«Никак эта последняя электричка не уедет прочь, в ночь... И давно разложившиеся миллионы роз все так же алеют. Тут молодым ничего не катит еще лет пятьдесят... Да и потом будут эфиры с кладбища. Прапрапра­внук Пугачевой будет переходить с микрофоном от могилы к могиле. К счастью, нам уже не увидеть, как вдруг под фанфары откинутся крышки гробов, поднимутся скелеты кумиров, которые, щелкнув челюстями, обнажат качественные зубные протезы и... Я приду туда, где ты...» – по вроде бы иному поводу пишет в Фейсбуке Ганна Оганесян. 

А и Рената Литвинова однажды на «Золотом орле» ввела термин «шлачина», но уже в отношении бесконечного круговорота сериалов в природе. Действительно, который год хлещет с телеэкранов «шлак» из закрытого Донского крематория. Орлова, Серова, Зыкина, Толкунова, Круг, Фурцева, Галина Брежнева, теперь Гурченко, и у всех следующая остановка – морг. Хотя его-то и не показывают, останавливаются обычно на некоем «сломе эпох».

Помимо «имиджевых» повторных экранизаций всевозможной «истории государства российского» сериалы про разных покойных «народных артисток» – второй кусок хлеба федеральных каналов в части предельного повышения своего заоблачного рейтинга. Уже и грубые драки идут вместо интеллигентного контрпрограммирования – в один таймслот конкурирующие каналы ставят как бы «реальные» политические шоу и как бы «вымышленные» шоу звезд. Широкая публика мучается, колется, но с одинаковым рвением и доверием продолжает грызть кактус. У тех немногих, кто первое и последнее политическое шоу видит в «Триумфе воли» Лени Рифеншталь, а непревзойденными образцами «звездного» вымысла считает «Сансет бульвар» Уайлдера и его антипод «Зелиг» Вуди Аллена, при новой волне слухов о сериале (про Орлову, Серову, Зыкину, Толкунову или кому теперь следующему приготовиться?) возникает ряд недоуменных вопросов, сводящихся в итоге к одному: а, собственно, зачем? Потому что элементарно стыдно накрываться волной этих «серьезных профильных дискуссий», идущей от нормальных вроде бы людей (не говоря уж о ненормальных). А от всех людей ведь не скроешься…

Хорошо, когда стыд только за себя – когда тридцать лет прошло, люди умерли, а до сих пор закрываешь лицо руками. В последнее время, когда и так тяжела шапка Мономаха, недоставало еще принять на себя стыд за завихрения других. За ту вьющуюся кругом вакханалию, псевдополитэкономическую и антикультуртрегерскую, в которую ввязались почти все, знакомые и незнакомые. Закрывать лицо руками еще и за этих граждан (фейспалм)? Нет уж, нет уж. Именно что не глядя можно и нужно им сквозь зубы отвечать. В духе: что бы сказали на этот счет Вуди Аллен, Билли Уайлдер или Лени Рифеншталь.

ЗАЧЕМ ТАКОЕ СМОТРИТ НЕЦЕЛЕВАЯ АУДИТОРИЯ

Люди, как бы знакомые с прототипами, то есть принадлежащие так или иначе, пусть и случайно, к той же среде шоу-бизнеса и не снующие в прицеле телевизора, смотрят подобные поминальники вовсе не целиком, а с ленивой пятиминутной готовностью, со старым пошлым вопросом из гримерки: «Ну, чем будем удивлять?» Удивляются всякий раз грубым поделкам с чудовищными диалогами и сюжетными натяжками, анахронизмам, оскорбительному для них несходству артистов с прототипами. Рокоссовский им не тот и Эйзенштейн в кадре не похож, не говоря уж о Рязанове или Кобзоне. «И это – Кобзон?!!» – возмущенные вопли затмевают тот факт, что в «шлачине» фамилия у него совершенно другая. Потому что подобной «околозвездной» публике в данном случае ценно вовсе не сюжетосложение с достоверностью, вообще не несчастные 8–16 серий. Ценен шанс на «около­шлачные» разбирательства, «когда именно Люся купила жардиньерку», «чем именно Катя вскрыла себе вены», «сколько каратов было у Милы в том брильянтовом колечке», «был или не был зарегистрирован брак с цыганом».

