Strict Standards: Declaration of JParameter::loadSetupFile() should be compatible with JRegistry::loadSetupFile() in /home/user2805/public_html/libraries/joomla/html/parameter.php on line 0
Счастье есть. «Жизнь во время войны», режиссер Тодд Солондз - Искусство кино
Logo

Счастье есть. «Жизнь во время войны», режиссер Тодд Солондз

Автор сценария, режиссер Тодд Солондз

Оператор Эд Лачман

Художник Рошель Берлинер

В ролях: Киаран Хиндс, Ширли Хендерсон, Эллисон Дженни, Шарлотта Рэмплинг, Элли Шиди, Майкл Кеннет Уильямс,

Майкл Лернер, Дилан Рили Снайдер,

Крис Маркет и другие

Werc Werk Works

США

2009

В «Жизни во время войны» Тодд Солондз ставит вопрос: что можно простить и забыть, а чего, даже простив, забывать никак нельзя? Только вместо сопутствующего таким сакраментальным вопросам пафоса — черный юмор и ехидство, присущие этому режиссеру из породы еврейских интеллектуалов. Речь идет столь же об интимно личном (грехи папы-педофила), сколь и о глобально общественном (международный терроризм и его жертвы).

В этом фильме — сиквеле одиннадцатилетней давности «Счастья» — не надо искать буквального продолжения и развития знакомых сюжетов, хотя в конце концов именно главные из них и имеют место. Некоторые выпали вместе с соответствующими персонажами, а те, кто остался, видоизменились — не только внутренне, но и внешне. Их играют новые исполнители, другие лица: таким образом, Тодд Солондз развил идею своего фильма «Перевертыши», где одну и ту же героиню воплощали на экране несколько разных актрис. Действие перенеслось из Нью-Джерси во Флориду, куда переехали члены семьи Джорданов. Но самая главная перемена, случившаяся на пути от «Счастья» к «Жизни во время войны» — в атмосфере, в воздухе, который пропитался флюидами 11 сентября и стал качественно другим.

«Счастье» было пересадкой мотивов Антона Чехова, Вуди Аллена и Роберта Олтмена в политкорректную Америку конца 90-х, где порушилась последняя из опор корневого мифа — семья. Чеховские три сестры в конце ХХ века в самой могущественной стране мира выглядели так. Хелен, писательница и прожженная интеллектуалка, занималась телефонным сексом с соседом-онанистом. Триш, попроще, хлопотала по хозяйству, обхаживала детей и мужа, не подозревая, что муж (с вечным выражением на лице, будто у него хронический запор) — тайный педофил. По иронии судьбы он же оказался психоаналитиком и по этой причине был крайне обеспокоен половым созреванием своего сына. Чтобы сына не тянуло к соседским мальчикам, папа принял удар (то есть мальчиков) на себя и, увы, залетел в полицию. Третья сестра — Джой, самая симпатичная, но и самая неудачливая — хронически становилась жертвой разных проходимцев. В первых же кадрах «Счастья» очередной новый знакомый после цветов и комплиментов почти без перехода популярно объяснял ей, что на самом деле она — дерьмо, а он — шампанское. Потом, в результате ночи, проведенной с выходцем из некоей fucking country — Джой теряла гитару с CD-плейером, пятьсот честно заработанных долларов и обретала пару оплеух от своей соперницы Маши или Глаши. В надежде поживиться еще чем-нибудь негодяй шептал ей на прощание: «I love you». На что девушка грустно отвечала: «Нет, милый, ты любишь не меня, а Нью-Джерси».

Однако горечь и черный юмор не отменяли хэппи-энда. Доказательством того, что счастье есть, служил феерический финал «Счастья»: семья собиралась вместе, одинокие сестры обсуждали свои грустные проблемы, сын папаши-педофила, оккупировав балкон и пялясь на пышногрудую красотку, доводил себя до оргазма. Мальчик учел ошибки отца и выбрал правильную сексуальную ориентацию. А чтобы счастье казалось полным и окончательным, в углу кадра появлялась собачья морда, чтобы с удовольствием слизать с решетки балкона разбрызганную сперму. И только последний негодяй мог усмотреть в этой идиллической сцене непристойность или иронию.

