Чудо. Сценарий

Город с высоты птичьего полета

По небу полуночи кто-то летел. Был он невидим, тонок и прозрачен, так что от всего его полета были слышны только взмахи легких, как снег, крыльев.

Но если рассуждать логически, это был совсем не ангел, а просто ночная птица, заплутавшая в темноте и добирающаяся на ощупь до своего далекого гнезда.

Под ней раскинулся маленький город, состоящий в основном из одноэтажных деревянных домов, дремлющий, черный и глухой. Одинокие фонари раскачивались от снежной крупы, освещая неширокие улицы, заметенные снегом по горло, до резных наличников, до наглухо закрытых форточек.

Не спал только металлургический завод, вокруг которого и была нарублена эта рабочая закопченная слобода. Словно древний дракон, он выбрасывал в небо горящие искры, чадил и вздыхал, как тяжелобольной человек, не находящий себе покоя даже глубокой ночью.

И птица пошла на снижение. Внизу промелькнула полоска замерзшей, словно ручей, реки. Завод с одинокой трубой, похожей на жерло наведенной на небо пушки, остался позади. Деревянная черная улица с одиноким, скрипящим от раскачивания фонарем приблизилась к глазам.

Сугроб. Заиндевевший наличник. Удар о стекло. И тишь. Только вой ледяной пороши.

Январь

Изба

Клавдия Ивановна проснулась от незнакомого шума. Села на кровати, тараща глаза в темноту и запахивая на груди халат, в котором она спала. За окном синели есенинские бледные сумерки. Тикали ходики на стене. Серый кот, лежавший в ногах, ощерившись, словно пушистый еж, поднял голову. Несколько потемневших икон в углу укоризненно и строго смотрели на тетю Клаву.

В противоположном конце комнаты посапывала Танька на железной кровати, и металлические шарики на ее изголовье тускло отсвечивали рассветом.

Тетя Клава машинально оторвала листок с толстого, словно увесистый кирпич, календаря, и в глаза бросилось веселое досужее слово, напечатанное красной краской на грубой бумаге: «Воскресенье».

И Клавдия Ивановна облегченно вздохнула. Это слово значило многое, например, то, что поселок проснется не в шесть часов утра, когда пронизывающий холод навевает мысль о вечной зиме, без надежды и оправдания, а встанет не раньше десяти, затопит печи, поставив на них закопченные чайники, и морозное небо окутает колючий черный дымок.

Ходики показывали начало восьмого, следовательно, в запасе целый час, можно поваляться в постели, понежиться, переворачиваясь с бока на бок, чтобы железная сетка, на которой лежал матрас, залязгала и загудела внизу...

Но вдруг она поняла, что не может спать, что какая-то тревожная тайная мысль заставила проснуться. Вернее, не мысль, а незнакомый звук, грозный, как и любая неизвестность.

Клавдия Ивановна нащупала под собою тапочки, набросила на потертый халат ватник и встала на свои не слишком твердые ноги.

Потрогала рукой печку, которая оказалась слегка теплой, отпихнула кота, увязавшегося следом, и пошла на кухню.

Собственно, кухней служил небольшой закуток за печкой, в котором стоял деревянный стол без скатерти с мелким столовым скарбом. Клавдия заметила, что форточка приоткрылась, хотя она твердо помнила, что закрывала ее на ночь.

Крышка на кастрюле с наваренным накануне свекольником была отодвинута. Чувствуя неладное, Клавдия Ивановна заглянула в густую красноватую жижу.

В ней чернел какой-то незнакомый предмет величиной с небольшой камень. Клавдия взяла в руки половник и подцепила комок, с ужасом разглядев небольшой клюв, слипшиеся перья, подернутые пленкой глаза...

Половник выпал из ее рук. Мертвая птица плюхнулась на пол, кот подбежал к ней и начал жадно слизывать с перьев застывшие жиринки супа.

— Чего, мама... спать-то дай!

