Strict Standards: Declaration of JParameter::loadSetupFile() should be compatible with JRegistry::loadSetupFile() in /home/user2805/public_html/libraries/joomla/html/parameter.php on line 0
Незнайка в Новом Свете. Портрет Саши Барона Коэна - Искусство кино
Logo

Незнайка в Новом Свете. Портрет Саши Барона Коэна

Трудно преувеличить переполох, который произвело появление с разницей в три года (2006–2009) фильмов режиссера Ларри Чарлза с английским комиком, телеведущим и, что называется, артистом оригинального жанра Сашей Бароном Коэном в главных ролях. Выходя на экраны — всякий раз через пень колоду, — каждый из них вызывал в мировом культурном поле что-то вроде взрыва, волны от которого распространялись на много месяцев после премьер.

Началось с того, что и «Борат», и «Бруно» сразу же стремительно выходили в лидеры мирового проката: комедия о «дикаре»-телерепортере, занимающемся «культурными исследованиями Америки на благо великого народа Казахстана», собрала 11 миллионов долларов за первую неделю и 260 миллионов в общей сложности. История о шоумене-педерасте, предпринявшем «Восхитительные путешествия по Америке с целью заставить гетеросексуальных мужчин почувствовать себя некомфортно в присутствии гомосексуального иностранца в сетчатой майке», — соответственно 33 и 136 миллионов (замечу, что первое название является авторским, а второе «присвоили» ранние рецензенты, но оно так прижилось, что воспринимается многими как аутентичное).

Далее в суд на продюсеров, режиссера и, главным образом, лично Барона Коэна подали почти все, кого им удалось путем хитроумного розыгрыша заманить в кадр.

Жители румынского села Глод в жудеце Дымбовица поразились, увидев себя в качестве мифических казахов — родственников и соседей журналиста Бората, которые пьют лошадиную мочу, насилуют друг друга, потешаются над слабоумными, развлекаются распятиями евреев и т.п. На съемках им было заявлено, что создается документальное кино о безработице.

Инструктор по автовождению из Балтимора Майкл Пшеничка полагал, что снимается в короткометражной ленте «об интеграции иностранных иммигрантов в американское общество», когда обучал Коэна в маске Бората ездить на машине и вынужден был отвечать на его идиотские реплики. Свой моральный ущерб он оценил в миллион долларов. Правда, трудно поверить, будто сурового вида мужчина не догадался о провокации, услышав, например, рассуждения о том, что когда женщина сама решает, с кем ей спать, «это неправильно, мне не нравится». Но, видимо, несчастный мачо не забыл еще старые «дофеминистские» порядки в своей стране, не очень доволен разгулом равноправия и хочет этим иском отвести возможный общественный удар от себя... Кандидат в президенты США от Республиканской партии на выборах 2008 года Рон Пол утверждает, что согласился на интервью неизвестному репортеру о своей экономической программе в некоем отеле. А явившись туда, увидел вызывающе одетого Бруно, тогда еще неизвестного ему персонажа, который во время технической паузы пытался — самым отталкивающим и комическим образом — его соблазнить. «Педераст» (это слово явственно звучит с экрана из уст одураченного конгрессмена) получил достойный отпор, зафиксированный в фильме, так что вроде бы юридически теперь и придраться не к чему, но нашлась лазейка в статье Уголовного кодекса о клевете. Пол утверждает, что имел место монтаж: он встал и ушел как только Бруно начал свои фокусы, а на пленке получалось, что он сидит на кровати и молча следит за его недвусмысленными кривляниями. Последние могут теперь обойтись Барону Коэну в десяток миллионов... Четверке случайных попутчиков Коэна — Бората на пути в Калифорнию, которые под пьяную лавочку на голубом глазу объясняли «казаху», что женщина его мечты Памела Андерсон — шлюха, тоже может кое-что перепасть от американского правосудия... В самом трагикомическом положении оказался мирный торговец, благотворитель и христианин (!) из города Вифлеема, что в Палестинской автономии, Айман Абу Айти, которого Коэн — Бруно выставил влиятельным лидером террористической группировки, умоляя взять его в заложники. Теперь, говорит Айти, настоящие активисты арабского сопротивления всерьез угрожают расправиться с самим Айти — так, по крайней мере, сообщает он сам и в гневе требует с английского шута горохового уже 114 миллионов...

