2012 - Искусство кино

Остров чудес. Сценарий

2012-10-17T08:00:00+04:00

Темный экран.

Титр: Посвящается Дмитрию Лихачеву, Борису Ширяеву, Олегу Волкову, Юрию Чиркову, Михаилу Розанову, братьям Солоневичам, Николаю Анциферову, Геннадию Андрееву-Хомякому, Созерко Мальсагову, замечательным писателям и отважным людям.

Подробнее...

Домашнее видео. Эссе (часть первая)

2012-10-17T07:55:10+04:00

Моему брату Ване Голубенко посвящается.

Подробнее...

Трещина в монолите. Нужно ли российскому обществу общественное вещание?

2012-10-17T07:51:07+04:00

В «круглом столе» «Медиа, гражданское общество и политическая среда», проведенном в апреле факультетом медиакоммуникации Высшей школы экономики (НИУ ВШЭ), приняли участие известные телевизионные эксперты Александр Архангельский (НИУ ВШЭ), Даниил Дондурей («Искусство кино»), Анатолий Голубовский («Система масс-медиа»), Анатолий Лысенко (НИУ ВШЭ), Андрей Быстрицкий (НИУ ВШЭ), Василий Гатов («РИА Новости»), Сэмюэл Грин (РЭШ), Борис Калягин (НИУ ВШЭ), Григорий Асмолов (Гарвардский университет).

Подробнее...

Демотиваторы

2012-10-17T07:49:09+04:00

Понятие «интернет-мем», в середине нулевых прочно войдя в словарь пользователей средств электронной коммуникации, долгое время ассоциировалось с языковыми играми продвинутых компьютерщиков. На тот момент интернет-мемы представляли собой устойчивые и зачастую бессмысленные блоки информации, визуальной или словесной.

Подробнее...

Необыкновенный фашизм. «Сало, или 120 дней Содома», режиссер Пьер Паоло Пазолини

2012-10-17T07:47:34+04:00

Однажды мне попалась статья о фильме «Сало, или 120 дней Содома» Пьера Паоло Пазолини, автор которой сам себе задавал вопрос: «О чем этот страшный фильм? — и ничтоже сумняшеся отвечал: — Безусловно, о фашизме». Предлагаемые ниже заметки отчасти продиктованы недоумением, вызванным у меня этим ответом.

Подробнее...

Ник Брандестини. Социальный дарвинизм

2012-10-17T07:45:04+04:00

В калифорнийской пустыне — там, где обрывается единственная дорога, ведущая через Долину Смерти, — затерялся этот крохотный населенный пункт. Подозрение, что выжженные солнцем земли прячут в своих недрах серебро, привело к тому, что сюда начали стекаться старатели, и в 1874 году здесь был основан город. Свое имя он получил в честь местного поэта, физика и авантюриста Эразма Дарвина Френча (Dr. Erasmus Darwin French). Дурная слава здешних мест — приюта люмпенов, бродяг и уголовников — не могла остановить желающих разбогатеть, охваченных золотой лихорадкой. Уже спустя три года население Дарвина насчитывало три с половиной тысячи американцев — больше в этих краях никогда не видели. Впрочем, даже в эти тучные годы жизнь здесь не отличалась высокой культурой и духовностью. Достаточно сказать, что традиционного места общественных собраний — церкви — здесь никогда не было, как и каких-нибудь домов культуры, зато у каждого за пазухой было огнестрельное оружие.

После того как стало ясно, что слухи о серебряных месторождениях, мягко говоря, преувеличены, Дарвин начал вымирать, превращаясь в мерзость запустения, в буйный, пьяный и опасный городишко. Последний пик экономического бума пришелся на 40-е годы прошлого столетия, когда возрожденная шахта стала чуть ли не крупнейшим в мировом масштабе производителем свинца. Тем не менее она неоднократно закрывалась, открывалась снова, пока не была окончательно ликвидирована в 77-м.

