Strict Standards: Declaration of JParameter::loadSetupFile() should be compatible with JRegistry::loadSetupFile() in /home/user2805/public_html/libraries/joomla/html/parameter.php on line 0
С гуся вода. «Холокост — клей для обоев?», режиссер Мумин Шакиров - Искусство кино
Logo

С гуся вода. «Холокост — клей для обоев?», режиссер Мумин Шакиров

Порядок вещей, при котором реальная история обретает свое экранное воплощение, методологически закономерен. Другое дело, если телевизионный прецедент получает продолжение в жизни и оборачивается документальным фильмом. Тут уже закономерен вопрос: с чем имеет дело зритель — с запечатленной реальностью или ее подменой? Ситуацию меняет то, что ущербная реальность с купированной исторической памятью сама становится темой фильма. Именно об этом недвусмысленно говорит название картины Мумина Шакирова «Холокост — клей для обоев?», вошедшей в документальный конкурс 35-го ММКФ.

1LOGOS MMKFЗаглавная фраза — ответ на вопрос телевизионной викторины, данный ее участницами сестрами Каратыгиными. Появление этого сюжета в Интернете вызвало мощный резонанс и послужило отправной точкой для реализации режиссерского замысла, благородного и остроумного одновременно. Шакиров решает снабдить сестер необходимым жизненным опытом, конкретизировать загадочное слово с помощью поездки в Освенцим и сделать этот процесс сюжетом фильма.

Художественный потенциал замысла очень велик. Присутствует все необходимое для полноценной и риторически-эффективной метафоры. Прежде всего, сестры Каратыгины типичны, а потому убедительно репрезентируют свое поколение. Они молоды, им чуть более двадцати лет. Как и все близнецы, фотогеничны. При вполне нормативной для телевидения внешности сестры не лишены характерных черт. Родом они из самого сердца земли русской – поселка Красная Горбатка Владимирской области. Очень любят маму и телевизор, с помощью которого, как и миллионы их сверстников, сформировали все свои представления об окружающей действительности. Именно поэтому произнесенная ими кощунственная нелепость приобретает масштаб умонастроений целого поколения.

Проблема, вскрытая шокирующим прецедентом, гораздо глубже, чем может показаться на первый взгляд. Во-первых, сознание, в котором отсутствуют какие-либо представления об одной из величайших трагедий XX века, есть благодатная почва для порождающих геноцид идеологий. Во-вторых, дело тут не в отсутствии целостного исторического взгляда, а в той избирательности, точечном характере лакун, которые имеют под собой антисемитскую подоплеку. Осмысление произошедшего с помощью документального фильма есть здоровая реакция общества и культуры на опасный симптом.

Риторическую эффективность ленты определяет ряд условий. Прежде всего, смысл фильма в возвращении смысла слову. Здесь принципиально важно то, что кино, апеллируя к разуму и чувствам одновременно, побуждает зрителя воспринимать увиденное на свой счет. Это, пожалуй, самый действенный способ заставить аудиторию ощутить себя частью человечества, приняв его трагический опыт как свой собственный. Увы! Этого-то как раз и не происходит. Фильм совсем о другом.

То, что девочки — не предмет разговора, а повод к нему, казалось бы, явствует уже из названия фильма, из масштаба заявленной проблемы – вовсе нет. Для автора именно сестры Каратыгины представляют основной интерес. Тогда как их неосведомленность о Холокосте, напротив, лишь повод для максимально развернутого разговора. Зритель, не разделяющий подобной установки, уже с первых кадров оказывается в легком недоумении от той обстоятельности, с которой Шакиров берется за историю своих героинь. Когда дело доходит до биографических подробностей, недоумение перестает быть легким.

Повествовательная конструкция фильма построена на интервью, за которым автор и его героини коротают путь от Москвы до Варшавы и далее до Кракова. Событийная бедность сюжета и скудость внутреннего плана сестер восполняются их воспоминаниями чисто бытового характера. Темы, возникающие по ходу разговора, иллюстрируются, превращаются в самостоятельные мини-сюжеты. Так мало-помалу зритель знакомится с семьей Каратыгиных. В череде повседневных хлопот появляется мама героинь. Она меряет себе давление, долго и с пересадками едет в Москву, чтобы присутствовать на очередном выступлении дочерей, комментирует их успехи, делится со зрителем своими переживаниями. Девочки со слезами вспоминают умершего отца. Их реминисценции иллюстрированы черно-белыми фотографиями из домашнего архива. Ну и конечно, героини много рассказывают о себе. О своем стремлении любой ценой стать знаменитыми. О бесчисленных кастингах, в которых они настойчиво участвовали, и о передачах, в которые им удалось пробиться. Рассуждают, как надо «покорять Москву», вспоминают свои ощущения после эфира. Вот они, облаченные в камуфляжную форму, возникают на экране, задорно рекламируя армейское термо-белье, в другой раз старательно разучивают светлую и добрую песню про мамины глаза и мамины руки.

Тема Холокоста постоянно присутствует в фильме, автор стремится, -чтобы зритель ни на минуту не забывал, по какому поводу он смотрит столько занимательных сюжетов. Героини откровенно признаются, что не испытывали ни малейшего побуждения прояснить для себя смысл слова после пресловутой викторины. Со всей непосредственностью они рассуждают, как сложно достичь популярности. Главное — стать заметными, и абсолютно неважно, что именно послужило этому причиной. Мама девочек сетует на сложность вопроса, апеллируя к соседям по подъезду, ни один из которых также не смог на него ответить. Появляется учительница истории, которая, попеняв бывшим ученицам за невнимательность на уроках, сокрушается об отсутствии материала, позволяющего уделить теме Холокоста больше внимания. Дескать, невозможно сформировать собственное, личное представление, преодолев умозрительную абстракцию. Вряд ли это серьезный аргумент для учителя истории, но для массовой аудитории дело обстоит именно так. Весь фильм зрителя настойчиво убеждают — о Холокосте действительно надо рассказать. Экранного времени между тем остается в обрез. Вся надежда на кульминацию.