Как и следовало ожидать, «Бората» запретили к прокату казахские власти, а из солидарности с ними — белорусские, украинские и российские. Посол Казахстана в Великобритании обозвал персонаж «свиньей» в газете «Гардиан». Отдельные трезвые голоса — даже принадлежавший дочери президента Назарбаева, справедливо заметившей, что Коэн привлек международное внимание к ее стране сильнее, чем все отечественные чиновники и культурные деятели, — услышаны не были.

Что касается «Бруно», то здесь почему-то «не выдержала» одна Украина — по официальной формулировке ее Минкульта: «Фильм режиссера Л.Чарлза содержит художественно неоправданную демонстрацию половых органов и отношений, гомосексуальных половых актов в откровенно натуралистической форме, показ гомосексуальных извращений, ненормативную лексику, проявления садизма, антисоциального поведения, которое может нанести вред моральному воспитанию граждан...» Но даже в родной Англии, известной своей толерантностью и чувством иронии, от авторов потребовали некоторой вивисекции: кое-что вырезать и выпустить в прокат сокращенную версию хотя бы для «детей до 15-ти».

В общем, выходит, что в социально-художественном кинематографе Саши Барона Коэна самое интересное и важное — не сам кинематограф (именно так: режиссер и прочие члены авторской группы на этом карнавале — статисты), а реакция на него. Точнее — техника плутовского разоблачительного интервью остраненной актерской маски с современной американской цивилизацией. Работает она по тому же принципу, что известный сюжет из сказок Николая Носова о Незнайке. Однажды Незнайка решил стать художником и написал портреты всех коротышек — жителей Цветочного города. Поскольку рисунку он не обучался, просто переносил на бумагу то, что видел, получилось очень смешно. Но — «всем нравились портреты других, а свои не нравились». В результате «выставку» пришлось закрыть, а Незнайка признал свои ошибки. Конечно, так «не возьмешь» Барона Коэна, умудренного большим культурным опытом. У него все ходы продуманы и на каждый выпад противника найдется жесткий жанровый ответ.

Жанр, от которого Барон Коэн отталкивается, совсем не нов. Это мокьюментари. Речь идет о сознательной игре в документалистику: происходящее на экране подается в виде «реальной жизни», причем иногда прием скрыт, то есть публику пытаются заставить верить в то, что она смотрит репортаж, а иногда стилизация откровенна. Примерам таких игр в ХХ веке несть числа, начиная с классической радиопостановки Орсона Уэллса по повести Герберта Уэллса «Война миров». Тогда, напомню, Соединенные Штаты поддались общенациональной панике, поверив, что на землю действительно напали марсиане.

Иное дело, что с тех пор (с конца 30-х — начала 40-х годов) произошла критическая эрозия доверия к документу. Паника от радиоспектакля была возможна именно потому, что публика доверяла словам, произнесенным по радио. Увы, с тех пор практика фальсификаций в псевдодостоверной форме достигла такого размаха, что общество бессознательно переориентировалось и теперь склонно видеть подвох во всяком информационном сообщении.

