В связи с единственным показом в Москве завтра, 20 октября, единственной полнометражной картины китайского режиссера-дебютанта Ху Бо публикуем текст Антона Долина об этой картине из 5/6 номера журнала.

*
«Слон сидит спокойно»
Da xiang xi di er zuo
Автор сценария, режиссер Ху Бо
Оператор Фань Чао
Художник Се Лицзя
Композитор Хуа Лунь
В ролях: Чжан Юй, Пэн Юйчан, Ван Юйвэнь, Ли Цунси
Dongchun Films
Китай
2018

Четыре часа — это очень долго. Даже странно, что фильм снят по короткому рассказу, а не обстоятельному роману. Четверых (на каждого по часу) героев камера показывает в деталях, подробно. Рутина их жизни исследуется поэтапно и скрупулезно. Главный прием — крупный план персонажа на фоне мира и людей в расфокусе. Но прием этот будто нарочито испорчен: читать выражения лиц очень сложно. Причем чем дальше, тем сложнее. Кульминационная сцена на задворках вокзала, в которой параллельные линии наконец пересекаются, смотрится с таким напряжением, поскольку каждый герой тщательно скрывает свои чувства и даже близкую смерть встречает с покерфейсом. Или это мы по-прежнему не способны понять психологию загадочных китайцев? Но ведь и друг с другом они разбираются не без труда. Испорченная коммуникация, сломанный телефон (между прочим, украденный мобильник — важнейший макгаффин сюжета).

Надеяться на взаимопонимание в перманентном тумане, он же смог, в сгущающемся сумерками индустриальном мареве, смысла нет. Тем более что все чаще мы видим персонажей сбоку или сзади, их взгляд упорно не может встретиться с нашим. Камера (оператор Фань Чао) вроде бы рядом, но при этом люди для нее недоступны. Она пытается следить за ними с минимальной дистанции, без отрыва, чтобы ничего не упустить: недаром ключевые сцены тщательно и без лишнего пижонства сняты единым планом. И что? Между нами и персонажами все равно невидимая стена.

Вот мальчик и парень повзрослее (пока не знакомые друг с другом и еще не знающие, что один ищет другого для того, чтобы убить) смотрят на окно закусочной, за которым у каждого интересующая его девушка проводит время с другим собеседником, и безуспешно пытаются угадать тему их разговора. Вот бывшие любовники объясняются в темном тоннеле и наконец произносят вслух что-то важное, потому что пространство одновременно интимно (они наедине в темноте) и отчуждено. Вот пенсионер идет по коридору дома престарелых, куда его собираются сдать взрослая дочь и зять: в каждой комнате-камере за приоткрытой дверью — уединение тут запрещено — своя маленькая драма, бывший человек с посетителями или в одиночестве медленно смиряется с тем, что мир продолжит существовать и в его отсутствие. Лиц не видно совсем: экономят электричество? Свет есть за окном, но в палаты не проникает. Силуэты различимы, не более. Они — против света.

Видимость невидимого, невидимость видимого. Это и есть главная тема монументального и аскетичного опуса Ху Бо «Слон сидит спокойно». Мифический слон где-то в Маньчжурии — то ли в цирке, то ли в зоопарке (обе версии звучат в фильме) — сидит себе невозмутимый и неколебимый. Не реагирует ни на что и подает пример людям, не способным сидеть на месте, вечно встревоженным, расстроенным, взбаламученным. Слона на экране нет и не будет; мы его не увидим — только, возможно, услышим. «Слона-то я и не приметил».

В случае этого фильма неприметный слон, перетягивающий на себя внимание, — трагическая судьба режиссера. Двадцати девяти лет от роду, подававший все возможные надежды, он написал и выпустил пару книг прозы, вышедших в бестселлеры, и снял после двух учебных короткометражек единственный фильм. До того как картина вышла в прокат, Ху Бо повесился на лестничной клетке собственного дома. О причинах самоубийства гадают до сих пор. Ореол этой жуткой истории всегда будет окружать картину, добавляя значительности мнимо серым и декларативно невзрачным перипетиям жизни четырех аутсайдеров, в каждом из которых — как иначе? — зрителю будет мерещиться исповедальный автопортрет. Этого не подтвердить и не опровергнуть. Хотя смерть и суицид — важные лейтмотивы фильма. Наверное, важнейшие.