Таким образом нецелевая, но во всем и всегда заинтересованная аудитория разводит вокруг толкуновых и гурченко, да хоть кашпировских и чумаков, отдельную мыльную оперу на предмет, кто был ближе к телу звезды и может это продемонстрировать, внося в заведомую «шлачину» исправления и дополнения. Мыльная опера вокруг таких поминальников приобретает в прессе и социальных сетях значение большее, чем они сами. Она значима для живущих и как бы здравствующих – в плане самопиара, получения статуса «инсайдера», наживания «политического капитала», надежды лично прильнуть к потокам авторов, экспертов и консультантов, которым «за знакомство» платят деньги. В этом смысле даже символично, что сами производители телевизионного «шлака» поминальником называют конечные титры (­бегущие от рекламы быстрее, чем одесский оркестр перед похоронной процессией).

Но и для сериалов про орлову-серову-зыкину даже самые недовольные голоса в сетях и газетах тоже имеют значение, создавая им «белый шум», ауру святости (ведь, как известно, «свято место пусто не бывает»). И вот уже «здесь занято», и поиск заведомых «кандидатов на выбывание» начинается со всех сторон – и в своей среде «инсайдеры» козыряют друг перед другом личным контактом с тем паралитиком, этим маразматиком или той старой перечницей. «Уход» за уходящими селебритис, будущими прототипами очередной «шлачины», давно стал делом наживным и перспективным в плане собственной раскрутки.

«Орлова и Александров», режиссер Виталий Москаленко

ЗАЧЕМ ТАКОЕ СМОТРИТ ЦЕЛЕВАЯ АУДИТОРИЯ

Остальные с пристрастием, наоборот, глядят все серии поминутно, потому что надеются выяснить досконально секреты и обманы, связанные с их кумирами. Ведь базовые ценности (далее – БЦ) целевой аудитории (далее – ЦА) как раз и представляют собой «шлак», давно вычисленный В.Я.Проппом и его многочисленными последователями. Не тронутая «знакомством» ни с чем вообще, кроме большака и перекрестка, семьи и соседей по подъезду (по селу), ЦА проживает внутри своей вечной фольклорной околицы: «хата с краю», «дают – бери», «из грязи в князи», «бабушка надвое сказала», «цыплят по осени считают». От пословиц и поговорок она в лучшем случае переходит к балладному жанру, который по сути является сериалом, где присутствуют только чувства – страсть, месть, ревность, зависть и жадность – и в конце убивают либо всех сестер-невест, либо заодно и женихов. Страх смерти – единственный сюжет архаичной русской баллады. В свою очередь, максимум, что она издревле спродуцировала, – ответвления в виде либо мещанских, либо жестоких романсов. Жестоких, потому что подтверждают БЦ путем посягательства на них: на «дом – полную чашу», на «совет да любовь», на «жить-поживать да добра наживать» или «чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало».

БЦ фольклора – удел бедноты, нищета философии, воинствующий обскурантизм, замешенный на страдательном залоге православия. «Мы все умрем», – утверждают они еще до начала жизни, что зафиксировано в исследованиях: «Жестокий романс – лиро-эпический жанр городского фольклора, сформировавшийся во второй половине XIX века в мещанской среде, впитавший в себя особенности ее культуры и быта. Развился на основе традиционной русской баллады со свойственной ей узкой семейно-бытовой тематикой. В развитии сюжета жестокому романсу присущи экзотизм, стремление к смакованию жестокости, мелодраматизм и трагическая концовка. Можно выделить чуть более десятка сюжетов, которые отличаются друг от друга причинами трагедий, а выбор концовок и вовсе невелик: убийство, самоубийство, смерть от горя. Образная система жестокого романса небогата»[1].