Итак, добросовестный социальный исследователь Барон Коэн берет эту ключевую тенденцию на вооружение и смело выворачивает жанр наизнанку. Вместо имитации документа в чистом вымысле, он, так сказать, вымышляет вполне достоверный документ. Сценарий в «Борате» и «Бруно», по собственному признанию авторов, практически отсутствовал, его подменял синопсис наподобие журналистского задания или плана телепередачи — встретиться с тем-то, спровоцировать тех-то... Двум артистам, одетым, как геи-садомазохисты, комически скованным между собой «амуницией», — врезаться в демонстрацию гомофобов и посмотреть, что получится. Артисту, притворяющемуся опять же геем, внедриться в компанию «реднеков» — охотников из южных штатов, ночью попытаться голым под дурацким предлогом проникнуть в их палатки и посмотреть, что выйдет (естественно, мордобой, съемочная группа, говорят, еле спасла провокатора Коэна). Артисту с еврейской внешностью — явиться в лучший отель Алабамы, представиться казахом, говорить при этом на «ниггерском» жаргоне и посмотреть, что получится (выгнали, конечно, но замешательство и ужас портье стали сюжетом сцены). Перебить антиквариат в лавке древностей. Усадить Полу Абдул на живой «стул» — человека на карачках, а потом «повторить» этот эпизод постановочно, то есть спародировать его уже с Элтоном Джоном в «главной роли»...

Из такого вполне новаторского подхода Коэна к делу проистекает масса симптоматических следствий.

Во-первых, раз в камеру Коэна смотрится реальный мир, то, естественно, он продолжает функционировать и тогда, когда камера выключается. Маски выдуманных персонажей как бы взбаламучивают, концентрируют его жизнедеятельность и дают информповод для дальнейшего развития сюжета. Игра продолжается, и «Борат» с «Бруно» продолжают сниматься, только без аппаратуры. Причем в эту игру первоначальному автору можно вмешиваться, а можно устраниться — она и сама будет идти своим чередом.

Когда «Борат» только вышел на экраны и поднялась шумиха, посол Казахстана в США решил дать пресс-конференцию, чтобы, видимо, опровергнуть «антиказахские» измышления авторов. Но тут его опередил сам Борат, который пришел к зданию посольства и там заявил "коллегам«-журналистам: «Они говорят, что мы не пьем лошадиную мочу, не убиваем евреев! Это ложь! Это происки узбекской разведки!» С другой стороны, уже в собственном образе комик без маски сокрушался на страницах журнала «Роллинг Стоун»: «Жаль, что меня не было на официальной встрече с казахскими властями, где Джорджу Бушу объясняли, кто такой Саша Барон Коэн и кто такой Борат». Государственные мужи действительно совершенно серьезно обсуждали деятельность персонажа, а автор не участвовал в этом обсуждении и его не провоцировал.

Во-вторых, на игру Коэна реальность стала воздействовать с обратной силой. Скажем, Коэну пришлось объявить, что он на неопределенное время отказывается от масок Бората и Али Джи (одержимый псевдонаукой ведущий подростковой телепередачи из лондонского Ист-Энда — первый в шутовской карьере артиста). Они стали слишком узнаваемы, и с их помощью никого уже не удастся «развести»...

В общем, «чистую» реальность от «чистой» игры теперь уже нельзя будет отделить, похоже, никогда.

Характерно, что Коэн вышел в мир с телеэкрана. Борат, Бруно, Али Джи — все они были надежно обкатаны, опробованы именно там. Медийное пространство и представляет собой то приграничное поле, на котором размываются миры вымысла и реальности. И где действуют эти суперсовременные шуты — шастают туда-обратно со скоростью ста прыжков в минуту (то-то они и в фильмах так вертлявы и стремительны), увлекая за собой толпы людей. Не случайно самый масштабный «технический» триумф за время съемок обеих картин был достигнут благодаря телевизионному приему. По захолустному городку Порт-Смит, штат Арканзас, была расклеена реклама — дескать, 6 июня 2008 года в городском Центре собраний состоятся бои без правил с участием мировой знаменитости по прозвищу Дейв Натурал. Всего за пять баксов плюс еще доллар на пиво любой желающий мог посетить это мероприятие. «Клюнули» полторы тысячи человек, предупреждение о том, что его будут снимать, не насторожило никого — дело обычное... Именно таким образом отсняли кульминационную сцену «Бруно», по ходу которой брутальный борец Натурал вдруг оборачивается на глазах изумленной публики пресловутым австрийским геем и устраивает на ринге сеанс любви со своим ассистентом Лутцем — единственным, кроме заглавного, героем, прописанным в сценарии. Аудитория ревет от негодования и забрасывает парочку стульями, гамбургерами и всем, что попадется под руку. Получилось, как у Короля с Герцогом в «Гекльберри Финне» с комедией «Королевский жираф» — в этом смысле за сто пятьдесят лет ничто не изменилось ни в Арканзасе, ни вообще в мире.