В проеме между стеной и печью стояла сонная Танька, ледащая и поджарая, как вешалка, на которую накинули ночную рубашку.

— По воскресеньям не спим... Когда спать-то будем?

— Тут такое дело... Глянь!

И мать с ужасом указала под собственные ноги.

— Ну и что? — сказала Танька, зевая. — Обыкновенный воробей.

— А как попал-то?

— Через трубу или... Ну да, через форточку. Повечерять захотел борщом. Прихарчился... и потонул.

— Прихарчился... Нет... Здесь не то. Боюсь!

— А ну тебя к бесу!

Танька махнула рукой и пошла досыпать на железную кровать.

Клавдия Ивановна с ужасом кинула взгляд на мертвую птицу, которую облизывал кот. В затмении чувств возвратилась в комнату.

Открыла платяной шкаф. Там на дне под старыми платьями и зипунами стоял деревянный чемодан времен последней войны, выкрашенный грязно-зеленой краской, которая уже успела облупиться, с железными защелками, приспособленными под грубую мужскую руку. Такие чемоданы делали раньше кустари-инвалиды, тыловые крысы-бобыли и обменивали военным на сухой паек, а те, проклиная ущербных, брали...

Вещи в шкафу были обсыпаны нафталином, белая пыль лежала и на зеленой крышке. Клава сдула ее, чихнув, щелкнула вечным железом и отворила военный сезам.

На внутренней стороне крышки были пришпилены газетные фотографии Ленина, Сталина, Маленкова и артиста Самойлова. В самом чемодане лежали почетная грамота, пачка облигаций государственного займа, несколько старых пустых кошельков и дореволюционный сонник без обложки, который и искала Клавдия Ивановна.

Она открыла заветную книжку и, найдя нужную букву, прочитала по складам, щурясь и не надевая очков: «Птица во сне — неожиданная весть, негаданное письмо, послание от друга...»

Нет, не то... Она перевернула замусоленную страницу и отыскала наконец нужное: «Птица в доме — к тяжелой болезни, расстройству в делах, внезапной смерти, к безумию...»

— Слышь, Танька, к безумию!..

Последнее слово она произнесла с каким-то подвывом, отчего дочь даже вздрогнула.

— Чего заголосила сдуру? — спросила Танька душевно, не вставая с кровати. — Верить-то чего всяким шалаболам?

— Не шалоболы, книга ведь, — сказала Клавдия.

— А в печку ее!

— Нельзя. От матери досталась.

— А что, мать-то твоя верила?

— Верила в приметы. А на иконы только крестилась.

— А ведь и вправду буду безумная, — пробормотала Танька, потягиваясь. — От любви буду.

— Не безумная, а бесстыжая. Ты бы разведала... Может, у него жена, дети?

— Нет никого... — и, помолчав, добавила: — А хоть бы и были. Мне-то что? Холодно нынче. Затопила бы.

— Холодно. Конечно, холодно, — передразнила ее Клавдия, — не май на дворе, а дров — в обрез. До весны не хватит.

— А мы, как дядя Антип. Собственной избой топить будем.

— Ну нет уж. Чтоб свой же дом распилить... Не бывать этому.

Кряхтя, закрыла свой чемодан, поставила его за демисезонное пальто. Пошла за печку, села на ведро по малой нужде, уставившись в замороженное стекло.

Ей показалось, что кто-то смотрит на нее с улицы.

Двор

Она вынесла ведро на заснеженный двор. Собака, помесь кавказца и русской дворняги, увидев хозяйку, затявкала и заскулила, высунувшись из будки.

Валенки вязли в наметенной за ночь крупе. Клава протоптала дорожку к силосной яме, вырытой неподалеку от деревянного нужника, которым пользовались только летом, и вылила в свежий снег содержимое ведра.

