22 сентября в российский ограниченный прокат выходит новый фильм культового представителя авторского американского независимого кино Тодда Солондза «Такса». Этот фильм также вошел в программу кинофестиваля Амфест, который пройдет с 20 сентября по 9 октября в тринадцати городах России. С подробностями об этой (как обычно у Солондза, и гомерически смешной, и душераздирающей) премьере – Зара Абдуллаева.

Ослушавшись родителей и не став раввином, Тодд Солондз предпочел выставлять «страх, тревогу и депрессию» (так назывался его дебют 1989 года) гротескных, двойственных персонажей. Они походят на бледноватую тень шлемазлов Вуди Аллена. А отличаются от них остуженной истерией, специфическим невротизмом, склоняющим Солондза к размножению одной героини на несколько («Перевертыши»), к фрагментарному нарративу. Семейные разлады, перверсии, сексуальные фобии составляют помехи по дороге к несбыточному счастью («Счастье» – самый знаменитый его фильм) американских маргиналов или интеллектуалов.

Новую картину «Такса» Солондз рассекает на четыре новеллы (в «Сказочнике» довольствовался двумя), объединенные приключением – жизнью, гибелью и воскрешением – собачки. Не одной, а нескольких в разных воплощениях. Незатейливые истории сложились в самый мрачный и язвительный опус режиссера. В нем сыграли звезды – Эллен Берстин, Грета Гервиг, Дэнни Де Вито, Жюли Дельпи – с таких разных кинематографических планет, что столкнуться вместе, хоть и в разных историях, они смогли только благодаря персонажной уязвимости, которую вменил им Солондз.

«Такса»

Это странное кино зациклено на мотивах смерти, возмездия, а сделано с невозмутимым сарказмом и трогательно. Прямолинейно и затаенно глумливо. По касательной сюжетов Солондз задевает «предпоследние новости»: мама мальчика первой новеллы, больного лейкемией, объясняет, что, если бы таксу не усыпили, прежде стерилизовав, то ее, как маминого пуделя, изнасиловал бы кошмарный пес по кличке Мухаммед, и песик все равно умер бы. Не может Солондз удержаться, чтобы выступить и в хоре критиков псевдосовременного искусства, которое алкает нью-йоркский истеблишмент. В последней новелле появляется афроамериканский художник под именем Фантазия, заслуживший свои минуты славы инсталляцией с моделью лающей таксы.

«Такса», трейлер

Таксы перебегают из одной новеллы в другую, чтобы в четвертой, побыв рядом со старухой в темных очках и с ходунками, получить прозвище «Рак», но погибнуть «от другой болезни». Таксы Солондза зеркалят состояния их хозяев. В первой новелле таксу берут (в утешение больного раком мальчика) из собачьего приюта в чистенький дом, но радость ребенка длится недолго. Таксу, накормленную мюслями, измученную диареей, должны усыпить, но ее крадет и лечит одинокая медсестра под именем Дон Винер (пандан этой собачке, а именно Wiener Dog), которая выпускает ее на лужайку к стерилизованным олигофренам из второй новеллы. (Закадровой смерти в этой новелле Солондз тоже не избежал.) В третьей истории такса сопровождает препода киношколы Дэвида Шмерца, неудачника-сценариста, пока живого обреченца, которого студенты мечтают изгнать подальше за устаревшие на профессию взгляды, не подозревая о том, что их ждет.

Где-то в середине Солондз делает антракт и, не очень понимая, как совладать с собственным фильмом, куда с ним вырулить, снимает таксу на фоне открыточных американских пейзажей под музычку кантри. Этот дивертисмент аукается с эпизодом «мексиканцы у дороги», которые признаются парочке, подобравшей их в машину, что в Мексике жизнь лучше, а в Америке унылая. Разумеется, Эд Лахман снял Америку как шикарное пространство – и домов, и пейзажей.

«Такса»

Казалось бы, Солондз, потихоньку измываясь над продвинутыми родителями из первой новеллы, или сочувствуя наркоману (школьному другу ветеринарши) из второй, или солидаризуясь с героем де Вито – безуспешным сценаристом, сжавшимся в бессильный комочек и презираемый наглыми студентами, – или понимая предсмертное отчаяние старухи (Эллен Берстин), к которой заявляется внучка (получившая, о счастье, роль шлюхи в голливудском фильме) за деньгами для художника-«авангардиста», – предпринял инвентаризацию расхожих тем, к которым он маниакально привязан. Будь это творчество, секс или смерть. Но точнее было бы сказать, что он эти мотивы стерилизует, выхолащивая из них высокопарную муть. Старуха из последней новеллы парирует реплику внучки о своем угасшем живописном прошлом признанием, что была не художницей, а моделью, всего лишь раздвигавшей ноги. Назвав свою таксу «Рак», предусмотрев ее «случайную» гибель, она пояснила, что поступила «правильно». Все равно ведь «все умирают».

Автор черных комедий, парадоксалист, любитель всяческих двойственностей и двусмысленностей, сочинитель диалогов a la Беккет, Солондз вдруг решил, что против лома нет приема. И снял «Таксу».