Strict Standards: Declaration of JParameter::loadSetupFile() should be compatible with JRegistry::loadSetupFile() in /home/user2805/public_html/libraries/joomla/html/parameter.php on line 0
Гаданье по птицам - Искусство кино
Logo

Гаданье по птицам

В лучшее время года, поздней весной и ранним летом, когда гулять бы да гулять под цветущими деревьями, хотя бы у нас на ВВЦ. Во всей высшей школе, в институтах и университетах, начинаются горячие денечки. К очередной сессии добавляется защита дипломов, а там и приемные экзамены на носу. У дверей ВГИКа уже толпятся соискатели – кто на прослушивание, кто на прочитывание. Это к нам, на сценарный факультет. Мы сначала прочтем принесенные или присланные тексты и допустим к экзаменам далеко не всех. Давно отработанный порядок отбора каждый год дополняется какими-то новшествами.

Бывало, что и хорошими. Например, предлагается прислать «автобиографию в свободной форме». Люблю их читать. Сразу виден и характер автора, и признаки таланта. Даже самые нелепые и безграмотные читаю. Но за последние годы, с тех пор как мы стали «бакалаврами», в отличие от «магистров», появились и другие «инновации»: вместо десятибалльной стобалльная система оценок плюс ЕГЭ. У них же там стобалльная, вот и мы подравнялись. А за предварительный конкурс теперь тоже нужна оценка, но по десятибалльной системе. Без вычислительной машинки не обойтись.

Ладно, посчитаем в столбик долгими июльскими вечерами, главная беда не в этом, она застарелая, не нынешние чиновники ее изобрели, а задолго до них: мы тоже писали (в незапамятном году) рецензию на фильм и литературный этюд в обстановке строгой секретности – на специально выданной бумаге с печатями, под шифрами, то есть номерами. Анонимные наши каракули проверяли и отметки ставили тоже анонимы – не думаю, что профессор В.К.Туркин и Е.И.Габрилович туда заглядывали. Но именно они, как позже выяснилось, решили мою судьбу – на собеседовании я им понравилась, а вступительные мои рассказы кто-то успел похвалить. То есть все эти нервы, весь ужас прилюдного сочинительства в пропотевшей аудитории, ожидание, когда вынесут, вывесят отметки, – все было зря.

ryazantseva-2

Сейчас почти ничего не изменилось: бумага с печатями, шифровка, дешифровка, а мы читаем и ставим отметки и расписываемся в ведомостях – под номерами. Стало быть, наши предварительные чтения псу под хвост. В письменных экзаменах есть один резон: проверить, сам ли абитуриент писал присланные работы, или ему сильно помогали, или вовсе содрал у какого-то неизвестного автора, а в классе накарябает ахинею. Под своим именем. Конечно, и при нынешней секретности есть десятки способов подмухлевать, но как-то унизительно. Хотя «неправедность российских законов постоянно искупалась нерадивостью их исполнения». Мы гадаем, кто что написал, и в половине случаев догадываемся, то по почерку, то по стилю, и боимся промахнуться с отметками: мы же заинтересованы взять лучших, нам же их первые опыты читать или слушать, у нас штучная работа, не массовое тестирование на сумму знаний, как в точных науках. А совсем наоборот. Науки у нас неточные, студенты неудобные, каждый сам себе гений. Он (или она) кивает вежливо, а думает: «Нет, мы пойдем другим путем». И что из него (нее) получится – не «нам дано предугадать». Более того, после вступительного просвечивания мы про каждого много знаем, кроме одного: сумеет ли, захочет ли, способен ли наш избранник года через три написать большой оригинальный сценарий, что требуется для диплома. Нет такого измерительного прибора.

В молодости люди меняются со скоростью света. Старики тоже не стоят на месте. И жизнь изменчива, и мода, и кино, и земной шар вращается и вертится, и вовсе не такой круглый, как глобус. Кстати об измерительных приборах. Знаете ли вы, чем измеряется влажность воздуха? Женским голосом. А сколько у нас познавательных фильмов и передач под рубрикой «Знаете ли вы?». И везде нужны сценаристы. Скоро будет массовая профессия. Недаром появилось столько учебников, пособий, курсов и мастер-классов. Американцы переманили зрителей всех стран, методов своих не скрывают, гастролируют, а наше полуживое кино надолго ушло в «ящик». Там сериалы разной длины и достоинства, там у них «рейтинг», «проект», «продукт», и «контент», и «супервайзер». А имя сценариста не пишут даже в программах. Зато теперь бывают питчинги. Чиновникам от образования тоже не позавидуешь: им порядок нужен, учет и контроль, объективное измерение результатов нашей деятельности.

В этом году случился какой-то небывалый конкурс на наш факультет – сценарный. Год на год не приходится, но в этом было что-то особенное. Несут и несут работы, огромные коробки ломятся от папок, все путаются: где бакалавры, где магистры, очные, заочные? Кто-то готов и туда и сюда. У нас с В.А.Антоновой – 128. И всего неделя на прочтение. Мы набираем бакалавров, десять бюджетных мест, пять платных, все очники. Плохо ли? Есть из кого выбирать.