Сегодня Дарвин — нечто среднее между вымирающей деревней и городом-призраком. Здесь больше нет вооруженных дебоширов, но и шерифа тоже нет. Никакой полиции, никакого производства, никакой медицины. Ни офисов, ни торговых лавок, ни мелких бытовых услуг. Есть разве что трудовые кооперативы. Из госучреждений только почта. О том, что дарвинцы — сегодня их осталось 35 — не будут рады путникам, предупреждает специальная табличка, установленная перед въездом: «No Services Ahead».

Жизнь в Дарвине даже не назвать патриархальной. Скорее, это город, выпавший из времени и впавший в некий морок, длящийся годами.

Но вот что странно — несмотря на абсолютную стагнацию, люди здесь по-прежнему живые. Среди них — бывший шахтер Монти, разменявший девятый десяток, писательница Кэти, ежегодно проводящая летний музыкальный фестиваль, транссексуал Райал и его подруга… Эти и другие дарвинцы — герои документальной ленты «Дарвин» (Darwin, 2011) Ника Брандестини1, получившей с десяток призов на прошлогодних фестивалях. Об этом странном городе — символе тотальнейшего «дисконнекта» и «оффлайна» — и его обаятельных горожанах мы беседуем с режиссером фильма.

Евгений Майзель. Как возникла идея снять фильм о Дарвине?

Ник Брандестини. Случайно. Я искал тему для моего первого полнометражного документального фильма. Соответственно, приглядывался ко всему. Потом у меня был отпуск, и я отправился путешествовать по Калифорнии. Во время поездки по пустыне, где-то in the middle of nowhere я заметил странные дома и трейлеры, непонятно откуда взявшиеся (на самом деле, конечно же, это не они, а я непонятно откуда взялся). Я задумался, кто может жить в таком заброшенном месте… Кроме того, за время той первой поездки я вообще влюбился в пустыню, в ее просторы и фотогению. Вся эта окружающая среда была для меня незнакома, но притягательна. Я даже решил, что в любом случае обязательно что-нибудь сниму здесь. А вскоре мы обнаружили этот город.

Евгений Майзель. Как прошла торжественная встреча с жителями?

Ник Брандестини. Поначалу они отнеслись ко мне с недоверием, настороженностью. Это был май, и они как раз отмечали праздник весны — такая вечеринка в хипповском стиле (Hippie-style Spring Party). Они сказали: «ОК, Ник, вы приглашены, но имейте в виду: снимать запрещено». Так что мне удалось сделать лишь немного фотографий. Через пару-тройку дней, впрочем, я уговорил их на съемки. Я даже не скрывал, что в случае удачного завершения проекта фильм может быть послан на разные международные кинофестивали. Они просто не поверили мне.

Евгений Майзель. Итак, вы начали снимать. Как долго продолжались съемки?

Ник Брандестини. Давайте посчитаем. Всего в период съемок я приезжал в Дарвин пять раз и жил там каждый раз от недели до полутора.

Евгений Майзель. Вы жили в Дарвине?

Ник Брандестини. Ну… не совсем. Я жил в отеле ближайшего городка.

Евгений Майзель. В каком порядке вы проводили съемки? Как решили по-строить свой рассказ?

Ник Брандестини. У нас был документальный проект без определенного сценария, но были четкие темы, которые мы хотели разрабатывать дальше. Поэтому после каждого визита мы с командой обсуждали, куда двигаться дальше — в смысле, о чем снимать, о чем говорить, на что обращать внимание.

В конце концов мы пришли к идее организовать материал в десять различных глав, каждая из которых имеет свою собственную тему: религия, история, война и т.д. После каждого визита я редактировал отснятое. Разумеется, все успело измениться в ходе осуществления проекта, и в сентябре 2010 года мы начали предлагать фильм на фестивали.

Евгений Майзель. Какими вам показались жители Дарвина после многочисленных встреч с ними?

Ник Брандестини. Гибкими, необычными людьми, обладающими и тонким умом, и чувством юмора, гостеприимными, обаятельными.

Евгений Майзель. У меня возникло впечатление, что многие дарвинцы — философы по духу. Это действительно так или это результат вашей режиссерской избирательности?