«Небогата» система – вот и ключ к БЦ у ЦА. В сегодняшних сериалах кумиры бедняков – все те же бедняки, но только ставшие знаменитыми и при деньгах. Нет никаких людей, судеб, талантов, уникумов, если у них нет известности и сопутствующего ей богатства. Пустые они. При этом, однако, ни Варлам Шаламов, ни Петр Лещенко не дадут того рейтинга, что дают Гурченко или Василий Сталин. Первые двое со своими перепадами в судьбах были «из образованных», а это гранаты не той системы. Василий же Сталин, к примеру, совершенно «наш человек», пил с десяти лет, еще и на самолетах летал, только вот умел родиться у кого надо. Эдиту Пьеху каналы «похоронили» до срока (заранее приношу ей извинения за эту ассоциацию) лишь потому, что она идеально подходит под нужный трафарет.

С самого начала подобных телепроектов понятно, что отдельным преимуществом у патриархальной ЦА всегда будут пользоваться страдалицы. «Отвергнутая девушка из романса «Однажды я сидела на рояли...» с глубокой искренностью описывает историю своей любви» [2]. Совершенно не важно, что думали орловы, серовы, зыкины и так далее. Главное – их искренние чувства, которые во всех этих незримых «звездных шоу» плодятся как под копирку. Хорошо бы, конечно, побольше мужей у страдалицы и неплохо, чтоб голодное детство. Если военное, то просто зашибись, можно сразу «две смены залудить» (хотя ЦА уже скучает от войны, недовольна (см. форумы на порталах kino-teatr.ru/, kinopoisk.ru/ и др.), ей лучше больше мужей подавай). Но непременно раннее хождение по мукам, от Пьехи до Мордюковой (она уже приближается – сериал запущен), чтобы потом родить или не родить, в браке или не в браке, лечить или хоронить или ни то ни другое – только чтобы позднее «простая русская баба, мужем битая, попами пуганая, врагами стреляная» стала богатой и знаменитой.

«Фурцева. Легенда о Екатерине», режиссер Сергей Попов

Любой ценой должен произойти этот аттракцион. «Чюууда! Чюууда!» (см. «Праздник святого Йоргена»). Только при чуде чувственная ЦА заинтересуется и не сольется. Где, когда, как случилась метаморфоза, позволившая «чумичке», «такой же, как все», переехать в молочные реки и кисельные берега, вдруг сытно есть да сладко спать, «на золоте едать», «как у Христа за пазухой»? Что мешает попробовать всем? Найти «пазуху» для себя? Конечно, такое притягивает. Каждый в ЦА идентифицирует себя со звездами – Толкуновой, Гурченко, Лещенко или даже «жидом» Утесовым, – если только позволяют возраст, рост, вес и голосовые данные. У некоторых уже после одноименного сериала возникает идея: «а не замахнуться ли нам на Сергея нашего Есенина»? Или «чому ж я не сокiл, чому ж не Высоцкий (или хотя бы Михаил Круг)»? До Гурченко-то вообще достаточно похудеть («а правда она себе нижние ребра удалила для талии?»). Любой ценой каждый уравнивается со славой и деньгами, как будто они совсем рядом.

Ни один из этих сериалов не разбирается с реальной природой славы и денег. Им совершенно безразлично, кто был министром, кто – артистом, кто – певцом. Понятийная среда («происхождение», «связи», «подводки», «интриги», «школа», «талант», «работа», «профессия», «подлость», «опыт») минимизируется. Все сводится к «удаче» и «красоте ненаглядной», строго по архаичным заповедям фольклора. Высматриваются на экране мельчайшие чувственные образчики того, как «выбиться в люди». За них прощается даже многомужие или отсутствие «деточек» – этим отсутствием порой компенсируется зависть: «Бедняжечка, жалко ее, так хотела, но вот, не получилось. Ну, бог дал – бог взял». Присутствие деточек «неправильного» толка («Маленькие детки – маленькие бедки, а большие детки – и большие бедки») провоцирует ЦА на свои околоподъездные обсуждения и еще большее пристрастие к разбирательству на примере сериала. Ведь именно там – у Гурченко, Зыкиной, Фурцевой, Галины Брежневой – сформировано хоть какое-то «я», равное фамилии. Разбирать на лавочке собственное «я» невозможно, поскольку его нет. А они как бы есть, фамилии, да еще и разбогатели, «всегда были при мужиках», только вот все равно страдалицы. «И неправильно, что опять Зыкину показали только про брильянты, не тем она запомнилась народу».