Лао Цзинь (Ли Цунси) — бывший военный, пенсионер, которого хотят выселить из собственной квартиры. Он сопротивляется не столько потому, что боится дискомфорта: дома он давно уже спит на тесном балконе. Ему невыносима мысль о том, чтобы оказаться выключенным из жизни и начать готовиться к переходу в мир иной. С миром этим его связывают двое: обожающая деда внучка — вскоре она пойдет в школу и перестанет нуждаться в заботе старика — и старый пес Апельсинчик. С собаками в дом престарелых не берут. Точкой невозврата становится день, когда Апельсинчика загрызает до смерти сбежавший от хозяев крупный пес Пипи. Теперь ничто формально не препятствует переезду в казенный дом: смерть питомца открывает дорогу к собственной смерти Лао Цзиня. От нее он и пытается сбежать, уходя из дому вместе с внучкой. Он хочет податься туда, где когда-то служил: в Маньчжурию, к спокойному слону.

Если Лао Цзинь — бессильный свидетель чужой смерти, пытающийся отсрочить собственную, то остальные трое персонажей картины — вольные или невольные убийцы. Криминальный авторитет красавчик-пофигист Юй Чэн (Чжан Юй) пытался отомстить бросившей его девушке, переспав с женой лучшего друга. Тот не вовремя вернулся домой, застал товарища на собственном балконе и тут же сиганул оттуда вниз. Теперь Юй Чэн ходит по городу без остановки, пытаясь убедить самого себя, что в гибели друга никак не виноват.

Меж тем его младший брат в больнице в состоянии комы. Его нечаянно столкнул с лестницы одношкольник, аутсайдер своего класса Вэй Бу (Пэн Юйчан): он встал на защиту приятеля, на которого школьный хулиган наезжал, обвиняя в краже мобильного телефона. Вэй Бу надеялся пересидеть скандал у бабушки, но, зайдя к ней в гости, обнаружил, что старуха умерла. Теперь он тоже слоняется по улицам, надеясь вечером сбежать куда подальше — в ту же Маньчжурию, к тому же слону.

А его подруга Хуан Лин (Ван Юйвэнь) озабочена другим. О ее тягостном романе с заместителем завуча узнали все окружающие, включая ее собственную мать и законную жену любовника. Та пришла скандалить к девочке домой, и брошенная трусливым учителем школьница, не выдержав унижения, укладывает заместителя завуча с его благоверной двумя ударами железной трубы. А потом бежит… понятное дело, на вокзал. Оттуда поезд увезет ее в Маньчжурию, где сидит спокойный слон.

Время действия фильма — целый день, от раннего утра до глубоких сумерек. День как жизнь. Смерть случается в самом начале, когда обманутый муж бросается с балкона; она настигает учителя и его жену ближе к финалу, завершая траекторию Хуан Лин, а потом догоняет ничего не подозревающего Юй Чэна. Смерть — отправная точка и пункт назначения. Каждый из персонажей, населяющих картину, подобен сгоревшей спичке на потолке тусклого подъезда, в котором живет со своей семьей Вэй Бу. Только что была, и вот ее не стало, остался только черный след. Эти отметины разбросаны по сюжету. В сценарии чувствуется литературный дар автора — в том числе в том, как избирательно работает фабульная машинерия. Далеко не каждое ружье оказывается чеховским и в конце концов стреляет. Самодельная дубинка Вэй Бу и добытый им из бильярдного клуба кий так и не идут в дело, зато украденный его одноклассником из отцовского шкафа пистолет в самый неподходящий момент срабатывает.

«Слон сидит спокойно», режиссер Ху Бо

Но в целом, как показывает практика, смерть может настигнуть тебя где и когда угодно. И без помощников обойдется. Смерть вездесуща, в том числе потому что невидима. Многочисленные сцены смерти в фильме целомудренно оставлены за кадром, вне поля зрения: даже когда одна собака бросается на другую, камера в этот момент следит только за лицом потрясенного хозяина. Смерть — как тот самый не явленный на экране слон. В то же время фильм не только изобличает ее повсеместное присутствие, но и показывает пути к отступлению, направления для бегства. Пусть само это бегство — временная иллюзия.

