Strict Standards: Declaration of JParameter::loadSetupFile() should be compatible with JRegistry::loadSetupFile() in /home/user2805/public_html/libraries/joomla/html/parameter.php on line 0
Быть. Сценарий - Искусство кино
Logo

Быть. Сценарий

Сценарий

Зима, температура воздуха около нуля. Вязкая грязь на выходе из метро. Ее месят ноги выходящих из метро людей. Ноги в грязных ботинках, в сапожках на каблучке, в детских валенках с галошами, в «мартенсах» и промокших кедах. Под ноги в грязь, издав последнее шипение, падают окурки, скомканные рекламные листовки, пуговица, на которую тут же кто-то наступает, падает отломанный цветок гвоздики, высыпается мелочь, билетики в метро и один — в театр, с неоторванным контролем. Ни одна рука не протягивается сверху за упавшими предметами. Падает вязаная перчатка с разноцветными пальцами, красивая, почти новая. Но ее не успевают затоптать — к ней протягивается рука. Берет ее. Это рука Паши. Он поднимает перчатку, озирается, но потерявшей ее девушки не видать уже. Паша нащупывает в перчатке что-то твердое, просовывает туда руку, достает ключ. Повертев, сует его обратно в перчатку, перчатку — в карман.

Паша стоит возле мраморной колонны, забрызганной где-то на метр черной грязью. Ему около шестнадцати лет, на вид — меньше. Он очень маленького роста, худ и сутул. Одет в пуховик, кажущийся на нем слишком большим. На голове — шапочка, полностью закрывающая лоб и брови. Между Пашей и выходом из метро — плотная шеренга бабушек-торговок с тележками, на которых разложены соленые огурцы, корейская морковь в полиэтиленовых пакетах, сигареты и прочее. Тут же торгуют газетами и журналами. Раздают рекламные листовки. Из тугих дверей метро вываливается поток людей. Одетые в громоздкую зимнюю одежду, они шумят, берут листовки, поскальзываются и мешают друг другу покупать огурцы или газеты. Паша выделяется из толпы — в руке он держит ослепительно-белую розу. Паша ждет, с волнением приглядываясь к девушкам, выходящим из метро. На особенно симпатичных он реагирует нервно: расправляет плечи, делает независимый вид, пытается заглянуть им в глаза. Девушки шарахаются, видя, как он подается к ним всем телом. Вздохнув, он провожает взглядом их обтянутые джинсами ягодицы. Одна из девушек останавливается возле соседней колонны. Она явно кого-то ждет. Она довольно стройная, повыше Паши ростом. Губы у нее намазаны розовым блеском и от этого кажутся пластиковыми. Ресницы очень длинные. Ей лет семнадцать-восемнадцать. Паша волнуется. Смотрит на нее, пытаясь поймать взгляд. Но она не замечает его, не реагирует, оглядывается по сторонам, ища кого-то в толпе. Наконец Паша решается и, приосанившись, подходит к ней.

П а ш а. Э-э-э... здравствуй...

Девушка удивленно смотрит на него сверху вниз.

П а ш а. ...те. Анжелика? Я Воин.

Д е в у ш к а. Чё?!

П а ш а. А, ну извините.

Паша поворачивается и идет к своей колонне, поскальзывается и чуть не падает, балансируя розой. Занимает свой пост, тоскливо смотрит на девушку, которая оказалась не той. К ней подходит высокий молодой человек в классной яркой куртке и вообще весь такой модный. Они целуются и уходят. Паша сплевывает, смотрит в другую сторону. Немного расслабляется, но вдруг его взгляд застывает на ком-то, кого он видит в толпе. Паша сначала сомневается, отворачивается, потом смотрит снова. Сомнений нет, его охватывает ужас. Это она, Анжелика. Она направляется явно именно к нему и смотрит ему в глаза. Ей лет пятнадцать-шестнадцать, она невысокая, прямо скажем, толстая. Одета она безвкусно, несообразно телосложению. На голове — шапочка с помпоном, который подпрыгивает при каждом ее шаге. Глаз не видно за толстыми стеклами очков. На лице замазанные тональным кремом и припудренные прыщи. Походка у нее неуклюжая — она косолапит. От волнения и спешки она тяжело дышит, шарф сбился, открывая розовую пухлую шею. Она подходит к Паше. Паша стоит с розой и молчит. Она тоже не говорит ни слова. Некоторое время молчат оба.

П а ш а. Ну, превед, медвед.

Анжелика обиженно поджимает губы.

П а ш а. Чё ты, я шучу. Ты, вообще, Анжелика? Нет? Извините...

А н ж е л и к а. Я Анжелика. А ты — Воин?

П а ш а. Ага. Чё-то ты припозднилась. Я уж думал, не придешь.

А н ж е л и к а. Я, ну... Сначала я долго маршрутку ждала... Села. И тут в маршрутку какой-то джип врезался. Ну, все, слава богу, живы. Водитель сказал: «Дальше не поедем». Ну, я тогда...

П а ш а. Понятно. Траблы.

А н ж е л и к а. Ага.

Они молчат. Тут Паша вспоминает про розу.

П а ш а. А, да, слушай, это вот тебе. Типа в честь нашей встречи. В реале, так сказать.

Протягивает розу Анжелике.

А н ж е л и к а (берет розу). Ой, спасибо. Красивая... (Нюхает розу.) Но без запаха.

П а ш а. Ну, это не важно. Сейчас такие розы выводят специально. Они стоят лучше... ну, типа, дольше стоят, понимаешь?

А н ж е л и к а (доверчиво смотрит на Пашу). Да, это здорово.

В парке аттракционов никого нет. Аттракционы с облезлой краской напоминают обломки инопланетных кораблей. Посередине парка стоит жестяное круглое строение, похожее на летающую тарелку, над ним вывеска: «Комната смеха». По широкой, покрытой наростами льда и снега аллее, соскальзывая в лужи, в парк входят Паша и Анжелика. Идут медленно, потому что это непросто.

П а ш а. А как тебя по-настоящему зовут?

А н ж е л и к а. Так и зовут. Анжелика. Это не ник. Это настоящее имя.

П а ш а. Ну ничего себе. Прикололись родители.

А н ж е л и к а. Кино. Они любили ходить в кино. Кино такое было, про Анжелику. Помнишь?

П а ш а. Не, я такое не помню что-то.

А н ж е л и к а. А тебя как по-настоящему зовут?

П а ш а. Меня? Ну... это не важно. Я это... инкон... инкнонгито. Воин — он и есть Воин.

А н ж е л и к а. Ну как хочешь. Воин.

П а ш а. А зачем ты фотографию чужую прислала?

А н ж е л и к а. Это не чужая. Это мамы моей.

П а ш а. Красивая у тебя мама. Это она молодая на фотографии?

А н ж е л и к а. Она всегда молодая. Она умерла молодая.

П а ш а. Извини.

Пауза.

А н ж е л и к а. А если бы я свою прислала, то ты бы не пришел.

П а ш а. Я? Ну ваще да... (Спохватывается.) Хотя нет, почему, пришел бы. Внешность же не главное.

Паша неловко замолкает. Они подходят к карусели. Это аттракцион для малышей. Спаренные сиденья в виде тигров, слонов, уточек и лошадок. Рядом маленький домик — касса.

П а ш а. Покатаемся?

А н ж е л и к а. Ну давай.

Паша с важным видом покупает билеты. Они садятся рядом — Паша на тигра, Анжелика на уточку. Аттракцион вдруг вздрагивает, начинает жужжать и крутиться. Паша и Анжелика молчат. Они сидят совсем рядом. Он смотрит на прядь волос, выбившуюся у нее из-под шапки.

А н ж е л и к а. А я здесь каталась в детстве. Меня папа водил. Я именно на уточке любила кататься. Мне казалось, что я по речке плыву...

Паша некоторое время молчит, потом выпаливает нарочито смело и цинично.

П а ш а. Слушай, а ты уже трахалась?

А н ж е л и к а (тоже смело, но не поворачивая голову). Нет еще. А ты?

П а ш а. Я тоже. (Шмыгает носом.) Может, попробуем?

Поворачивается к Анжелике.

А н ж е л и к а (хорохорится). Ну давай. Прямо сейчас?

П а ш а. Ну а чё... Сейчас.

А н ж е л и к а. А где?

П а ш а. Ну, не знаю. У меня нельзя. У меня мама дома сейчас. Да и вообще...

А н ж е л и к а. У меня тоже не получится, у меня бабушка. Она хоть и глухая, но все-таки...

П а ш а. Да уж. Да... А здесь холодно... Ну ладно, ничего. Как-нибудь потом. Еще успеем.

А н ж е л и к а. Ну да. Конечно.

Аттракцион останавливается, Анжелика начинает слезать со своей уточки и чуть не падает. Паша едва успевает ее подхватить. Выглядит это так, как будто он пытается поднять ее на руки, но сгибается под ее тяжестью.

Паша и Анжелика поднимаются по металлической расшатанной лесенке, ведущей к входу внутрь «летающей тарелки» — Комнаты смеха. Скрываются внутри.

Полумрак. Паша и Анжелика входят в Комнату смеха с кривыми зеркалами. Подходят к первому зеркалу и без смеха смотрят на свои искаженные лица и фигуры. Собственно, они и в реальности недалеки от того, что видят в зеркале. Но дальше — больше, следующее зеркало искажает их еще сильнее. Паша начинает смеяться.

П а ш а. Ну, блин, ни фига себе у тебя нос! А я, типа, карлик ваще какой-то! Со вмятиной на лице. Смотри!

А н ж е л и к а (улыбается). Ну да. А уменя ноги как будто из рук растут. (Смеется.)

Паша подбегает к следующему зеркалу.

П а ш а. Бли-и-ин! Уй, ё... Вот урод-то!

А н ж е л и к а. Ну да, во сне увидишь — испугаешься!

П а ш а. Да ты на себя посмотри, корова!

Анжелика смотрит на себя в зеркале и смеется. Паша тоже хохочет, впервые за все время оба чувствуют себя свободно.

Анжелика подходит к одному из зеркал, смотрит в него. Оно удлиняет фигуру, делая ее слишком худой. Паша смотрит на отражение Анжелики. В таком виде она получше, чем в жизни. Она снимает очки. Глаза у отражения становятся большие, ресницы длинные. Анжелика смеется, отражение тоже. Паша смотрит на отражение. Потом вспоминает об оригинале, взглядывает на Анжелику, вздыхает. Смотрит на себя. В отражении он довольно широкоплеч, кажется гораздо воинственнее и мужественнее. Только лицо все-таки слишком уродливое, приплюснутое, как у лягушки, а уши торчат, как у Носферату. Анжелика смотрит на его отражение без очков, оно кажется ей немного расплывчатым, и уродливого лица не видно. Она улыбается. Паша идет к следующему зеркалу. Анжелика за ним. Анжелика держит в руке розу. Это зеркало делает их уже невыносимыми уродами.

П а ш а. Парочка, блин.

Паша и Анжелика сидят на скамейке. Она — на его сумке, он — на спинке скамейки. Паша курит. Кашляет. Сплевывает. Затягивается все равно. Кашляет. С сожалением бросает сигарету.

П а ш а. Слушай, ну мне пора вообще-то... Мне еще геометрию делать на завтра. Ты в геометрии шаришь?

А н ж е л и к а. Нет, не шарю. У меня тройка.

П а ш а. Ясно. У меня тоже. Ты в какой школе учишься?