Тут я прерву педагогические размышления и жалобы, лучше мы с вами проведем урок – попробуем сочинить сценарий. Я расскажу вам про один насыщенный событиями день по порядку, фабулу расскажу, и мы вместе подумаем, как ее превратить в кино. Это будет рассказ от первого лица, это же со мной было (и запомнилось), а вы можете называть меня «она», для сценария.

Кончались майские праздники, настроение было аховое, студенты как провалились, все обещали принести дипломные сценарии, звонили откуда-то издалека – загуляли. В последний выходной мы с братом поехали на кладбище. Сговорились, где встретиться, но там много выходов из метро, искали друг друга по мобильникам. Я еще до этого ухитрилась заблудиться в родном метро. Села в поезд, идущий в тупик. И не я одна – полвагона ехали не туда, чертыхались, а пассажир по соседству открыл мне душу: ехал за лекарствами для жены из Подольска на «Студенческую», «теперь же Большая Москва, чтоб она…» На кладбище мы с братом потерялись, не сразу нашли могилу отца, грандиозные памятники выросли вокруг. И некого спросить. Опять перезваниваемся. «Ты в каком секторе? Стой там, где стоишь!»

Вдруг из-за массивного креста показалась фигура в лохмотьях, с лицом – не помню каким – мертвеца, что ли? Что-то знакомое, из триллера. Мертвец тоже потерялся, а спросить не умел. Кого ищет – не вспомнил.

ryazantseva-3

А мы положили цветочки и бегом вниз, схватили машину, мы спешили, но куда спешили – не успели. Выехать на Кутузовский в конце выходного дня – сами понимаете… Потом еще на набережную… В конце концов – с пересадками, а где и пешком – добралась я до дома. О счастье! Скинула вымокшее пальто, ботинки, слышу – в доме кто-то есть. В спальне какие-то звуки, звуки борьбы и паники. Включила свет. Квартира маленькая, комнаты смежные. А в стекло бьется птица, спасаясь от кота, и уже изнемогает, не может дотянуться до форточки. Горшки на подоконнике перевернуты, один разбит, а кот, как и положено котам, расшвыривает землю по столу, по проводам и так увлекся, что забыл схватить птицу за хвост. А форточка открыта, но птица почему-то не видит, не может, больная, что ли? Хватаю кота, изолирую в ванной. Звонит телефон. Думала – студент с обещанным сценарием, но нет – давний-давний мой знакомый, почтенный пожилой человек, который никогда мне не звонил. Обмираю – такими звонками сообщают о смерти. «Ты помнишь такого-то?» – говорит он очень медленно и плохо слышит. С трудом вспоминаю, кого он назвал. В сумке звонит мобильный. Бегу за сумкой. Птицы не слышно. Может, улетела? «Это даже не его просьба, – продолжает старый знакомый, – а его сын просил похлопотать…» По мобильному – студентка, может принести сценарий. «Не надо, – кричу, – завтра во ВГИК!» Птицы не слышно. «Я тебе перезвоню», – говорю я старому знакомому, а он продолжает излагать чужое дело, в котором я ничем не могу быть полезна. Птица, может быть, умерла и валяется на подоконнике. Плохая примета. Спрашиваю про птицу, а он мне про свое чужое дело. Перезвонить ему нельзя, он только сам может звонить, и на то есть причина: достали обнаглевшие журналисты. Помню эту историю, понимаю, выслушиваю. А птица издает какие-то звуки. Живая! И дверь ванной скрипнула – кот выбрался из ванной и глядит с недоумением: или он тут не хозяин? Наконец обрываю разговор, ищу птицу. Она спряталась за письменным столом, надо ее выманивать. Тащу блюдечко с водой, блюдечко с отрубями. Пейзаж после битвы взывает к решительным действиям. Вот тазик, тряпки, губки, веник. Беседую с птицей по-хорошему: может, ты там заснула? Еще ведь светло, вылезай! «Майскими короткими ночами, отгремев, закончились бои...» – отец любил эту песню, и все, кто там на кладбище: «Где же вы теперь, друзья-однополчане?..» Нет, обойдемся без хора ушедших. Пока что тянет на комедию. Вот она (то есть я) ползает под столом и пытается достать птицу веником. А ностальгический отсек мозга давит на слезные железы: «Без меня тебе, любимый мой, лететь с одним крылом...» Сценаристка Надя Кожушаная любила эту песню. Она хорошо пела. Она умерла молодой. Нет, не будем о плохом.

А что я вообще знаю про птиц? Хичкока знаю – «Птицы»! Нет, об ужасном тоже не будем. Для кинопритчи финал необходим, а им и не пахнет. Иду звонить брату, он больше знает про птиц, у него и клетка где-то была. Помню, как погубила его попугайчиков, они мне мешали – парные, писклявые. Вынесла клетку в кладовку, им воздуха не хватало. Прости меня, брат. Прости меня, птица. Тут легкое экологическое раздумье вступает подсурдиненным голоском – ведь и синицы ко мне залетали погреться, и на балконе появлялся красавец снегирь. Даже соловьи случались в сиреневых кустах. Теперь только голуби да воробьи. Да вороны – куда они денутся?

