а. Ну что, пора?

Бока кивает, и они начинают одеваться.

Баха и Бока, вопя, катятся на велосипедах по горной дороге. Вразнобой орут песню: «Помоги, помоги, я солдат твоей любви!»

Спрятав велосипеды в кустах, Баха и Бока лезут вверх — там, метрах в тридцати над дорогой, торчит скала, исписанная теми, кто смог туда добраться: «Здесь был...», «ДМБ...», «Витек из...»

Бока достает из рюкзака баллончик с краской и моток веревки.

Б о к а. Ну что, как договаривались? Не боишься?

Б а х а. Кто? Я? Давай веревку.

Баха обвязывает себя веревкой вокруг пояса, берет краску и вразвалочку идет к краю скалы. Бока садится на землю и наматывает другой конец веревки на руку. У края скалы Баха ложится на живот и ползет вперед.

Б о к а. Эй, ты что делаешь? Зачем вниз головой?

Б а х а. А мне так удобнее. Я зато ногами цепляться буду.

Над краем скалы торчат только ноги Бахи, которыми ему, в общем-то, и зацепиться не за что. Бока натягивает веревку.

Б а х а. Бока, отпусти чуть-чуть! Ниже!

Бока, упираясь ногами в землю, отматывает веревку. Баха опускается ниже, его ноги уже болтаются в воздухе. Бока отпускает еще, и его начинает тащить по земле к краю.

Б а х а. Бока, ты чё! Держи!

Бока упирается ногой в торчащий из земли камень. Баха зависает. Встряхивает баллончик и пишет на скале. С ужасом смотрит вниз: земля там усыпана острыми обломками. Торопливо дописывает.

Б а х а. Бока, тяни!

Бока изо всех сил тащит веревку. Нога его срывается с камня, и его снова тащит к краю.

Бока, вопя и поднимая пыль, скользит к краю. Баха, зажмурившись и вопя, опускается все ниже и ниже. Вдруг он упирается головой в землю. Одновременно Бока останавливается на самом краю. Веревки как раз хватило на высоту скалы.

Б о к а. Баха, я держу тебя!

Б а х а (сдавленным голосом). Отпусти, Бока!

Б о к а. Нет, ни за что!

Б а х а. Отпусти, дурак, я уже на земле!

Бока сматывает с руки веревку и бросает вниз. Баха падает.

Бока спускается вниз.

Б о к а. Баха, брат, ты как? Я чуть не умер за тебя!

Баха, с лицом в мелких брызгах краски, стоит и задумчиво смотрит наверх. Бока смотрит туда же.

На скале написано: «БАХА БОК», но вверх ногами.

Б о к а. Ну ты и дурак! Ты что сделал? А мне вообще букву не дописал! Ты чё, Баха, гонишь? Ты что сделал?!

Б а х а (глядя вверх, уныло). Я что-то не подумал... Бока, давай перепишем.

Б о к а. Перепишем! Да пошел ты!

Бока вскакивает на велосипед и, остервенело давя на педали, едет по склону к асфальтовой дороге. Чуть не сталкивается с человеком, стоящим там в ожидании автобуса. Им оказывается тот самый мужик, который убегал от камнепада. Мужик сразу узнает его и хватает за ухо, пригибает к земле.

М у ж и к (радостно). А-а, сопляк! Я же говорил, уши поотрываю! Я же говорил!

Б о к а. Ой, дяденька, пустите, это не я! Меня там не было! Больно!

Мужик продолжает радостно крутить Бокино ухо.

К дороге съезжает Баха. Увидев происходящее, подлетает к мужику и направляет ему в лицо баллон с краской.

Б а х а. Пусти, пусти! Щас покрашу! А ну! Пусти!

Мужик, оторопев, отпускает Боку. Пацаны вскакивают на велосипеды и несутся вниз. Мужик какое-то время бежит за ними, что-то крича.

Б о к а. Баха, молоток! Здорово ты его!

Б а х а. Надо было его покрасить! Прикинь, какой бы он стал белый!

Хохоча и крича, они катятся вниз, туда, где синеет в дымке город. Орут: «Помоги, помоги, я солдат твоей любви!»

Баха и Бока несутся по дороге — мимо деревьев, холмов и домиков на окраине города. Пролетают мимо машин, людей, витрин в центре города, вдоль каскадов, по улицам старого района около парка, по аллеям старого парка — мимо аттракционов, детских площадок, мимо озера.

Семнадцатилетний Тимур (среднего роста, худощавый, интроверт) и его друг Борис (светловолосый, голубоглазый, общительный) гуляют в парке у озера. Борис время от времени бросает палку своему псу Капитану.

Т и м у р. Представь себе, ты никогда не бываешь один. Всегда на тебя смотрят, тебя слушают. Ты чувствовал это когда-нибудь?

Б о р и с. Капитан, апорт! (Тимуру.) В смысле?

Т и м у р. Ну, все вокруг живое. Вот ты смотришь на дерево, а оно смотрит на тебя. Или вот — ты говоришь, а стены слушают тебя, и ты для них, как шум ветра, понимаешь?

Б о р и с (смеется). Ну, это фантастика. Ты теперь не только стихи пишешь?

Т и м у р. Нет, ты не понимаешь... я это вдруг стал чувствовать... поэтому смерти нет, просто уходишь в листья, в воду или в ветер.

Б о р и с. Капитан, ко мне! (Тимуру.) Или вот становишься собакой, да?

Т и м у р. И собакой. (Останавливается и внимательно смотрит на Бориса.) Боря, ты иди, я еще здесь...

Б о р и с. Да ладно, ты что, обиделся?

Тимур смотрит на озеро. В лодках визжат люди, машут руками. Борис уходит.

Неожиданно все стихает. Тимур стоит и смотрит на беззвучно шумящих людей, на тихую воду. Стая собак неслышно пробегает куда-то.

Тимур хочет вернуться домой, и вдруг кто-то почти невидимый неслышно проходит мимо. Тимур оборачивается и видит только шевеление веток на берегу и расходящуюся дорожку на поверхности озера.

Коридор и единственная комната заставлены коробками и узлами. Мать Саши (молодая подвижная женщина) завязывает узел. Жанка, старшая сестра Саши (десять лет, рыжая, задиристая) на маленьком, свободном от вещей пятачке пытается прыгать на скакалке.

М а т ь. Жанка, перестань. Не здесь. Если хочешь прыгать, иди во двор. Только будь у подъезда, вот-вот машина приедет.

Ж а н к а. Не хочу. Я лучше петь буду. (Садится на стол и, болтая ногами, поет.)

Расцветали яблони и груши,

Поплыли туманы над рекой.

Выходила на берег Катюша,

На высокий на берег крутой!

Саша (шесть лет, полный застенчивый мальчик) тихо сидит на табуретке, зажав под мышкой шахматы.

Звенит дверной звонок. Саша и Жанка срываются с места и наперегонки бегут в коридор, крича: «Папа, папа приехал!»

М а т ь. Ну наконец.

Она бежит в коридор.

Дверь уже открыта. На пороге стоит молодой парень, рядом — рыжая собака.

М а т ь. Миша? А где Володя? Что случилось?

М и ш а. Здравствуйте, Вера Васильевна, вы не волнуйтесь, все в порядке. Владимир Алексеевич не смог приехать, срочная работа. Вот меня прислал помогать. И вот еще подарок детям передал.

Миша кивает на собаку. Собака, вывесив язык набок, дружелюбно виляет хвостом.

М а т ь. Господи...

М и ш а. Да она хорошая, воспитанная. Откуда-то к нашей базе прибилась, но явно домашняя, ухоженная, непонятно, как в горы попала. Наверное, потерялась.

Мать растерянно смотрит то на Мишу, то на собаку. Жанка, присев на корточки, разговаривает с собакой.

Ж а н к а. Дай лапу! Ну дай лапу! (Мише.) Дядь Миша, а как ее зовут?

М и ш а. Мы назвали Радой. Откликается. И вот еще Владимир Алексеевич передал подарок имениннику. Держи.

Миша достает из кармана полевой бинокль и протягивает Саше. Саша берет бинокль. Жанка тут же переключается с собаки на бинокль.

Ж а н к а. Ух, ты! А ну, дай, дай!

Она хватает бинокль, подносит к глазам.

С а ш а. Папа не приедет?

Миша виновато пожимает плечами

М и ш а. Пока нет, старик. Дела.

Мать молча разворачивается и уходит в квартиру. Уже оттуда доносится ее голос: «Ладно, зайдите все. Миша, иди помоги, скоро машина придет». Все заходят в квартиру. Только собака остается сидеть на площадке. Она с интересом смотрит в коридор квартиры и шлепает хвостом о пол.

Баха, два его младших брата сидят за столом, обедают. Тут же сидит бабка (казашка семидесяти лет; одета по-аульному: мягкие сапоги, длинная юбка, безрукавка, платок на голове).

Б а б к а (с сильным казахским акцентом). Баке, сними фуражку. (Баха не реагирует.) Я кому говорю — сними фуражку!

Баха нехотя снимает бейсболку.

Б а х а. Это бейсболка, а не фуражка.

Б а б к а. Не спорь со мной! (Обращаясь к одному из младших.) Маке, грызи косточку, почему не ешь мясо?

М а к е. Не хочу.

Б а б к а. Почему не хочу? Ешь мясо, ешь. (Обращаясь ко второму из младших.) Нурик, бери хлеб, бери, с хлебом ешь, без хлеба нельзя. (Бахе.) Что ты так руки расставил, другим мешаешь! Убери руки со стола!

Б а х а. А как я тогда есть буду?

Б а б к а. Совсем запутал меня! Фуражку убери! (Нурику.) Корки тоже ешь! Ишь, почему корки не ешь? Корки вкусные. (Маке.) Не копайся, всё ешь.

Баха тем временем сквозь непрекращающуюся речь прислушивается к голосу из радиоприемника на кухне: «...Несмотря на всю его одаренность, жизнь казалась мальчику серой и скучной. И вот однажды он отправился побродить. Уоллес совсем забыл, как ему удалось улизнуть из дому и по каким улицам Восточного Кенсингтона он проходил. Все это безнадежно стерлось у него из памяти. Но белая стена и зеленая дверь вставали перед ним совершенно отчетливо...»

Баха замирает, неестественно изогнувшись, прислушиваясь к голосу.

Б а б к а. Эй, что ты сидишь?

Б а х а. Не хочу больше.

Баха вскакивает, берет тарелку, быстро идет на кухню.

Продолжается радиопередача: «Внезапно его охватило необъяснимое волнение. Боясь, как бы на него снова не напали колебания, он решительно побежал, протянув руку, толкнул зеленую дверь, вошел в нее, и она захлопнулась за ним. Таким образом, в один миг он очутился в саду, и видение этого сада потом преследовало его всю жизнь».

Баха стоит у приемника, смотрит в окно, видит, как по двору идет Салтанат (восемнадцать лет, невысокая, коренастая, круглолицая), родственница отчима, которая недавно приехала из аула. Она входит в дом, неся в руках тазик с яблоками. Проходит мимо Бахи. Ласково говорит.

С а л т а н а т. Баха, хочешь яблоко?

Баха отрицательно мотает головой.

Голос из приемника продолжает: «...В самом воздухе было что-то пьянящее, что давало ощущение легкости, довольства и счастья. Все кругом блистало чистыми, чудесными, нежно светящимися красками. Очутившись в саду, испытываешь острую радость, какая бывает у человека только в редкие минуты, когда он молод, весел и счастлив в этом мире. Там все было прекрасно...»

Салтанат возится у стола, моет яблоки, что-то негромко напевает.

Бабка за обеденным столом продолжает воспитывать младших. Баха почти прижимается ухом к приемнику. Слушает: «Одна из пантер не без любопытства поглядела на меня и направилась ко мне: подошла, ласково потерлась своим мягким круглым ухом о мою протянутую вперед ручонку и замурлыкала. Говорю тебе, то был зачарованный сад. Я это знаю... А его размеры? О, он далеко простирался во все стороны, и, казалось, ему нет конца».

Звук подъехавшего мотоцикла, хлопает калитка. Громко стуча сапогами, в дом входит Рахим, отчим Бахи (милиционер, жилистый, нервный, с жесткими чертами лица). Несет в руке тяжелый сверток. Ни с кем не здороваясь, бросает сверток на стул.

Р а х и м. Салтанат, мясо поруби, сложи в холодильник.

Ополаскивает руки под краном, проходит в комнату.

Голос из приемника: «И когда на дорожке появилась высокая прекрасная девушка, с улыбкой пошла ко мне навстречу и сказала: „Вот и ты!“ — потом подняла меня, расцеловала, опустила на землю и повела за руку, — это не вызвало во мне ни малейшего удивления, но лишь чудесное сознание, что иначе и не могло быть, напоминая о чем-то счастливом, что странным образом выпало из памяти».

Рахим у стола. Бабка, привстав, пододвигает ему стул.

Б а б к а. Устал? Садись, отдохни.

Р а х и м (обращаясь к детям). Ну, как дела? Вкусно? Что такие серьезные? Бабушка строгая, да?

Дети молча жуют.

Салтанат вытаскивает из ящика стола топор, берет сверток и идет во двор.

Во дворе у сарая стоит плаха. Салтанат разворачивает мясо, начинает рубить. В широкой щели в заборе появляется рыжая собачья морда. Собака Рада молча наблюдает за девушкой. Салтанат, продолжая рубить, косится на собаку.

С а л т а н а т. Ты кто? Раньше я тебя здесь не видела. Новенькая? (Собака внимательно смотрит на нее.) Есть хочешь? Подожди, закончу, кусочек останется, я тебе дам.

Баха по-прежнему торчит у приемника и внимательно слушает: «Мне запомнились милые черты ее нежного, доброго лица с тонко очерченным подбородком. Тихим, задушевным голосом она задавала мне вопросы и рассказывала что-то, без сомнения, очень приятное, но что именно, я начисто забыл...»

Рахим входит на кухню, вдруг громко, не оборачиваясь, кричит бабке.

Р а х и м. А где Айша?

Баха от неожиданности вздрагивает.

Б а б к а. На базар пошла. За луком.

Рахим замечает Баху.

Р а х и м. Что стоишь? Иди помоги Салтанат. Давай.

Баха медленно идет к выходу, останавливается в дверях, прислушиваясь, надевает кепку. Выходит из дома.

Салтанат продолжает разговаривать с собакой.

С а л т а н а т. Я тоже не здешняя. Не нравится мне тут. Домой хочу. Но нужно учиться, вот будут каникулы, домой поеду.

Баха выходит во двор и останавливается под окном кухни — так, чтобы не видел Рахим.

Голос из приемника: «Там я заметил много людей — некоторых я помню очень ясно, других смутно, но все они были прекрасны и ласковы. И каким-то непостижимым образом я сразу почувствовал, что я им дорог и они рады меня видеть. Их движения, прикосновения рук, приветливый, сияющий любовью взгляд — все наполняло меня неизъяснимым восторгом. Вот так-то...»

Рахим в раскрытое окно видит Салтанат, которая разговаривает с собакой. Рахим недовольно ворчит. Уходит в глубь дома.

Баха выскальзывает в калитку, тихо прикрывает ее за собой.

Вдоль белой каменной стены идет Баха, иногда оглядывается, задумчиво водит рукой по известке. На белой стене есть зеленая дверь. Из-за стены свисают листья яблонь. Пыльной кроссовкой Баха пинает перед собой старый ободранный мяч. Белая стена высокая и крепкая.

Сначала над горами, потом над городом образуются темные тучи. Сразу наступают сумерки, все затихает. И вдруг молния, гром, дождь стеной. С криком и смехом маленькие прохожие в ярких рубашках бегут по ставшему рекой тротуару — под деревья, под козырьки домов и автобусных остановок. Ветер мотает ветки, глянцево мерцают листья.

Тимур сидит за столом на кухне и смотрит в окно. Перед ним лист бумаги и ручка. Он то бормочет, то почти декламирует:

Т и м у р. Пришла и встала у окна Царица-ночь... Но лишь взглянула и прошла Царица-ночь... нет... крылом... пам-пам... мм... не посмотрела на меня Царица-ночь...

За окном сверкают молнии, гремит гром.

ПОЛНОСТЬЮ сценарий читайте в бумажной версии журнала. Файл .doc (275 Кбайт) можно получить по запросу на

IK_cinema_info@mail.ru (web-редакция)

День. Огромное небо над широкой рекой. Яркое солнце. К острову, что посреди реки, летит белая голубка. Птица часто взмахивает крыльями. Внизу — спокойная вода; деревянные мостки, ведущие к пологому берегу; холм, на котором стоит бревенчатый дом, серый от времени. Возле дома — собачья будка, чуть дальше — сарай и деревья, окутанные нежной дымкой молодой листвы. За сараем крутится ветряк.

Голубка опускается на деревянный столб с жестяной воронкой громкоговорителя. Звучит голос Левитана: «От советского Информбюро». Голубка испуганно взлетает.

Мужчина лет сорока пяти, в военной форме с погонами капитана, тяжело опирающийся на трость, и пять женщин в телогрейках, платках и сапогах с надеждой ловят слова диктора: «Сегодня, 8 мая 1945 года, войска 1-го Украинского фронта овладели городом Дрезден».

Самая молодая — лет восемнадцати, с веснушками и озорными глазами — в волнении теребит пуговицу.

Красивая, темноволосая, лет двадцати семи, укачивает годовалую девочку, завернутую в серое сукно.

Сероглазая девушка лет двадцати пяти держит на руках двухлетнего мальчика. Ребенок одет в перешитую из ватника курточку с длинными подвернутыми рукавами, на голове — вязаная буденовка.

Звучит голос Левитана: «В боях за Дрезден гитлеровцы понесли тяжелые потери...»

Светловолосая женщина лет тридцати в сером платке, наброшенном на плечи, держит самодельную тряпичную куклу.

Самая старшая — лет сорока, с открытым добрым лицом, — слушая сводку, поглядывает на мальчика и девочку лет трех.

Дети бредут вдоль ручья, впадающего в реку, за бумажным корабликом с нарисованной красной звездой. Мальчик подталкивает корабль прутиком. Дети одеты в одинаковые пальтишки из шинельного сукна. Мальчуган — в фуражке, которая ему велика, без кокарды; девочка — в платке.

Голос Левитана: «Только на западных окраинах города уничтожено до двух тысяч немецких солдат и офицеров, подбито 27 танков и бронетранспортеров противника».

Кораблик медленно плывет по реке. Дети глядят на него.

Женщины вытирают слезы. Сводка закончилась, а они все смотрят на громкоговоритель...

— Работать пора! — возвращает их к реальности капитан. — Заслушались! Раньше надо было слушать!

Капитан, хромая, идет к сараю. Женщины — за ним.

— Не гуди, Карпуша... Идем уже, — роняет на ходу черноглазая.

— Нинка! — вскипает капитан. — Гражданка Ковалева! Какой я тебе Карпуша!

Нина, фыркнув, прибавляет шаг. Девочка, которую она несет, заходится в плаче. Нина на ходу укачивает ребенка.

Мальчик и девочка, забыв о кораблике, бегут за взрослыми.

— Зря ты с ней так, Карп Игнатьич, — поравнявшись с капитаном, мягко говорит старшая.

Карп делает вид, что не слышит.

— Мама Шура взялась гражданина начальника воспитывать! — язвительно восклицает Нина. — Нас ей мало!

— Нина! — осуждающе шикает сероглазая.

— Ничего, Аня, — Шура успокаивающе кивает сероглазой. — Нина не со зла.

Нина презрительно фыркает.

— Работать, я сказал! — кричит капитан.

Голубая вода бежит навстречу большой моторной лодке с красной звездочкой на борту. На корме сидит старик — седой, жилистый. Его пассажир — майор НКВД лет тридцати, широкоплечий, темноволосый, в распахнутой шинели. На груди — два ордена и три медали. Громко стучит мотор. Старик направляет лодку к острову. С любопытством поглядывает на офицера, но заговорить решается не сразу.

— Надолго ты на остров, офицер?

Майор молчит. Опускает руку в голубую воду. Глядит на белый пенистый след, тянущийся за рукой.

Старик продолжает нерешительно:

— А я вот мотаюсь туда-сюда: из поселка — на остров, с острова — в поселок... Рыбу вожу. А что делать! Война... — Он внимательно смотрит на офицера. И прибавляет: — Скоро уж она кончится!

Майор вытаскивает из воды замерзшую руку. Растирает негнущиеся пальцы.

— Скоро, отец. Берлин взяли, за Прагу бьемся... — И больше себе, чем старику, с горечью: — А я в тылу...

Старик испытующе глядит на майора. Сбрасывает скорость. Мотор стучит тише.

— И правильно, что ненадолго на остров. Нечего там делать, на острове этом! Неподходящее место, нехорошее...

Офицер пристально смотрит на старика.