А н ж е л и к а. В сто пятьдесят второй. А ты?

П а ш а. Я в семьсот седьмой.

А н ж е л и к а. Недалеко.

П а ш а. Ну как сказать... Ладно. Пойдем. Давай тебя провожу.

Анжелика встает, Паша тоже, они направляются к выходу из парка, поскальзываясь на каждом шагу.

А н ж е л и к а. Можно я за тебя держаться буду?

П а ш а (стараясь скрыть нежелание). Ну, держись, конечно.

Анжелика берет его под руку, и они идут дальше.

Зажигаются фонари, хотя еще не стемнело. Район, по которому идут Паша и Анжелика, состоит из абсолютно прямых улиц, одинаковых домов, кварталов. Паша и Анжелика идут по тротуару, молчат. Анжелика держится за Пашу. Паше явно не по себе, он стесняется Анжелики. Мимо них проходят две девчонки, смотрят на них и посмеиваются.

П е р в а я д е в ч о н к а. Привет, Паш!

П а ш а (мрачно). Привет.

В т о р а я д е в ч о н к а. А со мной что не здороваешься? Типа не разглядел?

Они начинают громко смеяться, идут дальше.

П а ш а (Анжелике). Одноклассницы. Уродки. Все они такие.

А н ж е л и к а. Не обращай внимания.

П а ш а. Ну да. Завтра всем расскажут... Ну и хрен с ним...

Анжелика молчит. Они подходят к углу дома.

П а ш а. Ну вот, давай прощаться. Ты извини, я дальше не пойду, я тороплюсь. Тебе же недалеко уже. Не обидишься?

А н ж е л и к а. Не обижусь. Счастливо, Воин.

П а ш а. Ага. Пока, Анжелика. Рад был познакомиться. Как-нибудь еще встретимся. Пиши.

Они почти одновременно поворачиваются друг к другу спиной и расходятся в разные стороны. Пройдя шагов десять, Паша оборачивается. Видит одиноко бредущую фигуру Анжелики, она идет, не оглядываясь, неся розу цветком вниз. Она скользит на льду, оступается, попав ногой в лужу, балансирует розой, как когда-то Паша.

П а ш а (себе под нос). Вот блин...

Сплевывает, поворачивается и идет дальше. Через несколько шагов снова оглядывается и видит, как Анжелика сворачивает за угол. Он вздыхает, доходит до поворота и тоже сворачивает. Навстречу ему идет очень симпатичная девушка, накрашенная, стройная, обтянутая джинсами, в короткой курточке с меховой опушкой. Паша, выдохнув, как перед принятием на грудь, подходит к ней.

П а ш а (стараясь говорить хриплым басом). Девушка, не подскажете, как пройти к ресторану «Кураре»?

Д е в у ш к а (не останавливаясь и не глядя на него). Направо.

П а ш а (идет за ней). Девушка, вы сегодня так здорово выглядите, не составите ли мне компанию?

Д е в у ш к а. Да пошел ты на хрен, ублюдок! Понял? Иди давай отсюда, урод недоделанный!

Девушка сердито идет дальше, Паша вздыхает, сплевывает, поворачивает обратно, идет своей дорогой. Сворачивает за угол еще раз. Уже темнеет. Прохожие — в основном женщины с шуршащими пакетами, полными еды, но встречаются и парочки, на которых Паша смотрит уже почти с ненавистью. Впереди телефонная будка. В наступающей темноте он видит ярко-белое пятно. Подходит ближе. Это роза. В будке стоит Анжелика и плачет. Паша смотрит на нее с ужасом и сочувствием, решительно открывает дверцу будки и входит внутрь.

П а ш а. Ты чё? Чё случилось-то?

А н ж е л и к а (всхлипывая). Воин?

П а ш а. Да Паша я... Что случилось-то с тобой?

А н ж е л и к а. Паша... Ты что, шел за мной?

П а ш а. М-м-м-м... Ну да, шел. Я подумал, ну вдруг что-нибудь случится, хотел проследить, что все в порядке с тобой...

Анжелика плачет, утыкается носом в плечо Паши. В будке тесно, и он приобнимает ее. Гладит по плечу, по голове.

А н ж е л и к а. Па... (всхлипывает) ...ша... Паша... Надо мной (всхлипывает) все смеются... Я же уродка... Уродка недоделанная... Никому я не нравлюсь... (Всхлипывает.) Даже тебе-е-е-е... (Заливается слезами.)

П а ш а (успокаивающим тоном, как с ребенком, и в то же время как будто уговаривая себя). Да ты что, что ты за ерунду говоришь, ты очень даже симпатичная, да, симпатичная, и ты мне очень понравилась...

А н ж е л и к а (всхлипывая). Правда?

П а ш а. Конечно, правда.

А н ж е л и к а. А почему ты мне не сказал?

П а ш а. Ну, я постеснялся как-то... Все-таки мы в первый раз... Не плачь. Ты очень хорошая, добрая, симпатичная, ты мне очень нравишься. И имя у тебя такое красивое, Анжелика. Ты, главное, не плачь, не плачь, все будет хорошо, вот увидишь...

Анжелика все плачет и плачет, уткнувшись в Пашино плечо. Он ее обнимает, нежно гладит по голове, продолжая что-то тихо говорить, а у него из кармана торчит перчатка с разноцветными пальцами.

Василий в майке и трениках стоит у плиты. Он пытается сварить кофе в маленькой кастрюльке с длинной ручкой. Но явно не знает, как это делается — кофе у него вовсю кипит, а он чего-то ждет и помешивает его ложкой. Старшая дочь Таня сидит за столом и пьет чай, из чашки с некрасивым цветком на боку свисает веревочка с этикеткой от чайного пакетика. Таня удивленно смотрит на отца, но молчит. На кухне появляется Людмила. Подходит к плите и выключает газ под кастрюлькой с кофе.

Л ю д м и л а. Вась, ты чё. С каких это пор ты кофе пьешь? Да и растворимый есть, вон, мама твоя привезла неизвестно зачем.

В а с и л и й (авторитетно). Растворимый — это не кофе, а помои.

Л ю д м и л а. Надо ж, какой разборчивый. Ты свою-то бурду попробуй, потом говори.

Василий наливает свой кофе в чашку покрасивее — с золотой каймой и переливающейся перламутром поверхностью, отпивает, обмакнув в чашку усы. Лицо его искривляется, но он тут же корректирует выражение лица, чтобы жена не заметила. Людмила и правда не замечает, а вот Таня сдерживает улыбку, отводит взгляд от отца. Людмила нарезает сыр, кладет его аккуратно, веером на тарелочку, потом мажет хлеб маслом — замысловато, мастерски выводя маслом розочки и листочки. Василий с чашкой в руке, приосанившись, выходит из кухни.

Л ю д м и л а. Ляля! Ляля, давай, за стол! Сад закроют, и тебя не пустят!

Т а н я. Ляль, учти, я из-за тебя в школу опаздывать не собираюсь.

Таня выходит из кухни, разминувшись с девочкой лет четырех, которая садится за стол, хватает хлеб с маслом и сыр, и тут же от розочек и листочков не остается и следа. Слышен звук сливаемой воды в туалете, из туалета выходит Василий с чашкой в руке, чашка пуста. Людмила уже возится в коридоре — чистит обувь всей ораве. Берет ботинок мужа, очищает его тряпочкой, потом достает тюбик с кремом и выдавливает крем на ботинок в виде прелестной розочки — только черной.

Людмила запирает дверь квартиры, подходит к лифту. Внизу на лестнице слышны топот детских ног, голос Тани и невнятное нытье Ляли.

Т а н я. Давай, Лялька, скорее, дурында...

Людмила качает головой, вызывает лифт. Ждет, ждет. Лифт не едет, тишина. Наконец раздается характерный звук поднимающегося лифта. Он останавливается на этаже Людмилы, двери открываются. Людмила, приготовившаяся было войти, видит, что лифт чуть ли не до потолка набит вещами — коробками, разобранной мебелью, тюками и сумками. Из-за всего этого нагромождения выбирается молодая худенькая девушка, очень похожая на Анжелику, только старше, стройнее и симпатичнее. В руке Анжелика-2 держит перчатку с разноцветными пальцами, достает из нее ключ.

А н ж е л и к а — 2 (Людмиле). Извините, пожалуйста, мы тут лифт заняли...

Л ю д м и л а. Ничего.

Людмила идет к лестнице, спускается пешком. Анжелика-2, перегородив одной коробкой дверь лифта, открывает ключом дверь напротив квартиры Людмилы и Василия.

Людмила спускается пешком на первый этаж. Дверь на улицу открыта, ее подпирает какой-то чемодан. Молодой парень, очень похожий на Пашу, только постарше, покрепче и без прыщей, таскает вещи из стоящей перед подъездом «Газели» к лифту. Людмила кое-как протискивается мимо коробок, на нее чуть не налетает Паша-2, не видя ее за очередной коробкой, которую несет.

П а ш а — 2 (заметив Людмилу). Ой. Извините, пожалуйста.

Паша-2 уступает Людмиле дорогу.

Л ю д м и л а. Ничего.

Людмила выходит из подъезда. Оглядывается на Пашу-2 и на «Газель».

По конвейеру едут неукрашенные торты. Несколько пар женских рук синхронно выдавливают из специальных конусов крем в виде розовых розочек на торты. Торты едут дальше. Следующие руки делают листочки из крема зеленого цвета. К концу конвейерной ленты торты подъезжают уже полностью украшенными, и автомат накрывает их прозрачными пластиковыми крышками. Одна из женщин, делающих розочки, — Людмила. Она стоит рядом с другой женщиной. Обе в белых халатах. Слегка согнулись над конвейером. У напарницы Людмилы поясница повязана шерстяным платком. Продолжая делать розочки, они разговаривают.

Н а п а р н и ц а. ...Так вот этот Ванька, у него был брат родной, старший, но он его никогда не видел. Типа, понимаешь, во время войны они потерялись, ну, я не помню точно, чё там случилось, но потерялись они. И брат, короче, умер там, ну, в своем городе, а Ванька не знал, ну откуда он мог знать.

Ну и вот, короче, Ванька сидит у себя на кухне в четверг. Ну да, Туся как раз в пятницу мне это рассказала, значит, в четверг. Короче, сидит. Ну, водка там, то да сё, ты же знаешь Ваньку...

Л ю д м и л а. Откуда я знаю. Я с ним не знакома.

Н а п а р н и ц а. Ну не важно. Короче, бухнул, и тут, прикинь, форточка открывается и ветер. Опрокидывает все на столе. И прямо на кухне завивается, прямо в такой, типа, смерч.

Людмила с недоверием взглядывает на соседку, продолжает делать розочки.

Н а п а р н и ц а. И прямо из ветра этого появляется брат его, только маленький — ну, в виде мальчика, понимаешь? Ну, такой, каким он был в детстве, когда Ванька еще грудной был, а он пропал. И говорит ему таким голосом, ну, прикинь, как из могилы. Представляешь?

Л ю д м и л а. Нет.

Н а п а р н и ц а. Ну не важно. Короче, поезжай, говорит, в Тулу... Он в Туле, кажись, помер... Ну не важно. Допустим, в Тулу. Поезжай, говорит, а там, типа, дом, я тебе завещал. Я, говорит, всю жизнь тебя искал, но нашел, типа, вот только теперь. Возможности, говорит, типа, появились, понимаешь? (Таинственным шепотом.) Возможности — ну, короче, потому что помер, понимаешь?