Ник Брандестини. У меня было такое же чувство. На многие вещи эти люди смотрят с философской точки зрения. Конечно, при монтаже я старался вырезать бессодержательные фрагменты и сохранять более глубокие, однако дарвинцы действительно нередко говорят нечто, что заставляет задуматься.

Думаю, у них там очень интересная жизнь, и они накопили много жизненного опыта, даже представители младших поколений. Возможно, дело также в том, что, когда вы в Дарвине, у вас есть много времени, чтобы подумать, потому что здесь не так уж много того, что вы можете сделать.

Ник Брандестини

Евгений Майзель. Вы подружились с кем-нибудь из жителей Дарвина?

Ник Брандестини. Когда спустя год фильм был закончен, я вернулся в Дарвин, чтобы показать результат жителям. В мае 2011 года мы провели специальную премьеру «Дарвина» в Дарвине. Это было одно из самых ярких дарвинских приключений. Я очень рад, что людям фильм понравился. Я действительно хотел создать что-то, что они одобрят и чем, может быть, смогут воспользоваться. Их реакция не отличалась от реакции любой другой аудитории — где было смешно, они смеялись. Кроме того, по их словам, они многое увидели по-новому. Словом, я прекрасно провел время в Дарвине и еще вернусь в него в будущем. Последнее время не видимся, так как я вернулся в родной Цюрих, что, как вы понимаете, довольно далеко. Но с некоторыми дарвинцами я продолжаю контактировать в Facebook.

Евгений Майзель. То есть среди героев фильма появились и его фанаты, если так можно выразиться?

Ник Брандестини. Самый активный сторонник фильма Райал2. Он любит общаться на нашей страничке в Facebook (darwindoc) и рассказывает всем о фильме. Также он участвовал в пресс-конференции на лос-анджелесской премьере.

Евгений Майзель. А что не вошло в фильм?

Ник Брандестини. Я думаю, что большинство интересных вещей, которые я испытал в Дарвине, есть и в фильме. Но многие дарвинцы рассказывали мне, что я должен был посетить их несколько лет назад, когда все было гораздо громче и жестче. Мне рассказывали, например, что во время городских собраний люди могли запросто начать друг в друга стрелять. Было и еще несколько впечатляющих историй, которые я мог бы включить в картину, но сознательно не стал, стараясь не копаться слишком глубоко в чужих человеческих жизнях. В конце концов, многие дарвинцы живут там именно для того, чтобы их оставили в покое. Так что было уже очень любезно с их стороны, что они вообще разрешили мне снимать.

Евгений Майзель. У меня такое ощущение, что ваш фильм — если воспользоваться архитектурным образом, — как некое строение, в котором где-то спрятан некий тайный вход. И если обнаружить этот вход, открыть его и проникнуть внутрь, поймешь все то, что сейчас просто видишь, о чем задумываешься и чем любуешься, но не понимаешь в полной мере.

Ник Брандестини. Это интересно слышать. Бывают ведь ключи, сознательно предусмотренные автором, и не предусмотренные им двери, врата и лазейки, позволяющие проникнуть внутрь произведения. Возможно, вам так кажется еще потому, что «Дарвин» не имеет четкого сюжета или «послания», но имеет приличный внешний вид и хороший звук, чему я уделял специальное внимание. Я очень горд тем, что мы смогли получить Майкла Брука3 в соавторы. Его музыка, несомненно, добавила «Дарвину» таинственности.

Евгений Майзель. Из фильма может показаться, что жители ведут чуть ли не натуральное хозяйство. Приглядевшись, понимаешь, что это невозможно: они пользуются, начиная с продовольствия, слишком большим числом вещей, которые не могут ни произвести, ни обменять. Так на что же они живут, если учесть, что кроме почтальонши и восьмидесятидвухлетнего пожарного никто из них не трудоустроен? Какую-то помощь все-таки оказывает государство?

Ник Брандестини. Многие из них получают ту или иную социальную или какую-либо еще помощь. Кроме того, у них есть что-то вроде садового кооператива. А что касается пожарного Монти, то он сейчас на пенсии. Что не помешало ему создать пожарную машину Дарвина («Darwin Fire Truck») после того, как город однажды чуть не сгорел дотла.