— Люди там нехорошие?

— Не знаю ничего и знать не хочу! Попали туда, значит, виноватые!

Размеренный треск мотора. Майор, щурясь от солнца, глядит на остров.

Карп стоит у распахнутой двери сарая, за которой видны висящие на веревках вяленые рыбины. Повернувшись спиной к ветру, сворачивает самокрутку. Щелкает колесиком гильзы-зажигалки, прикуривает. Глядит на веснушчатую девушку и Нину, которые снимают рыбу вместе с веревками, обрезают ножами длинные концы, завязывают коротким узлом. Передают связки женщине лет тридцати. Та, задумавшись, неловко принимает одну из двух связок. Веревка рвется, рыба рассыпается. Женщина, присев на корточки, нанизывает рыбины на бечевку, протягивая ее под жабрами.

— Маруська, вяжи крепче! — командует ей капитан.

Анна и Шура выходят из сарая со связками рыбы в руках.

— Куда нас отсюда повезут, Карп Игнатьич? — беспокойно спрашивает Маруся.

Анна и Шура останавливаются, глядят на Карпа, ожидая ответа.

— Не знаю! — отрезает капитан. — А вам и вовсе знать не положено!

Маруся опускает глаза.

Треск мотора. Анна и Шура видят лодку, приближающуюся к берегу.

— Офицер какой-то с Михалычем, — тревожно шепчет Шура.

Маруся и Карп беспокойно смотрят на моторку.

— Может, простят нас, Карп Игнатьич?.. — с надеждой спрашивает Маруся.

Анна, Маруся и Шура тревожно глядят на капитана. Тот отворачивается, торопясь, хромает к воде. Анна обнимает Марусю за плечи. Из сарая выходят Нина и веснушчатая девушка. Пять женщин смотрят на приближающуюся лодку.

— Работайте! — оборачивается капитан.

Старик и майор — в лодке. Яркое солнце. Голубая вода за бортом. Офицер глядит на остров.

— Отец, а как остров называется? — спрашивает он.

— Так и называется — остров! Нет у него названия! Кто как хочет, так и называет. Я вот — Белым Шанхаем зову...

— Почему?

— Похож потому что на Шанхай... Сынок мне картинку показывал, когда в школу бегал... Он задумывается. — Далеко до острова... как до Шанхая... пешком не доберешься...

Майор смотрит на широкую спокойную реку. Оглядывается на берег, заросший густым лесом. На другом берегу — такая же тайга, мрачная и величественная.

— Убили сыночка моего младшего, — не успокаивается старик. — Двадцати лет не было... Погиб красноармеец Павел Коробков под Москвой... — Смотрит на награды офицера. Спрашивает с надеждой: — Не встречал ты его там, майор?

— Нет, отец, не встречал.

— Одна война... — словно извиняется старик.

Молчат. Трещит мотор. Синяя вода бежит навстречу лодке.

— Только звездочка осталась... — не успокаивается старик. Наклоняется, показывает красную звезду на борту. — Он нарисовал... Пашка мой...

Он поспешно вытирает глаза.

Майор, прищурившись, смотрит на воду. Достает из кармана черный каучуковый мячик. С усилием сжимает его правой рукой.

— Ранение? — кивает на мячик старик.

— Пройдет, — отзывается майор.

Сжимает мячик непослушными пальцами.

Старик глушит мотор. Лодка бесшумно скользит к берегу.

— А Белый почему? — спрашивает старика офицер.

— Белый-то?

Лодка утыкается носом в песок.

— Сам погляди, — показывает старик.

Майор видит вдалеке четыре большие палатки из белой парусины. Каждая из них по периметру, до самых окошек, обложена камнями. Палатки напоминают китайские хижины.

— Целый год тут жили... — говорит старик.

Глядит вдаль — там, справа от палаток, на невысоком холме, — несколько могильных холмиков с табличками.

Причал. Деревянные мостки, ведущие к берегу. Старик бросает веревку веснушчатой девушке. Привязывая лодку, та с любопытством поглядывает на офицера. Майор выпрыгивает на мостки. Направляется к Карпу, хромающему навстречу.

— Наташа! — шепчет старик девушке. — Я тебе иконку привез... как обещал! Богоматерь с Богомладенчиком...

Передает Наташе свернутый платок.

— Спасибо, дедушка.

Наташа прячет платок в рукав.

Максим — в гимнастерке, перехваченной ремнем, в брюках и сапогах — моет руки над ведром, стоящим под рукомойником в доме. Фуражка и шинель Максима висят возле двери на гвоздях, вбитых в стену, рядом с шинелью и фуражкой Карпа. Вода громко стучит о дно пустого ведра.

Максим снимает с гвоздика полотенце, вытирает лицо и руки. Идет к столу, стоящему возле одного из трех небольших окон. На одной половине стола навалены документы, на другой лежат полбуханки черного хлеба, нож и вяленая рыбина. На низком столикевозле второго окна — ламповый радиоприемник.

На стене тикают ходики: 12.30.

Карп, сидя у стола на табурете, читает вслух документ:

— «Майор Прохоров Максим Викторович... Командирован...»

Карп пристально смотрит на майора. Передает ему бумагу. Тот сворачивает ее и прячет в карман.

— Чем богат, Максим Викторович... — кивает Карп в сторону хлеба и рыбы.

Максим садится к столу. Карп сгребает бумаги, перекладывает их на узкую кровать, застеленную солдатским одеялом. Майор достает из вещмешка пачку с надписью «Теа». Кладет на стол.

— Чай?! — удивляется Карп. — Настоящий!

— Американский, — усмехается Максим. — Союзники снабжают.

Карп разводит огонь в буржуйке, ставит на нее закопченный чайник. Глядит на нашивки за ранения на груди майора: желтая и две красные — тяжелое ранение и два легких.

— Давно с фронта? — спрашивает Карп.

— С января по госпиталям, — с досадой отвечает майор.

— Война, считай, кончилась, товарищ майор... — говорит Карп.

— Не для меня! — резко отзывается Максим.

Карп внимательно смотрит на молодого офицера. Тот с ожесточением режет рыбу. Карп качает головой, берет с полки две алюминиевые кружки, ставит на стол. Насыпает в обе кружки чай из пачки.

— Сколько поселенцев на острове? — спрашивает Максим.

— Десять. Пять женщин и ребятишки... Других вывезли в середине апреля, по льду... Двадцать четыре женщины и двадцать семь детей...

Закипает чайник. Карп наливает воду в две кружки. Ставит чайник на плоский камень, лежащий на полу. Садится за стол. Максим жует хлеб и рыбу.

— Все с оккупированных территорий?

— Все. Детишки от оккупантов.

Карп прихлебывает чай, поворачивается к окну. Видит Марусю, несущую связку рыбы. За ней торопится старшая девочка: в одной руке несет тряпичную куклу, другой прижимает к груди большую вяленую рыбину.

Анна и Шура передают связки рыбы старику. Тот бросает их в моторку. Наташа, сидя в лодке, укладывает рыбу ровными рядами.

— Михалыч, зачем офицер приехал? — спрашивает старика Шура.

Подходит Нина со связкой рыбин.

— Не знаю, Александра! — ворчливо отзывается Михалыч. — Меньше знаешь — крепче спишь!

— В твои годы и без того крепко спят, — задорно замечает Нина.

— Неправда твоя, Нина! — возмущается Михалыч. — В мои годы — самая бессонница!

Нина насмешливо глядит на старика. Передает ему связку рыбы.

— До чего же ты, Нина, красивая! Даже страшно... — бормочет Михалыч.

Неловко бросает рыбу в лодку.

— А что, Михалыч, старуха тобой довольна? — поддразнивает Нина.

— Любопытная ты, Нина! И бесстыжая... — окончательно смущается старик.

Раздается детский плач. Нина беспокойно оборачивается. Под деревцем, почти не отбрасывающим тени, стоит плетеная колыбель. Кричит лежащая в ней дочка Нины.

Мальчуган и девочка, пускавшие кораблик, сидят на расстеленном рядом с колыбелью суконном одеяле. Мальчик отнимает у девочки куклу. Девочка ревет.

Сын Анны, сидя, на корточках рядом с одеялом, сосредоточенно ковыряет землю щепкой.

Тощая коза, привязанная к колышку, щиплет молодую траву.

Шура, успокаивающе кивнув Нине, спешит к ребятишкам.

К лодке подходит Маруся. Отдает Михалычу связку рыбин. Отрешенно бредет к холму. Нина с беспокойством смотрит вслед Марусе. Хочет сказать о ней остальным, но поблизости никого. Анна, оглядываясь на детей, торопится к сараю.

Шура, присев на корточки, что-то говорит на ухо старшей девочке. Та перестает плакать, кивает, качает колыбель, как показала ей Шура. Младшая девочка успокаивается. Старший мальчик, насупившись, гладит козу. Младший тянет руки к маме Шуре.

Старик и Наташа в лодке накрывают рыбу брезентом.

Нина снова глядит на Марусю, поднимающуюся на холм. Из рукава Марусиной телогрейки выпадает белый бумажный треугольник. Маруся поднимает письмо, оглядывается: не заметил ли кто. Прячет треугольник в рукав.

Нина спешит за Марусей. Наташа выпрыгивает из лодки, догоняет Нину. Внезапно Нина останавливается. Покачнувшись, расстегивает верхнюю пуговицу ватника.

— Что с тобой, Нина?

Пытаясь улыбнуться, Нина отвечает:

— Ничего... Отдышусь...

Максим и Карп сидят за столом. Карп курит. Максим размешивает чай в своей кружке.

— Почему не всех в апреле вывезли? — задает вопрос Максим.

— Приказ поступил: освободить остров до конца мая. Баб с ребятишками увезли... почти всех... пока лед не тронулся. Пять работниц оставили. Рыбу только засолили... Ну и убрать на острове... палатки свернуть... Катер за ними с базы пришлют двадцать шестого...

— Послезавтра! — прерывает его Максим.

— Раньше, значит... Куда их отсюда, товарищ майор? — осторожно спрашивает капитан.

На берегу. Наташа и старшие мальчик с девочкой срывают пучки молодой травы, пробивающейся сквозь сухую, прошлогоднюю. Кормят козу. Та, склонив голову, наблюдает за Наташей и детьми — ждет, когда трава будет сорвана, затем берет ее из рук.

— Лентяйка, — ворчит на козу Наташа. — Привыкла из рук есть...

— Лентяйка, — повторяет девочка.

Дети смеются. Им нравится это слово.

Треск мотора. Причаливает лодка с красной звездой на борту. Старик глушит мотор. Привязывает лодку. Смотрит на берег: там только Наташа и дети.

— Опять девки копаются, — недовольно ворчит Михалыч, так чтобы слышала Наташа. — Вот скажу Карпу...

Надвигает кепку на глаза — от солнца, укладывается в лодке. Волна лениво подползает к берегу и, задержавшись на мгновение, уходит, унося щепки и обломки ракушек. Моторка покачивается на привязи, как колыбель.

Наташа видит Анну, Шуру, Нину и Марусю, спускающихся с холма со связками рыбы. Смотрит на деда. Озорно подмигивает ребятишкам. Прикладывает палец к губам, показывая, чтобы дети молчали. Срывает пучок травы, на цыпочках приближается к старику. Коза идет за Наташой.

Михалыч тоненько похрапывает. Наташа осторожно кладет пучок травы старику под нос. Возвращается к мальчику и девочке. Дети, вытянув шеи, смотрят на пышные зеленые «усы» Михалыча.

Анна, Шура, Нина и Маруся переглядываются, улыбаются.

Покачивается лодка. Спит Михалыч с зелеными «усами».

Коза, заметив пучок травы, приближается к старику. Тянется к траве, щекочет губы Михалыча, осторожно берет траву.

— Жаркая ты, Нина... — шепчет старик.

Коза подбирает травинки с бороды старика.

— Прямо огонь...

Михалыч приподнимает кепку и видит козью морду. Вскрикивает, выпрыгивает из лодки. Коза испуганно взбрыкивает, бежит по берегу. Старик поднимает хворостину, устремляется за козой.

Женщины и дети смеются.

Карп и Максим сидят за столом в доме.

— Куда их отсюда, товарищ майор? — повторяет Карп.

Максим молчит. Достает из кармана портсигар. Протягивает капитану. Тот желтыми от табака пальцами берет папиросу. Недоверчиво разглядывает.

— Союзники прислали?

— Они.

Майор щелкает зажигалкой, дает капитану прикурить. Карп затягивается, смотрит сквозь дым на тонкие пальцы Максима, перебирающие папиросы. Майор закуривает. Клубы дыма поднимаются к низкому потолку. Максим открывает планшет, достает какой-то документ, читает.

Карп выжидающе смотрит на майора. И не выдерживает:

— Сейчас им про отъезд сказать?

— Завтра, — продолжая читать, отвечает Максим.

Карп, стуча палкой по деревянному полу, подходит к дальнему окну, открывает. Курит. Глядит в окно на Наташу и двоих ребятишек, которые кормят козу.

— Одиннадцатого мая в этом районе не должно остаться ни одного поселенца. Списки и личные дела подготовили?

— Так точно, — отзывается Карп.

Смотрит на женщин, хлопочущих у сарая. Нина раскладывает рыбу на досках, лежащих на земле. Анна сматывает бечевку. Шура и Маруся в сарае снимают с веревок вяленую рыбу.

— Сдайте географические карты.

Карп удивленно оборачивается.

— Все, какие есть, — опережает его вопрос майор.

Карп затягивается сильнее, чем нужно. Кашляет.

Анна и Нина передают Михалычу связки рыбы. Тот бросает их в моторку. Наташа, сидя в лодке, укладывает рыбины аккуратными рядами.

— Дедушка... — начинает Наташа.

Михалыч отворачивается. Всем своим видом показывает, что обижен.

— А правда, в здешней тайге староверы живут? — интересуется девушка.

— Люди говорят... — неохотно отзывается Михалыч.

Анна и Нина смотрят на Шуру, несущую в сторону холма младших мальчика и девочку: девочка спит, мальчик трет глаза кулачком. Старший мальчик идет рядом с Шурой, держась за ее юбку. Старшая девочка держит мальчика за руку. Анна, Нина, Наташа и Михалыч, улыбаясь, глядят на малышей.

— Карапузы! — умиляется старик.

— Уложу их, — говорит женщинам Шура. — Умаялись...

Наташа встает.

— Твой Сережка спит, — успокаивает Наташу Шура. — Лоб холодный, — добавляет она.

Наташа садится в лодку. Младший мальчик машет рукой Анне. Та машет в ответ. Шура с детьми поднимается на холм.

Женщины продолжают работу. Передают рыбу по цепочке: Нина — Анне, Анна — старику, старик — Наташе.

— Какие они, староверы? — спрашивает Михалыча Наташа.

— Вы их видели, Иван Михайлович? — поддерживает ее Анна.

— Нет, не видал, — оттаивает старик, но, вспомнив, что обижен на Наташу, поворачивается к ней. — Какие-какие... Обыкновенные... Две руки, две ноги, одна голова... В Господа веруют и живут по его законам!

— Расскажи про них, дедушка, — миролюбиво просит Наташа.

— Иван Михайлович, расскажите, — вторит Анна.

Нина отряхивает брезент, на котором лежала рыба, сворачивает, подает Анне, та — Наташе. Наташа накрывает рыбу брезентом, выбирается на мостки.

— А что рассказывать? — говорит Михалыч. — Те же христиане, только бороды не бреют и крестятся двумя перстами... Да живут в тайге...

Старик отвязывает лодку. Наташа помогает. Анна, Нина и Наташа, стоя на берегу, глядят на Михалыча.

— Как же там жить?! — Нина недоверчиво смотрит на густой лес на берегу. — Чаща непроходимая, болота с комарьем...

— Не веришь — и не надо, а вот живут! — заводится старик. — Люди говорят, есть за болотами озерцо... На берегу — скит: часовенка деревянная и три избы. В каждой — по семье. Рыбой кормятся, капканы на зверя ставят, ну и ягоды-грибы... — Он забирается в лодку, балансируя, идет к корме, садится. — Только соли им взять негде... — добавляет он.

— Как же они без соли? — спрашивает Наташа.

— Выходят иногда из тайги: меняют шкурки на соль...

— А как они дорогу находят? — удивляется Анна.

Старик поправляет брезент, накрывающий рыбу.

— По отметинам на деревьях. Говорят, они вроде незаметные, а к скиту выведут...

— А ты видел эти отметки, дедушка?

— Не видел! — поспешно отвечает тот. — И видеть не хочу!

— Страшно, наверное, в лесу! — зажмуривается Наташа.

Михалыч беспокойно глядит на холм, тихо бормочет:

— Не страшнее, чем в других местах...

— Михалыч, не знаешь, что разговоры с поселенцами запрещены?! — слышен строгий голос Карпа.

Женщины оборачиваются, видят Карпа и приезжего офицера. Майор правой рукой сжимает черный мячик.

— Знаю, Карпушка... товарищ капитан... Это я так просто — время скоротать... — запинается старик.

Поспешно заводит мотор.

ПОЛНОСТЬЮ сценарий читайте в бумажной версии журнала. Файл .doc (310 Кбайт) можно получить по запросу на

IK_cinema_info@mail.ru (web-редакция)

...Туман. Улицы древнего городка — двухэтажные здания с мокрыми стенами, арки. Церковь. Голуби. Площадь, мощенная булыжником. Тихий звон колокольчиков.

Александр. Спортивный, открытое лицо; лет сорок пять.

Лошадь, запряженная в прогулочную коляску.

— Экскурсии на экипажах, мимо не проходим!

— Сколько стоит? — спросил Александр.

— Пятьсот рублей большой круг.

Девица соскочила с облучка и, приглашая, откинула тяжелое от сырости одеяло, которым была прикрыта скамейка. Александр пошел дальше. Он шел мимо длинного ряда колясок и сонных лошадей, которые появлялись и исчезали в тумане. За колясками стояли верховые лошади. Кто в вязаной шапочке, кто с бантом на гриве.

...Глаз коня отливал ультрамарином. Конь прижимал уши, переступал копытами. Мягкие белые губы смели с ладони хлеб. Ухватили рукав.

— Он играет. — Девушка-хозяйка обняла коня за голову и стала шлепать по носу. — Кусаться будешь? Кусаться?

— Как зовут?

— Гроза.

— А тебя?

Она вдруг стала суровой.

— Юлия.

Александр, покачиваясь в седле и задевая головой холодные ветки, плыл в тумане. Цокали подковы. Юлия шла молча, смотрела под ноги. Над головой показались купола собора.

Конь шарахнулся с дорожки, Александр еле удержался в седле. Мимо шла женщина, на плече — сумка-планшет. Женщина подняла голову и встретилась с Александром глазами. Ему показалось, что ее лицо очень красиво. Это продолжалось долю мгновения.

— Привет, — послышался ее голос.

— Привет, — ответила Юлия.

Он оглянулся, но силуэт уже растаял в тумане.

На колокольне собора мелодично и сонно забили часы.

Александр шел мимо витрины фотомастерской, где фотографировали в старинных костюмах. Сувенирная лавка. Аптека. Он остановился у доски объявлений. Среди объявлений — «Продам кроликов и козу молодую черную», «Куплю дорого дом или земельный участок» — была старая афишка выборных времен. Непроницаемое лицо мужчины в военной форме. «Наш мэр Егор Сергеевич Зубов!»

Александр сидел в приемной на стуле. Секретарша пригласила в кабинет.

Егор Зубов работал за столом.

— Здравствуйте, — сказал Александр.

Зубов продолжал работать.

— Пандшер.

Зубов поднял глаза. Вспыхнул.

Они уже обнимались.

— Сашка? Здесь? Как ты меня нашел?

— Шел по городу, увидел листовку. Ты — не ты. Щеки-то во!

Женщина, которую Александр встретил утром у собора, — Ирина Андреевна или просто Риша. Тридцать шесть лет. Внимательные глаза. Ее нельзя назвать красавицей — как показалось в первую минуту, — но ее лицо обладает таинственной силой притяжения: хочется смотреть и смотреть на нее.

Она ходила между мольбертами.

Пустой актовый зал с высоким потолком и огромными окнами. Раньше в этом особняке была богадельня, в актовом зале — домашняя церковь. Теперь мольберты, обнаженная натура и студентки-художницы. Был слышен тревожный хрустальный звук. Это огромная люстра звенела — качалась — от сквозняков. Открылась дверь, зашел странный студент, Килин. Он оставил дверь открытой и начал лунатично слоняться по залу, заглядывая в рисунки.

Риша, строго:

— Молодой человек, у нас урок идет! Что вам надо, вы кто?

Килин игнорировал ее. Студентки переглядывались и хихикали.

— Это Килин. Он восстановился и теперь будет с нами.

— Вы мольберт ищите?