Л ю д м и л а. Ну.

Н а п а р н и ц а. Ну, Ванька, короче, Тусе рассказал, а Туся — «скорую». Думала, «белка». «Скорая» приезжает, а он — трезвый, будто и не пил! Наутро позвонили в Тулу. И что ты думаешь? Брат-то и правда там помер вчерась, то бишь, в четверг как раз! И дом — дом Ваньке завещал! В общем, она отгул взяла, вот, с ним туда, в Тулу, поехала... А, стой, не Тула это никакая, Вологда! Точно, Вологда! Представляешь?

Л ю д м и л а. Ну.

Н а п а р н и ц а. Ой, Людмила... А ты вот веришь в привидения?

Л ю д м и л а. Не-а.

Н а п а р н и ц а (мечтательно). А я верю...

Женщины продолжают делать розочки.

За рулем автобуса сидит Василий, что-то насвистывает. Полупустой автобус едет по безлюдной улице с поросшими травой трамвайными путями посередине. Автобус плавно сворачивает — поворот, за ним спуск, в низине — остановка, на которой нет ни одного человека. В пятидесяти метрах впереди виден силуэт женщины, она оборачивается, видит автобус, ускоряет шаг, бежит, чтобы успеть добежать до остановки. Но она явно не успевает. Василий смотрит на женщину. Лицо его приобретает нежное выражение. Поравнявшись с женщиной, Василий останавливает автобус и открывает переднюю дверь, ведущую в его кабину. Женщина тяжело дышит, но улыбается, входит в автобус.

Ж е н щ и н а. Спасибо вам огромное... (Узнает Василия.) Ой. Это опять вы?

В а с и л и й. Здравствуйте. Я вас издалека заметил. Садитесь здесь, всю дорогу видно будет.

Женщина улыбается Василию, Василий улыбается женщине. Женщина садится на место кондуктора рядом с Василием, ей видно всю дорогу. Автобус набирает ход, проезжая мимо пустой остановки.

Людмила — у плиты, жарит мясо. Переворачивает отбивную, та шипит, исходит паром и соком. Детей не видно. Людмила поглядывает на часы, висящие на стене. Приоткрывает стоящую тут же кастрюлю — в ней варится картошка. Пробует картошку вилкой. Еще жесткая. Слышен звук открываемой ключом двери. Людмила, вытерев руки фартуком, идет к двери, встречает Василия. Он улыбается, потирает руки, выглядит каким-то особенно довольным. Не сразу замечает Людмилу, хотя она стоит прямо перед ним.

Л ю д м и л а. Привет, Вась.

В а с и л и й. Ой, привет.

Василий отряхивает с куртки снег, улыбается каким-то своим мыслям. Здоровенный мужик с мечтательной улыбкой в усах — он выглядит комично. Людмила отворачивается, возвращается в кухню.

Л ю д м и л а. Иди мой руки, через десять минут ужинать.

Василий не реагирует, он почему-то застывает у зеркала в прихожей, осматривает себя то с одного бока, то с другого.

В а с и л и й. Люсь, а где мои все галстуки?

Л ю д м и л а. Чё? Зачем тебе галстуки?

В а с и л и й. Ну, я хочу выбрать. На утро.

Л ю д м и л а. С каких это пор ты за баранку в галстуке садишься?

В а с и л и й. С этих самых. Ну, где галстуки?

Л ю д м и л а. Там, в шкафу, висят на перекладине. Иди мой руки уже...

Василий скрывается в комнате. Людмила приоткрывает кастрюлю, пробует картошку — в самый раз. Выключает газ, накрывает кастрюлю полотенцем, сливает воду, встряхивает кастрюлю. Приоткрывает крышку на сковородке, приподнимает мясо — оно готово, еще чуть-чуть — и пригорит. Выключает. Накрывает на стол. Василий тем временем появляется в прихожей с несколькими галстуками, начинает их примерять. Людмила бросает на него скептический взгляд.

Л ю д м и л а. Руки-то помыл? Ужин остынет.

В а с и л и й (примеряя галстуки). А я не голодный. Я не буду ужинать.

Людмила останавливается с отбивной на вилке, которую собиралась переложить на тарелку. Смотрит на Василия, а он смотрит в зеркало на себя в очередном нелепом галстуке.

Паша-2 и Анжелика-2 лежат в постели, вернее, на брошенном на пол матрасе. В комнате темнота. Повсюду коробки, сумки, разобранная мебель — и тени на стенах. Паша-2 и Анжелика-2 лежат, обнявшись, и молчат. Смотрят в потолок. Откуда-то, видимо, сверху, доносится громкая трансляция Парада Победы.

В лифт входит Людмила, следом за ней — Паша-2 и Анжелика-2. Анжелика-2 на ходу говорит, Людмила нажимает на кнопку «1». Лифт трогается. Людмила невольно слушает то, что говорит Ажелика-2. Все трое многократно отражаются в опоясывающих лифт зеркалах.

А н ж е л и к а — 2. ...Ну, вхожу я в бабушкин сад. Вижу яблоню мою, которую я вместе с бабушкой сажала, когда мне три годика было. Баня там, в глубине. И туалет деревянный, ну, деревенский. А я как раз в туалет хотела. Ну, захожу я, закрываюсь, сажусь. Сижу... А там слышно все, птички, ветер в ветвях зашумел...

Анжелика-2 сидит на толчке, тишина. Слышен порыв ветра. Щебет птиц и шорох их крыльев — они перелетают с дерева на дерево стайкой. Сквозь щели просачиваются струйки света. На двери вырезанное сердечко, его светящийся «двойник» — на стене за спиной Анжелики-2.

За кадром Анжелика-2 продолжает рассказывать все, что происходит с ней дальше в туалете.

Г о л о с А н ж е л и к и — 2. Ну, пописала я и задумалась. Сижу, так хорошо... Слышу — шаги чьи-то по дорожке, как раз к нужнику. И дверь дергают. А в двери, ну, знаешь, как бывает, такая прорезь в виде сердца. Ну, я смотрю в нее и вижу девушку, я не сразу ее узнала. А присмотрелась и вижу: это я, только три года назад. И прическа у нее, то есть у меня, такая, как тогда, и волосы еще не крашеные... И без косметики... Смотрю я на себя и понимаю, что дверь открыть нельзя, нельзя ведь мне с самой собой столкнуться лицом к лицу. Так мы и смотрели друг на друга через это сердце...

Анжелика-2 в прошлом, больше похожая на Анжелику, — полная, в очках, без косметики — смотрит на Анжелику-2, сидящую на толчке. Обе молчат.

Лифт останавливается. Анжелика-2 натягивает на руки свои перчатки с разноцветными пальцами, в одной из которых позвякивает ключ. Двери открываются. Людмила, заслушавшаяся Анжелику-2, пропускает ребят вперед, задумчиво выходит из лифта, идет к дверям. Рассказ Анжелики-2 явно произвел на нее впечатление.

Людмила стоит, как обычно, слегка склонившись над движущимся конвейером. Рядом ее напарница. Обе делают розочки. Людмила более задумчива, чем обычно.

Н а п а р н и ц а. Слушай, я прямо до сих пор вся трясусь. Представь, Туся вчера позвонила, Ванька-то ее там, в Туле этой... в Вологде то есть, помер. Зашел только в этот самый дом брата, и сердце прихватило. Представляешь?

Людмила молчит, думает о чем-то своем.

Н а п а р н и ц а. Утащил его брат на тот свет, к себе... Нашел и утащил... Теперь они вместе там... Бухают... А ты еще не веришь. А? Веришь или нет?

Л ю д м и л а (очнувшись). Что?

Н а п а р н и ц а. Блин, я тебе полчаса тут рассказываю, а ты — «что»! Ванька, говорю, помер, сердце...

Л ю д м и л а (отстраненно). Ну, он же пил, как лошадь, ты сама говорила.

Н а п а р н и ц а. Ой, Людмила! Ничего ты не понимаешь. Не веришь — дело твое. А я — верю!

Людмила между тем делает очередную розочку — и сбивается, розочка получается кривая, смазанная. А конвейер работает. Людмила не успевает исправить розочку — торт так и уезжает изуродованным. Людмила останавливается, в замешательстве смотрит на следующий торт, но розочку не делает. Выпрямляет спину.

Н а п а р н и ц а. Люд, ты чё тормозишь, Люд, Люд! Э-эй, стоп, стоп машина, брак пошел!

Конвейер останавливается. Людмила так и стоит над конвейером, не двигается.

Людмила ходит по магазину, набирая продукты в корзину. Идет вдоль полок в сторону зеркальной стены, визуально увеличивающей пространство магазина. В стене отражается ряд полок, и создается впечатление, что это продолжение магазина. Людмила берет пачку спагетти, кладет ее в корзину, замечает макаронные изделия в виде колечек, сделанных из плоских макаронин вроде лапши. Берет прозрачную пачку, рассматривает ее, задумывается, брать или нет. Среди колечек одно свернуто неправильно, в виде ленты Мёбиуса. Людмила мельком смотрит на продолжение ряда в зеркале и на унылого вида женщину — на себя. Тут же снова возвращается к макаронам, кидает пачку в корзину. Идет дальше вдоль ряда, явно не понимая, что впереди — зеркало. Не сбавляя скорость, врезается в зеркало. От изумления шарахается, смотрит перед собой, потирая ушибленный лоб. Видит себя в зеркале и только теперь узнает. Смотрит на себя, на свое уставшее лицо.

В комнате разложен диван-кровать, постелена постель. Горит ночник. Людмила в ночной рубашке ложится со своей стороны, накрывается большим одеялом, оставляя половину для мужа. Василий входит в комнату, таща одеяло. Ложится, укрывается им. Людмила молчит, она удивлена, но не подает виду.

В а с и л и й. Я тут это... Ты постоянно с меня одеяло ночью стаскиваешь. А я мерзну.

Людмила поворачивается спиной к Василию.

Л ю д м и л а. Спокойной ночи, Вась.

Она гасит ночник.

Паша-2 и Анжелика-2 в постели. Объятия, поцелуи, ласки. Сверху очень громко доносится трансляция Парада Победы. Поцелуи и ласки прекращаются. Анжелика-2 вздыхает, смотрит на потолок.

В подъезде тускло светит единственная целая лампа дневного света. Паша-2 решительно поднимается по лестнице на этаж выше. Парад Победы звучит все громче. Паша-2 подходит к двери квартиры, находящейся прямо над его квартирой. Звонит. Никакой реакции. Парад продолжается. Паша-2 звонит снова. И снова. Наконец стучит кулаком в дверь. Дверь вдруг поддается — она не заперта. Паша-2 входит в квартиру.