Оглянулась. Городок ожил. Черные струйки дыма из многочисленных изб валили в морозное небо. Они являлись предгорием Монблана завода, который чернел вдалеке и был похож на гигантский танк, готовый сдвинуться со своего стойбища и затоптать все вокруг.

На снегу уже появилась угольная пыль. Вдохнув колючий воздух, Клавдия Ивановна возвратилась домой.

Изба

Свекольник из-за мертвой птицы пришлось кипятить заново. Вытащив котелок из поддона печи и подбросив в нее несколько сухих дров, чтоб веселее трещала, Клавдия Ивановна пошла из кухни в комнату.

Разлила суп по мискам, и Танька тут же начала его хлебать алюминиевой ложкой. Из большого черного, как зонт, репродуктора со стены зазвучал хор имени Пятницкого. Слова были неразборчивы, музыка тоже, так как репродуктор был приспособлен, скорее, под речь, поставленную дикцию, зачитывающую сообщения ТАСС, нежели под музыку, которая всегда напоминала комариный писк.

— Вечером... — пробормотала Танька, — ты вот что...

— Да знаю, — сказала Клавдия, — сама уйду. До каких?

— А это как получится, мама, — в ее голосе впервые появилась какая-то душевность. — Не думаю, чтоб слишком... После двенадцати все разойдутся, завтра же на работу.

— И он будет?

— Должен.

— Ради него и затеваешь...

— Совсем не ради, — возразила Танька. — Молодым отдыхать надо. Тем более в выходной.

— А раньше вообще выходных не было, — сказала Клавдия, — я знаю, я помню.

— Ну и чего вы добились? Работали, работали, и ничего. Иконы... Изба эта, — пробормотала дочь с раздражением. — Зачем иконы-то здесь висят? — Она подняла глаза на угол. — Лица черные, ничего не видать... Ты ведь не молишься, а они висят!

— А я и не знаю, как, — отозвалась Клавдия, опасливо обернувшись, потому что сидела к ним спиной. — Мама не научила.

— Ты вот что... Убери их. Перед людьми меня позоришь. Николай придет, увидит... На смех подымет.

— Куда ж мне их?

— В сенях пусть стоят или в сарае.

— Это грех, в сарае-то...

— Всё. С меня хватит!

Танька порывисто вскочила со своего места и бросилась к киоту. Встав на стул, стащила из угла вниз Богородицу, трех святителей и уже схватилась за Николая-угодника.

— Его-то хоть оставь... Николу-то!

— Николу, говоришь? — Танька вдруг улыбнулась. — Если Николай, то пусть стоит. — Слезла со стула, отряхнула ладони от пыли и паутины. Озорно спросила: — В печку или как?..

Со смехом открыла печку и попыталась запихнуть в нее трех святителей.

Мать, скуля, бросилась на Таньку и вырвала все-таки святителей из ее рук.

— На привидений похожи, — сказала Танька, бросив беглый взгляд на черную доску. — И чтоб я их в доме больше не видела!

— Ладно, я их людям отдам, — пообещала мать.

— Да кто их возьмет?

— В Москве, я слышала, есть люди, — рассудительно сказала Клавдия Ивановна. — Берут. И даже деньги платят.

— А где Москва-то? — спросила ее Танька.

Клавдия Ивановна пожала плечами.

Вытерла икону о свой халат и поставила ее на пол.

— У тебя тройчатка есть? А то голова раскалывается...

— Меньше нужно гулять, Таня, — сказала мать с надрывом, потому что речь шла о наболевшем.

Возвратилась к столу, отломила кусочек черного хлеба и корочкой подобрала с тарелки остатки супа. Отправила корочку в рот. Промокнула губы кусочком байковой ткани, который вытащила из кармана халата.

Сделала радио потише и полезла в буфет за лекарством.(...)

ПОЛНОСТЬЮ сценарий читайте в бумажной версии журнала. Файл .doc (около 500kb) можно получить по запросу на

Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра. (web-редакция)

Клавдия Ивановна пожала плечами.