Килин сел на пол перед моделью, достал из-за пазухи карандаш и какую-то бумажку и, высунув кончик языка, начал сосредоточенно рисовать.

— У него дни молчания, — пояснила одна из девочек.

В открытую дверь заглянул преподаватель живописи Пал Саныч. Он был навеселе. Шел к Рише — хоп! — жестом фокусника из-за спины букетик.

— На-тюрморт!

— Пал Саныч, закройте дверь, — сказала модель.

Пал Саныч пошел, чтобы закрыть дверь, но по дороге завернул в угол и нашел там среди прочего хлама какой-то пыльный кувшин. Риша разглядывала цветы. Пал Саныч забрал их у Риши и поставил в кувшин, на окно.

— О как!

Улыбался и любовался.

Студентка Карина сказала:

— Мы натюрморты на первом курсе рисовали.

— Цинично, казенно! Вы меня убиваете, Карина! В одном цветке живет вся вселенная! Все краски, оттенки... — учитесь у цветов! Снимите же шоры, откройте глаза, распахните... и вы увидите красный, синий, белый!

— Сейчас у нас не урок живописи, а урок рисунка, — сказала Карина.

— Я замерзла, — сказала модель. — Закройте дверь.

— Поставлю чай.

Риша с электрическим чайником пошла к выходу. Пал Саныч шел за ней, по дороге споткнулся о Килина.

— О! Гений вернулся!

Пожал Килину руку.

Уже в коридоре Риша спросила:

— Что с ним делать?

— Не обращайте внимания.

Пал Саныч взял Ришу за локоть, что-то хотел сказать.

— Не обращайте внимания, — повторил Пал Саныч и ушел.

Цветы в кувшине на окне. Пел женский хор:

...Владычице моя Пресвятая,

Надежда моя, Богородице,

Зрише мою беду,

Зрише мою печаль,

К кому прибегну, как ни к тебе.

Риша пела в хоре, среди других женщин, девушек, девочек. В том же зале — только теперь здесь было пустыннее и темнее. Мольберты стояли у стен. Лил пасмурный свет из окон. Дирижировала Вера Ивановна — седая женщина лет пятидесяти. Среди поющих была и Юлька. Ее конь стоял на лужайке у дерева, его было видно в окно. По улице мимо окон, откуда слышался хор, мимо коня шла высокая, прямая старуха с палкой — как с посохом. Ариадна Георгиевна.

Ариадна поднялась по ступенькам почты.

Телеграфистка набирала текст под диктовку: «Галина, приезжай срочно. Немедленно. Вопрос о доме. Тетка Ариадна».

— Всё?

— Да, всё.

— Десять шестьдесят.

Ариадна расплатилась. И вдруг вспомнила — достала старое письмо.

— Нет, не всё. Что тут написано? Прочитайте.

Телеграфистка изучила конверт.

— Это письмо вернулось.

— То есть как вернулось?

— Это ваше письмо вернулось. Вы писали, вам вернулось. Адресат выбыл. Санкт-Петербург, улица Лесная...

— Как выбыл? Куда?

— Здесь не написано, — засмеялась телеграфистка. — Я на этот вопрос вам ответить не могу.

Телеграфистка вернула Ариадне конверт. Ариадна размышляла. Распечатала конверт, вытащила листок, развернула...

Телеграфистка читала ее письмо: «Здравствуй, Галина. Ты не пишешь уже давно. Был Новый год...»

— Ясно.

Ариадна протянула руку в окошко.

Телеграфистка свернула листок вчетверо.

— Деньги вернуть? Телеграмму передумали посылать? — спросила она.

— Телеграмма — пусть.

Александр и Егор пили вдвоем в маленьком пустом зале ресторана. Сидели у окна. Это был второй этаж. Внизу — центральная площадь, мощенная булыжником. Туристы, фотоаппараты, сувениры, торговцы...

Они пили и ели и не смотрели в окно. Александр не видел Ришу. А Риша сейчас шла через площадь. Она шла к двухэтажному строению на той стороне площади. Там был детский сад.

Егор был пьян.

— Вцепились в свои избушки прогнившие! Ни себе, ни людям! Дай городу развиваться! Как собаки, честное слово, на сене — ни себе, ни людям! С меня только спрашивают, вынь да положь, вынь да положь! Я им, конечно, выну, только они не обрадуются! А ты где, что?

Риша вошла в детский сад.

— Страховой бизнес, — ответил Александр. Офис на Старом Арбате. Жена и дочка в Италии живут. Я с мамой. Тебя-то как угораздило? В мэры?

— Жопа полная. Пока мы там родину защищали, они тут на грядках корячились! Не можешь поправить свой забор — так иди, к детям своим иди, в отдельную квартиру иди, пожалуйста, я сам живу в панельном доме! Дорогу заасфальтировал видовую — там проезжала техника! Президент прилетал на вертолете! Они всполошились — дорога, наша дорога! Мощенная булыжником! Восемнадцатого века! Город-музей! Мы теряем наш город! Так давайте пешком теперь все будем ходить! Президент будет прыгать по вашим колдоебинам! А потом спросит у меня: куда ты, Егор, деньги-то дел, которые тебе были выделены?.. Сашка! Давай, ты ко мне.

— Куда? В политику?

— Не политика. Бизнес! Ты строишь здесь гостиницу. Я тебе даю землю, зеленый свет, всячески содействую. Мафия!

Александр размышлял и смотрел в окно.

— Туризм — это реальный бизнес! Я сейчас на волне, понимаешь?

Я тебя подниму!

Александр налил водки.

— Не знаю. Надо подумать.

— Нас разбросало, как слепых котят! Мы — с тобой!

Риша вышла из детского сада. Она вела за руку шестилетнего мальчика. Ваню. Они шли через площадь. О чем-то говорили. Вдруг остановились.

...Риша сидела на корточках перед сыном и старалась заглянуть в его глаза. Их обходили.

— Почему она так сказала?

— Я проглотил косточку от вишни. В компоте была косточка. Я спросил у нее, что со мной будет. Она сказала, что я умру.

— Ты ей поверил?

Он смотрел на Ришу. Было ясно, что он поверил воспитательнице. Вдруг улыбнулся и покачал головой: нет. Не поверил. Риша обняла его и поцеловала.

...Шли по Старому городу. Это был совсем маленький город: городок для пешеходов, лошадей и велосипедистов. Церкви, шпили колоколен, холмы... Они шли через луг. На холме над рекой стоял одинокий дом — общежитие для художников.

В общежитии они шли по коридору. У раскрытого окна курили бородатые художники. Риша открыла дверь. Сразу кухня, распахнуты двери: одна — в комнату Риши, другая — в комнату Веры Ивановны.

В комнате Риши — кровать, стол, стеллаж с книгами, платяной шкаф; на стенах, на полу — детские рисунки. На рисунках преимущественно коты.

В комнате Веры Ивановны — кровать, шкаф и пианино. На балкон можно попасть из комнаты Риши.

С балкона слышался Юлин голос:

— Кто я тогда была? Кто меня слушать будет? Я — в рев. Все мне: что плачешь по коню? Пятнадцать лет девке, замуж пора, а она по коню плачет!

А я плачу и плачу!

Ваня побежал на балкон. Конь с улицы (первый этаж) тянул сюда морду через балконные перила.

Столик, скатерть, вилки-тарелки, салатница, хлеб, посреди — сковорода, накрытая крышкой.

Вера Ивановна:

— Ваня, мыть руки!

— Я — Сударь Кот в сапогах! — сказал Ваня.

Со сковороды торжественно сняли крышку. Жареная картошка. Ужинали. Юлия ела и рассказывала:

— Немец покатался — обратно коня приводит. Здравствуйте! С разбитой спиной. Подходит ко мне зоотехник: забирай, девочка, своего коня, выхаживай. Я дверью хлопнула — ушла. Был здоровый — на тебе больного, вылечишь — еще кому-нибудь отдадим. Ну, погуляла полчаса вокруг, вернулась, конечно.

Ваня угощал коня хлебом.

За окном была ночь. Ариадна Георгиевна сидела за письменным столом — разбирала бумаги — в комнате, которая была одновременно спальней и рабочим кабинетом. Стены здесь, как и во всем доме, были деревянные. На стенах — картины, гравюры и репродукции с видами Старого города, таким он был в начале XX века и раньше — в XIX и XVIII веках.

Здесь была старинная мебель — книжные шкафы, бюро с книгами, бумагами, папками. Морские камни, ракушки, статуэтки, браслеты и кольца, фигурки животных, ржавые железяки, бусины — в стеклянных банках и просто так, на полках, среди книг. Вазы с засушенными букетами полыни и пижмы.

Ариадна Георгиевна недовольно сняла очки, что были на ней, из ящика стола достала другие — с толстыми выпуклыми стеклами. Надела, посмотрела вокруг. Комната размыта, а буквы на листе сливались и разбегались — подноси его к самым глазам или отодвигай, вытягивая руку. Ариадна Георгиевна устало сняла очки, положила их обратно в ящик. Потерла глаза. Выключила настольную лампу... Сидела, покачиваясь, в кресле-качалке, набирала на спицы петли. Считала.

Это была другая комната — гостиная. Стол, стулья, буфет с сервизами.

На стенах много фотографий — из прошлой жизни. Археологические раскопки.

На пол упала спица. Ариадна вытащила из вязания вторую спицу и все распустила...

Она лежала в кровати с открытыми глазами. Синеватый свет проникал в комнату из окна. Ветер качал занавеску. Вдалеке, на колокольне, тихо пробили часы: раз, два, три... ...На белом листе — буквы: стук, стук, стук.

Ариадна сидела на краешке стула, печатала на машинке и бормотала:

— Два фрагмента киевских бокалов желтого стекла... Трапециовидная бусина желтого стекла, датируемая по новгородским материалам первой половиной XII века... Шиферное пряслице... С внешней стороны южного угла центрального сруба был обнаружен череп лошади. Череп был поставлен на шейное основание... Он лежал затылком к углу сруба, мордой — к северу. Возраст лошади — четыре-пять лет. Обычай приносить при строительстве жертву связан с языческим мировоззрением.

Было утро. Ариадна с чашкой чая сидела у раскрытого окна. За окном по дорожке прошла соседка Машка с козой. На козе позвякивал бубенец. Ариадна смотрела сквозь них. Машка прошла еще немного, оглянулась на окно Ариадны, вогнала в землю колышек, чтобы привязать козу. Ариадна встала и выглянула из окна.

— Машка! Машка! — И погрозила: — Дальше ее веди!

Машка плюнула, выдернула колышек и повела козу дальше, за холм.

Светило солнце. Дорога была пустынна. Александр вел машину. Запиликал телефон.

— Доброе утро, мама. Нет, сразу на работу. Вечером заеду. Цветочек аленький тебе везу. Я всегда осторожно. Все под контролем. Город — да. Да, видел. Наверное, видел. Не знаю, был туман. Феликс еще не звонил? Сейчас — не еду, стою на обочине. Уже давно не еду, стою на обочине, с тобой разговариваю. Не знаю, что шумит. Ветер шумит, птички поют.

Развилка. Светофор. Красный свет. Александр притормозил. Впереди оживленная московская трасса, за ней — город Данилов, его спальный район. Напротив светофора — пустая остановка: «Старгородский поворот». Указатель: «Прямо — Данилов. Центр. Направо — Москва, 280 км». Загорелся зеленый. Александр повернул направо.

Дом стоял на холме, над рекой, открытый ветрам. Общежитие для художников. Дальше улица спускалась вниз, в частный сектор. С другой стороны холма был луг.

Из дома вышли Риша и Ваня в дождевых плащах. Они спустились с холма и пошли через туманный луг, где паслись коровы. Риша громко поздоровалась с пастухом. Тот не ответил, но остановился, сплюнул и стал на них смотреть. Бесцеремонно, нагло. Смотрел и смотрел, хотя они уже далеко от него ушли.

Ваня взял маму за руку и грозно оглянулся.

— Этот пастух мне надоел!

Они стояли у дверей детского сада. Ваня обнимал Ришины ноги. Риша почувствовала на себе взгляд. Подняла голову. Из окна на втором этаже на нее смотрело злое женское лицо.

— Уговорил, — сказала Риша.

Ваня поднял на нее счастливые глаза.

Хрустально звенела люстра. Ваня рисовал на огромном листе ватмана, пришпиленном кнопками к мольберту. Рисовал натюрморт: кувшин с букетом Пал Саныча. Ваня был посажен ко всем спиной, чтобы не видеть ни студенток, ни обнаженную модель.

Риша стояла у окна. Она быстро рисовала на альбомном листе домик — эскиз придумывала на ходу. Здесь же — план первого этажа, план второго этажа... Было похоже на волшебство: то, как она «думает рукой».

Бум! Как будто с той стороны дверей кто-то стукнулся в них лбом. Двери с силой дернули. Еще и еще. Крючок на дверях высоко подпрыгивал.

— Это он, — заволновались девочки.

Риша, стуча каблуками, медленно подошла к дверям. Протянула руку, чтобы снять крючок, но тут в двери грохнули так, что они распахнулись сами,

и в класс ввалился Килин.

— Здравствуйте, — сказала Риша ледяным голосом.

Килин не обернулся в ее сторону, прошел к своему мольберту. Риша подошла к нему и встала за его плечом.

— Килин, я вас ничему научить не смогу, — сказала она. — Я прошу вас на мои уроки больше не приходить. Можете перевестись в другую группу.

Килин точил карандаш и улыбался.

— Я не буду терпеть это хамство. Вы меня слышите?

Ваня подошел к ним. Смотрел на Килина волчонком. Килин увидел Ваню. Он наклонил голову набок, прищурил глаза. Риша смотрела, как Килин смотрит на Ваню, и чувствовала ужас. Она не могла этому помешать. Ее как будто пригвоздило к полу. Килин вдруг стал быстро рисовать Ваню. Риша сделала шаг и встала между ними.

— Килин, — тихо сказала она. — Посмотрите на меня!

Килин сфокусировал на ней взгляд. Риша — впервые — смотрела ему в глаза. Это были абсолютно пустые глаза. Может быть, Килин был до бесчувствия пьян или находился под действием наркотика. Или просто был сам по себе — такой.

— Туда! — Риша порывисто указала на модель. — Там модель. Ее рисуйте.

Килин улыбнулся, облизнул губы и закрыл глаза — в знак согласия.

Вера Ивановна курила в открытое окно. Это окно было на площадке лестницы. По лестнице поднималась Ариадна Георгиевна.

— Она курит! — сказала Ариадна Георгиевна. — Я всегда знала, что вы курите. Вот пошла по черной лестнице — и застукала вас!

— Я не скрываю.

— Вера Ивановна, что с Ришей? Что у нее случилось?

— А что у нее случилось? Не знаю, ничего не случилось.

— Ничего не знаете?

— Хотите, спрошу у нее?

— Если она мне ничего не сказала, вам тоже не скажет.

— С чего вы взяли, что у нее что-то случилось?

— Я еще не совсем ослепла, я вижу!

— Что же вы видите?

Прозвенел колокольчик.

— Начинается, — сказала Вера Ивановна.

— Без вас не начнут!

Они с Верой Ивановной стали медленно подниматься по лестнице.

Хор пел «Серенаду» Шуберта: «Песнь моя, лети с мольбой, тихо, в час ночной». Риша стояла в самом последнем ряду, на верхней ступеньке лестницы. Пела. Ее глаза блестели.

Это был тот же актовый зал училища, на сей раз плотно заставленный стульями. Вера Ивановна дирижировала.

Ариадна Георгиевна сидела, выпрямившись, и слушала. Бородач, сидевший перед ней, обернулся и тихо сказал:

— Вы меня, конечно, не помните. Я Антошка.

Ариадна Георгиевна удивленно воззрилась на него.

— Практикант. Лет двадцать назад — здесь копали, у вас.

Ариадна Георгиевна улыбнулась тепло.

— Я вас помню. Антошка! У вас теперь борода...

Он смущенно отвернулся. Но через мгновение снова повернулся.

— Это моя жена, Елена.

Жена Антошки, женщина в странной шляпке, обернулась и улыбнулась Ариадне Георгиевне. Ариадна Георгиевна внимательно, тяжело посмотрела на Елену. Та всё улыбалась.

— Копаете? — спросил Антошка, радостно кивая.

— Я давно не копаю, — сказала Ариадна Георгиевна и недовольно шмыгнула носом.

Риша пела и смотрела на лица зрителей. Это были те самые лица, которые она каждый день видела в городе, встречала в магазине, по дороге на работу. Здесь были все — вплоть до пастуха и Ваниной воспитательницы. Были Ришины студентки. Были крестьяне — старики, продававшие овощи и молоко на рынке. Была богема — художники их училища, музейщики. Были лица из администрации. Были добрые, злые, усталые и воодушевленные лица; кто-то слушал, кто-то дремал, кто-то переглядывался через ряды — и все они чем-то были похожи. Редактор местной газеты — хитрый, самоуверенный и глуповатый тип, экипированный фотоаппаратом и диктофоном. Бывший мэр Иван Иванович — торжественный и спокойный старик в орденах Великой Отечественной. (Он живет в том же доме, где вся администрация, и каждое летнее утро метет метлой двор, а зимой убирает снег с дорожек.) Роман Васильевич — помощник действующего мэра. Парень семнадцати лет, прыщавый, в синей рубашке и при галстуке, с немного перекошенным лицом. Главный архитектор — Сергей Евгеньевич.

Риша встретилась с ним глазами, и он вежливо поклонился, улыбнулся.

И тут Риша увидела Килина. Он сидел почему-то выше всех остальных — и вдохновенно рисовал, роняя вокруг себя свои листочки.

...Антошка снова повернулся к Ариадне Георгиевне и сказал:

— Приезжайте к нам. Мы под Тулой копаем. Приедете?

Ариадна Георгиевна удивилась. Ее глаза загорелись. И потухли.

— Да ну, что вы, приеду, кому я там нужна? Слепая, глухая. Я на пенсии.

Антошка прижал к груди руки и сказал искренне:

— А мы... транспорт организуем.

Ариадна оттаяла:

— Здесь-то вы какими судьбами?

— Моя жена отсюда.

...Юлия толкнула Ришу в бок и кивнула на дверь.

Двери в зал были открыты. Около входа, у стены, стоял Пал Саныч с огромным букетом полевых цветов. Он слегка покачивался — был под хмельком — и смотрел беззаветно на Ришу.

Его красноречивый взгляд в зале заметили: посмеивались, обсуждали.

Риша отвела глаза и стала смотреть на люстру — огромная, тревожно звенящая, казалось, она чуть качается и сейчас рухнет на головы зрителей. Риша закрыла глаза. Сын Ваня из зала смотрел на Ришу.

ПОЛНОСТЬЮ сценарий читайте в бумажной версии журнала. Файл .doc (около 300 Кбайт) можно получить по запросу на

IK_cinema_info@mail.ru (web-редакция)

Дом стоял на холме, над рекой, открытый ветрам. Общежитие для художников. Дальше улица спускалась вниз, в частный сектор. С другой стороны холма был луг.— Вы меня, конечно, не помните. Я Антошка.

Принцесса Галя

Полина Ивановна была помощницей у Даниловых. Не домработницей, а своим человеком, советчиком, почти что управляющей. Данилов был очень крупный деятель, а мадам с ней задушевно обсуждала разные дела: квартира-дача, гости-поездки, расходы-покупки. Но Полина Ивановна знала дистанцию и не обижалась, что мадам зовет ее Полечка, а она к мадам обращается Галина Сергеевна.

У Даниловых была дочка Галя. Назвали в честь мамы. Единственная, любимая, балованная. Настоящая принцесса. Правда, крупная такая, полноватая, но ей даже шло.

У Полины Ивановны было двое детей, Лариса и Феликс.

Лариса и Галя были лучшие подруги, а с Феликсом у Гали был подростковый роман. Но Полина Ивановна надеялась, что они обязательно поженятся и она на свадьбе скажет Галине Сергеевне: «Поздравляю тебя, Галочка!»

Но когда Галя была на учебе в Германии, Галина Сергеевна скоропостижно скончалась. А Данилов буквально через два месяца женился на ее сестре, Клавдии Сергеевне. Полина Ивановна осталась на своем месте, и теперь новая мадам задушевно называла ее Полечкой.

Тут Галя из Германии примчалась. Злая, как сто чертей. Сразу при новой жене отцу скандал закатила: «Вот эти самые туфли мама тебе покупала, постеснялся бы!» Забрала себе в голову, что ее мать убили. Клавдия Сергеевна, родная сестра, и убила. Чтоб за папу ее замуж выйти.

И вообще стала странная. Ходит по всему дому с книжкой под мышкой, бормочет, пальцами водит, натыкается на людей. Однажды наткнулась на Полину Ивановну, схватила за шиворот: «Убить тебя, старая блядь, или побить?» — и как швырнет ее на пол. Перелом шейки бедра и сотрясение мозга.

