Strict Standards: Declaration of JParameter::loadSetupFile() should be compatible with JRegistry::loadSetupFile() in /home/user2805/public_html/libraries/joomla/html/parameter.php on line 0
«Подмена» в Юрьеве - Искусство кино
Logo

«Подмена» в Юрьеве

В этом году на Каннском фестивале был показан фильм Клинта Иствуда «Подмена». Журналист Майкл Стращинский раскопал эту историю в муниципальных архивах Лос-Анджелеса и написал сценарий о том, как в 20-х годах прошлого века у матери-одиночки из небогатого пригорода Лос-Анджелеса исчез сын. Мать обратилась в полицию — там ей сначала вообще не хотели помогать, а потом подсунули чужого мальчика, торжественно отрапортовав городу и миру, что дело раскрыто. Безутешная мать не сдавалась: заботилась о чужом сыне, но продолжала искать своего. Коррумпированные полицейские боссы запихнули женщину в психушку, а ее главного помощника, либерального священника, объявили врагом американского народа. Борьба матери продолжалась много лет и вошла в анналы американской судебной истории как «дело Кристин Коллинз против полицейского департамента Лос-Анджелеса».

"Юрьев день"

Дело Кристин выиграла: серийного убийцу-педофила поймали, семьи его жертв узнали правду о судьбе детей, а шеф лос-анджелесской полиции слетел со своего поста. После каннской премьеры Иствуд и Анджелина Джоли, сыгравшая Кристин Коллинз, раздавали интервью об американских ценностях: о личности и государстве, о свободе слова, о приоритете прав частного человека над корпоративными конвенциями и, конечно, о здравом смысле.

Фестивальные критики одобрили Иствуда за «качественный жанр» и подсчитывали — без всякой, впрочем, иронии — сколько «Оскаров» он заработает в грядущем сезоне.

Фильм Кирилла Серебренникова по сценарию Юрия Арабова «Юрьев день» основан, как и «Подмена», на документальных фактах. На абсурдной, скандальной, но при этом объективной статистике, согласно которой «ежегодно в России бесследно исчезают от тридцати до сорока тысяч человек». Из этого пятизначного числа бесследных исчезновений (как замечает один из героев картины, сыщик по кличке Серый, в России «исчезнувшими за год людьми можно заполнить целый стадион») авторами «Юрьева дня» предложен частный случай. У матери, знаменитой оперной певицы и заслуженной артистки РФ, исчезает сын двадцати с чем-то лет, интеллигентный юноша без вредных привычек. Исчезновение происходит в городе Юрьеве, куда мать привезла сына попрощаться с родиной предков накануне отъезда на Запад.

Мать-певица, обнаружив пропажу сына, обращается в милицию. Как у Иствуда, юрьевские стражи порядка работают из рук вон. Как и героиня из Лос-Анджелеса, мать в Юрьеве пытается вступить в борьбу и сталкивается с подменой. Но тут аналогии с американской историей прерываются и вступают в действие национальные мифологемы. Враги американской матери персонифицированы и идентифицированы, а ее борьба за правду, за сына лишена метафизического или, точнее, квазиметафизического, тумана. История «Подмены» выдержана в строгом жанре криминальной драмы и разрешается не очень счастливым, но вполне американском финалом: преступление раскрыто, а виновники наказаны. В древнем же городе Юрьеве, административном центре Юрьево-Польского района в Центральной России, над таким финалом обхохотались бы. Никакой логикой или, не дай бог, здравым смыслом здесь не пахнет. Здесь пахнет жаренной на комбижире капустой: «Может быть, это единственное место в России, где пахнет теперь жареной капустой», — задумчиво объясняет затосковавшему в провинции сыну ностальгирующая мать. Вряд ли, конечно, единственное, но дело не в запахах...

Юрьев — в интерпретации Кирилла Серебренникова — архетипический широкоэкранный среднерусский городок, набитый культурными, литературными и кинематографическими клише до звона. До колокольного звона на башне белокаменного кремля — колокола здесь звонят сами собой. В Юрьеве проживают «достоевские» хромоножки, пьянчужки, юродивые и обыватели-двойники, которые, чтобы «судьбу запутать», прячут свои имена, «как первобытные племена Полинезии», под кликухами. Время у граждан Юрьева еще не отделено от «метафизики» пространства:

«- А здесь есть какой-нибудь другой магазин?

— Там, — махнула продавщица рукой.