И вот цель поездки достигнута. Силуэт ворот Освенцима возникает на экране, и сестры Каратыгины, а вместе с ними и зритель, погружаются в атмосферу мемориального комплекса. Подается сюжет в традиционной для тележурналистики манере. На экране попеременно возникают то фрагменты экспозиции, то осматривающие их героини. Незамысловатая стилистика подразумевает отождествление зрителя с действующими лицами, дает возможность увидеть свидетельства трагедии «их глазами». Безусловно, к попытке образно состоятельной интерпретации следует отнести акцент, который ставится в фильме на проводимые в Освенциме изуверские эксперименты с близнецами. Адаптация для сестер Каратыгиных получается хлесткая и действенная. В фильме же тема Холокоста мельчает, а если выигрывает в наглядности, то ценой обобщения. Получается, что не героини, а вместе с ними и зритель, нравственно дорастают до сочувствия необходимого масштаба, а наоборот — сама трагедия в стремлении принять доступную форму предстает более локальной. Возможно, будь композиция эпизода иной, такого бы впечатления не сложилось, но экскурсия представлена довольно лаконично, и сюжет о преступлениях доктора Менгеле доминирует.

Экспонаты не могут оставить девочек равнодушными – они плачут. Камера на крупном плане фиксирует стекающие по щекам слезы. Одна из героинь говорит, что им стыдно за свою неосведомленность и они должны рассказать другим о том, что они здесь увидели и узнали. Так процесс извлечения смыслов из художественной формы, когда сочувствие адресата есть результат его сотворчества, подменен «лобовым» предъявлением эмоции – приемом, с кичевой откровенностью стремящимся предопределить реакцию зрителя. Риторика кульминации ожидаема и закономерна, но финал оказывается по-настоящему неожиданным. Освободившись от груза темы, фильм залихватски завершается… эстрадным шлягером. Эмфатическая образность незыблемый принцип масскульта. Трагедия трагедией, но счастливый конец никто не отменял! Реализуется эта установка с помощью уже знакомой песни о маме. А в последних кадрах так и вовсе она сама поднимается на сцену и, прижимая к груди большой букет алых роз, радостно улыбается зрителю, стоя рядом со своими дочерями.

holocaust-kley2
«Холокост — клей для обоев?»

Фильм завершен, и у зрителя исчезают последние сомнения — учительница истории из Владимира вновь осталась без материала для тематического урока. Если отбросить всю пустопорожнюю риторику и ничего не значащие положения, то в сухом остатке фильма оказывается лишь телевизионная «карьера» сестер Каратыгиных, а точнее, ее обнадеживающее начало. Тем не менее шаг к ассимиляции массовой культурой острой и болезненной темы сделан! Так в чем же дело?

Конечно, мало кого можно заинтересовать сюжетом о рвущихся в поп-индустрию провинциальных девочках, но совсем другое дело, если героини с непосредственностью лакмусовой бумажки выявляют застарелую, но не потерявшую своей актуальности социальную проблему. Разговор на эту тему для зрителя важен, он идет на него и… попадает на биографию лакмусовой бумажки. Автор попросту игнорирует разверзшуюся проблему. Он не касается причин неосведомленности своих героинь. Он не оценивает кощунственную профанацию темы, поставленной в контекст развлекательной передачи, а ведь цинизм телевидения — это уже идеология! Напротив, Шакиров выбирает угол зрения, заведомо не позволяющий уйти с поверхности прецедента. При этом вроде как и по касательной к проблеме прошлись, и массового зрителя не растревожили. «Пипл хавает», а тема Холокоста остается острой приправой.

Что же касается девочек, то сам ход повествования не позволяет всерьез рассчитывать на их нравственную эволюцию. Тем не менее признаки внутреннего роста героинь зрителю необходимы, в противном случае все происходящее на экране вообще теряет какой-либо смысл. Задача эта встает не столько перед сестрами Каратыгиными, сколько перед автором. Скоропалительные эмоциональные проявления девочек ее не решают, а лимит фабульного времени (основное действие разворачивается в дороге) оставляет единственную возможность — достичь необходимого эффекта самим строем фильма. Этого не происходит. Героини пребывают в нерастревоженном состоянии вплоть до ворот Освенцима, то есть фактически до последних минут ленты. Единственное, чем автор смог охарактеризовать сестер, так это их исступленной любовью к родителям, особенно к маме, но ни к Холокосту, ни к личностному становлению данное качество отношения не имеет. Кульминация психологической глубины не добавляет, а финал так и вовсе лишен малейшего намека на рефлексию.

Вот и получается, что острая тема, помаячив в поле бокового зрения, решается номинально, неудобные вопросы при этом не возникают и злокачественная социальная проблема скрывается под слоем глянца. Напряженность рассеивается, и картина мира, основанная на пропагандируемых телевидением ценностях, сияет с новой силой.

Уверенно держась перед камерой в фойе Дома киноактера, где проходил пресс-показ ленты, сестры Каратыгины бодро объясняли, как важны личные впечатления для того, чтобы иметь представление о предмете, и, пользуясь случаем, передавали привет своей учительнице истории, которой они очень благодарны.



«Холокост — клей для обоев?»
Автор сценария, режиссер Мумин Шакиров
Оператор Вячеслав Макарьев
Композитор Ахмад Бакаев
«Бактрия Фильм»
Россия
2013

© журнал «ИСКУССТВО КИНО» 2012