Феликсу неизвестно зачем надавала по морде и сказала, что всё, ту-ту, поезд ушел. Мальчик страшно переживал. Пошел купаться и не выплыл.

Лариса ей говорит: «За что ты моего брата?» А Галя отвечает: «Дура ты, я его так любила, как сто миллионов сестренок не поймут, пошли лучше на мотоциклах погоняемся». Дело было на даче, у Гали в гараже стояли две «Хонды», а все гости Даниловых в саду чай пили. Дача у них была — настоящий дворец: газоны, дорожки, беседки.

Девушки вокруг газона прокатились на заднем колесе, гости даже похлопали, а потом Галя разогналась и как врежется в стол, где отец с мачехой сидели. Оба сразу насмерть, а она рванула из ворот на шоссе. Лариса за ней, пыталась догнать, обе выскочили на встречную, а там фура летела.

Полина Ивановна без ухода умерла от пролежней.

А две студентки из Германии, Роза и Хильда, которых Данилов выписал, чтобы Галю успокоить, в тюрьму попали. Галя им наркотики в сумки подбросила и в милицию позвонила.

Такая вот принцесса.

Эдик Царев

Одна молодая беременная женщина пошла на рынок, и там к ней пристала цыганка. Посмотрела ее руку и прямо закричала: «У тебя родится сын, он отца своего убьет, а дальше вообще говорить страшно».

Женщина мужу ничего не сказала. Но когда у нее родился ребенок, тут же оформила отказ, тем более что была объективная причина: пяточки кривые, возможный признак тяжелой генетической патологии. Она мужу объяснила: врачи сказали, что такие дети до двух лет обычно не доживают; горе, конечно, но лучше уж сразу.

А мальчика усыновила богатая бездетная парочка, Царевы. Так что этот Эдик — они его так назвали — ни в чем отказа не знал, гонял на машине и занимался борьбой самбо. Он, кстати, оказался совсем здоровый, только пятки кривые. Вот один раз он пошел на пляж, сидит, кроссовки скинул. А рядом цыганка проходила. Увидела его пятки и сказала: «Ой, парень, несчастная судьба твоя, ты отца своего убьешь, а дальше даже говорить не хочу».

Эдик перепугался на полном серьезе. Пришел домой, написал записку: «Дорогие мама-папа, надоело сидеть на шее, хочу начать самостоятельную жизнь».

Сел в машину и помчался куда глаза. Вечер был, он устал и понервничал, и въехал в какой-то «жигуль», спихнул его под откос. Даже не посмотрел, дальше поехал.

Приехал в другой город, устроился охранником. В армии отслужил. Вернулся — пошел в школу милиции. У них там была преподавательница по гражданскому праву. Красивая женщина, хотя сильно старше его. Но он очень в нее влюбился и вообще привык добиваться поставленной цели. Они поженились. Ребенок сразу родился.

Вот он школу милиции закончил, стал оперативным работником. И начальство дало ему на пробу одно старое нераскрытое дело, про смерть одного гражданина в результате ДТП, где виновник скрылся с места происшествия. Эдик был въедливый. Ну и понял по всем уликам, что это он и был тот самый виновник. Прямо хоть пиши явку с повинной.

Вышел Эдик покурить на крыльцо райотдела милиции, а тут цыганку ведут, на рынке поймали. Она его видит и кричит: «Эй, кривая пятка!»

Эдик сразу в машину прыг, и в тот городок, где его родители жили, ну, в смысле, эти самые Царевы. Ворвался: «Скажите правду, ваш я сын или нет?» Они сознались.

Тогда он назад, домой. Там жена волнуется — первый час ночи. Он ее спрашивает: «А вот скажи, где твой первый муж?» Она отвечает: «Да я ж тебе сто раз говорила: погиб в результате ДТП, какой-то подлец его сбил и скрылся с места происшествия».

Эдик помолчал и говорит:

— Да, мама. Я подлец. Но я не нарочно.

Ася и Пася

Приезжая в Москву, Ася всегда жила у одних и тех же людей, хотя с ними на-стоящей дружбы не было. Ей освобождали лучшую комнату, ухаживали и угощали, но зато в квартире был проходной двор: гости приходили по три раза в день.

Ася догадывалась, что это на нее глядеть приходили. В основном студенты и младшие научные сотрудники.

Она-то знала, почему всякий раз останавливается именно у этих людей. Потому что ее друг и однокашник Пася — такая у него была институтская кличка — жил в двух шагах. По улице, мимо церкви, в переулок — и вот он, серый дом с гранитным цоколем, с лифтером в каждом подъезде, с огромными квартирами, в которых жили разные крупные деятели.

Пася и Ася работали в одной области, начинали вместе, но жизнь у них сложилась по-разному. Ася свою главную ставку выиграла еще в самой свежей молодости — опубликовала пять статей, на которые уже много лет все ссылались, бесконечно цитировали, защищали диссертации. Она была живым классиком и поэтому говорила тихо, выступала мало, печаталась редко. Как будто боялась испортить впечатление от тех знаменитых пяти статей.

Пася, наоборот, только сейчас разогнался. Работал очень много и успешно и все время был страшно занят. Поэтому Ася во время своих приездов с ним не встречалась.

Один раз они все-таки увиделись.

Прошлись по улице, потом посидели в садике у церкви.

— Годами втайне размышляя о загадках наших тяготений, — сказал он на своей смеси лирики и канцелярщины, — я понял, что в видах оптимального служения общему делу нам было бы божественно соединить судьбы.

У ног была свежая летняя лужа — только что прошел теплый дождь. Ася заглянула в это рябое зеркало, по которому плавал преждевременный желтый листочек, а у края на цыпочках стоял голубь, пил воду и тоже любовался собой.

Пася был хорош собой. Талантлив, знаменит, богат. А она — живой классик. В юности считалась красавицей. Неплохая пара.

— Погоди, — сказала она. — Ты что, развелся? Когда?

— Как только ты скажешь «да», я объявлю жене о разводе, — сказал

Пася. — Прямо сегодня, сейчас.

— Ты слишком рационален, — сказала она, боясь не справиться с собой. — Это едва ли хорошо.

— Мы немолоды, — возразил он.

— Я знала, что ты трусоват, — сказала она, вставая. — Но ты еще и дурак. Жаль.

— Я не трус! — крикнул Пася ей вслед. — Я тебе докажу!

Он попробовал доказать. Очередное свое открытие опубликовал за границей. Получил международную премию и большой гонорар. За это его отовсюду исключили. Коллеги публично осуждали. Журналисты писали фельетоны. Он покаялся. Потом умер.

— От страха! — сказала Ася и не поехала на похороны.

В тишине

Николай Ильич N. был ученый-сурдотифлопедагог и женился на своей ученице и пациентке, слепоглухонемой девушке Марфе.

Они хорошо жили. Марфа ходила по дому босиком, а зимой в носках. Она ощущала дрожь пола и мебели и всегда встречала Николая Ильича, когда он приходил домой. В квартире все было устроено так, чтобы ей было удобно. Она сама мылась, причесывалась и даже маникюр себе делала пилочкой, а вот ногти на ногах ей стриг Николай Ильич. У нее были красивые ноги, тонкие лодыжки, крутой подъем и розовые пальчики. Николай Ильич вытирал ее стопы и целовал их. Марфа запрокидывала голову и смеялась своим ненастоящим смехом. Она бесподобно любила Николая Ильича — как никто в его жизни.

Целыми днями она работала: печатала на брайлевской машинке статьи для таких, как она, слепоглухонемых людей. А Николай Ильич защитил докторскую, написал про Марфу две книжки и стал членкором Академии педагогических наук.

Однажды темным зимним утром он проснулся и понял, что устал. Устал от скупо обставленной квартиры, от вечной тишины, от разговоров посредством стискивания пальцев. Силы кончились.

Он повернул голову. Марфа спала. Темные очки лежали на тумбочке.

Он вздохнул. Она шевельнулась. Зевнула. Встала, потянулась, потерла затылок, пошла в туалет, держась за стену, за шкаф, за дверной косяк.

— Существо... — прошептал Николай Ильич.

Через месяц он привел домой свою аспирантку.

Они ходили по квартире рядом, шагая в такт, и громко разговаривали. Аспирантка была лихая и злобная девица, ей было забавно. Особенно когда Николай Ильич соблазнял ее при Марфе, которая сидела над толстой брайлевской книгой, иногда поднимая незрячее и глухое лицо. Аспирантка хохотала в голос.

Потом Николай Ильич пошел ее проводить. Предупредив Марфу на языке пальцевых касаний.

Когда он вернулся, Марфы не было в комнате. И в кухне, и в туалете, и в ванной. Он метался по коридору. Из спальни вдруг подуло снежным ветром. Балконная дверь была распахнута. Обмирая от ужаса, он выскочил на балкон.

Марфа курила, закутавшись в одеяло.

Он вцепился пальцами в ее ладонь.

— Я все видела, — сказала она, отнимая руку. — Я вижу и слышу.

— Неправда! — крикнул он.

— Уже месяц, наверное, — сказала она.

— Зачем же ты скрывала? — Его била дрожь.

— Сама не знаю, — сказала Марфа. — Мне очень жалко.

— Мне тоже, — сказал Николай Ильич. — Очень.

Они замолчали и стали думать, как быть дальше.

Вечер памяти

Кто-то заболел, кто-то был за границей, кто-то в санатории. А лучший друг и соратник, генерал-полковник-инженер Ярослав Петрович Тарасов этим утром скоропостижно скончался от инфаркта.

Никто не пришел отметить девятую годовщину смерти академика NN. За большим безлюдным столом сидели вдова и сын покойного. Еще была одна девочка, Оля Карасевич, дочка Генриетты Марковны, его многолетней лаборантки и ассистентки. Она пришла вместо мамы.

— Слава Тарасов даже не позвонил, — сказала Римма Викторовна, вдова. — Не можешь прийти, так хоть позвони! Объявись!

— Разные бывают обстоятельства, — сказал Алеша, сын. Он знал, что Тарасов умер, но не хотел сейчас об этом говорить. — Не злись, пожалуйста.

— Твой отец вытащил его из Омска. Дал целый отдел в своем институте!

— Всё, всё, всё. Давайте лучше выпьем! — Алеша стал разливать. — Помянем.

— Да, — подняла рюмку Оля. — Выпьем за светлую память Анатолия Ивановича, большого ученого и прекрасного человека.

— Не чокаются, — предупредила Римма Викторовна.

Выпили. Разложили закуску.

— А почем ты знаешь, какой он был человек? — с набитым ртом спросил Алеша. — Не люблю весь этот пафос, извини. Вообще отец был сложный человек.

— Я его прекрасно помню, — сказала Оля.

— Вот как? — подняла брови Римма Викторовна.

— Он приходил к нам в гости, — сказала Оля. — Приносил маме всякие подарки. Мне дарил игрушки и конфеты.

— Анатолий Иванович был добрый, любил детей, — сухо сказала Римма Викторовна.

— Вот я и говорю: прекрасный человек, — сказала Оля.

— Выпьем еще, — сказал Алеша.

— Детки, у меня разболелась голова, — сказала Римма Викторовна. — Пойду прилягу.

Посидели, поболтали. Алеша открыл дорогой старый коньяк, рассказал, что это еще отцу подарили во Франции. Попробовали. Ничего особенного.

Он обошел стол, сел рядом с Олей. Положил руку на спинку ее стула.

— Наверное, смешно звучит, — сказал он. — Ты мне нравишься. Очень.

— Ты мне тоже, — сказала она. — Ничего смешного.

— Дай я тебя поцелую.

— Целуй, — сказала она и протянула ему руку.

Он притянул ее к себе, обнял. Она стала отбиваться, чуть не упала со стула. Вырвалась, отбежала к двери. Он подошел к ней, схватил за плечи.

— Лешенька, проснись! — крикнула Оля. — Я же твоя сестра, ты что?

— Врешь! — закричал он.

На крик вошла Римма Викторовна.

— Мама, ты слышала? Мама, она врет? — спросил он.

— Прекрати, — сказала Римма Викторовна. — Олечка, он вам нравится, вы ему тоже, вот и хорошо, и выбросьте из головы эти глупости. Никакая вы ему не сестра. Я родила его от Славы Тарасова. Который даже не позвонил сегодня.

Сдача

Танька хотела учиться в институте. В хорошем, в настоящем. Чтобы потом устроиться на хорошую работу.

Она была не такая уж отличница, чтобы сдать экзамены на все пятерки и поступить на бюджетное место. Поэтому ей была дорога на платное обучение. И у нее были деньги, представьте себе. На книжке лежали. Бабушкино наследство, потому что она за бабушкой все последние годы ухаживала.

А потом заболел брат. Тяжелая, почти неизлечимая болезнь. Лечение очень дорогое и почти бессмысленное. Танька сама слышала, как доктор говорит с матерью. Она без разговоров и вопросов сняла деньги с книжки и принесла в больницу, и заплатила в кассу. Иначе этот институт ей поперек горла станет, и вообще не будет в жизни счастья, потому что счастья за смерть родного брата не бывает.

Но получилось наоборот. Брат очень быстро выздоровел: диагноз оказался неправильный. То есть он бы выздоровел и без такого дорогого лечения. Слава богу, конечно. Но деньги не вернешь. Правда, сдача осталась, около двадцати тысяч рублей.

— Ничего, — сказала Танька. — Я на сдачу себе горный велосипед куплю.

— А сколько он стоит? — спросил отец.

— Тысяч пятнадцать, если хороший, — сказала Танька.

— А мать третью зиму без зимнего пальто, — сказал отец, грустно выпил рюмку и закусил помидором домашнего засола; разговор шел за обедом.

— А чего ты ей сам пальто не купишь? — спросила Танька. — Ты глава семьи.

— Я инвалид, — сказал отец, наливая еще. — Пенсия смех один.

Танька подумала: если инвалид, зачем водку пьешь и двоих детей нарожал?

Но вслух не сказала, конечно. Но горный велосипед купила. И ездила на нем к своему парню.

Этот парень у нее был давно, она ему доверяла.

А тут он вдруг сделал, что нельзя.

— Ты чего? — Она вскочила с кровати.

Он силой уложил ее обратно, прижался щекой и зашептал в ухо:

— Я хочу, чтоб у нас ребеночек был. Выходи за меня замуж.

Танька чмокнула его пару раз, чтоб не ссориться. Пошла в душ и долго мылась сильной струей. И шептала: бедным нельзя детей, бедным нельзя детей.

Вышла на улицу и увидела, что горного велосипеда нет. Только стальная петля с замком на асфальте валяется. Срезали, сволочи, специальными ножницами, наверное. — Велосипед бедным тоже нельзя, — повторяла Танька, быстро шагая и размахивая замком, как кистенем. — Бедным вообще ничего нельзя.

Встречная женщина остановилась, а потом обошла Таньку стороной.

В десятом классе тишина. Красавица Лара стоит у доски и старательно чертит ось координат. Скрипит по доске мел. Лара опускает руку с мелом. С недоумением смотрит на тригонометрическое уравнение на левом поле доски, написанное твердой, очевидно, учительской рукой. С тоской смотрит на учительницу Наталью Сергеевну. Наталья Сергеевна сидит за своим столом над раскрытым журналом. Лицо у нее усталое, невыразительное; одета просто. Красная ручка занесена над списком фамилий.

Учительница наблюдает за Ларой.

Лара бросает взгляд на класс. Класс ждет. Кто-то тихо переговаривается на задней парте. Лара пытается уловить взгляд одного из мальчиков, Саши. Очевидно, она сидит с ним вместе в среднем ряду (место рядом с ним сейчас свободно, но лежат на «свободной» половине стола тетради, учебник, ручки; и сумка лежит на рядом стоящем стуле). Саша отвечает скучающим взглядом. Лара поворачивается к доске и неуверенно рисует в системе координат функцию.

Н а т а л ь я С е р г е е в н а (устало). Нет, это невозможно.

Лара опускает руку и смотрит на Наталью Сергеевну. Учительница уже глядит в журнал. Ручка опускается перед Лариной фамилией.

Л а р а (жалобно). Наталья Сергеевна!

Вдруг грохот отвлекает учительницу. Она поднимает голову. Это вскочил мальчик, сидевший перед Сашей, — Митя. Он вскочил так резко, что стул грохнулся. Класс смотрит изумленно, как Митя вспрыгивает прямо на стол первого ряда. Девчонки за этим столом взвизгивают (это две неразлучные подружки — Валя и Галя), Митя перескакивает на подоконник, поворачивает ручку, распахивает окно, становится на карниз.

М и т я. Если вы ей поставите двойку, я спрыгну!

Ребята привстают на первом ряду, смотрят вниз, куда собирается спрыгнуть Митя с их третьего этажа. Кто-то хихикает, кто-то вскрикивает. Учительница теряется совершенно.

Г а л я (с ужасом глядя на Митю). Он псих, Наталья Сергеевна! Он, правда, спрыгнет.

Побледневшая учительница кладет ручку.

Н а т а л ь я С е р г е е в н а. Митя, я ничего не ставлю, никакой двойки.

Она медленно поднимается и осторожно направляется к Мите, который стоит на самом краю. Саша с любопытством наблюдает за растерянной учительницей. Она уже у стола, с которого Митя шагнул на подоконник.

Н а т а л ь я С е р г е е в н а. Будь добр, вернись на свое место.

М и т я. Дайте слово, что не поставите ей двойку.

Н а т а л ь я С е р г е е в н а. Даю.

М и т я. Вообще никогда не поставите ей двойку.

Н а т а л ь я С е р г е е в н а. Вообще никогда не поставлю ей двойку.

М и т я. Клянитесь.

Н а т а л ь я С е р г е е в н а. Клянусь.

М и т я. Танькой клянитесь.

Учительница смотрит на девочку Таню, сидящую одиноко на этом же первом ряду за последним столом. И Саша смотрит на эту девочку, вдруг густо покрасневшую.

Н а т а л ь я С е р г е е в н а. Клянусь.

Митя переступает на карнизе, одна нога его соскальзывает, учительница вскрикивает, но Митя удерживает равновесие и поспешно перешагивает на подоконник. Он спрыгивает со стола в проход прямо перед Натальей Сергеевной, и в классе раздаются аплодисменты. Митя тяжело, как после бега, дышит.

Н а т а л ь я С е р г е е в н а. Будь добр, дай мне свой дневник!

Аплодисменты смолкают. Митя передает учительнице дневник.

Н а т а л ь я С е р г е е в н а (Мите). Сядь на место. (Гале и Вале.) Закройте окно.

Она направляется с Митиным дневником за свой стол. Девочки закрывают окно, бумажными платками вытирают Митины следы со стола. Учительница садится за свой стол, раскрывает Митин дневник и что-то в нем пишет. Саша замечает, что рука ее дрожит. Наталья Сергеевна захлопывает дневник. Смотрит на притихший класс. Таня сидит за своим столом, опустив голову.

Н а т а л ь я С е р г е е в н а. Кто может изобразить эту функцию? (Класс молчит.) Саша Литовченко!

Саша поднимается и идет к доске.

Подойдя, подмигивает растерянной Ларе, берет мел и чертит функцию.

Н а т а л ь я С е р г е е в н а. Можете, если хотите. Жаль, что хотите не всегда. Идите на место. И объясните на досуге своей подружке, как это делается.

Саша направляется к своему месту.

Л а р а. А я?

Н а т а л ь я С е р г е е в н а. И вы свободны. Все, урок окончен.

Р о б к и й г о л о с (за кадром). Еще десять минут до звонка.

В полной тишине учительница собирает в свою сумку журнал, учебники, тетради. Встает. И в полной же тишине уходит из класса. Дверь за ней закрывается.

Л а р а (Мите). Дурак ты все-таки.

Сказав это, она идет к своему месту и садится возле спокойного Саши. Митя поворачивается к ней.

М и т я. Я, между прочим, жизнью ради тебя рисковал.

Л а р а. Я тебя не просила.

Большой, спокойный Илья Горбунов сидит в третьем ряду. Он оборачивается к Мите, Ларе и Саше.

Г о р б у н о в. Я б на месте Натальи сказал ему: «Прыгай ради бога».

М и т я. Я бы и прыгнул!

Г о р б у н о в. Зачем, дурашка? Ларка бы на другой день забыла, что ты был на свете.

Л а р а. Нет, ну почему, дней десять я бы еще помнила.

Лара смотрит на Сашу, а Саша в это время — на часы. Вдруг Таня вскакивает с места со своей сумкой и под взглядами ребят, съежившись, бежит из класса. Дверь за ней закрывается.

В а л я (простодушно). Интересно, Наталья сдержит слово?

Г а л я (благоразумно). Конечно. Танькой все-таки поклялась.

В а л я. Ну и что?