Евгений Майзель. Не получается ли так, что, увлеченный величественными пейзажами пустыни, изысканным эмбиентом Майкла Брука, красивыми панорамами, утонченной антикварной бедностью и яркими индивидуальностями дарвинских резидентов, зритель поневоле игнорирует тривиальное предательство, допущенное по отношению к этим людям американским государством?

Ник Брандестини. Не могли бы вы переформулировать вашу мысль. Не уверен, что понял ее правильно.

Евгений Майзель. Не думаете ли вы, что заботливая тщательность и красота, с какой сделан ваш фильм, скрывает факт государственного предательства этих людей? Ведь государство попросту забыло о них, что бы сами эти люди ни думали о своих судьбах.

Ник Брандестини. Интересный вопрос. Дайте-ка подумать. Прежде всего я бы не назвал фильм «красивым». Вместо этого определения я бы предложил считать его «меланхоличным». Окутанным как бы такой горько-сладкой меланхолией. Кроме того, я нигде не ретушировал упоминания о государстве.

В фильме, в частности, есть эпизоды, снятые 4 июля4, и вы можете видеть, что эпизоды эти несколько грустны. Впрочем, я не стремился к созданию какого-либо определенного настроения в фильме. Все это протекало само собой, естественно, как то, что я думаю и чувствую об этом месте. Важно и то, что люди имеют разные взгляды на этот городок и на свое существование в нем.

И да, вы правы, дарвинцы забыты правительством, и цивилизованное общество, по меньшей мере, не слышит их нужды. Поэтому полагаю, кому-то из резидентов приятно было, что кто-то извне заинтересовался наконец тем, что у них происходит. Не забывайте и о том, что еще совсем недавно Дарвин пользовался чрезвычайно дурной репутацией в Калифорнии.

Евгений Майзель. Не забавно ли, что название местечка напоминает большинству зрителей не о физике, поэте и старателе, но о его знаменитом британском однофамильце и современнике Чарльзе Дарвине, сформулировавшем эволюционный принцип выживания сильнейшего. Между тем атмосфера в нынешнем Дарвине не похожа на безжалостную борьбу за место под солнцем; я имею в виду, что люди в Дарвине гораздо более терпимы и добры, чем предполагается суровым социальным дарвинизмом.

Ник Брандестини. Да, это так, и это забавно. Дарвин — действительно сильное имя и воскрешает в памяти идеи Чарльза Дарвина. Я старался избежать в фильме любых слишком очевидных параллелей с эволюционной теорией, но некоторые тонкие переклички там все же есть — например, когда речь заходит о религии (которая, как вы знаете, находится в жесткой оппозиции дарвиновской теории происхождения видов, особенно это противостояние ощутимо в США). Помните, Монти у меня признается, что не верит в создание мира за шесть дней. И добавляет, мол, «я реалист». Так вот, я думаю, что Дарвин согласился бы с Монти.

Евгений Майзель. На мой взгляд, основное напряжение в вашем фильме пролегает между, с одной стороны, попыткой этих людей достичь независимости от остального мира (отсюда философствование некоторых героев, их отрицание суеты этого мира, возвращение к природе и некое, до известной степени, отшельничество и т.д.) и невозможностью, с другой стороны, достичь такой жизни, не зависимой от внешнего мира. В результате, боюсь, несмотря на разнообразные и убедительные объяснения героев, почему они все-таки удовлетворены нынешней своей жизнью, чувство катастрофы и постепенного распада никуда не исчезает.

Ник Брандестини. Очень поэтичное описание! Но дарвинцы все же не мыслят в столь пессимистическом духе. Они, действительно, ценят свою свободу и возможность жить своей жизнью. Кроме того, распад коснулся Дарвина много лет назад, а ведь он все-таки до сих пор существует.