Универсум «Слона…» един и неразделен. Те точки, в которых случаются ключевые для интриги события, могли бы выстроиться в последовательную поучительную линию. Отчий дом, уходя из которого подростки покидают властных родителей (девочка бросает вечно пьяную мать-одиночку, мальчик — грубого отца, тоже алкоголика). Детский сад, куда ходит внучка пенсионера. Школа, где встречаются тинейджеры, с ее явной официальной жизнью и жизнью скрытой, полной эротики и насилия. Ресторан, в котором знакомятся и расстаются. Больница, куда поступает травмированный ученик. Квартира, на которой учитель встречается с соблазненной ученицей. Наконец, дом престарелых, где все заканчивается. А между ними продуваемые всеми ветрами улицы и площади; дворы, где неизвестные постоянно жгут мусор. С мусором охотно сравнивают себя все главные герои картины.

Однако вместо линии получается трехмерное пространство всеобщего безразличного равенства. Чего в фильме нет, так это любых структур подавления (или обеспечения порядка) свыше: они постоянно угрожают друг другу, что вызовут полицию, но за четыре часа ни один страж в мундире на экране не появится. Даже в школе учителя не менее затравлены и одиноки, чем их воспитанники. Это горизонтальный мир тотальной бесприютности. Собственного угла нет ни у кого; взаимозависимость обеспечивает кандалами каждого. Обреченность людей друг на друга в повсеместной тесноте не может не привести к убийству или суициду. Объясняя, зачем она переспала с учителем, Хуан Лин растерянно объясняет матери: «Мне нравилось у него в квартире». У него дома хотя бы унитаз не течет, как у них.

Неприкаянность гонит их всех из дому в пространства общего пользования, будь то школа, парк (из клеток на людей затравленно смотрят обезьяны) или место общей встречи и общего бегства — вокзал. Там-то они встретятся в финале, чтобы узнать: сегодняшний поезд в Маньчжурию отменен.

Она абсолютно случайна и тоже невидима, эта воображаемая Маньчжурия. Потому и кажется калиткой к свободе. Хотя все твердят друг другу мантру: одна судьба не отличается от другой, всех и везде ждет одно и то же. В итоге старик с внучкой и мальчик с девочкой вчетвером садятся в автобус, который довезет их только до неведомого Шэньяна, там придется пересаживаться. Куда и зачем? Не важно: принципиально здесь другое — продолжить движение, даже когда на ногах не стоишь, и удаляться от самого себя к некоей стабильной воображаемой точке, к горизонту. Назовем эту точку слоном, почему бы нет. По меньшей мере, он сидит спокойно.

Ничего другого не остается. Лучшее, что может сделать слон, заключенный в клетку, — сидеть и не обращать ни на что внимания. Человека это тоже касается. Как там было у Гумилева:

Не плачь, о нежная, что в тесной клетке
Он сделается посмеяньем черни,
Чтоб в нос ему пускали дым сигары
Приказчики под хохот мидинеток.
Не думай, милая, что день настанет,
Когда, взбесившись, разорвет он цепи
И побежит по улицам, и будет,
Как автобус, давить людей вопящих.

Автобус никого не давит. Он бесшумно едет между гор по неосвещенному шоссе. В автобусе тихо спят Лао Цзинь и его усталая внучка, Хуан Лин и Вэй Бу. Даже можно представить себе, что они видят во сне.

…Нет, пусть тебе приснится он под утро
В парче и меди, в страусовых перьях,
Как тот, Великолепный, что когда-то
Нес к трепетному Риму Ганнибала.

«Все равно на другом берегу то же самое, — говорит Лао Цзинь подросткам, прежде чем сесть в автобус. — Лучше смотреть на другой берег отсюда». Вэй Бу отвечает: «Может, съездим и посмотрим сами, что там?» Они выходят на конечной. Точнее, на промежуточной. Вокруг непроницаемая тьма, которую чуть рассеивают фары автобуса. Но они впервые не тонут в темноте; силуэты выхвачены лучами из темноты. Именно в этот момент откуда-то доносится звук. Это трубит слон, будто зовет в военный поход. Тот, который для Ху Бо уже закончился.