Оранжевая радуга

Культурная революция

Думается, вряд ли кто-нибудь, имеющий хотя бы отдаленное представление о событиях в столице Украины, станет опровергать тот факт, что осень 2004 года стала самой необычной в новейшей истории Киева. «Багрец и золото», которые здесь в высшей степени очаровательны, внезапно вытеснил настоящий апельсиновый карнавал. Исходя из увиденного и услышанного за эти три недели, возьму на себя смелость утверждать, что прямо на глазах — наиболее активно в столице, чуть медленнее в провинции — складывается неповторимая «оранжевая» субкультура.

Несомненно, идеологи компании Ющенко очень удачно выбрали именно этот цвет. Теплый, активный, но не агрессивный, он как нельзя кстати пришелся в ноябре, когда унылая серость поздней осени переходит в монотонную снежную белизну. Однако было бы ошибкой считать, что «оранжевое» движение — это радикальная инновация, не имевшая доселе аналогов. На самом деле у этого цвета богатая и интересная предыстория — как в политике, так и в культуре.

«Оранжевое» движение берет свое начало в Голландии, в Амстердаме. Для Нидерландов, как известно, это цвет особенный, он символизирует и протестантство, лежащее в основе общенационального этоса, и власть королевского дома Оранских. Но так было до наступления бурных 1960-х, ставших временем тотальной молодежной революции на Западе. Во многих странах базовым колором шестидесятнического бунта был красный — сказывалась популярность маоистских, троцкистских и анархических идей.

Не так в Голландии, которая всегда славилась умением находить свои, особые пути. 12 июля 1965 года группа амстердамских левых радикалов и вольных художников (две категории, практически неотличимые друг от друга) выпустила первый номер своей газеты «Прово» («Provo» — производное от английского «provoce» — провоцировать). Соответственно, новое течение провозгласило себя «провотариатом» (составное от «провокация» и «пролетариат»), однако более известное название «Оранжевый Интернационал» — явный выпад в сторону общегосударственных святынь. Эта пестрая структура объединяла весьма разношерстную публику: художники, поэты, профессиональные демонстранты-драчуны с полицией, музыканты, политики, студенты — всего пять-шесть крупных группировок, позже трансформировавшихся в такие же карнавальные, шутовские политические партии, среди которых наибольшей известностью пользовалась партия «Карлики» (Dwarfs). Развеселая коалиция явно вдохновлялась идеями леттристов и Ги Дебора, действовала соответственно: политика в их исполнении превратилась в настоящий спектакль. «Провотариат» устраивал средь бела дня на самых многолюдных площадях весьма заметные действа — от стриптиз-шоу до совместного курения марихуаны. Высшая точка — провозглашение в Амстердаме «Независимого Оранжевого государства» со статусом «альтернативного города». «Оранжевые» и сторонники пропагандируемой ими культуры сумели спровоцировать серьезные антисистемные беспорядки, в результате чего были сорваны торжества по случаю бракосочетания принцессы Беатрикс в марте 1966 года, церемония коронации принцессы в 1980 году, а также торжественное открытие станции метро на Ньюмаркет в октябре 1980 года. Одновременно группы сквоттеров занимали пустующие здания, создавая в них филиалы «Независимого Оранжевого государства». Этот период, получивший название «Двадцатилетняя гражданская война», в целом продолжался до декабря 1984 года.

Было бы ошибочным считать, что эскапады «Оранжевых» не имели серьезных последствий. Деятельность этих групп заставила жителей Амстердама коренным образом пересмотреть свое отношение к родному городу.

В городской совет были выбраны народные представители, опубликован ряд аналитических отчетов под общим названием «Белые планы», где рассматривались экологические и социальные аспекты жизни различных районов города, а столичные власти стали прислушиваться к мнению избирателей. Общим же итогом явился нынешний статус столицы Королевства как одного из самых свободных городов в мире.