Г а л я. Вот у тебя будет дочка, тогда скажешь — «ну и что?».

В а л я. Счастливая, Ларка, математику может не учить!

Галя по-взрослому укоризненно смотрит на свою простодушную соседку.

Горбунов поднимается со своего места.

Г о р б у н о в. Ладно. Пойду в буфет, пока народ не повалил.

Но в это время раздается звонок, и сосед Горбунова Коля смеется.

К о л я. Эх, Илья, не успел! Придется в очереди стоять.

Г о р б у н о в. А ты беги, займи. Я угощаю.

Мгновенно Коля вскакивает и уносится занимать очередь. И все в классе поднимаются, расходятся...

Только Лара и Саша не торопятся. И Митя. Они остаются втроем в классе.

Митя смотрит на Лару, но она не обращает на него внимания.

Л а р а (Саше). Что делаешь вечером?

С а ш а. У меня английский.

Л а р а. Мать тоже хочет, чтобы я английским занималась.

С а ш а. Это правильно. Без языка нельзя.

Они уходят, не обращая на Митю ни малейшего внимания.

Митя остается один в классе. Раскрывает дневник. Читает написанное красными чернилами. Выдирает из дневника страницу, рвет. Мрачно собирает сумку. Уходит из класса, хлопнув дверью.

В обезлюдевшем классе валяются бумажки, столы и стулья сдвинуты. На доске изображены две функции в одной системе координат, Сашина и Ларина, правильная и неправильная.

Из школы идут дети, большие и маленькие, компаниями, парами, поодиночке.

Лара и Саша подходят к автобусной остановке. Останавливается маршрутка, в нее забираются люди. Саша стоит с Ларой. Маршрутка не уезжает, ждет еще пассажиров.

Л а р а. Почему ты на маршрутках не ездишь?

С а ш а. Потому что статистику знаю. Они бьются часто.

Л а р а. Осторожный ты, Сашка. А мог бы ради меня, как Митька, из окна прыгнуть?

С а ш а. За оценку шею свернуть? Смешно.

Л а р а. Не за оценку, конечно. За жизнь. (Саша не отвечает, размышляет.) Что молчишь?

С а ш а. Да вот думаю, правду тебе сказать или покрасоваться, как

Митька. (Усмехается, смотрит на Лару.) Митька ничем не рисковал. На понт брал.

Она молчит.

С а ш а. Ну а ты бы ради меня прыгнула? Только честно. Лично я сомневаюсь. Есть такие ситуации, когда каждый за себя. Это в кино под пули прыгают и все такое, потому что после съемок все воскресают, отряхиваются и идут пиво пить.

Л а р а. Наверное, ты прав. Как всегда. Твой автобус.

Они смотрят на подходящий автобус. Саша видит, что Лара очень обижена.

С а ш а. Хочешь, я не поеду на английский?

Л а р а. Ни в коем случае. Английский — это так важно. А меня ты и завтра увидишь, и послезавтра. Куда я денусь-то?

И она, развернувшись, уходит. Оглядывается. Саша идет за ней. Она проходит довольно далеко и вновь оглядывается. Саша так и идет следом.

Лара и Саша сидят в темном полупустом зале. Мальчишка лет десяти перед ними ест попкорн из огромного пакета, шуршит бумагой, чавкает. На экране герой лихо ведет машину, уходит от погони.

Л а р а. Ты умеешь водить?

С а ш а. Нет.

Л а р а. А я умею. Я обожаю водить. Мне даже снится иногда, как я машину веду. Первое, что я куплю себе, когда деньги появятся, — это машина.

С а ш а. Я тоже машину хочу. Но с шофером.

Л а р а. В этом ты весь.

Саша обнимает Лару. Лара опускает голову ему на плечо.

Мальчишка прекращает шуршать и чавкать, оборачивается и жадно смотрит, как целуются Саша и Лара.

На экране в это время тоже целуются, но мальчишке интереснее происходящее здесь и сейчас. У него даже рот приоткрывается.

Саша подходит к подъезду своего дома, нажимает кнопки домофона.

М а т ь (голос из домофона). Сашка?

С а ш а. Ага.

Саша выходит из лифта. Одна из дверей на площадке приоткрыта. Из нее раздается рокот голосов. Саша входит в квартиру. В прихожей горит свет; по обилию обуви, плащей, курток ясно, что в доме гости. Саша скидывает кроссовки, наклоняется, раздвигает чужую обувь. В прихожую входит высокая, красивая, еще молодая женщина.

М а т ь. Привет, сынок.

С а ш а (сердито, копаясь в обуви). Кто мои тапочки заныкал?

М а т ь. Не знаю, кто-то, хочешь — надень мои.

Она скидывает свои тапки.

С а ш а (выпрямляясь). Обойдусь.

М а т ь. Ты чего такой сердитый? Голодный? Я тебе мясо оставила.

С а ш а. Нет, я не хочу есть. Устал просто.

Он уже направляется мимо матери к выходу из прихожей, как вдруг этот выход загораживает полная, громогласная, яркая женщина. В руках у нее бокал.

С а ш а. Здравствуйте, Фаина Яковлевна.

Ф а и н а Я к о в л е в н а. Привет. Чего так поздно?

М а т ь. Английский у него.

Ф а и н а Я к о в л е в н а. Английский, говоришь? А что это за девчонка с тобой ходит? Я видела. Очень эффектная барышня.

С а ш а. Мы в одном классе учимся.

Ф а и н а Я к о в л е в н а. Очень эффектная. Смотритесь — м-м-м (целует кончики пальцев). Шикарно смотритесь. Ты хоть знаешь, что вы шикарно смотритесь?

С а ш а. Да-да, я в курсе.

М а т ь. Фая, оставь его, он устал. (Задерживает Сашу, готового выскользнуть из прихожей.) Поздоровайся с гостями. (Саша морщится, но мать подталкивает его к кухне.) Давай-давай.

В просторной современной кухне за большим столом сидят человек десять. Хорошо одетые, хорошо выглядящие люди. Видно, что сидят они давно, много уже пустых бутылок, грязная посуда громоздится в мойке. Чайник включен. Кто-то курит у приоткрытого окна. Отец Саши тихо и властно говорит по телефону, прикрывая ухо от шума.

С а ш а. Здравствуйте.

М у ж ч и н а (разливая вино). Здравствуй, орел.

Ж е н щ и н а. Сашка, это ты? Как же ты вырос! На улице бы встретила — не узнала, принялась бы кокетничать. (Смеется, встает и меряется с ним ростом.) Глядите, он выше меня! (Саша краснеет, женщина смеется.) Надо его с нашей Машей познакомить.

Отец Саши отключает телефон. Молодой мужчина протягивает Саше бокал с вином.

М а т ь. Эй. К чему это?

О т е ц. Ничего. Это сухое.

С а ш а (принимая бокал). За что пьем?

О т е ц (беря свой бокал). За мое повышение.

С а ш а. О! Здорово! Поздравляю.

Чокается с отцом, с гостями, выпивает. Кто-то подает ему бутерброд. Гости начинают разливать чай, разговаривать между собой, отвлекаются от Саши, и он, жуя бутерброд, смывается из кухни.

Саша закрывается у себя в комнате, и голоса становятся едва слышны. Он плюхается на диван. В кармане звонит мобильный. Саша вынимает его. «Лара» — написано на экране.

С а ш а. Привет.

Л а р а. Сашка, я коротко, деньги кончаются, проверь почту!

Саша включает компьютер. Открывает свой почтовый ящик. Имя владельца ящика — ego. Открывается письмо от Лары: «Сашка! Это супер!» — В письме дана ссылка на сайт: «www...» Саша выделяет ссылку, переносит в верхнюю, адресную, строку экрана, нажимает «ENTER». Открывается страница сайта знакомств, чья-то анкета. С фотографии в анкете на Сашку смотрит Наталья Сергеевна. Саша даже присвистывает.

Усталое, смущенное перед объективом лицо. Саша внимательно его разглядывает. Читает текст: «Мне 42 года. Преподаю математику в школе. Люблю живопись (авангард начала века). Не замужем. Есть дочь, ей пятнадцать. Без вредных привычек и проблем. Ищу положительного, серьезного и дружелюбного мужчину для встреч и, возможно, серьезных отношений...»

Саша берет мобильный и звонит Ларе.

Л а р а. Ну что? Видел? Супер?

С а ш а. Да-да. Только знаешь, ничего тут такого уж удивительного. Одинокая женщина ищет мужчину. Это нормально. Я даже не думал, что Наталья такая нормальная.

Л а р а. Я вообще никогда о ней не думала.

С а ш а. Я тоже. (Наталья Сергеевна смотрит на него с фото.) Пусть себе ищет мужика, вдруг найдет, оставь ее в покое.

Л а р а. Да я и не собиралась ее трогать.

Тем временем, болтая с Ларой, Саша открывает папку изображений. Открывает один из файлов. Та же картинка, что на заставке: мужчина улыбается и направляет в объектив дуло пистолета.

С а ш а. Раззвонишь всем, у нас бабы дуры, обсмеют.

Л а р а. Не буду я никому говорить!

С а ш а. А ты чего на этот сайт забрела?

Л а р а. Брату подружку искала. С а ш а. А сам он не может?

Болтая, Саша скачивает картинку в «Фотошоп», обрезает кадр, так что пистолет исчезает и остается одно лишь добродушное лицо. Пожалуй, его добродушие только сейчас и проявилось, без пистолета; с пистолетом улыбка казалась все-таки несколько зловещей.

Л а р а. Сам он ничего не может. Ему уже тридцать четыре, а он знакомиться боится, стесняется.

С а ш а. Вот видишь.

Л а р а. Чего видишь? Не собираюсь я ее трогать, я же сказала.

С а ш а. Вот и молодец.

Саша сохраняет файл под именем «Леонид Николаевич».

Л а р а. Добрый ты, Сашка, оказывается.

С а ш а. Это плохо?

Л а р а. Это неожиданно.

В дверь коротко стучат. Мгновенно Саша сворачивает экранную страницу.

С а ш а. Да! (Ларе.) Пока, больше не могу говорить.

Отключает телефон. В комнату входит отец Саши. Высокий, уверенный в себе, по-мужски привлекательный, но с налетом, с патиной усталости на молодом еще лице. Отец видит Сашу за компьютером. На экране — заставка: мужчина лет сорока с добродушным, улыбчивым лицом, в руке мужчина держит нацеленный на «зрителя» пистолет. Отец садится на диван.

О т е ц. Как дела?

С а ш а. Нормально. (Прислушивается. За неплотно закрытой дверью тихо.) Ушли?

О т е ц. Слава богу.

С а ш а. У тебя теперь большая должность?

О т е ц. Будь здоров. Всех в руках держать надо. (Откидывается на спинку дивана, кладет ногу на ногу.) Устал я... Ты уроки сделал на завтра?

С а ш а. Почти.

О т е ц. Что значит «почти»? Уже первый час.

С а ш а. Да сделал, сделал.

О т е ц. Смотри, Сашка, хватанешь двойку, как в прошлом году.

С а ш а. Так это случайно вышло, в четверти все равно пять поставили.

Отец внимательно смотрит на Сашу. На мужчину с пистолетом.

О т е ц. Я же все понимаю, тебе сейчас гулять хочется, с девочками целоваться, а не английским, к примеру, заниматься.

С а ш а. Папа...

О т е ц. Мне Генриетта звонила, любопытствовала, почему ты на занятия не пришел. (Саша смущенно молчит.) Я тебя, правда, понимаю. Тебе кажется, что у тебя впереди вечность...

Поднимается с дивана. Прохаживается по небольшой комнате. Стеллаж с книгами, стойки с дисками, музыкальный центр... Ничего не разбросано, все в порядке. Отец разглядывает корешки книг. Книги самые разнообразные: и учебники, и беллетристика, и по психологии, и по философии, и по искусству — и стоят не вперемешку, а по темам. Отец вынимает одну из книг. Это очень затрепанная книга, почти рассыпается. Отец раскрывает ее, один из листков улетает. Отец подбирает его, читает несколько строк.

О т е ц. О чем это?

С а ш а. Ну. Детектив.

О т е ц. Интересно?

С а ш а. Ерунда. Мне Митька дал почитать, я сразу догадался, кто убил. Я еще ни одного детектива не видел, чтобы сразу не догадаться. Скучно. Все вернуть забываю.

О т е ц (вкладывая листок в книгу). А что ты еще читал в последнее время?

С а ш а. Да некогда особо читать в последнее время.

О т е ц. И на английский ходить некогда. Чем же ты так занят?

Саша молчит. Отец вновь садится напротив него на диване. Садится на край, устало потирает висок.

С а ш а. Да все нормально, пап, что ты переживаешь? Через месяц школу закончу, поступлю в МГИМО какое-нибудь. Английский больше не пропущу, обещаю.

О т е ц. Да это мать больше волнуется.

С а ш а. Нечего волноваться. Других забот, что ли, нет?

О т е ц. Забот выше крыши. (Встает, треплет сына за плечо. Смотрит на монитор — на мужика с пистолетом.) Допоздна не сиди, побереги глаза.

(Саша кивает.) И решай, куда поступать будешь. Может, действительно в МГИМО?

Дверь за отцом закрывается. На экране монитора разворачивается страница, с которой вновь смотрит на Сашу Наталья Сергеевна. Саша пристально смотрит на Наталью Сергеевну. Наводит курсор на ее e-mail. Открывается чистое поле для письма. Саша пишет: «Здравствуйте, Наталья Сергеевна. Меня зовут Леонид Николаевич. Мне сорок пять лет. Работаю программистом в крупной строительной фирме. Тоже люблю авангардную живопись. Был женат. У меня двое детей... — Саша задумывается и стирает фразу «У меня двое детей». Пишет: Детей нет. — И продолжает: Когда вы бываете свободны? Жду более подробного письма. Всего доброго. Свое фото прилагаю. — Саша задумывается и вставляет в письмо еще одну фразу: — Поддерживаете ли отношения с отцом ребенка? Прикрепляет к письму уже подготовленное изображение добродушного мужчины — Леонид Николаевич — и отправляет письмо. «Письмо успешно отправлено», — сообщает почтовый администратор.

ПОЛНОСТЬЮ сценарий читайте в бумажной версии журнала. Файл .doc (423 Кбайт) можно получить по запросу на

IK_cinema_info@mail.ru (web-редакция)

Сергей Урусевский

ПАМЯТИ ОТЦА

ремонт ваз авто

В памяти многочисленных зрителей хранятся незабываемые кадры смерти Бориса: уплывает, словно проваливаясь в бездну, мерцавший за облаками солнечный диск, мелькают в угасающем сознании счастливые мгновения несостоявшейся свадьбы, кружатся березы, и мы вновь ощущаем то, что переживал в свои последние секунды погибающий герой. Сколько бы ни смотрели, каждый раз мурашки по коже... «Летят журавли» получил «Золотую пальмовую ветвь» Каннского фестиваля в 1958 году, а Сергей Урусевский — Гран-при Высшей технической комиссии Франции «За виртуозное владение камерой». После просмотра Пабло Пикассо сказал: «Каждый кадр „Журавлей“ можно рассматривать, как самостоятельное талантливое произведение». 23 декабря 2008 года исполняется 100 лет со дня рождения Сергея Павловича Урусевского, оператора и режиссера, художника-станковиста, оставившего глубокий след в истории искусства. Урусевский — один из самых мощных и новаторских советских кинооператоров, завоевавший мировую славу. Он осуществил переворот в языке киноискусства, утвердил принципиально новое значение изобразительного кинематографа.

Урусевский снял двадцать фильмов. Природа наградила его талантом и самоотверженностью, острым взглядом и тончайшим пластическим мышлением. Если в большинстве случаев работа оператора как бы скрыта для зрителя, заслоняется режиссерскими приемами, то во всем, что снимал Сергей Урусевский, всегда ощущался вклад темпераментного, изощренного автора изображения, заставлявшего камеру быть активной участницей развития событий. Сила воздействия фильмов Урусевского объясняется не только его дарованием — истоки этой силы и в школе, которую он прошел, прежде чем стать оператором. Художник и по призванию, и по образованию, он учился у Владимира Фаворского, Андрея Гончарова, Александра Родченко, Павла Павлинова, Константина Истомина. Именно с ними он разрабатывал ту изобразительную культуру, которую позднее принес в кинематограф. В годы войны Урусевский был оператором фронтовой группы Северного флота. В начале 50-х вернулся к живописи, не оставляя операторскую работу. Он занимался живописью так же самоотверженно и страстно,как и снимал кино. Он не искал в ней отдохновения или отвлечения. Он продолжал все те же — обязательные для себя — пластические эксперименты, но держал в руках кисти, а не камеру. Он стремился познать еще непознанное и неожиданное, что видел в обыкновенной повседневности — не скованный литературным сценарием. «Он рисовал уверенно и твердо, восхищаясь остротой увиденных им в натуре форм, покоряясь силе цветовых сочетаний в их широких и обобщенных силуэтах, особенно ценя их декоративный смысл и видя в цвете и колорите основную структуру живописного изображения», — писал Андрей Гончаров.

Персональные выставки живописи и графики Урусевского с успехом проходили в Москве (1976, 1984), Гаване (1976), Ленинграде (1977), Праге (1978), Софии (1979), Бухаресте (1979). Скромный, сдержанный, он стеснялся почестей и видел смысл жизни только в работе. Он никогда не хотел, да и не делал того, что ему было сделать легко. И в кино, и в живописи он стремился решать труднейшие задачи, преодолевать сложившиеся навыки, отменить готовые стереотипы. Он был артистом в самом высоком понимании этого слова. И настоящим проникновенным художником.

Даниил Дондурей. Тема нашего обсуждения очень близка к сюжетам летней дискуссии об актуальном кино на «Кинотавре». Важным показателем интереса к ней для меня было то обстоятельство, что, кроме Александра Митты, никто из сорока — пятидесяти режиссеров, находившихся в это время в Сочи, не пришел, поскольку мероприятие было объявлено как «круглый стол» продюсеров. Кинематографисты сегодня живут с ощущением, что у продюсеров свое дело, у режиссеров — какое-то другое, а у сценаристов — третье. Естественно, что только критики — люди внекатегорийные. Им интересно всё. При этом в Сочи съехались ведущие продюсеры страны, инвесторы, руководители телеканалов — казалось бы, все те, кому ты, режиссер, должен хотеть понравиться, рассказать о своем проекте... Кого интересно послушать. Вот точный показатель взаимодействия профессий, одно из множества свидетельств состояния нашего кино. До осени царило этакое спокойствие, ощущение, что все в большом порядке, а с телеканалов нам рассказывали, что в российском кино все так великолепно, как будто его тренирует Гус Хиддинк.

«Юрьев день», режиссер Кирилл Серебренников

На самом деле, ситуация, как показывает анализ, не располагает к благодушию. Несмотря на 700 миллионов долларов, которые мы соберем в этом году, и миллиард — если не в следующем, то наверняка в 2010-м. Невзирая на то что через три года мы будем конкурировать с Англией, Германией, Францией за первые места в кинотеатральных бокс-офисах Европы — все это свидетельства возможностей киноразвлечения. Они не демонстрируют победы собственно российского кино. Я вот посмотрел данные за первую половину этого года. Если в первом квартале 2008-го мы обогнали американцев за счет трех фильмов и оказались на первых местах, то во втором нас в первой десятке уже нет, по-моему, и в первой двадцатке тоже. Это с точки зрения бизнеса. Но есть и другая сторона — качество тех самых чемпионов проката. Что такое «Самый лучший фильм» с его двадцатью семью миллионами долларов сборов? Что такое «Ирония судьбы. Продолжение» с пятьюдесятью?

За нежеланием обсуждать эти проблемы стоит некая профессиональная успокоенность. Кажется, что фонтаны нефти и патриотизма уверенно удержат российскую киноиндустрию на высоком международном уровне. И дебюты неигровых режиссеров обеспечат аплодисменты в Канне. А тут еще и неигровое кино сработало, как ресурс игрового.

Любимая тема — деньги. В последние годы, признаемся, их было достаточно. Ожидания перегреты, инвесторов сколько угодно. Фильмы снимали

«Дикое поле», режиссер Михаил Калатозишвили

180 компаний, одна за другой. Был накоплен колоссальный символический капитал мнимых успехов. Казалось, что и начальство счастливо от нарастающих достижений, и фестивали будут гоняться за российской продукцией. Впереди госзаказ, дополнительные вливания из бюджета. Уже парни из списка «Форбс» захотели (по крайней мере, так было до кризиса) поиграть в кино.