Прием простой и верный — моральный розыгрыш, постановочный анекдот. Или, выражаясь языком психологии, Коэн — «интервьюер», «ведущий», «герой программы» — вводит собеседников или зрителей в состояние когнитивного диссонанса, когда ситуация, в которой находится контр-агент, оборачивается внезапным шоком. Правила игры и поведения мгновенно рассыпаются — при том, что внешние условия остаются прежними (то есть сам провокатор не выходит из образа) и наступает момент патовой реакции. К тому же провокации Коэна, как правило, грубы и непотребны. Они вызывают в буквальном смысле рвотный рефлекс. Это и дает самый чистый результат эксперимента — вовлекает несчастных подопытных в злую клоунаду, где возможности адекватного ответа в принципе минимальны — либо заехать экспериментатору в глаз, либо делать вид, что «так и надо». Что бы вы ни выбрали, все равно немедленно окажетесь клоунами «шоу Саши Барона Коэна». Или, если угодно, теми же коротышками из Цветочного города. Адекватность самим себе и присутствие духа сохраняют единицы — к примеру, священник, который пытается «обратить» Бруно в гетеросексуала по методу репаративной терапии, не поддается на искушения своего пациента.

Итак, основные свойства коэновского образа — провокативность, грубость и крайняя концентрация на достижении цели — в каждом «гэге» Бората и Бруно силы воздействия всегда по-наполеоновски собраны в один кулак, который немедленно и разжимается. По такому принципу строятся политические памфлеты со времен Свифта и всякая пропаганда. По этому типологическому портрету нетрудно, конечно, проследить его генеалогию. Жестокость шутки здесь сродни примерам эпохи барокко. Скажем, Набоков, обвиняя «Дон Кихота», называл роман Сервантеса «старой грубой книгой», где беспрерывно кого-то колотят и унижают. Авторское бесстрашие в демонстрации уродств, извращений, физиологических отправлений было совер-шенно естественным для ренессансных авторов. Вообще, очевидное архетипическое родство Бората и Бруно с плутами и шутами классической литературы запрограммировано самой задачей, которую ставит перед собой автор, — глядеть на современный мир из-за его пределов, столкнуть его с его же собственными стереотипами. Маски этого комика — ожившие феномены массового сознания, гомункулы, франкенштейны, чудища, рожденные глобалистским сном разума. «Борат — это мой инструмент для исследования людских душ», — говорит Коэн. А плуты и шуты — и жестокие, и насмешливые, и гораздо более страшные, чем кажутся на первый взгляд, — всегда служили именно такой цели.

«Я надеюсь, вы убьете каждого мужчину, каждую женщину, каждого ребенка в Ираке... а Джордж Буш выпьет их кровь!» — истерически кричит Борат с арены родео в Техасе, и публика, наэлектризованная его предыдущими, более нейтральными лозунгами («Смерть террористам!», «Слава Америке!»), подхватывает одобрительным ревом и этот призыв. Только издевательская песня о величии мифического Казахстана на мотив американского гимна переводит общее настроение в состояние ярости — шута теперь готовы линчевать...

«Надеюсь, я не встречу старость один, — прочувствованно гундосит Бруно, прикинувшись усыновителем чернокожего ребенка в телешоу Ричарда Бея. Аудитория всхлипывает и рукоплещет. «Надеюсь, мне все же удастся повстречать хорошего парня». Аудитория секунду осмысляет услышанное, затем взрывается гневом.