В квартире полумрак, свет падает из открытой двери ванной комнаты. Обои замаслены и ободраны, повсюду валяются кучи мусора — коробки от продуктов, пластиковые ванночки от йогуртов, наполненные всяким мелким хламом — пуговицами, булавками, бумажками, неопознанными обломками. Там и тут лежат куски недоеденной пищи — видно, что их оставили здесь и забыли. Очень громко звучит трансляция Парада Победы. Паша-2 входит в комнату, спотыкается о тазик, стоящий почти в дверях, в нем — какое-то тряпье. Комната освещена тусклым светом настольной лампы, стоящей на полу в углу. Повсюду огромное количество запыленных старых приборов — осциллографов, каких-то датчиков со шкалами, стрелками, экранами. Обитателей не видно. Паша-2 идет дальше и замечает на старой железной кровати старика. Он лежит на грязной постели, укрытый солдатским серым одеялом, а поверх него — старым рваным тулупом. Старик лежит с закрытыми глазами, приникнув к старому катушечному магнитофону, из которого и доносится Парад Победы. Рядом валяются старые наушники. Паша-2 осторожно и медленно приближается к старику, по пути спотыкаясь об очередной прибор. Но старик явно не слышит шума. Он не двигается, рот приоткрыт. Паша-2 подходит к нему вплотную, присматривается. Незаметно, чтобы старик дышал. Паша-2 смотрит на наушники, у них разорван провод. Дотрагивается до плеча старика. Старик вздрагивает, подскакивает на кровати и начинает оглушительно кричать. Паша-2, тоже вскрикнув, отскакивает в сторону.

П а ш а — 2 (громко, чтобы перекричать звуки Парада Победы). У вас дверь открыта была!

Но старик продолжает кричать. Постепенно из его бессвязного крика выкристаллизовываются слова.

С т а р и к. А-а-а-а-у-уходи! А-а-а-у-у-стре-е-елять! Бу-у-уду-у-у! О-о-о-го-о-онь! О-о-огонь! Огонь!

Паша-2 пятится к двери.

П а ш а — 2. У вас наушники сломались, я вам новые принесу...

С т а р и к. Огонь! Огонь! Огонь!

Паша-2 вываливается из двери, закрывает ее за собой. Старик продолжает кричать.

В лифт входит Людмила, за ней — Паша-2 и Анжелика-2. Людмила нажимает на кнопку «1», Анжелика-2 и Паша-2 продолжают разговор. Людмила прислушивается, хотя делает вид, что ничего не слышит. Потихоньку наблюдает за отражениями Анжелики-2 и Паши-2 в зеркалах.

А н ж е л и к а — 2. ...Мне приходится протискиваться в класс в очень узкую дверь, а в самом классе ходить приходится пригнувшись. Понимаешь, он так устроен, он как бы шарообразный. Это такой стеклянный шар, в котором внутри по кругу расположены ярусами парты. А я могу между ними ходить по спирали, только пригнувшись, потому что надо мной всегда верхний ярус.

Посредине огромного ангара, загроможденного какими-то металлическими конструкциями, стоит нечто, напоминающее громадную модель ДНК.

На перекручивающихся относительно друг друга спиралях расположены прозрачные светящиеся шары — это классы, о которых говорила Анжелика-2. Все классы забиты до предела, они полны детей, сидящих ярусами, между которыми протискиваются учителя. Среди них — Анжелика-2. Анжелика-2 продолжает рассказывать за кадром. Спирали медленно кружатся одна вокруг другой, а классы-шары «ездят» по своим спиралям вверх и вниз, создавая сложное упорядоченное движение. Светятся только шары, фрагментарно освещая и пространство ангара.

Г о л о с А н ж е л и к и — 2. Таких классов множество. Все они крутятся на таких железных прутьях, которые как бы обвиваются вокруг друг друга. Очень странно, даже не знаю, как это описать... Ну вот, а в моем классе — первоклассники. Только они какие-то слишком маленькие, им на вид, ну, не больше трех лет. А у нас программа такая странная, почему-то в первом классе проходят дроби. И я им объясняю дроби. Ну, как могу объясняю, а они не понимают ничего, но молчат. А я же вижу, что они не понимают...

Лифт останавливается, двери открываются. Анжелика-2 и Паша-2 выходят. Людмила медлит. Смотрит, как отражения Анжелики-2 и Паши-2 исчезают из зеркал. И в зеркалах остается только она одна. Дверь лифта закрывается, Людмила вздрагивает и тихонько вскрикивает, испугавшись того, что осталась одна в закрытом тихом лифте, который никуда не едет. Людмила начинает дрожащими пальцами нажимать подряд все кнопки на панели лифта. Но двери не открываются. Людмила в отчаянии начинает колотить кулаками по двери.

Людмила нажимает кнопку устройства, выдающего пропуска на проходной кондитерской фабрики. Вахтерша смотрит на растрепанную Людмилу сквозь мутное стекло своего рабочего места.

В а х т е р ш а. Людка, ты чё? Номер свой забыла?

Л ю д м и л а. Ой, извините, теть Зин.

На лице Людмилы замешательство. Она явно не может вспомнить свой номер. Нажимает еще одну кнопку.

В а х т е р ш а (встревоженно). Люд, что-то случилось у тебя? Опоздала, да еще и это...

Л ю д м и л а. Нет, нет, теть Зин, все хорошо...

Людмила снова замирает перед рядами кнопок, выбирая, какую нажать. Но вахтерша уже высовывается из окошка, протягивает ей пропуск.

В а х т е р ш а. На, держи. И запомни: сто пятьдесят два.

Л ю д м и л а. Спасибо...

Людмила неуклюже проходит через крутящийся допотопный турникет, зацепившись сумкой. Вахтерша смотрит ей вслед.

В а х т е р ш а. Во как бабы пропадают... И все из-за мужиков...

Людмила, второпях застегивая халат, становится к конвейеру. Ее напарница поглядывает на нее неодобрительно.

Н а п а р н и ц а. Ну ты, Люська, обнаглела.

Людмила молчит, делает первую розочку.

Н а п а р н и ц а. Семеныч обещал тебе выговор влепить.

Людмила молчит, продолжает делать розочки.

Н а п а р н и ц а (показывая на розочки). Чё ты лепишь? ГОСТ-то поменяли. Сегодня уже «С Новым годом!».

Людмила растерянно смотрит на уже готовые торты впереди на конвейере. На них написано «С Новым годом!».

Л ю д м и л а. Так ноябрь же еще.

Н а п а р н и ц а. А у начальства Новый год!

Людмила начинает старательно выводить «С Новым годом!». Некоторое время обе женщины пишут на тортах молча. Наконец ее соседка не выдерживает.

Н а п а р н и ц а. Люсь, прикинь, а я голоса сегодня ночью слышала... Веришь, нет?

Л ю д м и л а. Верю, верю...

Тихо. Паша-2 поднимается по лестнице, в руках у него наушники. Подходит к двери соседа, толкает ее, входит. В коридоре наталкивается на женщину лет тридцати пяти, она пальцами зажимает нос.

Растерянный Паша-2 оказывается среди людей. Старик мертв — он лежит на том же месте, накрытый солдатским одеялом с головой. Рядом по-прежнему катушечный магнитофон. При свете дня комната, ночью выглядевшая страшной, кажется просто обычным бомжатником. Суетятся несколько мужчин и женщин — родственники. Они как будто не замечают лежащее рядом мертвое тело. Да и Пашу-2 тоже не замечают.

Ж е н щ и н а (окидывая взглядом комнату). Бардак тут развел. Ты посмотри!

М у ж ч и н а (фальшиво). Бедный дядя Петя! Если б я знал, что вы за ним не ухаживаете, я бы сразу приехал...

Ж е н щ и н а. Ты, Иван Иваныч, опоздал. Понятно? Не знаю, зачем только пришел. Ничего не получишь. Понятно?

М у ж ч и н а. Я, между прочим, его родной племянник!

Мужчина и женщина идут к двери в коридор и тут замечают стоящего в дверях с наушниками в руках Пашу-2.

Ж е н щ и н а. А вы кто такой, молодой человек? Родной сын троюродного брата внучатого племянника?

П а ш а — 2. Я сосед.

Паша-2 проходит в комнату, подходит к старику. Кладет на постель рядом с ним наушники. Потом врубает магнитофон — и из него на полной громкости, как обычно, начинает доноситься Парад Победы. Паша-2 быстро выходит из квартиры.

Темно. Паша-2 курит, сидя на подоконнике. Смотрит наружу — вид из окна индустриальный. Начинает идти мелкий снег. На матрасе спит Анжелика-2. Ворочается во сне, что-то довольно громко говорит на языке, очень похожем на русский, но непонятном — на языке сна.

А н ж е л и к а — 2 (во сне). Задохнуть, торкать, и всьо, и торком лекотать, чо кончил сердечну боль и тышшу-то злочассий, которы ты имаш...

Людмила чистит сапоги и ботинки, выдавливая на них крем красивыми загогулинами. Сначала маленькие — Лялины. Потом Танины. Готово. Ищет ботинки мужа, наконец находит их на самом видном месте. Обнаруживает, что они начищены до блеска. В этот момент Василий выходит из ванной комнаты. Он гладко выбрит, к тому же он сбрил усы. Людмила поднимает на него глаза и в первый момент не узнает, тревожно вскрикивает. Потом внимательно на него смотрит. Бросает щетку, уходит в ванную мыть руки. Василий, напевая что-то, отправляется в комнату, откуда доносятся голоса девочек — они о чем-то спорят.

Г о л о с Л я л и. Ну дай, дай мне заколку поносить, я не сломаю, ну, пожалуйста...

Г о л о с Т а н и. Я тебе в прошлый раз уже дала браслетик! С меня хватит!

Паша-2 и Анжелика-2 собираются уходить. Анжелика-2 стоит у трюмо, она красится, близко придвинув лицо к зеркалу. Паша-2 зашнуровывает ботинки, садится на табуретку, явно ждет Анжелику-2. Смотрит на нее, улыбается, когда она высоко поднимает брови, крася ресницы. Входит в комнату, подходит к ней, обнимает.

П а ш а — 2. Подожди, губы не крась...

Паша-2 и Анжелика-2 целуются.

А н ж е л и к а — 2 (оторвавшись от Паши-2). Слушай, мне такой сон странный приснился! По дороге расскажу...

Людмила, уже одетая и в обуви, стоит у двери и смотрит в дверной глазок. Она не обращает никакого внимания на носящихся друг за другом полуодетых дочерей и на бритого мужа в галстуке и начищенных ботинках. Наконец она видит, как дверь квартиры соседей открывается, на площадку выходят Анжелика-2 и Паша-2. Людмила торопливо открывает дверь, выходит на площадку и захлопывает за собой дверь. Муж и дети, кажется, тоже не замечают того, что она ушла.

Людмила, Паша-2 и Анжелика-2 — в лифте. Людмила делает вид, что совершенно не обращает внимания на молодых людей. Анжелика-2 продолжает начатый ранее рассказ.

А н ж е л и к а — 2. ...У меня были тяжеленные сумки с продуктами. Молоко, сыр, картошка, колбаса торчит из пакета... Еле тащила. Дворы, дворы, иду между домами. Район такой мрачный, вокруг одни панельные дома, площадки детские раздолбанные... В общем, типа нашего райончик.

И вдруг — старинный дом, высокий, красивый. Я удивилась — откуда здесь такой дом. Обхожу его, еле уже тащу эти продукты. А за домом — пустырь. Стемнело уже, не по себе. Пустырь огромный, ни огонька, только трава желтая и мусор. Иду по пустырю. И вдруг — впереди огоньки зажигаются.

По кругу так. Смотрю — а посреди пустыря стоит летающая тарелка. Круглая, но какая-то вся битая, старая как будто. Какая-то жестяная, что ли... И я к ней иду. Все ближе, ближе. А в ней дверца открыта, и лесенка такая к дверце ведет. И все такое старое, потертое, вовсе не похоже на то, как в кино... А над дверцей написан номер: сто пятьдесят два...