Теперь о зрителях. Здесь у нас уже не два, а несколько народов. Одни смотрят в прайм-тайм сериалы, другие хотя бы какие-то авторские фильмы, пришедшие в Москву с фестивалей, третьи — океан никакого кино — ленты вне жанра, вне мастерства, вне всех представлений о том, для чего и для кого они снимаются. Когда смотришь на названия фильмов-лидеров, начинаешь переживать по поводу того, что это за зрители. Иногда кажется, что они по-разному думают, говорят на разных языках. А производят это многообразие в одних и тех же компаниях одни и те же продюсеры и сценаристы.

Мы не представляем этих разведений, необходимые исследования ведь не проводятся. Может, где-то втайне, по каким-то спецзаказам. О чем думают авторы, если они даже не знают, что семь билетов из каждых десяти, проданных в кинотеатрах, покупают девочки? А ведь это особый тип потребителя, они почти ничего не знают, скажем, про вторую мировую войну, а про ту эпоху снимается огромное количество фильмов и сериалов, поскольку это самая патриотоспособная, плодоносящая тема. Так что очень много вопросов к создателям картин.

К сожалению, здесь, на нашей дискуссии, не так много продюсеров и совсем нет режиссеров. При том что очень часто выходишь из зала (особенно тяжело, когда ты со многими лично знаком) и не знаешь, что сказать после только что увиденного. Не можешь ответить на сакраментальный вопрос: про что кино? Проблема заключается еще и в том, что профессионалы в последние годы вместе кино не обсуждают. Кажется, что продюсеры не разговаривают с режиссерами, которые, в свою очередь, даже не пытаются уважительно пообщаться с критиками или посмотреть на свою работу в мировом контексте. Чураются чужого кино, не стремятся попасть на потрясающие фестивальные ретроспективы, не думают о развитии киномышления и киноязыка. В этой ситуации можно потратить на российское производство и четверть миллиарда долларов, но вернуть эти денежки нельзя. Зрителей на возмещение таких затрат нет. Почему бы не поговорить за столом, когда еще не начали снимать? Чем, например, вызвана такая страсть к римейкам? Назад в будущее? Или — почему фэнтези? Неужели мы живем в стране с тотальной цензурой, под страхом потери профессии? Почему нет ни одного политического фильма? Актуального кино? Почему чуть ли не единственное живое кино, на которое среагировали отборщики Канна, — это картина девочки двадцати четырех лет, сделавшей игровую версию своего документального фильма «Девочки»? Я имею в виду «Все умрут, а я останусь» Валерии Гай Германики.

Кризис драматургии — неумение рассказать историю или отражение бедности жизни, не поставляющей сюжетов? А может, вообще нет кризиса драматургии? Просто существуют сериалы для раннего прайм-тайма, позднего, фильмы для показа ночью на ТВ, для фестиваля в Роттердаме, продукция типа «никакое кино», блокбастеры, ситкомы и многое другое. Дефицит актуальных тем — это самоцензура, дань коммерции, следствие каких-то политических процессов или попросту отсутствия одаренных людей? Ведь совсем не случайно, что нормальное мейнстримовское кино не снимается. Про жизнь, а не только для развлечения. Чем можно объяснить недостаток новых героев, жанров, мифов, конфликтов? И, наконец, чем объяснить кризис — не денег, нет, — сюжетов? Или мы в пересменке, в ожидании новых кинематографических ресурсов?

Александр Кабаков. Мне не очень ловко, будучи в гостях и не совсем, в общем-то, в своей среде, говорить что-то радикальное. Начну с того, что сейчас проскользнуло, прошу простить меня за резкость, но ничего другого по этому поводу сказать не смогу. Тут было названо имя — Валерия Гай Германика. Я вчера не поверил своим ушам, услышав, что она говорит. Такое существо с пирсингом в нижней губе, у нее взяли интервью перед фестивальным кинотеатром. «Да какое кино? — переспрашивает она журналиста. — Типа — развлечение. Хватит вам, типа, припариваться-то. Ну чего?» Очень агрессивная «пэтэушница». А внизу на экране было написано, что это явление имеет отношение к 61-му Каннскому фестивалю. Я подумал, что у меня телевизорный вирус. К счастью, услышал, что такой человек есть и даже отмечается как некое явление. Это, скорее, проявление, безусловно. Как бывают, знаете, проявления дурных болезней. А чего, собственно, тогда и обсуждать?

«Шультес», режиссер Бакур Бакурадзе

Вот почему нет кино как «неразвлечения»? Потому что нет никаких трех или четырех народов. Есть один народ, причем он населяет не только нашу страну. Я заранее прошу прощения за свой абсолютный пессимизм. Так же отношусь к перспективам литературы и прочих похожих занятий. Хорошо идет только нанотехнология. А все остальное — это «чего припариваться-то?». Есть один народ, который хочет смотреть такое вот кино. Неразвлекательных фильмов нет, потому что они никому не нужны. Говорить о том, что можно вернуть деньги или заработать их на настоящем кино, мне кажется, бессмысленно, как бессмысленно говорить о том, что можно заработать приличные деньги на настоящей литературе. В сущности, демократия — везде — была неполноценной до тех пор, пока не восторжествовала в культуре. Можно сколько угодно говорить о демократических принципах, но все они сводятся к одному: демократия — это власть большинства. Но в культуре, как правило это власть тупых троечников, даже не двоечников. Серых троечников больше, чем ярких двоечников. Вот и всё. Понимаете, когда мне (я на секунду вильну в более знакомую мне сферу) говорят, что Сергей Минаев — писатель, я развожу руками. Или посыпаю голову пеплом. Он же водочный маркетинг-директор... Мне объясняют, что такова горькая судьба нашей страны. У нас же национальная гордость великороссов, всё хуже, чем у всех. Но это не так, потому что мировые звезды Уэльбек и Бегбедер — хуже Минаева. Единственное, что их отличает, — это то, что в Европе, в частности во Франции, надо писать на очень чистом, практически школьном языке, на языке Расина. У Минаева на первых трех страницах девятнадцать раз встречаешь слово «является». Понимаете? И при этом — абсолютные рекорды продаж. И ничего с этим не сделаешь.

Я пытался когда-то заработать деньги литературой, и честный редактор мне сказал: «Так, по истории нормально, но написано хорошо. Не пойдет».

Я спрашиваю: «Что, специально надо хуже писать?» «Не сможешь. Эта способность — от природы». Троечники, которых всегда абсолютное большинство, хотят такого «кина», чтобы не «припариваться». И им будут давать деньги на их произведения. Тоже — чтобы не «припариваться». И ничего вы с этим не сделаете. Те несколько тысяч (даже не десятков тысяч) кинозрителей, которые хотят другого кино, могут не браться в расчет. С экономической точки зрения они абсолютно никому не интересны. На них, в сущности, наплевать, их вклад в кассу — в рамках погрешности. Конечно, есть несколько сумасшедших меценатов, которые сами не очень хорошо разбираются в искусстве, но им кто-нибудь объяснит, что заявка (или сценарий) серьезного автора обещает хорошее кино. И если этому советчику конкретный меценат случайно доверяет, то он может дать деньги. Но думать о том, что хорошее кино может стать значительной частью общего потока, мне кажется, абсолютно беспочвенная иллюзия.

«Все умрут, а я останусь», режиссер Валерия Гай Германика

Дефицита историй быть не может. Дефицит архетипических историй сохраняется в драматургии столько времени, сколько она существует. Он никому еще не мешал, потому что всегда будет интересно, как человек решил жениться — и что из этого вышло, как он пошел на войну — и что из этого вышло. Этих мегасюжетов немного. Но есть дефицит мастерства: те, кто сейчас сочиняет для кино, не видят того, что их окружает. Истории — нет. Мы находимся внутри эпохи постмодерна. Но нельзя в ней жить, при этом переживая чуть ли не неолит. Вот находишься внутри некоего времени и не знаешь, что это... на самом деле — неолит. Нельзя пребывать внутри первобытнообщинного строя и осознавать это. В нашем постмодернистском времени нет Истории. Соответственно, и в искусстве, которое создается в постмодернистскую эпоху, нет осмысления, ощущения, переживания Истории. И те, кто начинает придумывать истории (сюжеты), ее не видят. Поэтому они либо в рамках жанра двадцать седьмой раз не очень удачно перепевают архетипическую конструкцию, либо вообще ничего сочинить не могут, концы с концами не вяжут и о чем фильм или книжка даже сами сказать не берутся.

Теперь насчет отсутствия актуальных тем и заодно о самоцензуре, дани коммерции и моде на римейк. Некоторое время назад я сочинил некую историю, как бы заявку на фильм. По любым меркам жанрового кино это должно было быть такое средней руки произведение, скроенное вроде бы по канонам известного поджанра, который процветает в американском коммерческом кино. Боевик о покушении на президента. В Штатах таких фильмов выходит три-пять в год в категории «А», Брюс Уиллис, например, снялся по меньшей мере в трех. Это просто подвиг — предотвратить покушение на президента. Я отдал свою заявочку одному хорошему режиссеру. Он мне ничего не ответил, и я на него обиделся. А потом мне мой приятель объяснил: «Дурак же ты какой-то, бестактный. Ставишь режиссера в неловкое положение, как будто он трусит. Да, в Голливуде есть такой поджанр в боевике, но у нас его нет и быть не может». Я говорю: «Да как же, там ничего крамольного нет. Во-первых, президента не убили, во-вторых, хороший эфэсбэшник его спас. По всем канонам хороший. Замечательный, спившийся эфэсбэшник, обиженный на своих по каким-то причинам. Спас президента. Все хорошо. Нет ничего пасквильного, все нормальное, «охранительное». «Ты идиот!» — сказал мне мой приятель, совершенно справедливо. И рассказал свою историю. Как он тоже носился с одним проектом. Его свели с неким олигархом из «прирученных». И олигарх сказал: «Нет, денег не дам, зачем мне нужен этот геморрой?» Этот человек ему: «Ну что вы? Это же охранительная история». На что олигарх произнес слова, делающие честь его уму и прямоте: «Охранительная? Охренительная! Поручения такого не было, денег не дам». Поэтому, понимаете, все уже ясно. Кстати сказать, я думаю, что такая «осторожность» по отношению к реальности очень сильно ударит по жанру. Потому что про внутренности человека — пожалуйста, снимай: кому это интересно, кто это смотреть будет? А вот про события — лучше не надо.

Я закончу тем, с чего начал. Мне кажется, говорить о том, что можно совместить некую разумную окупаемость и серьезное кино, в наше время практически бесполезно. Если мне кто-нибудь покажет сделанное в последние годы — пусть даже не у нас — настоящее большое кино, которое гуляет не только по фестивалям, но и приносит десятки миллионов в прокате, я сразу со всем соглашусь. Но такого кино нет, повторюсь напоследок, потому что демократия восторжествовала полностью и процесс ее построения, можно считать, завершен.

Д. Дондурей. Такое выступление могло бы быть и финальным.

Нина Зархи. Я хотела бы внести некоторые уточнения, просто в связи с тем, что вы, Александр, может быть, не смотрели многие новые картины. Когда Даниил говорил об окупаемости, коммерции и т.д., то он имел в виду не только блокбастеры, собирающие запредельные миллионы, но прежде всего нормальный человеческий мейнстрим, который знает свою аудиторию, не портит вкус, обращается к актуальным темам. К тому, что волнует вполне здравых людей. И такое кино в принципе есть, например, в бывших дружественных странах. Там оно есть, что удивительно. Прежде немцы, например, никого не поражали своим мейнстримом. У них все сдвинулось после падения Берлинской стены. Но они начали именно с актуального кино. И оно сразу же стало приносить деньги. Конечно, не такие, как «Звездные войны», но мы не про это кино сейчас говорим. Мы обсуждаем отсутствие нормального мейнстрима, интересного, в частности, для молодого зрителя. Ну, предположим, таких картин, как «Питер FM». В Германии почему-то делается актуальный «поток», фильмы, которые говорят о времени, в которых люди узнают себя. Такое кино находит своего зрителя, поскольку — извините, это «Волга впадает...» — проблемы героев — это его проблемы. И еще — потому что публика к нему приучена — его делают. В Англии нормальный, качественный социальный мейнстрим — норма. Он тоже, конечно, не побивает голливудские блокбастеры.

И, прошу прощения, скажу о Валерии Гай Германике. Вы, наверное, не видели ее картину «Все умрут, а я останусь». Но, бросая свое лихое «хватит припариваться», она на самом деле «парится» и делает острое кино. Не для развлечения. Сейчас — супермодное в узких кругах. Оно может нравиться или не нравиться, но это не «Жара», не псевдокоммерция ниже уровня моря. Это продукт «Кинотеатра.док» со всеми вытекающими отсюда плюсами и минусами.

А. Кабаков. То есть, переходя на категории эстрады, не Киркоров, а Шнур.

Н. Зархи. Скорее всего.

Андрей Дмитриев. Пессимист я или оптимист, не знаю. Но знаю, что из профессии надо уходить, если хочешь сохранить себя. И это, скорее, оптимизм. Есть какой-то шанс жить дальше и не потерять себя. Но я, конечно, не могу просто так уйти, потому что это же профессия. Конечно, я понимаю, что не вхожу в клуб лучших кинодраматургов — я реализуюсь в прозе, но кинодраматургическую лямку я почти тридцать лет тяну, сразу не бросишь...

Что касается кризиса драматургии. Кризис — дело такое: больной либо выздоровел, либо помер. Кризис — это момент высшего напряжения ситуации. Я не боюсь его, я боюсь энтропии, гниения, упадка. Мы должны понять, есть ли признаки такой энтропии. Сделаю небольшой, к сожалению, уже исторический, экскурс. В конце 70-х — начале 80-х годов, когда я заканчивал ВГИК, у нас уже было некое представление о профессии кинодраматурга и о сущности его мастерства как, конечно же, об особом функциональном виде или жанре, специфической литературе. Евгений Григорьев, мой мастер, говорил: «Вы пишете собрания сочинений». Предполагалось, что сценарий — это высказывание, это выражение авторской позиции: человеческой, гражданской, политической — какой угодно. Сценарий — это попытка делать искусство. Под этим, конечно же, чаще всего подразумевался самый простой ход: кино антижанровое, антисюжетное, авторское. Если люди сложно и замысловато говорят ни о чем, то, наверное, это что-то умное. Но были и иные представления. И, конечно, при всех проблемах, при всем кошмаре советской власти, надо сказать, что, по крайней мере, сильна была оппозиция сценаристов даже не власти, а существовавшему положению вещей. Было стремление создать некий мир, который был бы воспринят зрителями и воспринят ими как их мир. Тогда, конечно, все доходило до крайностей. Поэтому сценаристы пытались писать не сценарий, а как бы прозу. Одним полушарием своего сознания прозу, другим — сценарии.

Были два еретика в ту пору, один из них сидит сейчас напротив меня, — это Валентин Константинович Черных, который, особенно после выхода замечательного фильма «Москва слезам не верит», приходил к нам на занятия и настойчиво убеждал: «Сценарист должен не самовыражаться, а планировать успех». Это казалось чем-то вызывающим. Как это — планировать? То, где зритель засмеется, а где заплачет. Речь уже шла о приоритете профессии над великими художественными замыслами, озарениями и высокими мечтами. Тогда это казалось чем-то немыслимым, ересью. Кощунством. Другой еретик — Эдуард Яковлевич Володарский. В ответ на упреки в том, что он наряду со сценариями фильмов Алексея Германа пишет киноверсию романа Стаднюка «Война», мастер рассердился и в журнале «Искусство кино» опубликовал свою знаменитую в ту пору статью, которая называлась «Профессия — профессионал». Смысл этой вызывающей статьи заключался в том, что сценарист — это не писатель. Ему заказывают все что угодно, хоть Стаднюка, хоть телефонный справочник. И он этот — любой — заказ обязан качественно выполнить. Тогда высказывание Володарского было воспринято как апология цинизма. На самом деле это, конечно, была попытка защитить профессию от высокопарных разговоров об «искусстве», дающем индульгенцию непрофессиональной, абсолютно пустой невнятице.

Сегодняшняя ситуация — какой-то новый этап по пути крайностей. Если бы победила позиция Черныха и Володарского, сегодня кинематограф был бы в нормальном состоянии. Когда самовыражение, попытка делать искусство и жесткий профессионализм встретились бы. Но произошло совсем другое. Кинематограф, особенно кинематограф, связанный с телевидением (а большая его часть связана сегодня с ним), производит на меня впечатление полной безыдейности, полного отказа от искусства, от какой-нибудь позиции. В нем царит абсолютное презрение к зрителю и готовность делать все, что прикажет заказчик. И на этом пути произошла страшная вещь именно с мастерством. Под профессионализмом понимается готовность гробить профессию. У нее есть свои железные законы, и, даже сопротивляясь ей, так сказать, как «ищущие художники», мы все равно действуем, исходя именно из них.

Когда все говорят, что в серии ради соблюдения сериального формата персонаж должен болтать все что угодно и как можно дольше, нарушается один из основных законов профессии — экономия выразительных средств. Нас учили во ВГИКе: три слова — метр пленки. Сейчас пленки нет, а слов — миллионы. Бессмысленных и беспощадных. Бла-бла-бла.

Есть (и должно быть) развлекательное кино, но сериалы — это не развлечение, это времяпрепровождение. Это убийство времени, они ведь даже не развлекают. И сейчас мы находимся в ситуации, когда сценаристу говорят: сделай так — и он отвечает: хорошо. Сделай по-другому — хорошо. Мне Алексей Слаповский сказал, что он порвал с Первым каналом, даже не закончив работу, а уж, казалось, какой был любимец. В советские времена начальники над телевидением были посмешищем, потому что они постоянно, чтобы напустить туману и важности, говорили: «Тут не тот темпоритм». Было у них такое выражение, хотя слово и имеет смысл, но они его вставляли везде. Таких слов теперь десятка два, абсолютно бессмысленных, которые разрушают профессию. Счастье Голливуда не в том, что там много денег и готовые мифы, а в том, что Голливуд вообще не связан с каналами. Он может с ними сотрудничать, но никакой зависимости от ТВ у голливудских компаний не существует.

Я сейчас вспоминаю начало 90-х, когда всем надо было как-то спасаться. В принципе мы были готовы на любую работу, но даже «любая» нам не удавалась. Потому что ни тех денег, о которых говорит Даниил Дондурей, ни многого другого не было. Было что-то непонятное: странная жизнь и полная неизвестность — никто не знал, что, как и куда пойдет. Подобная ситуация была в разрушенной войной и побежденной Италии в 40-е годы: тогда в стране были тучи похитителей велосипедов. И фильмы снимали про это. Может, сейчас скучно смотреть неореалистическое кино, но кинематографисты Италии не предали своего зрителя. А у нас стали на деньги похитителей миллионов делать картины про похитителей миллионов. Плохие, естественно.

Понимаете, какая штука? Кинематограф предал своего зрителя. Это страшная ситуация, она разрушила кинематографическое сознание. Поэтому сценарист сегодня — человек без позиции. Я сейчас огрубляю, обижаю, может быть, опошляю ситуацию, но у меня, действительно, когда я смотрю наши фильмы, складывается ощущение, что авторы — люди, не имеющие собственных взглядов, интересов, идей. Делающие кино для тех, кто им платит, для фестиваля, чтобы потусоваться. И не понятно, на каком материале, о какой стране. Узнать страну на экране все труднее. И в общем-то, существует кризис не мастерства, а мировоззрения, извините за пафос. Кризис внутренних установок. Может, это связано не в последнюю очередь с тем, что у нас нет профсоюза. Нет кодекса поведения, который отстаивали бы все. И при этом отстаивали бы друг друга.

«Чем можно объяснить недостаток новых мифов, героев, жанров и конфликтов?» — спрашиваете вы. Тут даже я не знаю, что ответить, потому что словосочетание «новый миф» вообще звучит довольно странно. А вот мода на римейк, о которой вы говорите, вызвана именно тем, о чем я только что сказал. Ведь что такое римейк прежде всего? Это удобный бизнес-план. Потому что все уже сделано или кажется, что сделано. Вроде бы, значит, есть гарантия, что повторение известного и популярного тоже принесет успех и прибыль. На самом деле, конечно, как говорили раньше, «бестемье» — причина обращения к старому и проверенному.

Конечно, надо сопротивляться этой глупости, которая называется «сериальным форматом». Если есть возможность не писать сериалы — не надо этого делать. Я имею в виду не многосерийный художественный фильм, его-то как раз делать стоит, а не поддаваться, по возможности, заказываемой мерзости. Потому что это извращение и разрушение профессии. А значит, и самих себя. И кинематографа. Потому что кроме нас в кинематографе нет никого. У телевидения свои задачи, у кино — свои. Но главная цель — чтобы кино и зрители встретились вновь.

Мне не нравится фильм Говорухина «Ворошиловский стрелок», и я помню реакцию коллег на него. Мне очень не нравится проповедь самосуда, потакание низменным инстинктам толпы. Но я не могу забыть, как зрители в 1999 году смотрели картину на фестивале в Выборге. Как они сопереживали герою, как аплодировали режиссеру! Это была благодарность людей, к которым раньше стояли задом, а теперь повернулись лицом. Вот на что зрители отреагировали.