Эстафету голландских бунтарей подхватила и польская «Оранжевая альтернатива», действовавшая в намного более суровых условиях военного положения в первой половине 1980-х. Поляки переняли ту же тактику — политика как игра и зрелище, — что в условиях, когда оппозиция была загнана в глухое подполье, оказалось достаточно действенным. Во время выпусков официозных теленовостей сотни людей в полном молчании выходили выгуливать своих собак, при этом один вечер исключительно по левой, другой — только по правой стороне проспекта. Но настоящим центром «оранжевого» беспокойства стал Вроцлав — один из самых непокорных городов Польши, чьи жители еще в 1956 и 1968 годах поднимали антикоммунистические восстания. Так, в пику режиму военного положения вблизи городского зоопарка Вроцлава была проведена демонстрация с требованием: «Отпустите медведя!» При совершенно понятном посыле акции, полиция не могла понять, как ей реагировать. А при попытке ареста перформеров появились одетые в шутовские одежки «полицейские- гномы» и начали очень активно помогать полицейским настоящим. В итоге правоохранительные меры были сорваны под всеобщий хохот. 1 июня 1987 года, в День защиты детей десятки гномов в красных шляпах танцевали на городской площади Вроцлава, раздавали детям леденцы и пели колыбельные песни. В итоге многих участников забрали в отделение за «нарушение общественного порядка» и «замусоривание территории» (часть леденцов упала на землю).

Больше всех от «Оранжевой альтернативы» доставалось силовикам.

В самый разгар репрессий у Ярузельского появился конкурент — «генерал» по имени Пумперникель. А на стенах домов стали публиковать его приказы, вроде того: «Объединенные оперативные штабы войск НАТО и Варшавского Договора объявляют следующее 9 мая Всемирным Днем гонки вооружений», или же призывы: «Шпионы всех стран, объединяйтесь!» Что до настоящих полицейских и солдат, то их подвергали атакам, правда, весьма своеобразным способом — дарили им папиросы, конфетки, цветы и — обязательно — мандарины.

Прославился и «оранжевый» хэппенинг «Кто боится туалетной бумаги?». В манифесте провозглашались очень серьезные вещи: «Социализм, с его экстравагантным распределением товаров, с его эксцентричной социальной позицией, выдвинул на первый план мечту людей о туалетной бумаге… Чтобы удовлетворить императив прогрессивного мышления, мы придем 1 октября в 4 часа дня на Швидницкую улицу. Пусть каждый принесет с собой туалетную бумагу. Потихоньку вынимайте ее и раздавайте по кусочку людям. Распределяйте ее справедливо. Пусть справедливость начнется с туалетной бумаги». Ниже была поставлена фабричная марка и приписка: «Мы можем подтереть и правительству». Массовая раздача сангигиенического дефицита сработала лучше любой демонстрации.

Примеров такого рода — в том числе из новейшей истории Белоруссии и России, где за «оранжизм» отвечают по большей части анархистские группировки, — можно приводить еще много. По сути, «оранжевая политика» вошла в актуальный словарь как синоним карнавального, внепартийного и миролюбивого сотрясения основ. Теперь нетрудно увидеть, что и украинский «апельсиновый ренессанс» явно чувствует свою преемственность по отношению к столь замечательным предшественникам. Наши «оранжевые» тоже устроили в центре Киева огромный и беспрерывный детский утренник. Инфантильность и взрослая идейная убежденность при невероятном людском разнообразии дали настоящий расцвет самодеятельного творчества. Из лозунгов родились целые песни, среди которых, конечно же, хит «Разом нас багато — нас не подолати!», сочиненный группой «Гринджолы» и радио «Западный полюс» (Ивано-Франковск). Под этот неофициальный гимн Майдана устраивались ежевечерние уличные дискотеки на соседней Европейской площади. Детскую бесшабашность подчеркивали и ставшие особенно актуальными популярные песенки — «От улыбки станет всем светлей» (эту особенно любили крутить омоновцам у здания Администрации президента) и, разумеется, «Оранжевое небо», поп-вершина пионерских 1970-х в исполнении Ирмы Сахадзе. В конце концов, и сам митинг проводился в форме почти непрерывного рок-фестиваля, иногда прерываемого выступлениями политиков, — на сцене Майдана по нескольку раз побывали все более или менее значимые украинские исполнители, от «ВВ» и «Океана Эльзы» до Русланы. А в продажу быстро поступил второй тираж сборника всех «майданных» хитов; первый тираж был раскуплен мгновенно.