Лифт останавливается. Паша-2 и Анжелика-2 выходят, Людмила — за ними. Почему-то усмехаясь, она спотыкается на ступеньках лестницы, ведущей к двери подъезда, и падает. Паша-2 оборачивается, бросается ей помогать.

Л ю д м и л а. Ничего-ничего... Я сама.

Людмила входит в проходную фабрики. У нее порваны колготки, огромная дыра видна из-под юбки. Но ей, похоже, все равно. Перед ней несколько женщин нажимают на кнопки, берут пропуска и проходят через турникет. Подходит очередь Людмилы. Она медлит. Вахтерша наблюдает за ней. Людмила разворачивается и выходит из проходной. Вахтерша привстает, провожая ее взглядом.

В а х т е р ш а. Утюг забыла выключить.

Парк аттракционов — тот, в котором общались Паша и Анжелика, — все так же пуст. Падает мелкий снег с дождем. На битом асфальте снег сразу тает, только кое-где на облетевших ветках кустов он задерживается подольше. В парке все по-прежнему, за исключением одного: на месте «летающей тарелки» — Комнаты смеха — ободранный и замусоренный незаасфальтированный круг, как будто тарелку выдрали с мясом. Валяются пластиковые бутылки, обертки от всего на свете, их постепенно разносит по всему парку ветер. Крутится детская карусель с уточками, тиграми и лошадками, где катались Паша и Анжелика. На уточке сидит Людмила. Рядом с покосившейся кассой стоит билетерша, с укоризной и скепсисом смотрит на Людмилу, как на психически больную.

Людмила входит в полутемный подъезд. В обеих руках — пакеты с продуктами: молоко, сыр, колбаса торчит из пакета. Людмила вызывает лифт, когда слышит сверху голос мужа.

Г о л о с В а с и л и я. Аллё! Ну что ты молчишь? А? А как же я? Как же я, спрашиваю? Ты пойми, дурочка, я... я люблю тебя. Понимаешь? Люблю дуру такую! А ты мне голову морочишь...

Подъезжает лифт. Открываются двери. Людмила, не входя, нажимает кнопку своего этажа. Ставит в лифт пакеты с продуктами. Двери лифта закрываются, он уезжает. Людмила выходит из подъезда.

Василий продолжает говорить по телефону.

В а с и л и й. ...Завтра. Вечерком, ладно? (Нежно.) Ты моя пуся...

В этот момент подъезжает лифт, останавливается, открываются двери — Василий сразу осекается, замолкает. Смотрит на пакеты с продуктами, стоящие в лифте.

Темно. Людмила идет через двор с облезлой детской площадкой. Пересекает площадку наискосок, чтобы не обходить, пригнувшись, пролезает через большое, крашенное масляной краской кольцо — часть детского комплекса. За ней, примолкнув, наблюдает тройка девиц-подростков, их сигареты светятся с лавочки напротив. Когда Людмила отходит метров на десять, девчонки дружно прыскают со смеху. Людмила скрывается за углом одного из домов.

Людмила уже в другом дворе. Та же унылая обстановка, но впереди Людмила вдруг замечает дом, который явно отличается от остальных — он напоминает перестроенный в советское время готический собор. Людмила направляется к нему.

Из-за угла готического дома Людмила выходит на пустырь. Темно, ни огонька. Людмила решительно идет в темноту. Спотыкаясь о кирпичи и консервные банки, идет по пустырю, с ожиданием вглядываясь в темноту. Вдруг в темноте загораются огоньки — по кругу. Людмила видит летающую тарелку, ободранную жестяную летающую тарелку, точнее — павильон «Комната смеха», исчезнувший из Парка аттракционов. Только теперь по всему его периметру горят фонари. Дверь летающей тарелки открыта, к ней ведет лесенка. Над дверью масляной краской выведены цифры: 152. Из двери льется свет. Людмила идет к летающей тарелке. Подходит к лесенке, не колеблясь, поднимается и скрывается внутри. Дверь медленно закрывается за ней, фонари на тарелке гаснут. Последней исчезает маленькая светящаяся щель — дверь еще не полностью закрылась. Но дверь закрывается, и пустырь снова погружается в полную темноту.

В лифте — Анжелика-2 и Паша-2. Людмилы нет. Анжелика-2, как обычно, продолжает начатый ранее рассказ.

А н ж е л и к а — 2. ...И этот дядька в каком-то старинном типа кафтане бежит через лес. А там ни тропинки, заросли, ветки его хлещут по лицу, цепляются за волосы. У него косичка еще такая жалкая болтается...

По лесу бежит Моцарт. Он в точности такой, как на его классических, всем известных портретах. Только его лицо исцарапано, косичка расплелась, камзол разорван и испачкан. Он бежит, не останавливаясь, спотыкается, падает, встает и бежит дальше. За кадром звучит голос Анжелики-2, рассказывающей все, что происходит в кадре.

Г о л о с А н ж е л и к и — 2. Бежит он, бежит, бедненький. Совсем выбился из сил. Наконец выбегает на полянку. Останавливается, тяжело дышит. А посреди полянки стоит какой-то другой мужик, в белой рубахе такой, с отросшими кучерявыми волосами... Моцарт выбегает на полянку. Останавливается, пытается отдышаться. И видит стоящего посреди полянки Шекспира — тоже очень похожего на общеизвестный портрет. Шекспир недовольно смотрит на Моцарта.

Г о л о с А н ж е л и к и — 2. ...И этот мужик в рубахе говорит тому, с косичкой...

Ш е к с п и р. Чё пришел? Это мой лес!

А н ж е л и к а — 2. ...И тут я проснулась. И думаю: что за фигня приснилась? Кто эти дядьки? Ничего не понимаю.

Анжелика-2 смеется, Паша-2 обнимает ее. Лифт останавливается, двери открываются, Паша-2 и Анжелика-2, обнявшись, выходят. Двери еще медлят закрываться какое-то время, как будто ожидая, что выйдет кто-то еще. Потом закрываются. Лифт пуст. В зеркалах никто не отражается.

Широкий и пустой проспект с пожухлым разделительным газоном виден до самого горизонта. Редко стоящие дома — высокие бетонные новостройки, похожие одна на другую. Огромные пустые пространства, покрытые слякотью и лужами. Жалкие тонкие деревца, которых всего-то можно насчитать не более десяти, покрыты копотью и, скорее всего, весной не покроются листвой. Светит солнце, и тени домов создают в пространстве дополнительную тревожную геометрию. Подземный переход с торчащей на жестяном столбе буквой «М». Из него выходит Анжелика-2, только чуть постарше. Она стройна, красива, у нее аккуратная прическа и одежда. Она поднимается по лестнице и говорит по мобильному телефону, надевая на руки перчатки с разноцветными пальцами, в одной из которых звякает ключ. Кроме нее из метро не выходит никто.

А н ж е л и к а — 2. Паш, ну так нельзя. Я же видела, как все было. Этот не-счастный водитель маршрутки не виноват, джип въехал в него на полной скорости, даже не притормозил. Почему я должна молчать? Я не хочу, чтобы невиновного засудили. (Пауза.) Что? Да, Паша, я боюсь. Конечно, боюсь, я нормальный человек. Но молчать я не могу. Не могу и всё. (Пауза.) Если честно, меня поражает, что ты так к этому отнесся. Я не ожидала от тебя...

Тем временем Анжелика-2 уже сворачивает за один из мрачных бетонных домов, идет дворами, мимо пустых детских площадок, мимо одинаковых подъездов. Повсюду — ни души. Анжелика-2 дает отбой и сворачивает в следующий двор, затем — в следующий. Дворы становятся все меньше, все теснее, вот уже она идет какими-то странными безлюдными задворками вдоль кирпичных стен, за которыми виднеются какие-то фабричные здания постройки начала века. Сворачивает направо, сворачивает налево, обходит лужу, перепрыгивает через другую. Подходит к огромным воротам. Они заперты — на них висит здоровенный амбарный замок. В одной створке ворот прорезана калитка, но и она закрыта. Анжелика-2 стучит в калитку. Ей открывает мужик в телогрейке и ушанке. Анжелика-2 протягивает ему какую-то бумажку.

М у ж и к. А, по повестке. Ну проходите, барышня. Но учтите, выхода здесь нет.

А н ж е л и к а — 2. А где выход?

М у ж и к. А бог его знает.

Анжелика-2 входит в калитку, она закрывается за ней, слышно, как запирается замок.

Узкая асфальтированная дорожка посреди осенней распутицы. По ней идет Анжелика-2. Дорожка ведет к зданию суда. Это двухэтажное неопределенного цвета строение, в котором окна правой половины закрашены изнутри масляной краской. В центре — серая дверь на пружине. С правой стороны от двери стоит бабка в сером пуховом платке. Она держит в руке несколько березовых веников, еще кучка лежит перед ней на расстеленной прямо на земле тряпке. С левой стороны от двери стоят милиционер и священник с очень серьезными лицами. На милиционере зимняя форма, священник — в куртке поверх рясы. Все трое — бабка, священник и милиционер — внимательно наблюдают за приближающейся Анжеликой-2. Наконец она возле двери. С трудом открывает дверь, пружина натягивается. Бабка молча протягивает ей веник.

А н ж е л и к а — 2. Нет, спасибо.

Анжелика-2 протискивается в образовавшуюся щель — открыть дверь шире она не может. Входит в здание, дверь громко хлопает. Бабка смотрит ей вслед, потом на веник.

Б а б к а. И зря.

Бабка, милиционер и священник озабоченно переглядываются.

Анжелика-2 растерянна — она стоит посреди большого холла, стены которого на две трети по высоте покрашены серой масляной краской. Повсюду — множество расписаний и графиков, но сориентироваться во всем этом невозможно. В холле — две двери, одна ведет в правое крыло, другая — в левое. Вдруг отворяется дверь правого крыла, оттуда валят клубы пара. Рассеиваясь, они обнаруживают мужчину с большим волосатым животом, обернутого ниже пояса в простыню. На руках у него наручники, однако он весел, что-то насвистывает под нос. Его ведут двое в милицейской форме. Они очень быстро идут в сторону двери левого крыла. Анжелика-2 пытается их догнать.

А н ж е л и к а — 2. Простите, мне нужен зал заседаний...

М у ж ч и н а в п р о с т ы н е (улыбаясь и подмигивая Анжелике-2). Держись за нами, красотка, не потеряешься.

Вся процессия с Анжеликой-2 в хвосте входит в дверь левого крыла.

Анжелика-2 стоит перед дверью с пыльной табличкой «Зал заседаний». Оборачивается, смотрит в глубь коридора. По нему вдаль уходит мужик в простыне в сопровождении милиционеров. Мужик тоже оборачивается, улыбается и машет Анжелике-2 обеими руками в наручниках. Анжелика-2 улыбается ему и тоже поднимает обе руки — машет ему. Именно в этот момент открывается дверь зала заседаний и чуть не сбивает Анжелику-2 с ног. Анжелика-2 отскакивает, оборачивается и видит секретаря неопределенного возраста и пола.

С е к р е т а р ь. Свидетель Теплова?

Анжелика-2 кивает.

С е к р е т а р ь. Пройдите. Вас ждем.

Секретарь скрывается за дверью, пятясь, за ним входит Анжелика-2. Дверь закрывается.