1 Ник Брандестини — режиссер-документалист, продюсер. В «Дарвине» также исполнил обязанности оператора и мастера монтажа. Официальный сайт фильма «Дарвин» — www.darwindoc.com

2 Один героев фильма, тридцатидвухлетний транссексуал, родившийся женщиной, но совершивший операцию по перемене пола, чтобы образовать полноценную пару со своей подругой. В одной из главок фильма сложным отношениям Райала с родителями уделяется особое внимание.

3 Знаменитый канадский музыкант и кинокомпозитор, работающий в эмбиент-эстетике.

4 День независимости США.

Интернет-лексикон

2012-10-17T07:41:53+04:00

Что такое Интернет, из чего он состоит, куда движется? Инна Кушнарева и Евгений Майзель, не претендуя на объективность и всеохватность, составили авторский глоссарий некоторых сетевых терминов и тенденций.

Подробнее...

В параллельных системах. Опросы и ответы

2012-10-17T07:38:00+04:00

Контекст

Важно понять предпосылки и социальный контекст произошедшего на выборах в Думу и после них.

Подробнее...

Пыль и время

2012-10-17T07:35:57+04:00

Дом есть история. А пыль, как говорил Бродский, это плоть времени. Пыль, укрывающая тонкой поволокой книжные полки, прячущаяся в коврах, бывает разной. Разные дома вступают в разные отношения с пылью. Как фотографии разных времен вступают в разные отношения с лицами. Старые пожелтевшие фотографии из семейных альбомов предъявляют портреты романных героев, в каждом из которых живут свой сюжет и свой жанр.

Подробнее...

Армагеддон на Манхэттене. «Мстители», режиссер Джосс Уидон

2012-10-17T07:33:30+04:00

Крупнейшие поставщики кинокомиксов — Warner и Marvel — явно обозначили интерес к дружественному поглощению артхаусных талантов. Студия Marvel приглашала Брайана Сингера для съемок «Людей Икс» (2000) и Ана Ли для постановки «Халка» (2003), а Warner зарядила Кристофера Нолана на франшизу бэтманианы.

Подробнее...

Пятна красные флажков. «Охотник», режиссер Дэниел Неттхейм

2012-10-17T07:28:25+04:00

Стоит ли смотреть целый фильм ради одного эпизода в финале, когда они наконец встретились и взглянули друг другу в глаза? Да, стоит. Потому что в этом эпизоде качественный, но обычный, далеко не новаторский жанровый фильм меняет модальность и становится философ-ским. И, вспоминая о нем, все будут видеть не качество жанра, а эти несколько кадров, которые можно даже не осмыслять, настолько они самодостаточны.

«Охотник» — не игра. Люди потратили деньги, здоровье, Тасманию и Уиллема Дефо, чтобы все было по-настоящему. Фильм сделан австралийцем Дэниелом Неттхеймом не только в манере, но и в духе Вернера Херцога, для которого подлинность антуража — Дагомея ли это, высокогорные Анды или дебри Амазонки — не игра, а часть собственной жизни. Фильм до последнего кадра снимался на краю света (не считая парижского аэропорта; впрочем, все аэропорты, в сущности, одинаковы), а такой дикой природы, как на тасманийском Центральном плато или на горе Веллингтон, нигде на свете больше нет.

Херцогский дух виден в том, что история с виду проста, как три копейки. В дикой природе настоящие мужчины всегда что-то ищут — сокровища Эльдорадо, новых рабов или неприступные вершины. В данном случае есть допущение, даже чуть менее фантастическое, чем сокровища, — это тасманский тигр. Сама наука зоология не знает до сих пор, вымер он или не вымер. Последний вольный был убит в 1930 году, последний в неволе скончался в 1936-м, но по сей день на Центральном плато кого-то из них кто-то видит, хотя и без доказательств, и на допущение, что они все же живы еще, нельзя наложить вето.

При этом тасманский тигр — он только так называется. Вообще-то, он сумчатый волк, но как бы между собакой и кошкой, и еще кенгуру. У него волчья пасть, но кошачьи глаза и когти. Кстати, питался он только овечками, на людей не нападал и вообще старался с ними не сталкиваться, не любил. Вся эта ценная информация присутствует в «Охотнике», хотя он, конечно, вовсе не научпоп. Просто тасманский тигр еще и сам по себе кино. Остались съемки 30-х годов из зоопарка, где он — живой и настоящий. Охотнику Мартину Дэвиду (Уиллем Дефо) они видятся во сне.