Валентин Черных. Есть ли кризис драматургии? Я думаю, что есть. Вот я прочитал статью Даниила Дондурея в «Российской газете» и абсолютно с ней согласен. Сейчас происходит смена караула, то есть уходит наше, старшее, поколение и приходит новое. Это началось лет семь назад. Мои сверстники выпали из тележки, абсолютно все. И режиссеры, и сценаристы. Потому что произошел слом: идеологический, социальный, художественный. Нас, профессионалов моего поколения, осталось человек десять, наверное. Мне как-то повезло: я все еще нахожусь внутри процесса — преподаю во ВГИКе, руковожу одной из студий на «Мосфильме». Благодаря этому я вижу кризис вблизи, в деталях: уходит одно поколение и приходит другое. Если у меня на студии появляется режиссер старше шестидесяти, я с ним практически дел не имею, а вот со сценаристами этого возраста — охотно. Потому что они стареют — творчески — намного позже и владение профессией сохраняют дольше. Преимуществ у них больше, чем у режиссеров. Если говорить о молодых драматургах, то для них наступило удобное время — появились сериалы. Все наши выпускники работают сейчас в основном на сериалах, а не в кино.

«Тюльпан», режиссер Сергей Дворцевой

Вот говорят, что наше довоенное кино воспитывало патриотизм, такие были бодрые фильмы. Но именно они подготовили и пленение миллионов советских людей, которые были не готовы ни к обороне, ни к войне. Нечто подобное происходит и сейчас. Молодые люди мгновенно понимают, кто и что стоит за тем или иным заказчиком. Вот Первый канал показывает определенную продукцию, и все подделываются под его интересы — его, Первого канала, формат. НТВ делает мужское брутальное кино, и туда несут соответствующие проекты. «Россия» имеет свою специфику, ТНТ или РЕН ТВ — свою. И вот сценаристы, которые всегда имели хорошее чутье, мгновенно ориентируются. Это нормально, так всегда было. Я помню, что когда я был в секретариате Союза — при Элеме Климове, Камшалова назначали председателем Госкино. Собрался весь секретариат, и решали: пускать его во власть или нет? Сегодня уже никто с нами не советуется и советоваться не будет. Кино не может существовать без государственной поддержки, это точно. Когда Дондурей говорит, что деньги есть, он опускает, что их не так много. Бизнесмены не хотят вкладывать деньги в кино, потому что они хотят их быстрого возврата, как с пивом. Кино — долгосрочные проекты. Я вот сейчас прочел «Мартиролог» Андрея Тарковского и подумал, что он бы сегодня, в нынешних условиях, не выжил. Потому что он точно и четко планировал, как шантажировать Сизова, Ермаша, как нажать на какие-то политические кнопки. Сегодня есть одна кнопка — деньги.

Идей в ближайшее время, я думаю, не будет. Потому что нет идеи в государстве, в обществе — мы не знаем, где мы живем. Какие принципы надо отстаивать. Все очень патриотично, когда мы говорим о прошлом, но мы не обсуждаем наше будущее.

Д. Дондурей. Спасибо вам за консолидацию и единение точек зрения, которые здесь возникают. Послушав Валентина Черныха, можно сказать, что нам надо было бы ограничиться приглашением трех руководителей телеканалов и их послушать.

Катя Шагалова. «Кризис драматургии — дефицит историй или мастерства?» Мне кажется, однозначно — второго. Сейчас не модно быть профессионалом, нужно быть самоучкой. Но я, например, горжусь тем, что училась во ВГИКе у людей, которые могли дать азбуку профессии. Хорошо, что сегодня открываются возможности для всех сценаристов, — вот деньги, любые темы, все, что ты хочешь. Но считаю, что ты можешь писать про что угодно и делать что угодно, но если ты не профессионал, то иди в самодеятельный театр, в любительскую студию. Есть, конечно, и самодеятельное кино — там тоже есть самородки. Но это всегда единственное число, а не повальное явление. Да, Смоктуновский не кончал ВГИК, но он был гений. Вот некоторые наши режиссеры сейчас приглашают сниматься только людей с улицы. Я сейчас про драматургию на этом примере постараюсь объяснить. Выпустите самодеятельного артиста на театральную площадку, дайте ему задачу, и он, если вокруг него настоящие профессионалы, будет выглядеть убого. То же самое в кино.

«Бумажный солдат», режиссер Алексей Герман-младший

Я сейчас внесу, наверное, очень крамольное предложение. Прежде чем взять режиссера или сценариста на нормальный проект, нужно посмотреть его дипломную работу. Иначе мы будем продолжать делать телевизионную муру. Я, например, если смотрю сериал, понять не могу: от кого героиня сделала аборт, почему она потеряла ребенка, что это за мужик с ней рядом. И вообще, что это за люди на экране такие? Мне артисты жалуются — те, с кем я работаю: «Катя, текст сериалов невозможно «взять в рот!» А все потому, что это продукция мальчиков и девочек, которые закончили двухнедельные курсы сценаристов. Друзья мои, есть более денежные профессии! Я уважаю профессионалов и всегда буду на их стороне. Сегодняшний кризис драматургии — от засилья дилетантов. Посмотрите любой советский многосерийный фильм. Да, что-то устарело, кажется архаикой, но смотришь, не отрываясь, потому что сделано хорошо. Итак, самородок — это человек в единственном числе, уникум, а самоучки — это самодеятельность.

Н. Зархи. К сожалению, сегодня не смогла прийти Наталья Рязанцева, с которой все наши сценарные беды мы постоянно обсуждаем. Журналу необходимы как минимум пятнадцать сценариев в год, в № 12 мы собираем три-четыре — своего рода драматургическая витрина, итоги цеховой работы. Для того чтобы найти что-то интересное, приходится прочесть шестьдесят — восемьдесят. Я разговаривала и с Юрием Арабовым, преподающим во ВГИКе, и с Павлом Финном, и с Людмилой Голубкиной. Все мастера говорят, что в сценаристы сегодня идут талантливые люди. Конкурс во ВГИК и на Высшие курсы огромный. Я не знаю, куда потом исчезают все эти таланты. Каких-то людей мы потом видим в кинематографе, но чаще всего они, конечно, уходят в телевизионную рутину. Мы печатаем сценарии молодых, часто — дебюты. У журнала, надо сказать, легкая рука. Многое из напечатанного состоялось, найдя своего режиссера или продюсера. Е. Долгопят, Д. Червяков, А. Гоноровский, А. Пальчикова, О. Шевченко, Н. Репина, М. Рахлин привлекли к себе внимание, появившись в «ИК».

«Пленный», режиссер Алексей Учитель

Павел Финн. Дискуссия вроде бы предполагает какой-то спор. Но я со всеми согласен, абсолютно. Мне очень понравилось то, что Андрей Дмитриев сказал. Это то, о чем и я думаю. И в мастерской, в которой я имею радость и честь преподавать на Высших сценарных курсах, ведя ее совместно с Владимиром Хотиненко, я тоже все время напоминаю о неореализме. Я узкий специалист, уж не говоря о том, что представляю как раз то самое поколение, о котором Валентин Черных сказал, что оно уходит. И действительно, уходит.

Я считаю себя профессионалом или ремесленником — это примерно одно и то же. Могу признаться, что главными моими университетами стали съемочные площадки — когда стали снимать по моим сценариям. Там я учился.

Во ВГИКе, конечно, тоже учился, хотя все больше веселился. Но во все времена мне говорили, что писать надо лучше, добиваться качества. Сейчас это требование как-то ушло из нашей жизни. Получается, что писать надо хуже, тогда придет успех. Особенно это заметно по телевизионному кино.

Что значит «узкий специалист»? Я все-таки вынужден, несмотря на то что ухожу вместе с поколением, собственным трудом зарабатывать деньги, что, конечно, естественно. Зарабатывать их становится все сложнее и сложнее.

Не потому, что нет предложений, а потому что в большинстве своем авторы пишут плохо. И то, чему нас учили, и то, что мы переживали в те времена, когда сценарий был феноменом если не культуры, то, по крайней мере, кинематографа, сегодня не имеет никакого спроса. А ведь были времена, когда погоду делали Габрилович, Шпаликов, Гребнев, Лунгин и Нусинов, Клепиков, Дунский и Фрид, Миндадзе, Григорьев... Сейчас сценарий перестал быть не только «феноменом» — техника, мастерство вообще не принимаются во внимание. Поэтому стало писать труднее, труднее жить, труднее зарабатывать на жизнь. Мне кажется, что связано это с проблемами производства — все они присутствующим хорошо известны. Так что сегодняшняя тема должна рассматриваться в общем киноконтексте. Качество сценария и условия производства идут параллельным курсом. Свойства сценария не имеют, на мой взгляд, никакого значения для общего состояния кинематографа. И это наша беда, драма нашей профессии. Я не сомневаюсь, что и Юра Арабов, и Наташа Рязанцева выпускают замечательных учеников, многих я знаю. Но их тоже затягивает страшная воронка. Мы не можем обороняться от агрессии американского кино. Я его не критикую, поскольку люблю. Но так исторически сложилось, что именно его глобализм перевернул весь кинематограф ХХ века. Увы.

«Живи и помни», режиссер Александр Прошкин

И с этой агрессией нам не совладать, она имеет гигантское количество агентов, своих представителей, а качество этого кино столь высокое, что ему очень тяжело противостоять.

Вторая агрессия — телевизионная. Нельзя сказать, что на телевизионном экране совсем нет ничего интересного. Это не так, но общий уровень... Вот тот молох, который требует беспрерывных жертв. Он ведь все время хочет есть, и необходимо питать этого телевизионного молоха... Телевидение, как страшная воронка, втягивает всех тех, кого мы учим. Это ужасно. И непреодолимо. Это не то, что называется «нечто, спущенное сверху», предписанное властями. Время такое. Мы живем в эпоху катастрофического понижения культурного уровня, это относится и к кино, и к литературе, и к чему угодно. Мы живем в эпоху, когда перестали появляться гении. У нас нет тех вождей, лидеров, что были когда-то. У нас нет новых сильных импульсов, необычных замыслов, свежих идей. Все это очень печально. И, судя по атмосфере, все пессимисты, и я пессимист. А источник для оптимизма... Он только в императиве — о нем часто говорил мой замечательный друг, режиссер, с которым я имел счастье работать, Илюша Авербах: «Писать надо лучше». Вот единственный способ борьбы.

Недавно, разговаривая по телефону со Светланой Кармалитой, я спросил про их с Германом фильм: «Как кино?» Светлана произнесла гениальную фразу, которая заставила меня еще больше уважать эту пару, она сказала: «Нам нужен еще год, чтобы закончить. Все нормально, но нужен еще год». Вот удивительная способность противостоять всему на свете. Но он, Герман, один такой, мы все не можем себе этого позволить. Поэтому, собственно, и имеем то, что имеем. Мы абсолютно потеряли интерес к впечатлениям, и в первую очередь к впечатлениям сегодняшнего дня. Если пишущие, понимающие, чувствующие люди не обратятся к живой действительности, ситуация станет гораздо более драматической, чем всем нам кажется. Если мы не обратимся к реальности, тогда дискутируй не дискутируй — кризис драматургии будет всегда.

Дмитрий Нестеров. Слушаю выступающих, и прямо жить не хочется. У меня другое видение ситуации. На мой взгляд, понятие массового кино практически отходит, фильмов для миллионов сегодня нет. Сейчас все, и даже в Голливуде, работают в разного рода нишах и нишевых каналах. Все голливудские студии создали специальные компании: «Фокус-фильм Юниверсал», «Парамаунт классик» — для того чтобы классическое, интеллектуальное кино зарабатывало деньги. Когда мы судим, успешный проект или нет, мы рассматриваем соотношение потраченных и полученных средств. Если исходить из количества денег, собранных на одну копию, то самый успешный фильм — «Париж, я тебя люблю». Так что в том случае, когда соотношение потраченных и полученных денег правильное, проект можно считать выгодным. В такие проекты и надо вкладываться, и кино будет развиваться. Во всех странах сейчас бум национальной кинематографии, и делают они, конечно, в основном, не очень дорогой или совсем недорогой мейнстрим, а не супер-блокбастеры.

Что касается телевидения... Наша компания представляет американскую НВО, и мы гордимся тем, что она производит сериалы фантастически высокого качества, действительно, потрясающе рассказанные истории. В конце концов и в России появится телепродукция такого качества, потому что зрителя ведь не обманешь. Вернее, долго его обманывать нельзя, не получается. Если вы посмотрите на аудиторию каналов, увидите, что падает доля центральных каналов. И через два года появятся нишевые каналы с совершенно другим продуктом. И сейчас уже идет размежевание, связанное с попыткой выйти на своего зрителя. Например, ТВ-3 позиционирует себя как канал фантастики. Будут востребованы новые жанры, новые подходы. Это неизбежная ситуация, ее стимулирует рынок. На Западе в профессиональной среде тоже спорят о путях развития кино, о поиске новых возможностей. Я согласен со Стивеном Спилбергом, который утверждает, что кинематограф не умрет, поскольку техническое производство становится все дешевле и дешевле. Благодаря появлению новейших камер лет через пять чуть ли не каждый сможет снимать фильмы. И мы уже знаем примеры: фильмы, снятые за сто тысяч долларов, принесли десятки миллионов. Вы можете спорить со мной, однако не только Спилберг, но и очень многие в Голливуде считают, что техника сильно повлияет на искусство.

Возьмем моду на римейки в отечественном кино и на ТВ. Это вовсе не новая тенденция. В Голливуде 30-40 процентов ежегодных запусков — римейки. Конечно, это связано с американской моделью киноиндустрии, с технологией продажи звезд, которым нужны очень хорошие роли. Опять же, там учат писать истории, в которых актерам есть где разгуляться. Не важно, оригинальные это сценарии или перелицовка опробованных. Самое главное, что римейки — это те самые фильмы, в которых есть замечательные звездные роли, они хорошо покупаются и дома, и за границей. И если в 60-70-е годы американцы покупали в основном французские фильмы и делали комедии, то сейчас Китай, Южная Корея, Япония — это в первую очередь жанровое кино, фильмы ужасов, триллеры. Колоссальная индустрия. Соответственно, когда принимается решение о покупке и производстве римейка, то соблюдаются три главных критерия. Это должен быть четкий, понятный жанр, интересные роли для главных героев и универсальная история.

Если говорить о телевидении, сейчас половина всех сериалов, которые у нас производятся, — римейки успешных зарубежных телеформатов. И Россия здесь тоже не исключение, это глобальная тенденция. Три года назад, когда мы начинали подобную работу с сериалом «Не родись красивой», в успех мало кто верил. Сейчас это тренд. Хочешь быть успешным — адаптируй отличную зарубежную схему к местным условиям. Никто не хочет покупать французское и американское телекино или сериалы. Потому что аудитория не хочет их смотреть. Все хотят смотреть российские фильмы — про жизнь здесь, у себя дома. И сейчас это действительно огромная многомиллиардная индустрия. Хотим мы этого или не хотим, рынок глобальный, и идеи перетекают из страны в страну. Нет уже прежней ситуации, когда сценаристы — французские, российские, бразильские — варились в собственном соку. Сейчас, кстати, стоимость нашего производства столь велика, что дешевле пригласить высококлассного специалиста — оператора, монтажера, художника — из другой страны: это будет стоить дешевле.

На телеканалах — странная картина: продюсеры все как один жалуются на отсутствие сценариев. Сценаристы же, в свою очередь, говорят: мы пишем-пишем, а там на ТВ сидит непонятно кто — люди, не способные принять адекватные решения. Сценариев, действительно, почти нет. Как только появляется приличный сценарий, за него начинают биться и в конце концов находят деньги. Мне кажется, самая большая проблема в том, что наши кинодраматурги не понимают, что есть такое понятие — «кинобизнес». Россия пошла по американской продюсерской модели, где есть три составляющие: кино — это и искусство, и индустрия, и бизнес. А это требует особого профессионализма и особого отношения к делу. Это значит, что сценарист должен учиться постоянно, а не быть «гениальным на всю жизнь». Надо все время повышать свою квалификацию. У нас ничего подобного нет. Второе: автор должен работать четко по плану и вовремя сдать материал. Это тоже часть индустрии. Телевидение в целом в какой-то момент сыграло положительную роль в развитии кино. Приехали американские консультанты и показали, как надо работать. Был качественный прорыв. Сейчас телевидение, я соглашусь, играет отрицательную роль, потому что авторы привыкли зарабатывать легкие деньги. Действительно, зачем им мучиться над сценарием полнометражного фильма, когда они могут, потратив гораздо меньше усилий, получить большую сумму денег. Безусловно, страдает качество. Но рынок есть рынок. И ситуация у нас придет к тому, к чему она должна прийти.

Я считаю, что рынок, как это ни страшно звучит, хорошая штука, потому что выживают самые талантливые и мастеровитые — сильнейшие. Это действительно так. В России уникальная ситуация; когда ее описываешь иностранцам, они удивляются, потому что там из ста тысяч сценариев один запускается в производство. Один. А у нас из тысячи — сто. Только цена должна соответствовать качеству — и все будет хорошо.

Д. Дондурей. Павел Финн призывал нас к тому, чтобы у нас появились другие точки зрения. И вот современный рынок в вашем лице с оптимизмом отвечает на наши печальные ощущения происходящего.

А. Кабаков. В нашем разговоре возникла тема возрастного рубежа, абсолютно очевидного. Теперь, после этого выступления, все встало на свои места. Мы говорили, как все отвратительно, а наш визави сказал: именно потому и отвратительно, что все обстоит именно так, как вы сказали. Вопрос в том, что называть «хорошим сценарием». Вы сказали, там, на каналах, «сидит непонятно кто». Но вы неправильно сказали. Понятно, кто там сидит. Сидят люди, которые знают, что такое хороший сценарий. Тот, который мы видим экранизированным: включите телевизор.

Д. Нестеров. Ситуация сейчас не такая, как вы считаете. Рейтинги сериалов почти на всех каналах упали, те темы, которые раньше работали, уже не работают. Сейчас люди на каналах думают, что же делать дальше. Поэтому на первое место, надеюсь, выйдет качество. Зрителя не обманешь.

Согласен, должна быть четкая система координат в оценке сценария. Система работающих критериев. Давайте начнем с этого. Мы организовали сценарное агентство, довольно успешное. В чем проблема? Критерии у всех совершенно разные. Сценаристы приходят и рассказывают: «Эта история о том, что...», и нам сразу становится понятно: мы говорим с ними о разных вещах, мы не сойдемся. Потому что, как вы знаете, в основе любой истории лежит конфликт. Вот если автор способен представить нам героя, его антагониста, тип и суть конфликта между ними, мы понимаем, что говорим с автором на одном языке.

Елена Гремина. Я себя чувствую инопланетянином, как будто живу в какой-то другой стране, общаюсь с другими людьми. И вижу другие вещи. Может быть, потому, что у меня о чем-то чуть больше информации. Вот многих здесь, в частности Александра Кабакова, эпатировал внешний вид Леры Германики. Но если бы вы посмотрели ее документальные фильмы, очень резкие, честные, аутентичные, вероятно, у вас сложилось бы совсем иное впечатление об этом молодом режиссере. Но вы, Саша, построили свою очень талантливую речь на видимости. Я боюсь, что вот на таких видимостях мы строим многие наши заключения. Может, это и есть тенденция, наша общая болезнь, которая и разлучает нас с реальностью. Поэтому я попытаюсь сказать только о том, что знаю.

Здесь прозвучали слова, демонизирующие телевидение и все, что с ним связано. Но знаете ли вы, что те люди, которые раньше смотрели авторское кино, сейчас смотрят потрясающие американские сериалы, такие, как «Доктор Хаус»? Я считаю, что это настоящее искусство. А актера, который играл главную роль в «Клане Сопрано», я уверена, Станиславский взял бы в свой театр и он бы стал там премьером. Это не просто хорошо сделанная вещь, это искусство. Продукция компании НВО, кстати, у нас шли «Клиент всегда мертв», «Шесть футов под землей» — номинанты на «Оскар», получившие множество «Эмми». Эти сериалы — те же современные романы, как у Диккенса или Бальзака, только про сегодняшнюю жизнь. Играют там все потрясающе, сценарии замечательные. И это тоже реальность. И отрицать телеработу в принципе, как будто бы она не дает примеров и возможностей для настоящего творчества, странно и неправильно. Мне, кстати, объяснил один из руководителей канала ТНТ, почему в Америке сегодня бум высокохудожественного телевидения. Потому что талантливые творцы пришли на телевидение, поскольку перестали быть востребованными в кино. Они там больше не нужны, потому что кино становится все более подростковым, зрелищным. Все более ощутимо снижается уровень аудитории, ей нужен человек-паук или трансформеры. А серьезная комедия, психологическая драма, сложные отношения, а с ними и замечательные писатели, режиссеры уходят на частные каналы.