Итак, Бруно — это вылитый Борат. Брат-близнец. Он был бы чистейшей воды самоплагиатом, если бы не комедийное мастерство артиста. Зрителям «Бората» интересно смотреть и на Бруно благодаря очередной комедийной маске. А в ней нет ни единого повтора интонации, жеста или ужимки, ни одной скопированной детали. Великие комедианты — от Чаплина до де Фюнеса — создали одну маску, а английский шут уже три.

Тем не менее Борат и Бруно — одно и то же лицо. Если угодно, два аватара одного и того же существа. Это легко узнаваемый по бродячим мифологическим сюжетам мелкий бес-провокатор, тролль, призвание и назначение которого — стравливать, науськивать, сталкивать лбами, создавать недоразумения, чинить препятствия, вызывать панику, срывать покровы, выводить на чистую воду, а самому при этом мерзко подмигивать, ужимничать и хихикать из-за угла. Это кто угодно — от ракшасов из Вед до господина Передонова и каких-нибудь Коровьева с Бегемотом.

«Против кого» они обращены на сей раз? В кого бьет наведенная Коэном артиллерия?

Мишень, конечно, не одна — их несколько, более и менее крупных. К примеру, с нарочитой назойливостью Борат оперирует еврейской темой. Ортодоксальному иудею и бывшему активисту сионистской молодежной организации Саше Барону Коэну, как и многим его соплеменникам, антисемитизм представляется универсальным синонимом греха. «Какое оружие лучше всего купить на еврея?», гонки по главной улице за евреями, дети, которые разбивают огромное яйцо, пока из него не вылупился еврейчонок, превращение евреев в тараканов в фантазии Бората — все это явный перебор. Хотя нельзя не признать, что в «Бруно» Коэн воспользовался своим любимым материалом почти гениально. Проклятый ближневосточный вопрос, проблему кровавой иудео-арабской вражды гомосексуальный охотник за славой решает в одно касание, минуты за три экранного времени: на устроенных им самим «переговорах» израильского политика с палестинским он изображает, что путает террористическую организацию «Хамас» с блюдом хумус и недоумевает, почему «из-за хумуса» надо враждовать. Когда же недоумевающие политики объясняют ему разницу, он «ловит их на теме» — раз вы оба едите хумус, то зачем враждовать? Этот эпизод и впрямь простодушно демонстрирует трагическую странность векового конфликта.

Другая мишень — условная родина нищих, хамоватых и недоразвитых «соотечественников» Бората. Разумеется, мифологическое пространство предполагает любые фантастические контуры. Конечно, речь идет не о казахах. Но это и не абсолютно условная нация, как пытаются представить дело поборники политкорректности или горячие поклонники Коэна. Это, конечно, мы с вами в кривом зеркале высокомерных англосаксонских представлений — о России вообще, о Советском Союзе, об одичании его окраин. Борат широко пользуется в речи искаженными славянскими выражениями, а «казахский» употребляет как искаженный иврит. «Казахская» жизнь представлена хроникой быта в СССР (уборкой урожая, металлургическими комбинатами, парадами). Смотреть смешной, но советологически малограмотный фильм «Борат» довольно некомфортно — из песни слов не выкинешь. Однако несправедливы и нравоучения «обидчивым дикарям» с западной стороны: вот, мол, цивилизованные австрийцы ведь спокойно реагируют на «своего соотечественника» Бруно — безмозглого раба моды и гламура. Для Бората его псевдонациональные и псевдокультурные корни все-таки существенны. Он выставлен «таким» именно потому, что явился из своей «былинной» деревни. Вот образ этой деревни в широком и узком смысле и не устраивает тех, кого Саша Барон Коэн сделал ей сопричастным: румын с места съемок, казахский истеблишмент, россиян и даже президента Азербайджана Ильхама Алиева, чей портрет почему-то возникает в последнем кадре титров на фоне казахского флага.