Охотник отнюдь не фанатик. Он если чего и фанатик, так это хорошей горячей ванны в хорошем парижском отеле под хорошую оперную музыку. Но по профессии он — последний хороший «эксперт по выживанию», и потому именно к нему обращаются из некоей химкорпорации с деловым предложением найти и убить последнего из выживших тасманских тигров, взять его ДНК. В корпорации уверены, что этот несчастный сумчатый — единственный зверь на свете, вырабатывающий токсин, способный парализовать человеческий мозг. На этом можно сделать хорошие барыши. В принципе это, а не что-либо иное — действительно фантастическое допущение. Но охотник лишних вопросов не задает. У него нет иллюзий насчет плохих парней, заправляющих миром, ему работать надо.

На Тасмании Дэвид, представившись ученым, попадает в гостевой дом со странным семейством, где малолетние братик с сестренкой живут сами по себе, их мамаша все время спит, а ученый папаша давно пропал в дикой природе. Дальше сюжет развивается по стандартной авантюрно-драматической схеме. Сближение с детьми, пробуждение мамаши, недовольство местных «понаехавшим», подозрительный сосед Джек Минди (Сэм Нил), поездки в горы наобум, капканы и ловушки, постепенное сужение круга поисков, параллельные разгадки ряда загадок, «человеческие» нотки, парочка трупов по ходу, еще два трупа в конце, разрешение драмы и финал как «лучик надежды». Вполне себе госстандарт.

Тем не менее это кино не про сюжет, он как раз выполняет служебную функцию. Не козыряя красотами природы, оно не козыряет и видимым «драматизмом», а просто делает дело. Там почти не присутствует «повествовательных» кадров. Либо на общих планах мрачноватые объезды, облеты и долгое рассматривание пустырей, озер, рощиц, зарослей, пещер и закатного неба (в ускоренной съемке, чтобы видна была смена настроений природы), либо — суперкороткие крупные планы человеческой жизнедеятельности. Как охотник чистит ванну «кометом-лимоном»: рука со щеткой, порошок и белый бортик, оттираемый от грязного налета. Как он чинит генератор в гостевом доме: грязные руки, винтики, рычажки, пятый раз не заводится, наконец завелось, повсюду зажегся свет, заработал телефон. Как достает из постели и моет невменяемую мамашу. Как потом точно и безошибочно, находясь на плато, заправляет капканы, сгибает лозу, чтобы связать ее веревочкой в нужном месте и закрепить незаметно прутиком, как вынимает назавтра несчастных погибших зверюшек. Нет, фильм не заточен на человеческую жестокость как нечто априорное. Звери тоже едят друг друга и людей — на плато охотник найдет довольно много косточек. Речь о том, что рук Уиллема Дефо в кадре ничуть не меньше, чем его лица. Продолжительная, необъятная и необъяснимая природа в кадре вполне соизмерима с мелкой моторикой человеческих рук, они как бы противостоят друг другу. Могущественная природная медленность — с одной стороны, короткие человеческие нарезки — с другой.

При этом лицо Дефо — оно не совсем человеческое, в том смысле, что таких больше нет. Известно, что Вернер Херцог постоянно ругался с Клаусом Кински, да и тот его ненавидел, тем не менее они много лет вместе работали. Херцог объяснял, что, когда Кински входит в кадр, все остальное словно исчезает, его лицо засасывает в себя. Неттхейм, думается, то же самое может сказать про Дефо. Много прекрасных артистов, от Пачино до Де Ниро, владеют даром перевоплощения, он у них основной. Но Уиллем Дефо может играть что угодно, от Христа и Антихриста до Зеленого Гоблина, вовсе не перевоплощаясь. Видимо, у него внутри все это и так есть, ему надо не менять себя, а вынимать из себя. На сей раз он «вынул» тасманского тигра, и лицо тут же стало волчьим. Это лицо, эти глаза и даже тело полтора часа замещают того, кого он ищет. Постепенно приспосабливаются к повадке и настороженности ископаемого зверя. Про Дефо нельзя с уверенностью сказать, что он — живой человек.