«А что за птица?» – спросил брат. Не знаю, среднего размера, может, голубенок, уже не птенец – подросток, а может, грач или – не знаю – редкая птица неизвестной породы... Нет, я не совсем, ласточку от трясогузки отличу, а уже дрозда... Песню знаю, «Жил певчий дрозд» – кино – видела, и «Синюю птицу», и «Белую птицу с черной отметиной», и журавлей во всех видах, и кукушку, и дятла, у которого не болит голова. А делать-то что? В руки она не дается, дерется, царапается. Но я не хочу, чтобы эта птица погибла! Она залетела, спасаясь от кого-то. Но ночевать с ней... Вдруг она летает и ей у меня понравилось?

Типичная проблема всякого сценария: героиня перед выбором – и так плохо, и так плохо. «Налево пойдешь – коня потеряешь».

Решаем шахматную задачу. Отсекаем посторонние мысли, воспоминания и ассоциации. Это самое трудное. Кто из нас в босоногом детстве не спасал покалеченных птичек? Кто не летал во сне? Кто не читал – «отчего люди не летают?» Не пел – «чому ж я нэ сокил, чому нэ летаю?» Кто не вставлял в свое кино дежурную стаю журавлей или ласточек под сводами храма? Не лошади, не собаки – птицы истинные соавторы человечества, хоть и прекрасно обходятся без нас в лесах и на болотах. А мы без них? Сороки-воровки, чеховские чайки, орлы и куропатки, ласточки, как гимназистки, и черный ворон, не к ночи будь... Отсекаем! Вся эта неуместная философия тормозит фабулу. У нас конкретная птица и конкретная «она», то есть я. Брат сказал, что найдет клетку и привезет, если птица жива и покалечена. А она жива!

Как она перебралась через всю спальню в чулан? Сидит там в коробке с тряпками. Летела или ковыляла? В руки не дается.

Говорить со мной не хочет. Ни воды, ни еды не хочет. У меня тоже – влажная уборка, и недочитанный сценарий, и обиженный кот. Приоткрыла я окно, направила туда свет лампы, завернула птицу в махровое полотенце, она затихла... Нет, не могу выбросить живое доверчивое существо. Высаживаю на подоконник. Пусть сама принимает решение. Тут драматургический отсек мозга, устав от ностальгического и экологического, делит главную героиню пополам, на молодую парочку. Он: «Да выкинь ты эту птицу! Хватит с ней возиться! Все равно она погибнет!» Она: «Ни за что! Будем ее лечить. Я ей сделаю гнездышко...» Слово за слово, схлестнулись два характера, она убежала вслед за птицей... Потом вернулась... ли?

Придумайте сами. Он вообще черствый или просто голодный, сорвался, кается, подарит ей лучшую из птиц... А моя птица переступила на карниз и там заснула.

Не скажу, что было дальше. Придумайте сами неожиданный финал. Я смот­рела на спящую птицу и вспомнила песню Гены Шпаликова, одну из первых его песен:

Мы сидели скучали
У зеленой воды,
Птиц домашних качали
Патриарши пруды...

А дальше там так: «Сочинял вам, не мучась, про царей, про цариц, про печальную участь окольцованных птиц. Их пускают китайцы, чтоб потом – наповал – били птиц сенегальцы над рекой Сенегал. Не узнать комсомольцам, что убийцы босы и научные кольца продевают в носы. Погибают скитальцы вдалеке от друзей. Горько плачут китайцы и Британский музей». Вот такая песенка на скорую руку, в студенческие времена. И все песенки у него были сюжетные, а сюжеты как-то сами собой закольцовывались. Драматургический инстинкт. Это вам намек: может, птицу мою как-нибудь закольцевать? Две-три фразы и готово – финал!

Кто бы мог подумать, что у того суворовца, любимца студентов и преподавателей, окажется столь мучительный финал?

ryazantseva-4

Пора и мне закругляться. «Здравствуй, брат. Писать очень трудно» – так приветствовали друг друга Серапионовы братья. Надо будет студентам Каверина почитать, он в старости только воспоминания писал. Но как помнил и как писал! У нас уже новые студенты, так что мой крик души про строгую секретность – это на будущее, кто-то же должен первый крикнуть, чтобы поломать наконец всю эту суету вокруг письменных работ. Их бы и вовсе отменить, но для начала – не шифровать. Быстро это не получится – понимаю. Для редкой литературной профессии ломать стандарты, переписывать кучу бумаг?!

У нас не может быть гарантий, нет ответов в этом задачнике, как и в жизни. Потому я и задала вам сюжет про птицу. Читатель, тем более зритель потребует финала. На то вы и драматург, обязаны «сводить концы с концами». На худой конец, перебрав сто вариантов, измучившись сценарными головоломками, вы отправите героев, или ракету, или птицу – в небо. И будь что будет. Открытый финал. Только попрошу: обойдитесь без ангелов и райских птичек. Кроме них там много чего летает. Гоголь, например, сам видел. Оттого и потерял чувство юмора. С вами, надеюсь, этого не случится.

© журнал «ИСКУССТВО КИНО» 2012