«Кризис драматургии — спрашивает „ИК“ — это дефицит историй или мастерства?» Я эксперт фестиваля молодой драматургии «Любимовка». Кстати, Катя Шагалова, сказавшая, что ее всему научил ВГИК и только ВГИК, именно там дебютировала со своей пьесой «Собака Павлова», которая потом стала фильмом. Она там, внутри «Любимовки», родилась: была написана, прочитана, обсуждена, там обрела жизнь. И Катя Нарши — из «Любимовки», теперь она успешно работает на телевидении, но пишет еще и замечательные авторские пьесы. Недавно закончился конкурс нового очередного фестиваля, и я хочу сказать, что к нам пришли работы очень интересные, появились драматурги из самых разных концов страны. Как всегда, талантливые люди пишут, не думая о конкретной прагматической цели, — пишут о том, что волнует. Возьмем тандем Серебрянников — братья Пресняковы. «Изображая жертву» тоже когда-то было пьесой, театральным проектом, потом фильмом. Конечно, из драматургии ушли деньги, из театра тоже. Я не говорю, что это хорошо, но это произошло. Но вместе с тем территория для самовыражения осталась, она сохраняется. Кстати говоря, ее сохраняют именно драматурги. Ту же «Любимовку», в которой я когда-то начинала как автор, организовали Виктор Славкин, Алексей Казанцев и Михаил Рощин. Они это сделали не для себя, а для нас, тогда молодых, начинающих: мы ведь тоже писали в стол никому не нужные пьесы.

Я твердо убеждена: кризис драматургии — вина продюсеров. Продюсеры не умеют искать писателей, не умеют заказывать им истории, не умеют получать те сценарии, которые нужны. Вся причина в этом, потому что талантливых людей очень много. И они появляются, они хотят писать.

А деньги для них — не главное. И в основном не из-за денег многие авторы приходят на телевидение. Не надо демонизировать телевидение. Хотя, конечно, договор, который автор подписывает с продюсером, с каналом или производящей компанией, отнимает у него все права полностью. История, которую вы, драматург, кровью сердца написали, перестает быть вашей. Вам могут представить другого автора вашей работы, вам могут все изменить, переписать... Это все продюсерские истории. Может быть, цифровое телевидение как-то изменит ситуацию. Будет повышаться качество историй, ведь для «цифры» не надо так много денег. Мне верится, что будет больше предложений и, главное, другим станет сам тип заказа. Появится спрос на реальность.

Я сейчас дебютирую как продюсер на проекте «Вселенная Ковальской», это именно один из таких новых сценариев. На одном канале нам дали карт-бланш, и, мне кажется, должно получиться что-то интересное. Банальная глупая жвачка превалирует на телеэкране не потому, что сценаристы мечтают развлечь зрителя, а прежде всего потому, что продюсеры боятся рисковать, делая какой-то необычный продукт. И их тоже можно понять. Дело в том, что должны явиться новые продюсеры, как в театре это произошло. Тогда может что-то измениться. На одной из ведущих киностудий мне заказали сценарий со словами: пожалуйста, напишите нам яркую комедию. Ну, я обрадовалась, постаралась. Дальше мне говорят: нет, это не похоже на западные образцы, слишком жестко, резко, смягчите. Понимаете, идет охранительное обтесывание всего, если только с вами не работает какой-то сильный режиссер. С ним легче, а без него автор просто обречен, в лучшем случае, на жесткое единоборство, в худшем — на то, что теленачальники или продюсеры возьмут кого-то другого, кто просто перепишет ваш сценарий.

Д. Дондурей. Спасибо, Елена. Все возвращается к продюсерам.

Е. Гремина. С одной оговоркой. Я согласна с тем, о чем сказал Павел Финн: писать все равно надо лучше.

Ким Белов. Здесь говорили о студентах Натальи Борисовны Рязанцевой, я — один из них, выпускник ее предыдущего курса. В связи со словами моего мастера о том, что в кинодраматургию сегодня приходят много способных людей, прозвучал вопрос: куда они исчезают? Ответ можно получить на моем примере. Кинематограф не дает мне возможности жить, я не могу зарабатывать на жизнь сценариями. Сценарист может написать ограниченное число сценариев. Если повезет — у тебя выйдет один фильм в год. Это уже хорошо. Два фильма — блестяще. Но это редкая, исключительная ситуация. Работа над сценарием — довольно долгий, сложный и очень рискованный процесс. Сегодня наш труд не оплачивается, несмотря на то что говорил господин Дондурей про деньги, которые крутятся в кинематографе. Работа сценариста не оплачивается так, как она должна оплачиваться, а я отец троих детей, мне их нужно кормить. Хочу, чтобы за сценарий платили много денег, чтобы, работая над ним, не нужно было отвлекаться на халтуру. Чтобы гонорар давал возможность потратить на сценарий год жизни: писать, ездить на площадку, помогать режиссеру с диалогами, потом сидеть на монтаже. В идеале за такую работу надо платить сто тысяч долларов в год. Но сейчас такие деньги за сценарий никто не получает. Вот, например, Александр Родионов — прекрасный кинодраматург, который написал сценарий к одному из лучших фильмов последних лет «Свободное плавание», был соавтором Валерии Гай Германики, а сейчас работает с Борисом Хлебниковым над «Сумасшедшей помощью». Ему тоже таких гонораров не платят.

Д. Дондурей. Так все дело в гонорарах?

К. Белов. Да, в гонорарах. Наталья Борисовна не научила меня писать для телевидения, и мне самому это неинтересно. Я стал заниматься тем, чем я занимался до ВГИКа, — журналистикой, делаю журнал «Эмпайр». Если бы продюсеры имели возможность платить больше денег, чем они платят сейчас, я бы с удовольствием бросил работу в журнале, что сейчас сделать не могу.

Д. Дондурей. А можно сказать, что когда у нас в кинотеатрах будет миллиард евро собираться, то вы вернетесь?

К. Белов. Понимаете, мы и сейчас уже близки к этой цифре, но деньги про-сто куда-то не туда собираются. Здесь я говорю за всех сценаристов — они не решаются публично сказать, что им надо больше платить.

Екатерина Нарши. Наверное, я должна выступить в роли ответчика на этом принципиальном суде, и, вероятно, я тот самый «кавээнщик из провинции», который пишет всю эту мерзость — сериалы. Должна сказать вам, что пару лет назад моя сценарная группа взялась за проект, который в результате выдержал 322 серии на Первом канале. Вероятно, это печальный рекорд по продолжительности. Вы будете удивляться, но я согласилась делать этот проект для Первого канала не из-за денег. Потому что они были не бог весть какие. Я разрушу ваши радужные иллюзии по поводу того, что сценаристы телевидения гребут лопатой. Но мне приятен этот миф, надеюсь, что когда-нибудь он станет реальностью. Просто я подумала, что современного театра и кино, как актуального и системного явления, в нашей стране нет. И у меня, сценариста, оставался выбор: либо сидеть в подполье и вновь и вновь повторять своим родным и товарищам эту грустную истину, либо попробовать сразиться с Константином Эрнстом, отвоевать мою аудиторию. Конечно, у меня это не получилось, но я пыталась. И я счастлива, поскольку по зрительским отзывам поняла, что люди все-таки различают, когда с ними разговаривают всерьез, а когда — нет.

Эти 322 серии назывались «Любовь как любовь». Мы понимали, что делаем формат «Вечного зова», такое советское народное кино. Кстати, в нашей сценарной группе работали несколько любимых учеников самых культовых сегодняшних российских сценаристов. А еще вам расскажу такую ужасную вещь: на нескольких предыдущих сериалах я вынуждена была как руководитель сценарной группы уволить нескольких очень талантливых авторов. Отстранить от работы тех, кто представлял Россию на Венецианском кинофестивале и в разных других престижных местах. Выяснилось, вы будете удивлены, что они профессионально абсолютно не готовы — не могут — работать в телевизионном темпоритме. И не способны облечь свою авторскую историю в такую безупречную форму, которая сразит даже продюсера.

Если отвечать на вопрос, существует ли кризис в драматургии, придется признать: конечно, существует. И у меня, и у Елены Анатольевны Греминой найдется полтора приличных киносценария, те, что все хвалят. Но я понимаю, что в ближайшие двадцать лет они не будут запущены, именно потому, что сценарий хороший. Я думаю, что не существует кризиса для тех замечательных молодых сценаристов, которые живут, к примеру, в Екатеринбурге или Кемерово и просто ничего не знают о кризисе драматургии. Пишут очень интересно, мастеровито, открывают ту страну, которую мы, может быть, уже и не видим, и не чувствуем так, как чувствуют они. Благодаря возрасту и жизни там, вдали от столицы. Но и их работы не становятся фильмами: организационный вакуум — кто их тексты предложит большим студиям? У нас не существует нормальной системы рекрутирования, а всё, как известно, решают кадры. У меня в ноутбуке есть поразительные сценарии, разработки моих коллег, иногда абсолютно неизвестных, ниоткуда возникших. Я их отсылаю на разные студии. И получаю ответы редакторов, некоторые из них работают в компаниях крупнейших продюсеров страны — у Толстунова, Сельянова... Эти ответы, как правило, чудовищно безграмотны, непрофессиональны.

Вопрос второй: «Отсутствие актуальных тем — самоцензура или дань коммерции?» Я думаю, что сегодня самоцензура и стала видом коммерции; если говорить очень грубо, это метод лизания задницы. Простите меня за этот термин. Я работала с Первым каналом, с «Россией» и поняла: существует некая не сформулированная, но истово проводимая несколькими важными людьми государственная политика в области художественного вещания. Они понимают патриотизм как даун-оптимизм, такой розовый, инфантильный взгляд на действительность. Так что мы наблюдаем кризис продюсерского заказа и государственного мышления, которое, по моему скромному мнению, абсолютно антигосударственно. Потому что воспитывает зрителя-дауна и интенсивно сужает культурное поле. Не позволяет гражданину развиваться, мыслить и жить в своей стране осознанно, а не как автомат или робот.

«Чем можно объяснить недостаток новых мифов, героев, жанров и конфликтов?» Вот это я знаю. Я знаю, что мне как сценаристу сегодня приходится существовать между двумя мифологиями. Одна — такая сусловско-ждановская: «У нашей Родины все есть, и мы оплот цивилизованного мира». А вторая идеология — абсолютно геббельсовская. Она заключается в том, что страна, которая победила фашизм, сама по сути является чуть ли не фашистской. И вот между двумя этими, в общем, одинаково поверхностными мифологиями мы и застряли, не имея никаких ясных представлений о том, кто же мы, в какой стране живем. А театр, как и кино, начинается не с вешалки, а с неких новых, глубоких представлений о смысле жизни. И у Станиславского они были, поэтому появился его театр. И у Морозова они были, он и вложился в проект из-за этих своих взглядов и идей, а не потому, что просто не пожалел пятьсот тысяч рублей золотом.

Дальше вы спрашиваете: «Мода на римейк — назад в будущее?» Ну вот здесь я плачу. Дело в том, что драматургия и есть, как Аристотель написал: «мимезис», подражание. Она, в сущности, и есть римейк. Потому что, в отличие от живописи и музыки, это абсолютно антропоморфное искусство. Оно описывает жизнь людей в образах человеческой жизни. А поскольку человечество существует немалое количество времени, то основные алгоритмы и модели человеческих отношений давным-давно заданы. Уже античная драматургия занималась «римейками» и «адаптацией». Понимаете? Вот у них там был набор героев, и дело вовсе не в том, чтобы выдумать новую Медею, а заодно и миф о ней. Важно совсем другое: вложить в миф новое содержание, актуальные идеи, которые смогут убедить.

Когда я думала, почему поляки могут делать восхитительные сценарии на телевидении, а мы — нет, я пришла к выводу: противостоя американской киноагрессии, они вынуждены делать ставку на интеллект, на творчество, и у них получается. У нас, вероятно, все еще есть деньги или другие ресурсы, поэтому мы это не делаем. Мне было очень приятно слышать, что до сих пор в российском кино было много денег, я тоже так считаю. Но должна рассказать вам, что в этом году несколько моих друзей-сценаристов, известных своими качественными пьесами — их изучают в Сорбонне и приглашают на европейские театральные фестивали, — предложили Первому каналу несколько интересных разработок. По поводу одной из них я держала кулаки: «Кажется, мы для Первого сделаем настоящее кино!» Но нам сообщили, что в производственный портфель проекты этих талантливых людей не попали. А вот то, что попало, что предложено делать моей сценарной группе, вызывает у нас уныние своей стертостью.

Я бы тоже хотела, друзья, сказать: сериал — это мерзость. Такая установка нас убаюкивает, но она ни к чему не ведет, она, с точки зрения профессии, — трусливая. Мы должны смириться с тем, что в ближайшее время будем продолжать жить в очень жестких обстоятельствах — никаких других, более предпочтительных, не будет. Поэтому мы должны освоить новую профессиональную территорию и научиться выигрывать на этом реальном поле. Даже если экономические условия работы станут много хуже. Я думаю, что это возможно, что и доказывают наши американские коллеги своими замечательными проектами, такими как «Остаться в живых» (Lost), «Рим», «Доктор Хаус» и другие. Убеждают в том, что сериал и мерзость — не одно и то же.

Ирина Павлова. Я не драматург, я редактор, но начну с того, о чем говорили драматурги. У меня возникло ощущение, что мы с вами, друзья, живем в параллельных мирах. Вот тут говорили: эта история — не мой формат, а вот эта — мой. Но, господа, когда Гена Шпаликов (могу называть его Геной, потому что он мне сам это предложил в свое время) принес Георгию Данелия заявку на сценарий, в ней было четыре строчки: «Идет девчонка под дождем, шлепает босыми пятками, а за ней едет велосипедист, и все это называется «счастье». В заявке не было «конфликта и двух героев, которые бьются между собой», не было отчетливой истории про то или про сё. Было мироощущение художника, это понял другой художник. И вспыхнула карьера присутствующего здесь третьего — Никиты Михалкова, и родился фильм «Я шагаю по Москве», шедевр, до сих пор не утративший актуальности.

Отец другого из присутствующих здесь когда-то написал сюжет, я не могу сказать «историю», да и сюжета-то там не было. Про то, как трудно становиться сорокалетним. Понимаете? Из тридцати — сорокалетним. Назывался сценарий «Июльский дождь» — тоже неизбывный, по сей день живой сюжет. Я прекрасно понимаю, что ни сценарий Гребнева, ни сценарий Шпаликова сегодня не прошел бы ни одну редакторскую рогатку. Даже первую, про остальные не говорю. Кто-то из выступавших передо мной сказал простую вещь, что три с половиной персонажа на отечественном телевидении утверждают, будто они знают, что хочет зритель. Сомневаюсь в этом, не знают. Только то, что хочет ими вымышленный зритель. Вот эти три с половиной теленачальника и заказывают сценарии для этого искусственного субъекта. А дальше молотком, топором, кулаком, деньгами, чем угодно вгоняют реально существующий народ в прокрустово ложе придуманной ими «аудитории».

И, наконец, четвертая позиция из прозвучавших: «Мне неинтересно это, это и это. Я хочу писать один сценарий в год, получая за это много денег.

И чтобы то, что я пишу, нравилось мне и моему режиссеру, а все остальное приложится«. Не приложится, сразу скажу. К деньгам не приложится ничего, кроме денег, а точнее, кроме красивой жизни вокруг них.

Мне кажется, что главная проблема — это разруха, но не в стране, а в головах. Ситуация не экономически трудная, а интеллектуально. В крупных продюсерских компаниях есть ограниченный круг своих драматургов, работающих в том русле, в каком нужно этой компании. Поверьте мне, пробиться просто так, самоходом, самотеком туда практически нереально, даже если вы принесете им супершедевр. Даже если вы Тонино Гуэрра, но скрылись под псевдонимом Пупкин, вы получите такую разгромную внутреннюю рецензию, какая вам и не снилась. Нужно внедряться в производство самым примитивным способом, начав с поденщины. Другого пути нет. Или искать своего режиссера, создавать с ним свою маленькую студию. Но заниматься поденщиной тоже не страшно, не зазорно — ничего унизительного для профессионала в этом нет. Работа не бывает унизительной.

Теперь по существу предложенных вопросов. Кризис драматургии — это не дефицит историй или мастерства. Это дефицит самоуважения, вот что главное. Однажды Анатолию Гребневу на киностудии «Ленфильм» передали фразу редакторши (не будем срывать маски). «Толя, сценарий сырой». Гребнев встал и вышел, а в дверях сказал: «Сценарий я забираю, поскольку сырых работ не приношу». В результате с «Ленфильма» ушел фильм «Успех». Так что у каждого свой путь. Истории возникают, повторяю, в головах. И если они кому-то не нравятся, значит, надо нести сценарий дальше. Понимаю, неприятно, но каждый из нас через это проходил.

Второй вопрос: «самоцензура или дань коммерции?» Это даже не самоцензура, потому что у любого человека свое видение актуальности: у одних щи не густы, у других жемчуг мелок. С этим не поспоришь. Только те, у кого жемчуг мелок, имеют больше возможностей для проникновения в профессиональную среду.

Чем можно объяснить недостаток новых мифов и героев? Разницей в восприятии реальности художником и продюсером. Ведь то, что является для художника серьезным жизненным концептом, для продюсера таковым может не быть. К этому надо добавить чудовищную необразованность и самомнение продюсерского сословия. Против этого обстоятельства не попрешь: кто девушку обедает, тот ее и танцует. Поэтому мы сколько угодно можем говорить и спорить, все останется по-прежнему. А вот если бы сейчас цех драматургов дружно встал и заявил: «Не будем работать на условиях, определяемых хамством по отношению к автору», — куда бы они, начальники, продюсеры, делись?

Но профессиональной сплоченности нет, каждый сам по себе и думает, что он лучше и хитрее соседа.

Н. Зархи. Я хотела бы представить вам Нану Гринштейн, потому что не все знают, что картина Оксаны Бычковой «Плюс один» сделана по ее сценарию. Она показана в российской программе Московского МКФ, имела успех на «Кинотавре». Нана представляет сценарную студию «Альфа и Омега», которую организовали выпускники мастерской Юрия Арабова. Студия успешно работает. Арабов их всячески поддерживает и советами, и промоушном, и даже совместными проектами. По крайней мере, он мне представлял их как людей талантливых и умелых.

Нана Гринштейн. Я хотела бы сказать о вещах, наверное, очень личных.

Мы здесь говорим о хорошем кино. Но мне кажется, что оно как-то отделяется у нас от повседневной жизни. Я киносценарист, и для меня, наверное, важнее всего — выбор тем: о чем писать, как, куда это нести, а также чтобы все это было актуально. Хотя бы — для меня. Мне кажется, что сценарист сейчас всегда готов выполнить заказ. Он, заказ, обычно неожиданно и вовремя сваливается. Но настоящая, прежде всего внутренняя работа все-таки связана с личным. И если у человека есть это личное — содержание, переживания, идеи, — все состоится. Может, это будет всего один сценарий в жизни, а может, два или три. Этого достаточно. А может, этот человек настолько богат внутренне, что сумеет написать двадцать сценариев. Именно это главное, и этого в последнее время недостает. Сценаристы всегда готовы откликнуться на заказ. Им, конечно, важно, сколько заплатят за ту или другую работу. Поэтому и приходится совершать выбор: выполнять заказ или делать что-то, что тебе самой очень интересно. Пусть это прозвучит наивно и по-детски, но мне кажется, что это важно. Мне не нравится, что сейчас сценаристы — люди взаимозаменяемые. «Если нам не напишет этот, то напишет тот». Так не должно быть.

Еще я думаю, что далеко не всё, что снимается на пленку, на «цифру», что разыгрывают актеры и ставит режиссер, имеет отношение к кинематографу.

Д. Дондурей. Мне кажется, наш разговор получился интересным. Жалко, что на нем не замечены продюсеры, которые, видимо, все знают про то, о чем мы здесь спорили. Про двести названий фильмов и про двести названий сериалов, которые были в 2008 году в производстве, примерно в три тысячи эпизодов. Только в Министерстве культуры крутится тысяча сценариев. Что с этим делать? Но может быть, это нормально в условиях надвигающегося кризиса. Будет из чего выбирать. Увеличится конкуренция, повысятся критерии. Кто-то ведь все равно будет принимать ответственность за решения. Причем на нескольких уровнях — и производящие компании, и дистрибьюторы, и телевидение, и инвесторы. Ведь в нашей стране, хочу напомнить, при всех нынешних страхах пока функционирует большое кинопроизводство.