Мартин Дэвид у Дефо такой же одинокий волк, как ископаемый, про которого он сам заметил: «Думаю, это последний тигр-одиночка. Он охотится, убивает и ждет смерти». Мартин — по-своему уникальная особь, не нуждающаяся в людях. Это они в нем нуждаются. Чем может — помогает. И в морду даст пьяному быдлу, и музыку устроит на деревьях, с детьми договорится по словам или по рисункам, но вообще с людьми старается не сталкиваться, не любит их. Когда окидываешь фильм обратным взглядом, совершенно очевидно, что тасманский тигр (фолклендская лиса, морская корова, белёк и, в конце концов, просто мамонт) — это суть Мартина, а не человеческая фигура известного артиста. Но приближается развязка, и ему придется делать выбор.

Найдя пещеру, где сумчатый волк живет, увидев его тигриные следы, Мартин решает, конечно, никого не убивать, потому что не главное это в охоте. Главное — выследить и посмотреть в глаза. Однако так было бы, если бы их на свете осталось только двое. К сожалению, это не так, а много людей — это всегда дурной знак. И, действительно, из-за плохого человека начинается маленький апокалипсис на местности. Неожиданный пожар в доме столь же символичен, как вымирание видов. Все было — и вдруг ничего нет. Женщины, девочки, мальчика — никого нет, только сосед остался. И человек не может с этим справиться. Тогда он снова едет на плато, применяет все свои умения и убивает последнего тасманского тигра, как себя.

Это происходит на девяносто первой минуте фильма, и слабонервным лучше не смотреть. Абсолютно неубедительна (по-хорошему неубедительна) та отмазка, которую Мартин выдает Джеку: «Если я его не убью, они пришлют кого-то следующего». Еще более неубедителен расчет с химкорпорацией после развеяния праха: «Его больше нет, можете не беспокоиться, ваша программа накрылась». Это человек оправдывает себя и то, что он — лучший, в общем-то, человек — сотворил с жизнью. В том числе, с собственной. Последние кадры, когда Мартин обнимается с выжившим мальчиком, чтобы забрать его к себе, настолько мизерны в сравнении с тем, что случилось на девяносто первой минуте фильма, что как-то даже смешно.

После пожара Мартин в отчаянии вернулся в горы. Вот он безумно рулит, затем разводит костер и мажет руки сажей. Вот он лежит сбоку в дурацкой шапочке с заряженным стволом и ждет. Вот пьет из горного ручья. Стережет на скале, смотрит в пещеру, плюет, идет внутрь, там пусто. Заходит, устраивается: всё, мол, теперь это моя пещера. Еще раз обшаривает окрестности, волки тоже так делают, пристреливает очередную косулю, укладывается спать.

Да, там хорошо, уютно, спится замечательно, сладко. Снег снаружи, но и травка зеленеет. И тут вдруг — долгий-долгий тревеллинг (взгляд) снаружи пещеры на развешанные Мартином по стене на веревочке шкурки убитых зверей и на него самого, счастливо почивающего. Мартин просто не может теперь не открыть глаза и не увидеть в пещерном проеме на фоне белого неба того самого тигра, который стоит и с тоской смотрит на него.

Да, это тот самый тасманский тигр, кото-собака с длинным хвостом и полосками на спине. Его надо догнать. Вот они на свободе — Мартин с винтовкой и тигр в снежном поле. Мартин не верит своим глазам, он всматривается в прицел. Тигр посреди поля стоит и так же смотрит. Тут может быть масса трактовок («Убей меня, я устал», «Ну, давай убивай, у меня все равно ведь не будет потомства», «Мне некуда бежать, а ты поступай, как знаешь», «Слушай, а может, не надо меня убивать, за что, собственно? Что ты делаешь?», «Послушай, я бы еще с удовольствием пожил, ты, правда, не понимаешь?»), Мартин, на миг опустивший винтовку, чтобы переварить все эти бесчисленные вопросы, и прекрасно понимающий, о чем идет речь, вдруг видит, что тигр опустил голову. Глаз больше не видно, значит, все можно.

