Неделю назад на международном фестивале европейского кино VOICES (Вологда) состоялась российская премьера фильма «Холодная война» (Zimna wojna, 2018), удостоенного приза Каннского фестиваля за лучшую режиссуру. О новой картине Павла Павликовского рассказывает Светлана Семенчук.

Павел Павликовский — известный документалист, долгое время проживший в эмиграции, в 2010-х вернулся в Польшу — к самому себе, в прошлое. Первый игровой фильм режиссера, созданный на вновь обретенной родине — «Ида» (Ida, 2013), рефлексия на тему внутренней катастрофы польского общества во время Второй Мировой войны и невозможности устранения последствий. «Ида» — отчасти биографическая картина, тесно связанная с переживаниями Павликовского, лишь в 14-летнем возрасте узнавшего о судьбе своей бабушки-еврейки, погибшей в Освенциме. Вторым фильмом после возвращения стала «Холодная война» — история, посвященная родителям режиссера и послевоенному поколению. Возвращение в Польшу стало для Павликовского чем-то сродни погружения в хранилище памяти, которая априори не может быть абсолютно достоверна, линейна, последовательна и свободна от мифов. Мифическая память автора сплавляет воедино травмы коллективного бессознательного, личные истории близких и даже традицию кинематографа так называемой польской «новой волны».

Задорная блондинка Зула, поражающая силой своей витальности, и ее возлюбленный — молчаливый сухопарый Виктор, напоминают тех самых героев польской киношколы. Когда требуется совершить бесполезный и безрассудный романтический поступок, противоположный предательству, молчанию или бездействию, они его совершают. Потому что персонажи «Холодной войны» — романтические герои национального мифа, оставленного в наследство, хоть сражаются они вовсе не за Армию Крайову, не за правительство в изгнании, и даже не за свободу, а за простое предельно личное счастье.

«Холодная война», режиссер Павел Павликовский

Народный ансамбль песни и пляски «Мазурек», созданный ради сохранения национального фольклора, повинуясь требованиям политической конъюнктуры, расширяет свой репертуар песнями, прославляющими отца народов Сталина. И пусть в этом безумном спектакле идеологической линии партии находится место и лирической песне о «двух сердечках», положение участников становится все более шатким и компромиссным. Виктор и Зула — дирижер и главная звезда известного в Польше ансамбля, решают сбежать во время первых же зарубежных гастролей. И Виктор бежит, а Зула — нет: из-за неуверенности в том, что возлюбленный ее никогда не оставит там, на Западе. Дальнейшие попытки счастливого воссоединения влюбленных весьма усложнены и болезненны. Ведь, как поется в песне из любимого Зулиного кинофильма «Веселые ребята» (любимого, впрочем, и Сталиным), — сердцу не хочется покоя.

Сквозь муки главных героев, челночно пересекающих опасную границу между социалистическим лагерем и капиталистическим миром, то и дело проступает более глобальный сюжет пограничного положения Польши между СССР и просвещенным европейским миром. Но 1950-е годы – лишь фон, предлагаемые обстоятельства, правила, о которых Зула и Виктор прекрасно осведомлены и даже используют в своих манипуляциях. Патриотизм используется обоими героями как дополнительное преимущество в этой игре длинною в жизнь, как разменная монета. Зула возвращается в Польшу, зная, что Виктору путь на Родину закрыт. Прикрываясь тем же патриотизмом, Виктор едет за ней. Зула заключает весьма символичный в данном контексте брак с чиновником, чтобы сократить срок лагерного заключения Виктору. Идея безусловной любви к отечеству ставится под вопрос, в чем можно усмотреть не только полемику с авторами «новой волны», но и намек на возвращение самого Павликовского.

С оглядкой на кинематограф Анджея Вайды, автор «Холодной войны» проецирует историю на традиции национальной романтики. Черно-белое изображение и обращение к частному прошлому создают ощущение щемящего тоской ретро, иного мира с прустовскими вальсирующими пылинками в свете солнца и иллюзию так часто слышимой в детстве красивой сказки. Его отличает какая-то особая наполненность.

«Канал», режиссер Анджей Вайда (1957)

Павликовский взвинчивает финал, как это делал и Вайда. Но Вайда пережил то, о чем снимал фильмы, для Павликовского же, желающего прочувствовать и понять поколение родителей, материал фильма остается далеким и, кажется, непостижимым. И от того немного чужим, как «два сердечка», исполненные вроде как все той же полячкой Зулой на неродном французском языке.