В программу кинофестиваля «Новое кино Швеции», проходящем в 16 городах России, вошли документальные картины, посвященные двум самым знаменитым и любимым во всем мире шведкам: «Астрид» Кристины Линдстрём – о писательнице, создавшей Карлсона и Пеппи Длинныйчулок, и «Ингрид Бергман: своими словами» – восторженный, но вместе с тем откровенный и неприукрашенный портрет легенды мирового кино, особенно заинтересовавший Нину Цыркун.

Известный шведский кинокритик и режиссер Стиг Бьёркман на премьере в Москве рассказал о том, как родился этот фильм. В 2011 году на Берлинском фестивале он встретился за столом на обеде с тогдашним председателем жюри – Изабеллой Росселлини. И во время разговора она вдруг сказала Стигу: «А почему бы нам не снять кино про маму?» Это было предложение, от которого не отказываются.

Пять лет Бьёркман изучал дневники и письма Ингрид Бергман, а также многочисленные киноматериалы, которые снимала она сама и ее близкие. Потом проинтервьюировал ее детей и друзей. Из всего этого, а также из личных впечатлений о фильмах с участием звезды и родилась эта документальная лента, приуроченная к столетию актрисы в прошлом году.

Мы знаем немало мировых кинозвезд, о чьей национальности практически никогда никто не вспоминает (а многие нередко и не подозревают о ней). Но Бергман остается, на мой взгляд, великой шведской актрисой. Несмотря на свою мировую славу, несмотря на свободное владение несколькими европейскими языками, несмотря на стремление вырваться за пределы своей страны в «большой мир», несмотря на категоричные заявления: «Я не хочу пускать корни. Я хочу быть свободной».

Как это уживается одно с другим? Стиг Бьёркман объясняет так: «Шведы очень застенчивые люди, но в то же время открытые. Это наши национальные черты. Такой была Ингрид. В этом и заключается ее шведскость».

Застенчивость и открытость как характеристика одного и того же человека – вещь противоречивая. И, как высняется из фильма, противоречивость и была доминантой природы Ингрид. Она преодолевала робость через предъявление себя миру посредством кинокамеры. Кино привлекло ее возможностью свободы. Ее карьера на родине успешно складывалась на театральных подмостках, но свободной она чувствовала себя именно перед камерой – и потому предпочла сцене экран (хотя и продолжала время от времени работать в театре).

Старшая дочь Пиа, унаследовавшая от матери острый и беспощадный ум, дает психоаналитическую трактовку беззаветной преданности Ингрид кинематографу, выводя взаимную любовь актрисы и камеры из происхождения: отец Ингрид был профессиональным фотографом и часто снимал дочь на фото- и кинопленку. «Из-за камеры на нее изливалась любовь», – утверждает Пиа.

Рано оставшись сиротой и глубоко переживая травму сиротства, Ингрид, тем не менее, никогда не сомневалась, делая выбор между детьми и работой вдали от дома. Семье она всегда предпочитая съемки в новом фильме. Когда она приняла предложение Дэвида Селзника снять ремейк шведского «Интермеццо» в Голливуде, то оставила на руках отца восьмимесячную Пиа и осела в Лос-Анджелесе, исполнив мечту детства о «доме с бассейном». Дальше была вилла на морском берегу с Роберто Росселлини и дом на острове с мужем-шведом Ларсом Шмидтом. «Мне от природы даны смелость и страсть к приключениям, – без всякой робости говорит она. – Это и двигало меня по жизни, да еще чувство юмора и немножко здравого смысла. И жизнь получилась очень богатой».

Примерно каждые десять лет ее одолевало стремление сделать новый жизненный поворот. И каждый раз дети оставались с отцом. Но даже мимолетная встреча Ингрид с детьми была для них таким счастьем, что они и сейчас ничуть ее не винят, вспоминая только те радостные моменты. Очарование, неподдельная нежность и умение превратить жизнь в праздник искупали все. Ингрид признается с экрана, что была для всех четверых не столько матерью, сколько другом, и в этих словах сквозит понимание огромной разницы между одним и другим.

Мне показалось, что менее всего восторга по отношению к матери испытывает рациональная Пиа – может быть потому, что все ее детство и вся юность прошли без нее. Но совершенно неожиданно звучат в финале фильма слова Изабеллы Росселлини о том, что после смерти матери они ожидали найти в ее письмах что-нибудь важное о творчестве, о работе в кино, но обнаружили сплошь заметки о них, ее детях. Так получается, чем больше мы узнаем об этой женщине, тем большей загадкой она для нас становится.

Ингрид  Бергман с детьми

И все-таки более всего актер открывается не в своей личной жизни, не в дневниках и письмах, а в своих ролях. К сожалению, о них в фильме рассказано довольно скупо. Повезло первой оскаровской роли Бергман – триллеру «Газовый свет». Конечно, нельзя было обойтись без «Касабланки» и подробностей работы с Ингмаром Бергманом и Лив Ульман на «Осенней сонате». Вот где она лучше всего сыграла мать, тоже оставлявшую дочь ради творчества; немаловажно и то, что ключ к роли подсказал ей режиссер. Мельком упомянуты хичкоковские фильмы конца сороковых годов.

Но жаль, что ни слова не сказано о ее последней значительной роли – «Женщина по имени Голда». Фильм о великой женщине, уроженке Киева, ставшей израильским премьер-министром, сама актриса уже не успела увидеть на экране. Как бы то ни было, даже в двухчасовую картину не уместишь все вехи творчества актрисы, семь раз номинированной на «Оскар» и трижды выигрывавшей его. Открывая нам новые грани характера Ингрид Бергман, фильм Стига Бьёркмана разжигает зрительское любопытство, а оно заставит нас внимательнее приглядеться к ее экранным инкарнациям.