Английская фанаберия и высокомерное отношение ко всему, «что за пределами острова», похоже, неизбывны, как российская лень и склонность подчиняться.

Коэну, конечно, безразличны казахи, постсоветские граждане и даже израильтяне. Все его стрелы нацелены на иную сияющую мишень — на США.

«Мы издеваемся над теми, кто верит, что существует страна, в которой гомосексуалисты носят голубые шляпы, а женщины живут в пещерах, где в брак разрешено вступать с девяти лет, где избивают цыган, сбрасывают евреев в колодцы, экспортируют лобковые волосы и снимают порнофильмы с участием обезьян. Очевидно же, что все это вымысел, а в реальности существует Америка, в которой процветают гомо- и ксенофобия, расизм и антисемитизм». В силу такого внимания к Новому Свету Коэна за границей англосаксонского мира часто принимают за американца. Но этот умудренный, утонченный меланхоличный (как ни поразительно) джентльмен, выпускник Кембриджа, не похож на жизнерадостного янки. Поэтому автора (Коэна) и его героев (народ США) связывают нелегкие отношения. Какую гамму чувств вызывает он в себе с помощью Бората и Бруно, изучая это племя незнакомое: презрение, болезненный интерес, снисходительность, а в финале — грустную зависть...

Известно, что в историческом и интеллектуальном смысле Америка — незаживающая рана или как минимум фантомная боль Британии. Блудная дочь, отказавшаяся от образа жизни и вкусов матери. Поэтому стихийная культурная американофобия Коэна естественна, а незаурядные таланты дают широкий простор для компаративистских (и социологических) исследований.

Скажем, рационалист XVII–XVIII века доказывает логически существование Бога, потому что успехи рационализма заставляют его сомневаться в нем. А для христианского писателя начала Нового времени его существование — простая данность. И первый подспудно завидует вторым, — ясности, убежденности их мышления. Автор в маске Барона Коэна гаерски разоблачает Америку, поражает ее в болевые точки, потешается над ней, напяливает на нее шутовской колпак — и завидует ей потихоньку. Да, «Борат» и «Бруно» в глубоком, философическом смысле суть не что иное, как взгляд отягощенного культурным опытом, скепсисом европейца на бодрую и наивную, уверенную в себе Америку-оптимистку.

«Разоблачить» — точнее, «развести» американцев на саморазоблачения — плутам Коэна ничего не стоит. «Фэбээровцы тормознули наш фургон прямо возле резиденции Буша, — вспоминает режиссер Ларри Чарлз. — Саше словно вожжа под хвост попала. Он продолжал валять дурака, поинтересовался, какую организацию представляют эти парни. Те ответили, что они из спецслужб. „Это что-то типа КГБ?“ — немедленно спросил Коэн. Начался скандал». А ведь так оно и есть, американские спецслужбы, действительно, «что-то типа КГБ». И в этом тоже социальный и, если угодно, интеллектуальный смысл «Бората» — называть вещи своими именами.

Или совсем уж макабрический случай, имевший место в калифорнийском городе Палмдейл. Согласно полицейским протоколам, подданный Великобритании Саша Ноам Барон Коэн в образе Бруно вошел в казино, где в тот момент проходила благотворительная лотерея, и, взяв микрофон из рук ведущей Рейчел Олсон, принялся отпускать «вульгарные и оскорбительные шутки». Олсон попыталась овладеть микрофоном — завязалась драка, которую не преминули заснять находившиеся в зале операторы компании NBC. Но самое интересное случилось потом: несчастная женщина была так взвинчена, что в соседней комнате у нее случился нервный срыв. В истерике Олсон упала на пол и стукнулась головой, что привело к кровоизлиянию в мозг и инсульту. Шутка, мягко говоря, злая, но главное в ней — если смотреть с позиции Коэна — это американская уверенность в причинно-следственной связи между неожиданным розыгрышем, случайным ударом и последующим инсультом. Тут мелкий бес безошибочно бьет по неироническому образу Америки.