— Через сколько метров?

— Через четыре дня. По воскресеньям...«

И вот, оказавшись в такой пропахнувшей жареной капустой, занесенной грязноватым снегом, неприветливой, убогой первобытной цивилизации, бедолага сын уходит на выставку «Князь Багратион и его время». И бесследно исчезает. А обезумевшая мать попадает в черную дыру, так сказать, «хронотопа» и пропадает в этой дыре. Но пропадает, чтобы восстать в другой жизни.

В картине Серебренникова не одно, а два исчезновения. Сын исчезает за кадром, тихо и ненавязчиво. Мать исчезает в течение двух часов, на крупных планах и с большим шумом (в самые драматические моменты женщина ударяется в вокал, записанный вопиюще несинхронно — возможно, это режиссерский прием, а не брак звуковиков).

«Юрьев день» предлагает историю метафизического исчезновения — историю метаморфозы, мутации, подмены. Юрьевская жизнь, как корова языком, слизывает с женщины индивидуальные черты, убирает маску цивилизованной личности.

Кирилл Серебренников смешивает метафизику с кичем, пытаясь поведать о национальных ценностях: вот мобильный телефон закатывается в асфальт, вот поседевшая мать проходит ритуал окрашивания волос — все местные бабы красятся одним мирром — дешевой краской медного оттенка с игривым названием «Интимный сурик». Но вот наша героиня, уже окрашенная, в платке и в валенках переступает порог кремлевского храма... Выходит, что стоит только бедной женщине выпить пару стопок самогона, переспать с бывшим зэком и наведаться в тюремный туберкулезный барак, чтобы превратиться — и не без подсознательного удовольствия — из певицы Любови Павловны в бродяжку Люську.

На обыденный взгляд — безумие. На трезвый и нелицемерный — фальшь. Но с точки зрения национальных стереотипов — таков путь к спасению. Коллектив главнее личности, община сильнее одиночки, а хор, тем более церковный, лучше солиста. Что заставляет героиню променять подмостки Венской оперы на клирос юрьевского храма? «Всякое ныне житейское отложим попечение...» — фальшивит хористка-дебютантка Люся. А европейская певица Люба уже сгинула... Вена, искусство, работа, пропавший сын — это же все «житейское попечение», а в Юрьеве все это житейское можно отложить — на потом или навсегда. Да и чем, собственно, один-единственный сын-растяпа (он ходит в разных ботинках) лучше целого барака голодных урок-туберкулезников, которым тоже ведь требуется материнское внимание и ласка? А им-то кто ее даст? Вот именно.

«Юрьев день» выйдет осенью в прокат и, вероятно, вызовет очередные дискуссии о национальной идее. Жанр картины будут определять в диапазоне от метафизического триллера, детективной драмы, до философской притчи. Как артхаус, открывающий Западу «подсознание России», фильм востребуют западные фестивали и, возможно, он попадет в национальный список номинантов на «Оскар». Эта курьезная, но и серьезная в своей пошлости киноподмена наводит тень на плетень между саспенсом и трансцендентностью, между Лос-Анджелесом и Юрьевом. И дает «окончательный» ответ на давнишний русский вопрос. А то мы не знали, что Россия — Азиопа. Ну, еще и Бермудский треугольник.

Два года назад зрители Роттердамского фестиваля тепло принимали фильм Кирилла Серебренникова «Изображая жертву». Голландцы восхищались экранизацией театрального фарса и ломали голову над загадкой русской ментальности. В этом году Серебренников предлагает вниманию публики уже загадку позабытой в капсоревновании русской души. Может быть, стоило бы про эту душу уточнить и героине Ксении Раппопорт. Не исключено, что актрисе на западных фестивалях зададут вопрос: почему ее героиня, перед тем как запеть в церковном хоре, не позвонила в Москву влиятельным друзьям и не объявила сына во всероссийский розыск? А может быть, надо было подключить Интерпол? Говорит же сын матери русским языком: «Увидимся в Вене». Но все эти наивные вопросы могут задавать только наивные западные люди. Хотя Ксения Раппопорт прославилась в фильме Джузеппе Торнаторе «Незнакомка», где играла проститутку, идущую на все, чтобы найти своего, тоже пропавшего — украденного — ребенка. Видимо, душа украинской проститутки будет подушевнее души русской певицы.

Гаага

© журнал «ИСКУССТВО КИНО» 2012