Зал заседаний кажется очень большим. Из окон льется тусклый свет, отчего еще заметнее, что с них когда-то была соскоблена масляная краска. Стены тоже покрашены масляной краской, по ним вьются выкрашенные в тот же цвет трубы, они изгибаются, сходятся и расходятся. Здесь явно когда-то были умывальники, которые сняли, и остались только трубы. К одной трубе даже по-прежнему привинчен медный кран, но под ним — пустота. Далее видны остатки душевых стояков, их четыре, они стоят близко к стенам, которые в этом месте выложены кафелем. Но и кафель, и стояки выкрашены масляной краской в тот же цвет, что и весь зал. Стол, за которым сидит судья, стоит на возвышении, остальная часть зала пуста. От стола судьи до кафедры, к которой подходит Анжелика-2, очень большое расстояние. Справа — клетка из железных прутьев, в которой сидит, склонив голову и закрыв лицо руками, мужчина в старой и грязной форме немецкого солдата времен второй мировой войны. Рядом стоит обшарпанный и исписанный ручками и фломастерами стол, за которым сидит мужчина в костюме — адвокат. Напротив за таким же столом сидит прокурор. В зале почти все места свободны, сидят только мужчина и женщина, а также все остальные, которые были в квартире умершего старика соседа Паши-2 и Анжелики-2. Судья — мужчина. Он бесстрастно смотрит на растерянную Анжелику-2, которую явно придавила обстановка.

С у д ь я. Свидетель, представьтесь, пожалуйста, год рождения...

А н ж е л и к а — 2. Теплова Анжелика Ивановна, тысяча девятьсот семьдесят пятого года рождения.

С у д ь я. Напоминаю вам, свидетель, что сегодня слушается дело об убийстве гражданина Ивашова Петра Петровича, в котором обвиняется...

А н ж е л и к а — 2. Подождите, я же на заседание по поводу ДТП пришла...

С у д ь я. Оно отложено. Вы выступите на этом заседании.

А н ж е л и к а — 2. Как на этом? Я ничего не знаю об убийстве гражданина Ивашова. Я даже не знаю, кто такой этот Ивашов.

Анжелика-2 бросает взгляд на обвиняемого, тот поднимает голову, и тут она видит, что это — Паша-2, точнее, человек, очень похожий на него, — Паша-3, постарше, с уже намечающейся лысиной. Анжелика-2 потрясена.

А н ж е л и к а — 2. Паша, что ты здесь делаешь?! Что происходит?

Анжелика-2 выходит из-за кафедры, подбегает к Паше-3.

А н ж е л и к а — 2. Что ты молчишь? Что случилось, ты можешь объяснить?

Паша-3 молчит и непонимающе смотрит на Анжелику-2. Наконец что-то неразборчивое произносит, но не по-русски, а по-немецки. Анжелика-2 бросается к судье.

А н ж е л и к а — 2. Ваша честь, объясните, что происходит? Что с моим мужем? Что вы с ним сделали?!

С у д ь я. Свидетель, пройдите на кафедру.

А н ж е л и к а — 2 (идет к кафедре). И все же я требую объяснений!

С у д ь я. Итак, свидетель, значит, вы признаете, что обвиняемый — ваш муж?

А н ж е л и к а — 2. Конечно! Это мой муж Паша!!! Что с ним?..

С у д ь я (перебивает Анжелику-2). Судебное разбирательство объявляется законченным, переходим к прениям сторон.

А н ж е л и к а — 2. Как это законченным, я не понимаю, что вообще происходит?! Он ни в чем не виноват!!!

С у д ь я (кивнув появившимся в дверях милиционеру и священнику). Пожалуйста, успокойте свидетеля.

Милиционер и священник с одинаково скорбными лицами подходят к Анжелике-2 и берут ее с двух сторон под руки, уводя с кафедры. Милиционер при этом зажимает Анжелике-2 рот и тихо приговаривает.

М и л и ц и о н е р. Не кусайся, доченька, не надо...

Анжелику-2 усаживают на скамью рядом с родственниками старика. Все они, как по команде, брезгливо отодвигаются. Тем временем начинаются прения сторон. Но вместо того чтобы произносить речи, адвокат и прокурор начинают петь по очереди какие-то арии, напоминающие оперные, на непонятном языке. Неизвестно откуда доносится и оркестровое сопровождение, чем-то напоминающее «пение» водопроводных труб, которые вьются вдоль стен. Сначала красивым тенором поет адвокат, потом арию подхватывает прокурор — у него бас. Милиционер продолжает зажимать Анжелике-2 рот, и она уже даже перестает мычать, только непонимающе смотрит на Пашу-3.

С у д ь я. Прошу всех встать. Суд удаляется для вынесения приговора.

Все присутствующие встают. Судья выходит в маленькую дверцу за своим столом, за креслом слева, такую маленькую, что ему приходится согнуться в три погибели. Буквально через мгновение он возвращается — только через другую такую же маленькую дверцу с правой стороны от его кресла.

С у д ь я. Прошу всех встать для оглашения приговора. На основании статьи Уголовного кодекса номер 152 об ответственности свидетелей за ведомые и неведомые им преступные действия или намерения ближних их суд вынес решение о признании свидетеля Тепловой Анжелики Ивановны виновной. Суд приговаривает Теплову Анжелику Ивановну к пожизненному сроку заключения... Раз... Два... Три... Продано!!! (Довольный судья громко бьет молоточком, потом переходит на шепот, обращаясь к Анжелике-2.) Осужденная, давайте, идите, мойтесь и отбывайте...

Судья достает из-под стола круглый металлический жетон и протягивает Анжелике-2.

Обалдевшую Анжелику-2 ведут по коридорам милиционер и священник. Анжелика-2 молчит, у нее в руке зажат круглый металлический жетон с номером 152. Коридоры узкие, сворачивают то направо, то налево. Анжелика-2 скользит взглядом по узким низким пыльным дверям, по серым стенам, по таким же серым лицам сидящих вдоль стен на скамьях людям. Священник и милиционер ведут ее ласково, с по-прежнему скорбными лицами. Спускаются по лестницам все ниже и ниже и наконец оказываются в холле. Священник от-крывает правую дверь, из которой начинают валить клубы пара. Милиционер вталкивает туда Анжелику-2 и закрывает за нею дверь.

Анжелика-2 остается одна, озирается. Сквозь клубы пара она разглядывает анфиладу комнат, в самой глубине мелькают голые мокрые тела, облепленные березовыми листьями, а рядом с входом — нечто, напоминающее ресепшн, за стойкой сидят девушки в грязных белых халатах. Одна из них протягивает Анжелике-2 руку. Анжелика-2 не сразу понимает, что девушке надо дать жетон. Наконец протягивает его. Девушка берет жетон, кладет его на стол, открывает ящик стола, достает бритвенный станок, к ручке которого привязан обглоданный карандаш, чтобы ручка была длиннее.

Д е в у ш к а. Раздевайтесь.

Анжелика-2 снимает пальто, ищет, куда бы его положить, кладет его на стойку с краю. Девушка продолжает выжидательно смотреть на Анжелику-2.

Д е в у ш к а. Всё, всё снимайте.

А н ж е л и к а — 2. Как всё?

Д е в у ш к а. Так, всё. Снимайте и идите.

Девушка кивает в ту сторону, куда надо идти, — там стоит грязно-белая кушетка. Анжелика-2 нехотя начинает раздеваться.

Анжелика-2 лежит на лавке животом вниз. Смотрит вбок отрешенным взглядом. Ее что есть силы хлещут вениками две здоровенные тетки в простынях.

Анжелика-2 стоит, на нее выливают из двух оцинкованных ведер воду те же две здоровенные тетки.

Анжелика-2 стоит у кафельной стены грязно-голубого цвета. В нее бьет сильная струя из шланга, который держит здоровенная тетка. Анжелика-2 пытается увернуться, спрятать лицо, но струя ее все равно настигает.

Девушка с ресепшн выдает Анжелике-2 ее одежду, упакованную в полиэтиленовую пленку. Анжелика разрывает пленку, одевается. Выходит.

Священник и милиционер берут Анжелику-2 под руки.

М и л и ц и о н е р (шепотом). Ну что, доченька, хорошо чистенькой-то быть?

Анжелика-2 в сопровождении милиционера и священника входит в одну из дверей, за которой оказывается довольно большое помещение, перегороженное рядами ячеек с номерами. Помещение очень напоминает автоматические камеры хранения на вокзале. Милиционер берет у Анжелики-2 жетон, идет к одной из ячеек. Бросает жетон в щель, дверь щелкает, открывается. Из ячейки тут же раздается громкий детский плач — крик новорожденного. Милиционер бережно достает из ячейки новорожденную девочку в развернувшихся пеленках и несет ее на вытянутых руках Анжелике-2. Протягивает ребенка ей. Анжелика-2 берет ребенка, тревожно и нежно вглядывается в сморщенное личико, бережно заворачивает пеленки, подхватывает клетчатое одеяльце, которое ей протягивает священник. Священник и милиционер помогают Анжелике-2 завернуть ребенка в одеяльце и ведут ее дальше — к дальней двери в глубине помещения. Милиционер открывает дверь ключом, Священник тем временем осеняет Анжелику-2 крестным знамением. Дверь открывается, из-за нее доносятся шум, голоса людей, шаги. Анжелика-2 входит в дверь, дверь за ней закрывается.

Анжелика-2 стоит с ребенком на руках в переходе метро. За ее спиной — закрытая неприметная дверь, закрашенная краской вместе с косяком, так, как будто с момента покраски ее ни разу не открывали. Мимо Анжелики-2 бегут толпы людей, она растерянно смотрит на них, прижимая к себе ребенка. Кто-то вдруг протягивает ей купюру — десять рублей.

А н ж е л и к а — 2. Что вы, нет, не надо, я не...

Человек пожимает плечами, сует купюру в карман и бежит дальше. Анжелика трогается с места и идет вместе с толпой, ускоряя шаг.

Анжелика-2 стоит на эскалаторе. Перед ней нет ни одного человека, поэтому ей видна полностью лестница, ведущая вверх, к светящемуся куполу выхода из метро. Анжелика-2 смотрит на девочку, та спит. Анжелика-2 смотрит вверх, на лестницу, на купол света. Свободной рукой привычным жестом достает из кармана перчатки с разноцветными пальцами.

Анжелика-2 с ребенком выходит из метро и попадает в толпу людей, каждый из которых занят чем-то своим — один спешит в метро, другой — на автобус, третий сует прохожим листовки, четвертый курит, пятый кого-то ждет... Все точно так же, как в первой сцене, — те же люди выходят и входят в метро, проходят мимо, те же бабульки продают сигареты... Стоит Паша с розой, оглядывается на красивую девушку, проходящую мимо. Вдруг Паша замечает Анжелику-2, их разделяет толпа. Паша кидается к ней, но не может пробиться. Анжелика-2, скользнув взглядом по Паше, спешит выбраться из толпы и роняет перчатку с ключом — прямо подоспевшему Паше под ноги. Паша ее подбирает, но когда он выпрямляется, чтобы догнать Анжелику-2, ее уже не видно — она скрылась в толпе. Паша расстроен.

Квартира та же, только обстановка совершенно другая. Совпадают обои, только они совсем новые, а все остальное выглядит иначе. Старая мебель 80-х годов, банальный секретер с хрустальной вазой, на стене — ковер. На полу стоит кадка с длинными пестрыми листьями растения, называемого в быту «тещин язык». Комнату полностью занимает длинный стол, составленный из нескольких. На столе — салаты, закуски, напитки. Свадьба. Во главе стола — Паша-2 и Анжелика-2, на нем — черный костюм и галстук, на ней — свадебное платье и фата. Гости едят, тихо переговариваются. Один из гостей, сидящий близко от новобрачных, отпивает вино из бокала. Морщится, хрипло произносит: «Горько» и меняется в лице. Все подхватывают.