Однако наивность ЦА и стойкость ее БЦ оприходуются подобной продукцией изначально и принципиально. Не может быть здесь и сейчас игрового телесериала про Плисецкую, про Караваеву, Майю Менглет или Игоря Ледогорова. Про Викторию Федорову – может, вполне. «Во-первых, она уже умерла»… Про остальных упомянутых, главную роль в чьей жизни играл не фольклор, а разум, не везение, а талант и профессионализм, не семья, а собственная личность, не проселок, а рейс до Канберры без обратного билета, ЦА не поймет. Для этого же думать надо, а такое не практикуется. ЦА уже ждет про Магомаева, Бернеса (отдельным файлом), Образцову, Вию Артмане и Евгения Матвеева, Фатееву и Кустинскую, и Светличную с Ивашовым, и Караченцова с Петросяном. Каким бы циничным ни выглядел список, он есть во всех телередакциях «на всякий пожарный случай». Он есть там уже двадцать лет, с тех пор как появилось издание «7 дней». Оно, собственно, началось с того, что был составлен пресловутый «список селебритис», которые ни при каких обстоятельствах не должны разочаровать ЦА. Да хоть в гробу и в белых тапочках. Потом еще встряли «Караван историй», «Коллекция Каравана историй», «Story», «Интервью», «Биография» – все то, что с умным видом репродуцирует БЦ и достойно уже отдельного исследования не меньше, чем романсы:

Подружки, ко мне приходите,
Я буду лежать на столе,
Прошу вас, меня не судите,
Заройте мой труп в тишине.

«Людмила», режиссер Александр Павловский

ЗАЧЕМ ТАКОЕ ДЕЛАЕТСЯ

Все подсматривание, подслушивание, подъелдыкивание, неприемлемое ни для кого имеющего хоть каплю человеческого достоинства (не находящегося в морге), каналы внедряют осознанно и тщательно. Культивируют самые низменные инстинкты «замочной скважины». Гурченко до смерти не доводят – только до пятого мужа. Брильянты Зыкиной ищут вот именно что после похорон. Орлова – просто святая, мученица, тут даже не страдалица. Все это «было и прошло». Момент является принципиальным. Он и в 30-е, и в 70-е, и в 2000-е вечно вращается около 91-го года, пытаясь его затереть.

Когда при советской власти дети спрашивали родителей, а как вообще мог случиться 37-й год (49-й, 68-й или 17-й), получали ответ: «Время такое было». Фольклорный или художественный, ответ имел в виду некую черную метку на человеческой биографии. Кто-то вырулил, кто-то нет. Нынешний сериал от любых меток бежит как от чумы. Весь народ написал четыре мильона доносов на самого себя, за что и поплатился. Весь народ пережил трудности революции, разрухи, проклятого нэпа, индустриализации, коллективизации, «врагов народа», войны, голода, нищеты, борьбы с космополитами и врачами-убийцами, XX съезда, кукурузы, Новочеркасска, вторжения в Чехословакию, запуска лунохода, Афганистана, распада СССР и опять же мильона терзаний на стрелках в проклятые 90-е, о чем свидетельствуют кладбища. Памятники стоят. Какое там вырулил или нет? Какие необщие выраженья? Какое такое «время»?

У Зыкиной и Фурцевой, у Гурченко и Пьехи в сюжете есть обязательно некий отдельный «вредитель», имеющий конкретное лицо, фамилию, имя и отчество. Их может быть два или три, в зависимости от этапов большого пути главной страдалицы, но вся история СССР непременно «олицетворена». Злобный завистник, или карьерист в органах, или продажный журналист – на эти роли уже набран отдельный актерский пул (Егор Баринов, Виктор Вержбицкий, Алексей Горбунов) – он всякий раз становится козлом отпущения за все: за головокружение от успехов и перегибы на местах, за «двадцать миллионов на войне и миллионы на войне с народом», за «танки идут по Праге» и цифру 37, когда «в момент слетает хмель». В поминальных сериалах (да и не только в них) уже не может возникнуть отмазка «время такое было». Только просто «так было». Так было – и точка. Так же, как орлова-серова «такая была». Какая? Ну такая, талантливая... Красавица была и страдалица. Главное, чтобы кругом наблюдалась «простая сермяжная правда», коловращение жизни в духе стихов Мандельштама, но только без него: «Человек родится, жемчуг умирает, а Сусанна старцев ждать должна».