Новые времена — все те же старые песни, увиденные сквозь ту же присущую Солондзу «еврейскую оптику». Старые, но все же в заметно обновленной аранжировке. Так же — то на американский, а то и почти на русский манер — проживают женщины свою бабью долю. Так же дисгармоничны и дисфункциональны мужчины, обремененные борьбой за существование семьи, давлением своего «эго», страхом перед другим полом, неведомо откуда вылезающей агрессией и перверсией. Интеллигентский Гринвич-Виллидж разросся, вылез за пределы Манхэттена. Вудиалленовские комплексы и рефлексии расползлись по всей Америке, заполонили ее психологической и сексуальной экзотикой, которой никак не ожидаешь от столь обыкновенных людей, прибрели характер тотальной паранойи, захватили даже детей школьного возраста.

Триш (в новой версии ее играет Эллисон Дженни) в пяти минутах от того, чтобы вступить в брак с Харви (Майкл Лернер) — «настоящим мужчиной», к тому же правоверным евреем и сторонником жесткой политики Израиля. Она видит в нем идеального отца для своих двух сыновей. Но Билл (папу-педофила играет Киаран Хиндс, горазло более драматичный, чем его предшественник в «Счастье») выходит из тюрьмы и мешает все карты. Сначала, впрочем, он делает заход налево и самым комическим образом перевоплощается в геронтофила: проводит ночь с шестидесятилетней дамой из бара, которая тоже ищет «настоящего мужчину», имея мужа-гея. Это — безжалостное камео Шарлотты Рэмплинг, которая легко переигрывает всех американок-профи в апофеозе направленного на себя презрения: чувствуется школа «Ночного портье».

Однако главный сюжет по-прежнему разыгрывается внутри семьи Джорданов. Двенадцатилетний Тимми (Дилан Рили Снайдер), младший сын Билла и Триш, переживает травму, узнав правду об отце, которого раньше считал пропавшим без вести. Самый большой страх мальчика — не передается ли, не приведи господь, гомосексуализм генетически. Ограниченная мать, вся в плену нового романа, не способна успокоить сына. И когда она приводит в дом Харви, подросток устраивает будущему отчиму дознание с целью выяснить, не грешит ли и он педофилией — что оборачивается трагикомическим квипрокво и крахом свадебных планов мамаши. Тимми волнует также другой параноидальный вопрос: можно ли простить террористов, если некоторые находят в их действиях свой резон? Кульминацией этой темы становится диалог Билла со своим старшим сыном Билли (тем самым, что мастурбировал на балконе в «Счастье»): Билли вырос, стал студентом, но по-прежнему боится ненароком соскочить со здоровой колеи к каким-нибудь чертовым извращениям.

В это же самое время вторая сестра Джой (в новой версии — Ширли Хендерсон) никак не может наладить личную жизнь. Эту ангелической внешности псевдодевственницу преследует призрак ее бывшего любовника, совершившего самоубийство, и мучают лунатические сны-прогулки по ночному Майами с его опустевшими молами, которые выглядят сюрреалистично и дают повод проявиться гротескному изобразительному стилю Солондза. На фоне этих знаковых кадров звучит музыкальный рефрен картины — песня о современной Америке, переживающей «военные времена», когда происходит слом старых моральных установок и их конфронтация с новыми реалиями.

Третья сестра Хелен (Элли Шиди) кажется счастливой по сравнению с Джой и Триш, но на самом деле она всего лишь более рьяно старается изображать счастье. Положение обязывает: девушка преуспела как сценаристка, живет в шикарной голливудской вилле и принимает звонки от Салмана Рушди и Киану Ривза. Счастлива ли она? Скорее, озлоблена и цинична.

По отзывам критиков «Жизнь во время войны» — первый фильм Тодда

Солондза, который вы можете смело показать своей бабушке: провокации перешли из визуального в словесный ряд, а словами теперь в Америке никого не шокируешь. Главное же, что смысл этой «еврейской штучки» оказывается гораздо более универсальным. Каждый герой фильма пытается выйти из собственной тюрьмы, в которую сам себя загнал.

Из своего интеллектуально-жанрового гетто выходит и Тодд Солондз. Рисуя нравы американского дома терпимости, он не впадает ни в трагический раж, ни в экзистенциальное отчаяние. Он сам называет свои фильмы «комедиями деградации» и причисляет себя к тем, «кто готов смеяться, вместо того чтобы плакать». Как современный художник Солондз знает, что катастрофа уже свершилась, конец света наступил и надо продолжать жить, с оптимизмом глядя в будущее, помня: «Если ты проснулся утром, это уже удача». Его кино — это своего рода антидепрессант. Невыносимая легкость бытия оказывается на поверку вполне выносимой. Счастье по-прежнему есть — и оно состоит в прощении.

© журнал «ИСКУССТВО КИНО» 2012