Г о с т и. Горько! Горько!

Анжелика-2 и Паша-2 встают. Паша-2 быстро вытирает губы салфеткой, но на подбородке все равно остается немного майонеза. Паша-2 и Анжелика-2 целуются, гости исступленно считают, не обращая внимания на то, что первый закричавший гость бледнеет, краснеет, хрипит.

Г о с т и. Раз, два, три, четыре...

Счет прерывает глухой удар. Это гость, который первым закричал «горько», упал без сознания — головой об стол. Лицо его покраснело, глаза выпучены, руками он держит себя за горло.

Руки санитара накрывают лежащего на диване гостя простыней. Гость мертв. Над ним в числе прочих присутствующих стоят жених и невеста. Все молчат.

В р а ч. Разрыв желчного пузыря. Желчь разлилась. Понимаете?

Паша-2 крепко сжимает руку Анжелики-2 в своей.

Паша-2 и Анжелика-2, голые, сидят на тесной кухне за столом и пьют кофе. Молчат, поглядывают друг на друга, улыбаются. Иногда издают какие-то звуки, понятные только им обоим, игриво, но осторожно дотрагиваясь друг до друга. Строят рожи. Это похоже на какую-то игру. Раздается телефонный звонок. Они стараются не обращать на него внимания. Продолжают игру. Но телефон по-прежнему звонит и мешает им. Аппарат стоит прямо на кухонном столе. Паша берет трубку.

П а ш а. Аллё. Имей совесть. Нет. Не смогу.

На большом экране — фильм «Анжелика, маркиза ангелов». В зале человек десять, не больше. Анжелика страстно целуется с главным героем. Любовная сцена прерывается на самом интересном месте, явно вырезан самый откровенный кусок.

Как бы продолжая то, что только что было на экране, в кинопроекторной занимаются любовью Паша-2 и Анжелика-2. Стрекочет кинопроектор, продолжая показывать фильм.

В последнем ряду сидят парень и девушка, парень приобнимает ее, явно не решаясь пока на большее. Сверху, из кинопроекторной, доносятся страстные стоны и крики Паши-2 и Анжелики-2. Парень смущается. Девушка начинает глубже дышать. Первая целует парня.

Анжелика-2 спит, улыбаясь. Она очень красивая. Паша-2, приподнявшись на локте, любуется ею. Смотрит на нее нежно, осторожно, почти не касаясь, проводит пальцем по ее лицу, очерчивая его овал. Анжелика-2 лежит не шелохнувшись.

Паша-2 на кухне один. Варит кофе. Наливает в две чашки. Ставит их на поднос.

Паша-2 входит в комнату, где спит Анжелика-2. Ставит поднос на тумбочку. Садится рядом с Анжеликой-2. Гладит ее по волосам, стараясь нежно разбудить. Но Анжелика-2 даже не шелохнется. Спит. Паша-2 улыбается, пытается ее разбудить более настойчиво. Целует ее. Но Анжелика-2 не просыпается. Паша-2 пытается потрясти ее за плечи. Щиплет за ягодицу. Анжелика-2 даже не меняется в лице, продолжает спать. Паша-2 прислушивается к ее дыханию. Анжелика-2 дышит очень глубоко и редко. Она погружена в сон. Паша-2 напуган, он трясет Анжелику-2, стараясь разбудить.

За столом на кухне сидят Паша-2 и Людмила. Паша-2 смущен, Людмила бесстрастна, только глаза выдают некоторое замешательство. После неловкой паузы Людмила начинает говорить.

Л ю д м и л а. Я вообще не против. Почему нет. Я могу сидеть вечерами у вас. Буду вязать. Можно? Я и готовить могу. Если хотите.

П а ш а — 2. Нет, спасибо, готовить не надо. Ей все равно ведь... она не ест. А я как-нибудь. Я могу за месяц вперед расплатиться.

Людмила с сочувствием смотрит на Пашу-2.

Л ю д м и л а. А чё врачи-то? Чё говорят?

Паша-2 молчит. Вздыхает, опускает голову. Смотрит в чашку с чаем. Там на дне медленно крутятся чаинки.

Паша-2 вставляет в кинопроектор бобину с пленкой, включает аппарат. Он начинает стрекотать. Паша-2 угрюмо садится в продавленное кресло. Смотрит в одну точку.

В зале очень мало зрителей. На экране — фильм «Аталанта», эпизод, когда герои в разлуке, они спят и ворочаются во сне, вспоминая друг друга.

В комнате сидит на стуле Людмила, вяжет. Периодически вдруг отрывается от вязания, тревожно взглядывает на спящую Анжелику-2. Но Анжелика-2 не двигается, и Людмила возвращается к вязанию. В какой-то раз Людмила не выдерживает, встает, оставив на стуле вязание, подходит к Анжелике-2 и наклоняется над ней. Смотрит на ее лицо. Трогает ее за плечо, как бы желая разбудить. Анжелика-2, конечно, не двигается. В повисшей тишине Людмила вдруг резко вскрикивает и толкает Анжелику-2, думая, что это ее разбудит. Никакого эффекта. Людмила пожимает плечами, садится вязать дальше. Начинает петь. Громче и громче.

Паша-2 выходит из служебного входа в кинотеатр, идет вверх по переулку. Идет мимо помойки. На помойке стоит покореженный цветок — «тещин язык» — в жестяной банке из-под зеленого горошка Globus. Паша-2 подбирает цветок, неуклюже тащит его.

Паша-2 и Анжелика-2 спят рядом в постели. Паша-2 обнимает Анжелику-2. Она заметно поправилась. На полу стоят уже две кадки с «тещиным языком».

В комнате множество различных растений. Паша-2 возится на полу, пересаживает очередное растение в глиняный горшок. Какое-то вьющееся растение почти полностью покрывает окно, отчего в комнате довольно темно. Паша-2 доволен своей работой, он утрамбовывает землю в горшке, ставит горшок на стол. С улыбкой оборачивается к спящей Анжелике-2. Кажется, что она улыбается во сне.

На экране титр: The End. Звучит финальный музыкальный аккорд, загорается свет в зале. Редкие зрители расходятся.

Паша-2 смотрит в окошечко — зал пуст. Паша-2 нажимает на кнопку — свет в зале гаснет. Паша-2 вставляет в кинопроектор бобину.

В пустом зале на экране — титры, музыка и название «Анжелика, маркиза ангелов».

Паша-2 сидит на краю постели, в которой спит Анжелика-2. Ее рука, затянутая повыше локтя жгутом, лежит у него на коленях. Он делает Анжелике-2 инъекцию. Анжелика-2 не просыпается. Она хорошо выглядит, лицо округлилось, на щеках — румянец. У нее большой живот — она беременна. Сделав укол, Паша-2 убирает жгут, шприц, ампулы в тумбочку. Смотрит на Анжелику-2, поправляет ей волосы. На тумбочке лежит косметичка. Паша-2 открывает ее, достает тени, пудру, румяна, помаду. Осторожно подкрашивает Анжелике-2 веки, щеки, губы. Расчесывает отросшие длинные волосы, укладывает на лбу челку. Челка слишком длинная. Паша-2 уходит. Возвращается с ножницами. Подстригает Анжелике-2 челку, сдувая с ее лица и подушки волосы. Аккуратно собирает отстриженные пряди. Смотрит на Анжелику-2. Она красивая. Ноздри слегка шевелятся от дыхания. Паша-2 выходит из комнаты. Анжелика-2 спит. Раздается звонок в дверь. Из коридора слышны голоса.

Г о л о с П а ш и — 2. Здравствуйте. Проходите, пожалуйста.

Г о л о с в р а ч а. Здравствуйте. Как дела?

В комнату входят Паша-2 и врач.

П а ш а-2. Все в порядке. Колю витамины. Поправляется вроде даже, вот, смотрите.

Врач садится рядом с Анжеликой-2, Паша снимает с нее одеяло, расстегивает на ней пижаму. Врач слушает ее фонендоскопом.

Врач слушает фонендоскопом живот. Потом достает какой-то приборчик — вроде электронного фонендоскопа. Прикладывает его к животу, смотрит на монитор. Из микрофона доносится быстрое сердцебиение.

В р а ч. Вот. Слышите? Сердцебиение в норме. Сто сорок — сто сорок четыре. Так что не волнуйтесь, с малышом все в порядке.

Паша-2 начинает застегивать пижаму на Анжелике-2, в этот момент живот начинает двигаться — в нем шевелится ребенок. Паша-2 улыбается, смотрит на живот. Врач тоже смотрит.

В р а ч. Смотрите, какой шустрый.

П а ш а — 2 (застегивая на Анжелике-2 пижаму, накрывая ее одеялом). А как она?

В р а ч. Знаете, трудно сказать. Все показатели в норме. Анализы последние просто идеальные. Понимаете, прецедентов нет. Трудно оценить состояние. Мы-то с вами уже не удивляемся, привыкли... А вообще-то, это совершенно невероятно. Беременность в состоянии летаргии... А ведь нам еще родить надо...

Анжелика-2 спит. Мужчины молча смотрят на нее.

Паша-2 надевает на орущую маленькую девочку подгузник. На кровати по-прежнему лежит спящая Анжелика-2. Ловко управившись с подгузником, Паша-2 одевает девочку и берет ее на руки. Ходит по комнате и укачивает ее.

Паша-2 стоит возле карусели и смотрит на трехлетнюю пухленькую девочку, с серьезным видом катающуюся на уточке. Она сосредоточенно смотрит прямо перед собой. Кроме нее на карусели не катается никто, да и вообще в парке почти пусто.

Анжелика-2 по-прежнему спит в своей постели. В комнату тихонько входит маленькая девочка лет четырех. Она очень похожа на Анжелику-2, только пухленькая и в очках. Девочка что-то тихо напевает. Подходит к маминой кровати. Залезает в постель.

Д е в о ч к а. Мама, мама, баю-бай, мама, мамочка, бай-бай...

Девочка укладывается рядом с мамой. Они лежат рядом, лицом к лицу. Девочка разглядывает мамины черты лица. Анжелика-2 расплылась, опухла. Лицо утратило краски, но она жива — от ее дыхания слегка приподнимается и опускается одеяло. Девочка смотрит на маму, придвинувшись совсем близко. Целует ее в нос, в губы. Нежно проводит пальчиком по щеке. Продолжает смотреть на маму, все чаще моргая. Постепенно глаза ее закрываются. Девочка засыпает.

Как только ее веки смыкаются, вздрагивают веки Анжелики-2. Она вдруг вздыхает и открывает глаза. Смотрит, ничего не понимая, на девочку, потом вращает глазами, не двигая головой. Первые движения. Она приподнимает голову. Смотрит на растущие повсюду, как в джунглях, растения — за время ее сна комната заросла ими. Возвращается взглядом к ребенку. Смотрит на девочку нежно, но не понимая, что происходит. В комнату входит Паша-2, не сразу заметив, что Анжелика-2 проснулась. Подходит к кровати. Анжелика-2 смотрит на него, он изменился с тех пор, как она его не видела, — похудел, начал лысеть. Он выглядит в точности, как Паша-3 в суде. Паша-2 замечает, что жена проснулась, он потрясен. Анжелика-2 улыбается ему, прикладывает палец к губам, показывает глазами на спящую девочку. Паша-2 кидается к Анжелике-2, они обнимаются.