Однако, когда больше нет Мандельштама, и улицы, и ямы, а есть только «соседний подъезд», вся жизнь с ее коловращением превращается в сплетню. При этом слушать сплетни неприлично априори, а еще «сплетники обладают низкой способностью к эмпатии. Такие люди не видят живого человека в том, кому могут нанести вред, распус­кая сплетни. Чувства и дела окружающих кажутся им ненастоящими, чуть ли не игрушечными»[3]. Игрушечными, значит, и никакого живого человека? Но сплетня про жен и мужей, и деточек, и соседей, а еще лучше сплетня про селебритис – вот же главная ориентация каналов, сосущих кровь из страдальческих фамилий. И все пересуды приходятся на период СССР. То есть можно, конечно, про Екатерину Великую, даже про раскол православия, хоть про гонки на лафетах, но про советскую власть – поплотнее, а после 1991 года никаких околичностей нельзя точно. Потому что хотя бы теоретически 91-й год пережит большинством из еще живущих, а мало ли что у них в голове. У них в голове за прошедшую четверть века могло вообще сложиться страшное убеждение, что не было никакого СССР. Как в той передаче «Абзац» Б.Бермана – И.Жандарева начала 90-х: «Не было никакого инженера Либо. Был Боль, Боль, Боль, Боль, Боль!!!»

«Людмила Гурченко», режиссеры Сергей Алдонин, Александр Имакин

Утесов и Магомаев, Мордюкова и Гурченко, Леонов и Папанов, Гайдай, «неуловимые мстители», даже Абдулов с Янковским – все они призваны заместить зияющую пропасть последнего столетия. Как «вредители» замещают дурную бесконечность, так селебритис замещают «ненастоящие», «игрушечные» сто лет в истории государства российского. Каналам даже мысли нельзя допустить, что ХХ век прошел мимо шестой части мира. Что он был огромен и плодотворен, сначала появились профсоюзы и суфражистки, штрейкбрехеров заклеймили, женщины получили избирательные права, случилась одна война, другая, Холокост и Хиросима, и войны не прекращались, но возникло государство Израиль и распались все империи с колониями, а японцы оказались самые умные; что придумали рок-н-ролл и пинап-гёрлз, массовую культуру и движение хиппи, произошла сексуальная революция, после чего все долго боролись со СПИДом, убитый Мартин Лютер Кинг произнес величайшую речь на свете, а вторично после Масарика президентом Чехословакии выбрали интеллигента и диссидента Гавела; что родились и умерли экзистенциализм, структурализм, семиотика, модернизм и постмодернизм, Пазолини успел перед смертью снять «Сало, или 120 дней Содома», Китай пережил все круги ада, в которые не верит, включая хунвэйбинов, и стал главснабом планеты – и все это уже прошло. У планеты все это и многое другое в прошлом опыте, и она с ним прекрасно продолжает функционировать, уже вполне глобально. Но наши каналы такого разврата допустить не могут никак. Иначе торговать нечем и тратиться надо, вот еще. Нет, вот есть вам высоты, и они не зияют – «великая победа», «Гагарин» и также в области балета мы впереди планеты всей. Орлова, Серова, Гурченко…

Только в такой ситуации каналы в разгаре ХХI века вынуждены лишь начинать свою борьбу со СПИДом в одной, отдельно взятой стране. Кем бы ты ни был, они придут «туда, где ты нарисуешь в небе солнце, где разбитые мечты обретают снова силу высоты». Правда, только в том случае, если тебя нет так же, как не было СССР (в отличие от Лени Рифеншталь, Вуди Аллена, Билли Уайлдера).

[1] Тростина М. А. Жестокий романс: жанровые признаки, сюжеты и образы. Межвуз сб. науч. тр. Вып. IV. Саранск, 2003, с. 197–202.

[2] Там же. С. 200.

[3] Рупасова М. Как не стать жертвой сплетника. См.: http://beautyinfo.com.ua/