Детскость проявлялась в самых неожиданных местах. Заградительные заслоны в районе Администрации президента, увешанные воздушными шариками, ленточками и букетами цветов, уже известны всемирно. Еще более умиляло то, что происходило каждый вечер перед этой «инсталляцией»: прямо перед суровыми рядами правоохранителей в касках — обязательная стайка девушек, писаных красавиц (преимущественно студенток из театрального университета или консерватории), которые довольно складно пели и танцевали чуть ли не ночь напролет. Милицейскому соединению у Администрации вообще везло — например, со стороны улицы Институтской там каждый вечер выступали то гуцульский ансамбль, исполнявший коломыйки и «Наша служба и опасна, и трудна», то духовой оркестр, который играл вальсы, мазурки, марши и прочий теплый репертуар.

Оранжевый, естественно, провоцирует и моду в одежде. На юношах и девушках нарастала оранжево-желтая бахрома, и по Крещатику разгуливали люди, чей внешний вид напоминал новогоднюю елочку или наряд танцовщиков самбы. Автомобили, украшенные ленточками, наклейками, флажками, флагами и флажищами и каждый вечер разъезжающие по центральным улицам с оглушительными сигналами, — зрелище, незабываемое во всех смыслах. Особенно хороши были эти кавалькады у заблокированного здания Кабинета министров — этот район достоин внесения во все анналы неофициального искусства. Там гудки клаксонов сливались с целым оркестром барабанщиков, что обосновался на склонах над дорогой и день-деньской лупил по пустым железным бочкам. При этом на гранитных парапетах подле оглушенного здания шло настоящее состязание авторов снежных граффити — камень был залеплен более или менее художественно выполненными призывами, рисунками и названиями украинских городов и местечек — все из снега. Отдельный пункт — негласное соревнование в плакатном искусстве; впрочем, в Украинском доме — одном из штабов оппозиции — даже объявили конкурс. Но и без конкурса люди печатали, писали, рисовали сотни листовок, шаржей, воззваний и прочего. Самиздат воистину пережил второе рождение — за время стояния на Майдане появилась добрая дюжина газет, в том числе такие раритеты, как листок палаточного городка с трогательным названием «Помаранчик». На стенах, на бумаге, на фотопленке реализовалось столько талантов — раньше трудно было даже представить, что такое возможно. Дошло уже даже до академичного Дома художников — выставка «Мистецьке „Так!“ помаранчевiй революцi§» заняла в нем два этажа, и там на равных соседствовали плакаты уличных революционеров и холсты профессиональных живописцев. Народ у нас все-таки очень талантливый…

И очень быстрый умом. Майдан реагировал мгновенно на все мало-мальски значимые события и фразы. Не успел один кандидат назвать другого «котом Леопольдом», как тут же появился клип на песенку из соответствующего мультфильма и масса плакатиков, где знаменитый кот призывает жить дружно и принимает покаяние от шкодливых серых мышей. Не успел кандидат упасть в обморок от куриного яйца, как появилась и в считаные дни прославилась группа «Веселые яйца». Другая группа наштамповала уже с полдесятка компьютерных игр на тему борьбы с «януковичизмом» и фальсификацией выборов. А завиральные речи одной из кандидаток в первые леди насчет американских валенок и «наколотых апельсинов» тут же породили прямо на Крещатике «пункт обмена американских валенок на наколотые апельсины». А в Сети — музыкальную композицию, где все та же леди исполняет свою речь про «наркотические» апельсины дуэтом с рок-звездой 1970-х Бобом Марли. Впрочем, Интернет — это особая тема; там уже вывешены десятки музыкальных коллажей, где речи обоих кандидатов звучат с самым неожиданным сопровождением.

Одним словом, наши «оранжевые» ни в чем не уступают предшественникам. Тоже во многом — большие дети, тоже играючи (вот очень точное слово!) пытаются решать острейшие политические проблемы, тоже точны в своем остроумии, тоже превращают закостеневшую официозную столицу в огромную театральную площадку, в помесь цыганского табора, карнавала и рок-фестиваля.

Так что наша «оранжевая радуга» — это не столько даже политическая акция, бархатная («каштановая», «ноябрьская») революция, сколько наш Вудсток и наш май 1968 года, наш ситуационизм и наш Дада. Одним словом, наше общее детство, которого в украинской истории, перенасыщенной поражениями, залитой кровью, слишком взрослой, еще не было.

Киев