А н ж е л и к а — 2. Как хорошо... Как будто все это мне снится...

Девочка просыпается, смотрит на маму и папу. Анжелика-2 счастливо улыбается, положив голову на плечо Паши-2. Закрывает глаза и перестает дышать.

В туалете на сиденье стоит девочка, дочь Анжелики-2 и Паши-2. Она упирается руками в запертую на задвижку дверь и смотрит в вырезанное сердечком окошко — подглядывает. Сквозь щели пробиваются солнечные лучи, играют в ее волосах. Снаружи доносится голос бабушки.

Г о л о с б а б у ш к и. Анжелика! Анжела! Ты где?

Девочка спрыгивает с сиденья, оказывается в тени. Слушает голос бабушки, улыбается. На очки попадает солнечный луч, они отсвечивают, девочка щурится от солнца.

В комнате полумрак. Растения спутаны, некоторые валяются на полу.

На кровати лежит тело Анжелики-2. Она мертва, ее черты оплыли, рот приоткрыт. Она не такая красивая, как когда спала. Паша-2 сидит на стуле, у него приоткрыт рот, глаза покраснели. Он небрит. Дверь в комнату забаррикадирована мебелью и цветами. Дверь кто-то толкает снаружи, образуется щель. В нее заглядывает врач. Паша-2 не поворачивает головы.

П а ш а — 2. Тс-с-с... Она проснется. Вы ничего не понимаете. Она скоро проснется.

По развалинам города идет советский солдат, он озирается, держит наперевес автомат. Вдруг из развалин выбегает собака — породистый крупный, но исхудавший зверь, который уже несколько месяцев живет на улице. Солдат отвлекается на собаку. Она боится солдата, но он ласково подзывает ее, собака постепенно подходит. Солдат гладит пса. Солдат улыбается — он очень похож на Петра Петровича Ивашова, умершего соседа Анжелики-2 и Паши-2.

Вид сверху, из зияющей дыры в одном из домов — тот же солдат с собакой.

Из дыры высовывается снайперская винтовка. За солдатом следит молодой немецкий снайпер, совсем мальчишка. Он тоже отвлекается на собаку. Смотрит, как советский солдат играет с псом, невольно улыбается. И вдруг, сам того не заметив, присвистывает, чтобы позвать собаку. Солдат тут же поднимает голову и замечает снайпера, одно мгновение солдат и снайпер смотрят в глаза друг другу — двое совсем молодых людей, снайпер в панике от того, что его обнаружили, немедленно, не прицеливаясь, стреляет в смотрящего ему прямо в глаза солдата и убивает его. Солдат падает. Собака, взвизгнув от страха, убегает. Снайпер в ужасе смотрит на лежащего солдата. Глаза солдата, кажется, по-прежнему смотрят прямо в глаза снайпера. Собака робко выбирается из развалин и подходит к лежащему солдату. У него на гимнастерке — кровь. Собака начинает слизывать кровь. Снайпер в ужасе скрывается внутри разбомбленного дома, его рвет.

В московской квартире женщина кормит грудью ребенка. Окно заклеено крест-накрест. По дому бегает собака той же породы, что и та, с которой играл солдат. Вдруг собака взвизгивает, лает, кидается на дверь. Потом ложится под дверью и начинает выть. Женщина с ужасом смотрит на собаку, ребенок отрывается от груди и начинает плакать, вторя собаке. На лице женщины появляется выражение горя и ужаса, она тоже начинает плакать. На стене висит фотография убитого солдата.

70-е годы. Перед подъездом — грузовик ЗиЛ, в него грузят чемоданы, коробки, тюки. Семья переезжает. Туда-сюда снуют мужчина лет тридцати пяти, беременная женщина помоложе, двое грузчиков.

Та же квартира, в которой женщина узнала о гибели своего мужа на войне. Квартира почти пуста, на стенах — следы от стоявшей мебели, квадратики не выцветших обоев, оставшиеся от фотографий. Та же женщина, только теперь уже совсем старенькая, бережно укладывает фотографии, среди которых — фотография ее мужа, висевшая раньше на стене. Складывает их в старый чемодан, закрывает чемодан, на минутку садится. Сидит в полной тишине, закрыв глаза. Встает.

Продолжают носить сумки, когда вдруг из подъезда доносится грохот. Из двери подъезда вдруг вылетают на асфальт несколько старых фотографий. Мужчина кидается в подъезд. Оттуда доносится его голос.

М у ж ч и н а. Мама! Мама!

На кухне возится та женщина, которая была беременна во время переезда.

На кухне же возле нее на табуретке сидит мужчина, сын солдата и женщины, умершей во время переезда. Оба значительно старше, чем были во время переезда.

В комнате играет музыка — какой-то панк-рок на немецком языке. За стеклом в серванте стоит фотография солдата, которую так берегла его жена. Рядом — фотография его жены, на которой она намного старше своего мужа. Напротив серванта — небольшой письменный стол, на котором стоит компьютер. Над компьютером висят фотографии какой-то панк-группы, кое-где — надписи на немецком. Лидер группы как две капли воды похож на того немецкого снайпера, который убил солдата.

Компьютер включен, за ним сидит Паша. Постепенно загружается прикрепленный к письму файл — картинка. Это фотография Анжелики-2. На фото она совсем молодая и красивая. Паша разглядывает фотографию. Видно, что девушка ему очень нравится.

Паша захлопывает за собой дверь. Это та дверь, за которой жил Петр Петрович Ивашов, умерший сосед Паши-2 и Анжелики-2. Паша быстро сбегает по лестнице, по дороге считая мятые купюры, — у него около двухсот рублей.

Народу у метро уже меньше, шатаются пьяные мужики, бабульки с сумками на колесах укладывают в них сигареты и непроданные яблоки. Паша стоит там же, где стоял, розу он опустил цветком вниз. Паша расстроен. Из его кармана торчит перчатка с разноцветными пальцами. Паша наконец решает уйти. Он подходит к урне, выбрасывает в нее розу. И скрывается в темноте.

Урок геометрии. Паша сидит на последней парте. Он не слушает учителя. Пишет на последней странице своей тетради: «Анжелика. Анжелика. Анжелика...»

Паша идет по улице, его догоняет симпатичная одноклассница. Идет рядом, с ним в ногу. Улыбается. Старается как будто случайно задеть его плечом, заглянуть ему в лицо. Паша не обращает на нее внимания.

Паша — за компьютером. Пишет письмо. Медленно, неумело набирает строчку. И тут же ее стирает. Начинает писать заново, нажимает не те клавиши, стирает, исправляет. Над монитором на стене висит распечатанная фотография Анжелики-2. Паша, устав набирать письмо, горестно кладет голову на клавиатуру. На мониторе — беспорядочные буквы, которые он нажал головой. Паша мотает головой по клавиатуре, негромко стонет. От сочетания нажатых клавиш письмо отправляется. На мониторе появляется надпись: «Письмо отправлено».

Паша с наушниками на шее стоит в лифте, двери уже почти закрываются, но в этот момент в лифт вбегает Анжелика в очках.

Двери закрываются, прищемив ей юбку. Паша и Анжелика — с портфелями — собираются в школу. Анжелика, стараясь не встречаться с Пашей взглядами, натягивает на руки перчатки. Паша только собирался надеть наушники, как замечает — на одну руку Анжелика надевает простую черную перчатку, а на другую — перчатку с разноцветными пальцами. Паша всматривается в лицо Анжелики. Анжелика смущается. Тогда Паша смотрит на ее отражение в зеркале. В отражении он внезапно видит Анжелику-2, фотография которой висит у него над монитором. Не успевает он зафиксировать это, как лифт останавливается, двери открываются, и Анжелика выбегает из лифта — а вместе с ней исчезает и отражение. Паша шокирован. Он стоит в лифте, пока в нем не закрываются двери. Паша нажимает на кнопку и едет вверх.

Паша перед дверью Анжелики. Он достает из портфеля перчатку с разноцветными пальцами, из перчатки — ключи. Вставляет ключ в скважину. Ключ подходит. Паша поворачивает ключ, и дверь открывается.

Паша, крадучись, входит в квартиру Паши-2 и Анжелики-2. Те же обои, только старые, та же мебель. Только нет цветов. Паша минует прихожую, заходит в комнату. В комнате — другая обстановка. У окна — стол с компьютером. Паша озирается и замечает, что в комнате очень много фотографий. Это фотографии Анжелики-2. Одна из них, точно такая, как та, которая висит у него над монитором, стоит на пианино в траурной рамке и с траурной лентой. Паша потрясен. За его спиной раздается какой-то шум, он оборачивается. На пороге комнаты стоит Анжелика, смотрит на Пашу, открыв рот.

П а ш а. Сука! Сука! Ненавижу!!!

Паша швыряет в Анжелику ключи и перчатку с разноцветными пальцами и убегает из квартиры, хлопнув дверью.

Паша бежит вниз по лестнице, чуть не сбив с ног Людмилу, которая несет пешком наверх пакеты с продуктами — хлеб, молоко, колбаса торчит из пакета. Лицо Паши искажено, по дороге он судорожно надевает наушники, включает плейер. И бежит, бежит, а лестница все не кончается. Звучит панк-рок на немецком языке.

Весна. Солнечно. Тепло. Люди в плащах и без шапок. Кое-где лужи — видимо, не так давно сошел снег. По улице идет девушка, в ней не было бы ничего странного, если бы на ее ботинки не были надеты ярко-синие бахилы. Это Анжелика-2. Она молода, красива, счастлива и даже не замечает, что забыла снять бахилы. На нее оборачиваются люди, она всем улыбается. Гладит собаку, пробегающую мимо, и собака увязывается за ней. Анжелика-2 достает из кармана половину шоколадки в шуршащей фольге и кладет кусочек себе в рот, а еще кусочек кидает собаке. Идет дальше, глядя в ясное весеннее небо. Из рукавов Анжелики-2 висят на резинках две перчатки с разноцветными пальцами.

Анжелика-2, по-прежнему в бахилах, открывает ключом дверь той же самой квартиры, в которой прежде жили Анжелика-2 и Паша-2. Входит в квартиру.

В квартире ремонт. От прежней обстановки не осталось и следа. Свет из комнаты заливает и прихожую. Анжелика-2 входит в прихожую, ей навстречу выходит заспанный Паша-2 в измазанной краской одежде. Он протирает глаза рукой, испачканной в краске, отчего лицо тоже пачкается. Анжелика-2 смеется. Они целуют друг друга, стараясь не прикасаться одеждой, на лице Анжелики-2 тоже появляется пятно от краски.

А н ж е л и к а — 2. Ну сколько можно спать, соня... Так ты все проспишь.

П а ш а — 2. Что, например?

А н ж е л и к а — 2. А то. Что у нас будет ребенок.

Паша-2 замирает, глядя на Анжелику-2. Потом вдруг хватает ее в охапку, немедленно измазав в краске всю ее одежду, поднимает ее на руки — на ее ногах мелькают синие бахилы... перчатки с разноцветными пальцами разлетаются в разные стороны. Они смеются, обнимаются, целуются, пачкаются. Свет из комнаты заливает прихожую и постепенно выбеливает картинку. Скоро остается только белый свет.

© журнал «ИСКУССТВО КИНО» 2012