Еще один фильм, показанный в рамках программы «Божественная эйфория» на XXXVI ММКФ, – «Нагима» казахстанского режиссера и продюсера Жанны Исабаевой. Зара Абдуллаева объясняет, чем это «беззащитное и безутешное» кино отличается от остальной фестивальной продукции.

Некоторые завсегдатаи ММКФ-2014 утверждали, что «Нагима» – лучший фильм на фестивале. Так это или не так – сказать не берусь, но он произвел впечатление на Берлинале в программе «Форум», а до того – в октябре прошлого года на XVIII международном кинофестивале в Пусане. В этом июле картина должна выйти в прокат во Франции.

Отменно снятая (оператор Саят Жангазинов) «Нагима» – притча, для которого режиссер предпочел стилистику парадокумента. Это «бедное» кино и слишком прямодушное, чтобы соответствовать банальным фестивальным ожиданиям. Жесткий каркас (или концепт) простого сюжета необходим, надо полагать, режиссеру для того, чтобы рассказать без обиняков, без намека на сантименты историю нелюбви и мести. Функциональный способ повествования – защита от эксплуатации, любезной авторам бесчисленных фильмов о париях, бастардах, их борьбе за выживание. За него никто в «Нагиме» не борется. Здесь живут для любви – и только. Но напарываются на заядлую практику нелюбви. Собственно, всё. Эта практика воздает не опыт, но решительное действие, неожиданное и самоубийственное.

Нагима (Дина Тукубаева) – посудомойка в ресторане. Живет с подружкой Аней (Галина Пьянова) в затрапезной лачуге на задворках Алма-Аты. Подружка беременна, о ней – о единственном близком на свете человеке Нагима безропотно, исправно заботится. Приносит объедки с тарелок, кормит, стирает. Обе героини – детдомовки. У них нет прописки, они ютятся почти в землянке, пригретые соседкой-проституткой Нинкой (Галина Неженцева). Как водится, сердобольной. Это клише, то есть персонаж функциональный. Он необходим режиссеру, чтобы наладить сюжетную связь двух бесхозных героинь с большим миром. Больше им надеяться не на что, не на кого. Ну, есть еще продавец хилого магазинчика, дающий Нагиме в долг насущные продукты. Она каждый поздний вечер трусит на автобусе на окраину города, где ее ждет одинокий фонарь, пыльная дорога, собачий лай и Аня, уткнувшаяся в телевизор, в передачу вроде «Давай поженимся».

«Нагима»

Ресторанная кухня, где трудится восемнадцатилетняя прыщавая Нагима, ее долгий, кинематографически выверенный путь домой, точное настроение заброшенности предвещают кино «фестивальное». Однако скорая кульминация и ее последствия – кровотечение Ани, путь на «Скорой» в больницу, где ее не хотят принимать без документов, но принимают, где она рожает (за кадром) девочку и умирает (тоже за кадром), – выдают другое кино. Беззащитное и безутешное. «Что с нами не так? Чем мы хуже других?» Так Аня спрашивала Нагиму еще в своей короткой жизни. Но ответом не удостаивалась. Сиротам – сиротская смерть. Иллюзий Жанна Исабаева не имеет. И актрису нашла среди «выпускников» детдома.

«Нагима»

Оставшись одна, Нагима едет к матери, которую никогда не видела и которая ее оставила в роддоме. Один автобус, другой, остановка, замешательство. Встреча. «Здравствуйте. Я ваша дочь. Вы оставили меня восемнадцать лет назад. Помните?» Мать помнит, но дочь гонит прочь. Безжалостно, ясно, как скотину. Сюжетная схема не обрастает плотью фабульных извивов, но обнажает причинно-следственный мотор действия. И вместо плаката, ухоженного бесстрастным объемным глубинным взглядом камеры, рождается притча. Нагима против всех правил реальности и законов «реалистического кино» забирает дочку подруги их роддома, чтобы, полюбив, задать ей вопрос: «Зачем тебе жить? Тебя будут мучить, тебя никто не полюбит…». И чтобы испытать комплекс Медеи (или квазиМедеи) в казахской степи. Комплекс, о котором она не ведала, не читала.