Ничто и никогда не простит охотника за то, что он натворил. Ни прижимание к себе трупа, ношение на руках, развеивание пепла, ни разрыв с химкорпорацией с жестким объявлением, что никого больше присылать не надо, ни даже усыновление осиротевшего мальчика. Охотника не простит и то, что «по-философски» он, в сущности, совершил самоубийство и знал об этом в момент выстрела. Философствовать можно сколько угодно, но охотник жив, а последний тасманский тигр — мертв.

Фильм вне воли своих создателей, говорящих об «искуплении» и «воскресении души» (благодаря усыновлению мальчика) — впрочем, когда они обманывали инвесторов своим жанром «натурного триллера», «искупление» тоже могло сгодиться, мы ведь не знаем, кто, где и сколько врет, — но фильм как таковой свидетельствует о полном крахе «человечности» как абсолюта.

И он буквально рвется «из сил и из всех сухожилий», чтобы «из повиновения выйти», выбиться из стаи «жанра» и «кинобизнеса».

Нас с детства учили, что человек — единственное живое существо, способное совершать поступки во вред себе, ради других. Все остальные на это не способны. Человек — венец творения, всё — в человеке, всё — для человека. Но почему же тигр остановился и дал себя убить? Он не бежал, не прятался, не пытался сопротивляться, не нападал вообще. Он посмотрел человеку в глаза, и не важно, что он спросил. Он просто спросил, и что? Что ответил человек?

Как бы самый совершенный, самый хороший охотник убил последнего на свете тасманского тигра, взяв на себя это человеческое право. Волей-неволей создатели фильма приводят к решению больше не причислять себя к этому роду. Никогда.

«Охотник»
The Hunter
По роману Джулии Ли
Авторы сценария Элис Эддисон, Уэйн Файмери
Режиссер Дэниел Неттхейм
Оператор Роберт Хэмпфри
Художник Стивен Джонс-Эванс
Композиторы Эндрю Ланкастер, Майкл Лира, Маттео Зингалес
В ролях: Уиллем Дефо, Фрэнсис О'Коннор, Сэм Нил, Салливан Степлтон, Каллен Малви, Дэниел Уилли, Яцек Коман, Моргана Дэвис, Майя Томас, Джон Брамптон
Porchlight Films, Screen Australia, Screen NSW, Screen Tasmania, Fulcrum Media Finance, Madman Entertainment
Австралия
2011

Цивилизация в гамер-тайме. «Гамер», режиссер Олег Сенцов

2012-10-17T07:26:21+04:00

Когда информационное поле безгранично, его объем зашкаливает за все мыслимые пределы, — ситуация возникает та же, что и при почти полном отсутствии информации: нужное так и не попадется на глаза.

Подробнее...

Бои без правил. «Белый тигр», режиссер Карен Шахназаров

2012-10-17T07:22:57+04:00

«Читали поэты До ночи сонеты. А встав спозаранку, Услышали танки».

Подробнее...

Телосложение и вычитание. «1+1», режиссеры Оливье Накаш, Эрик Толедано

2012-10-17T07:19:15+04:00

Французский кинохит весны 12-го года — сентиментальная комедия «Неприкасаемые» («1+1» в российском прокате) о межрасовом, межклассовом, межпоколенческом и межкультурном союзе головы и тела. Обманчиво поверхностный, на вид неприхотливый образец мейнстрима, этот фильм собрал рекордный мировой бокс-офис, но практически ни у кого не вызвал подозрений в философской глубине.

Подробнее...

Кино — на «мыло»! «Матч», режиссер Андрей Малюков

2012-10-17T07:17:16+04:00

Если бы «Матч» был телесериалом, к нему не было бы претензий. Но когда ремесло «мыловарения» выдается за настоящее кино, куда люди ходят, деньги платят — а они все же платят не за обмылок, — тогда к фильму возникают вопросы.

Подробнее...