Собственно, любой разыгранный им анекдот читается как урок разоблачительного страноведения. Те обсценные сцены, которые можно сравнить с ренессансным «бесстыдством», имеют и такую нагрузку: Коэну показать их ничего не стоит, он как европеец знает цену морализму и ханжеству. А вот пуританская Америка ее не знает и тем самым подставляет себя под удар: ага, вы защищаете права меньшинств? Вы больше всего на свете боитесь, как бы вас не заподозрили в гомофобии или расизме? Вы с таким пламенным рвением (которое тоже очень характерно для американской цивилизации) заботитесь о свободе сексуальности? Ну и поглядите на нее.

Один за другим проявляются в призме Бруно-Боратова взгляда физические черты этой самоуверенной нации. И почти все, что следует из ее победительной идеологии.

Карикатурой на позитивизм и веру в то, что «каждый должен заниматься своим делом», предстают разнообразные «тренеры по юмору», «тренеры по этикету» и гей-конверторы второго уровня.

Все сюжетные ходы поэпизодно строятся в соответствии с американскими стандартами.

Хочешь сниматься в кино — идешь, естественно, к продюсеру.

Хочешь продать программу на ТВ — нанимаешь консультанта, который соберет для тебя фокус-группу.

Хочешь заняться благотворительностью — идешь к консультантам по благотворительности. (И по ходу дела поддеваешь известную американскую закрытость, отсутствие минимальных знаний о чем-либо за пределами США: «Какое направление сейчас самое модное?» — «Дарфур». — «Это ведь в Ираке?» — «Да». А речь идет не о работяге из Огайо, но о девушках, которые рассказывают клиентам о бедствиях Дарфура каждый день.)

Хочешь прославиться — женись на Памеле Андерсон (желательно, похитив ее в мешке).

Хочешь прославиться — усынови чернокожего ребенка и устрой ему фотосессию в образе Иисуса на кресте.

Помири евреев с арабами.

Или пусть тебя возьмут в заложники.

Или стань натуралом, «как большинство знаменитостей». В самой политкорректной стране мира имиджмейкеры советуют звездам оставаться в рамках мейнстримной ориентации, еще лучше — жениться и завести кучу детей. А как стать натуралом? Обратиться в общество анонимных педерастов, естественно!

Критики пишут: «смех сквозь омерзение», «набор бессвязных телевизионных кадров», «хороших ребят вроде Рона Пола или несчастного проповедника, которого Бруно использует, мне искренне жаль. С другой стороны, хотелось, чтобы родителей детей, пришедших на кастинг для фотосессии, испепелила молния». Если вдуматься, то к чему, собственно, такое разделение? Ведь разнятся только ситуации, в которые ставят героев Борат или Бруно, а линия поведения одна и та же. Ведь успех — любой ценой, ведь все в твоих руках, ведь каждый может добиться.

Неудивительно, что когда череда забавных, травестийных, жалких, омерзительных, разоблачительных ситуаций заканчивается и «на сцене» остается, как водится, один шут, он испытывает и передает нам только грусть, легкую грусть.

Что может он ответить типичному американцу-священнику — единственному, напомню, персонажу, который «выстоял» перед Бруно и искренне пытается ему помочь? Что может он ответить, когда тот, думая, что перед ним и вправду «раскаявшийся» гей, убеждает его, что «он сильный, он сможет, Иисус поможет ему»? Только то, что, «видите ли, мне противна сама мысль о сексе с женщиной». И когда этого гомосека на перевоспитании у костра, в лесу дремучем спрашивают брутальные товарищи по охоте: «Ну, как ты себя тут чувствуешь?», он говорит им честно: «Я никогда раньше не был за городом. Чувствую себя уязвимым». Америка Саши Барона Коэна до этой мысли еще не доросла. А сам Коэн чувствует уязвимость и не дает от нее избавиться ни американцам, ни нам, ни себе.

© журнал «ИСКУССТВО КИНО» 2012