Такая смирная игра. «Стиляги», режиссер Валерий Тодоровский

«Стиляги»

Авторы сценария Юрий Коротков, Валерий Тодоровский

Режиссер Валерий Тодоровский

Оператор Роман Васьянов

Художник Владимир Гудилин

Композитор Константин Меладзе

Звукорежиссер Сергей Чупров

В ролях: Оксана Акиньшина, Антон Шагин, Максим Матвеев, Сергей Гармаш, Олег Янковский, Игорь Войнаровский, Алексей Горбунов, Евгения Брик и другие

Компания «Красная стрела», телеканал «Россия»

Россия

2008

Когда Валерий Тодоровский не соглашается с тем, что «Стиляг» называют мюзиклом, он, безусловно, прав. Несмотря на очевидное следование моде на мюзиклы и технологическое совершенство, «Стиляг» трудно назвать картиной для большого экрана. От кино в «Стилягах» — драйв изображения и монтажа. И еще постановка новой аранжировки шлягера «Скованные одной цепью», достойная стать независимым короткометражным фильмом и примером отличной постановки массовых сцен. По смысловой нагрузке и безопасности происходящего «главный фильм Нового года» — это, скорее, очень качественное ревю, в котором музыкальные и танцевальные номера объединены темой стиляжничества, вернее — его фактурой. Концерт-обозрение, недалеко отошедший от своего телевизионного двойника, появившегося в эфире во время новогодних каникул.

Конечно же, кинокартина, взявшая за основу сюжета ситуацию реального конфликта молодежи с жестким идеологическим режимом и должным регламентом поведения, не может позволить себе обойти этот конфликт или разрешить его с помощью элементарных средств и фантастического (сказочного) стечения обстоятельств, как это происходит в «Стилягах», когда, например, главный герой (Антон Шагин), которому родители дали идейное имя Мэлс (Маркс-Энгельс-Ленин-Сталин), парень из простой рабочей семьи, в мгновение ока выучивается профессионально играть на саксофоне. Расхожая цитата «Сегодня ты танцуешь джаз, а завтра Родину продашь» говорит не только об идейной нещепетильности тех, кто не хочет танцевать бальные танцы, но и о реальной опасности угодить за 101-й километр. В середине 50-х (время действия фильма) брюки-дудочки действительно были для кого-то, как «Марш несогласных», а не только возможностью выпендриться или стать «своим» в криминальной (тоже стиляжьей) среде. Пусть со всякого рода условностями и допущениями, кино о стилягах или о любых других приверженцах радикального молодежного движения подразумевает рассказ о поиске независимости с неизбежным выводом, что все внешние перемены быстро исчерпывают свой потенциал.

Герой «Стиляг» укрепляется в обратном. «Степ бай степ» «любовь к чувихе» ставит героя перед необходимостью изменить внешний вид. Заставляет надеть розовые очки и розовые носки. Метаморфоза происходит после того, как во время одного из комсомольских рейдов в парке культуры и отдыха Мэлс, строгий, но добрый юноша, был сброшен в пруд чувихой Полли (Оксана Акиньшина), в результате чего ею заинтересовался. Сменил серый пиджак на желтый в зеленую клетку, выучился танцевать буги, играть на саксофоне, прочел Камасутру и признал себя отцом ее чернокожего младенца. Право носить носки не такие, как у всех, и следование другой, не как у всех, моде становится для Мэлса целью жизни. Иначе незачем ему было бить морду чуваку Фрэду (Максим Матвеев), заявившему после поездки в Америку, что «там нет стиляг». Впрочем, Мэлс не единственный, кто хотел бы навалять кому-нибудь по первое число. Использовать изобразительную эстетику американского стиля одежды 50-х и субкультуры «тэдов» (тэдди-бойз) и на голубом глазу выдать такое — слишком уж беспардонно.

Впрочем, максимальное упрощение смысла — общий стиль фильма. Об «исторической недостоверности» неловко заикаться, это из другой оперы. Как и настоящие чувства. Например, любовь. С ней напряженка. Оксана Акиньшина, слишком быстро заматеревшая в амплуа праведной поборницы справедливости, не выглядит любящей женщиной даже в постели. Симпатии остаются на стороне влюбленной в Мэлса комсомолки Кати, очень хорошо сыгранной Евгенией Брик.

Конечно, вокруг яркой компании кипят страсти, но амортизация, свойственная форматам фильма-концерта, очевидна. Заводила Фрэд — дитя советской элиты. Один звонок папе, и комсомольцы в сером обойдут стиляг стороной. Если не обойдут, то сильно не покалечат. Максимум ущерба — испорченная одежда. Но тот, у кого родители рылом не вышли, разгрузит вагон и купит новую. Самостоятельно заработанные деньги — один из атрибутов стиляжничающей молодежи, дававший ощущение относительной независимости, — в фильме тоже не проблема.

Немного пугает показательная стрижка золотых локонов у беременной Полли, она страшно рыдает, но результат вполне приемлем. Исключение из института и комсомола не становится драмой, поскольку Мэлс может заработать игрой на саксофоне. И пусть сосед сколько угодно кричит: «Дай папиросочку, у тебя брюки в полосочку!» — в трудный момент он готов оказать стиляге поддержку. В дверях роддома жители коммуналки повторяют сцену из «Цирка» образца советской киноэстетики 30-х годов. Чернокожему ребенку Полли умиляются, как малышу Марион Диксон. Передают с рук на руки, признают «нашим». Вполне логично было продолжить цитату разрешением рожать серо-буро-малиновых — отпрыск с таким цветом кожи очень бы пошел к пиджаку папы. Но «Стиляги» прибегают к умеренной эксцентрике только в костюмах и танцах и не переходят границы цензуры, присущей шоу, снятым при участии центральных телеканалов.

Даже арест стиляги Боба (Игорь Войнаровский) не нарушает ощущения гарантированной безопасности прошлого. Бобу в подворотне заламывают руки, пластинки с джазом летят в грязь. Пойман на фарцовке, нарушил закон, значит, наказан за дело. К тому же Боб толстый, очкастый еврей, сын отсидевшего врача-интеллигента. В их квартире около входной двери стоит чемоданчик со всем необходимым — на случай, если придут. Что еще делать с таким персонажем? Только сажать. Обусловленный соответственным штампом, арест Боба логичен. Как и отношение родителей к болезни роста детей. Отца Мэлса играет Сергей Гармаш, контуженный с легкой руки Тодоровского еще в фильме «Мой сводный брат Франкенштейн». Изменения в жизни сына он принимает с довольной улыбкой человека, не совсем адекватного ситуации. Отец Фрэда, чиновник высокого ранга (Олег Янковский), напоминает, скорее, о кино хрущевской оттепели, о бессмертной «Карнавальной ночи», где в противовес бюрократу Огурцову новая власть поддерживала стихию творческих сил молодежи, показывая более демократическое лицо с оскалом улыбающегося крокодила. Очевидно, что Олегу Янковскому досталась единственная интересная роль, обеспечивающая «Стилягам» контекст реальной истории.