Strict Standards: Declaration of JParameter::loadSetupFile() should be compatible with JRegistry::loadSetupFile() in /home/user2805/public_html/libraries/joomla/html/parameter.php on line 0
Играем в Каренину - Искусство кино
Logo

Играем в Каренину

Мальчику Сереже грустно и одиноко. Мальчик Сережа запускает игрушечный поезд. Игрушечный паровоз тянет игрушечный состав по игрушечным рельсам. В игрушечном вагончике сидит мама мальчика. Поезд катит из Петербурга в Москву. Он увозит сережину маму от Сережи. Его маму зовут Анна Аркадьевна Каренина. Ее играет Кира Найтли.

Первая экранизация «Анны Карениной», если не считать «Прибытия поезда» братьев Люмьеров, случилась в России в 1914 году, когда кинематограф еще только выходил из пеленок. Уже через год попытали счастье и американцы.

В двадцатых годах великая Грета Гарбо впервые попробовала себя в роли Анны Аркадьевны. У того фильма было два финала: для Америки и для Европы. Европейская версия заканчивалась, как и положено, паровозом, а в американской Каренина выходила замуж за Вронского, чтобы жить с ним долго и счастливо. Несмотря на культурную адаптацию, фильм с треском провалился по обе сторону Пиренеев.

Однако буквально через несколько лет Грета Гарбо снялась еще в одной «Анне Карениной». Эта экранизация завоевала «Кубок Муссолини» на Венецианском кинофестивале.

Anna-Karenina-greta-garbo-4330876-600-450
Грета Гарбо в «Анне Карениной» (1935)

А в египетском фильме «Река Любви» (авторы сценария Юсеф Исса и Эзель Дина Зульфикар), Навал, жена богатого и могущественного Тахир Паши, влюблялась в молодого полицейского Халида, которого играл Омар Шариф. Чем там все кончилось, можно даже и не рассказывать.

В своей экранизации 1967 года Александр Зархи, невольно предсказывая роману большое балетное будущее, снял Маю Плисецкую в роли Бетси Тверской. А Супермен Кристофер Рив, играя Вронского в американской телевизионной экранизации, влюбился в лошадей и верховую езду. Через 10 лет он упал с лошади и сломал себе позвоночник. Лошадь звали... Нет, не знаю, как ее звали...

«Анну Каренину» снимали, снимают и будут снимать. Главным образом потому, что это бренд, и, к тому же, бесплатный. Подавляющее большинство существующих постановок являются более или менее успешными экранизациями бренда. Для них «Анна Каренина» является чем-то вроде рекламной упаковки. О реальных достоинствах и недостатках этих картин можно судить только полностью отказавшись соотносить их с оригинальным текстом.

Существуют, конечно, и честные попытки взаимодействия с романом. Всякая экранизация великого литературного произведения, как правило, либо иллюстрирует, либо интерпретирует. В первом случае, как, например, в фильме Александра Зархи, создатели картины пытаются добиться узнаваемости, внешней похожести, во втором, как в недавней постановке Сергея Соловьева, делается попытка передать «дух» книги. И там, и там речь идет о некоторой форме имитации. И там, и там фильм судят по тому, насколько «похоже» получилось.

На прошлой неделе в Нью-Йоркском Линкольн Центре Искусств состоялась американская премьера новой экранизации «Анны Карениной» британского режиссера Джо Райта. В соседнем зале тем временем шел сверхъуспешный бродвейcкий мюзикл «Пьер, Наташа и комета», и это совпадение чем-то радовало.

Экранизация Райта принципиально отличается от всех свох предшественниц. Райт не иллюстрирует и не интерпретирует роман. Он его ставит. «Анна Каренина» Райта — это театральная постановка, осуществленная внутри фильма.

Тут содержание романа Толстого упаковано в форму спектакля, а кинематограф является таким энергетическим движком, который весь этот механизм раскручивает. Края экрана совпадают с контурами сцены. Зрительный зал продолжается внутрь экрана, или, скорее, экранная сцена выдвигается наружу: внизу экрана видны макушки несуществующих первых рядов.

В этой постановку литература, театр и кино находятся в постоянном взаимодействии. И главным здесь является ни то, ни другое, ни третье, а само это взаимодействие. В результате получилось может быть и не полноценное художественное высказывание, но по крайней мере захватывающий аттракцион. Нечто подобное, хотя может быть поглубже, и не в такой крайней форме, сделал чешский режиссер Петр Зеленка в своем не очень давнем и, к сожалению, мало кем увиденном фильме «Карамазовы».

karamazovi-zelenka
«Карамазовы», режиссер Петр Зеленка (2008)

Фильм начинается со сцены утреннего бритья Стивы Облонского (симпатичнейший Мэтью Макфэйден). Бритье немедленно перерастает в зажигательный танец с саблями при участии камердинера, слуг, чад, домочадцев, жены Долли, гувернантки, подчиненных Стивы по работе и какого-то пьяного матроса с гармошкой. Все смешалось в доме Облонских.

Из бодро-хаотической музыки ( фантастическая работа Дарио Маринелли) вырастает песня: «Во поле береза стояла, во поле кудрявая стояла... Некому березу заломати, некому кудряву защипати...» «Защипати,- думаешь ты. - Really?» Но не успеваешь додумать, потому что экранная сцена, сама устроенная, как гармошка пьяного матроса, складывается, раскладывается, и на переднем плане оказывается мальчик Сережа, запускающий тот самый игрушечный поезд.

Еще одно движение гармошки, и ты уже в вагоне этого поезда, где случайно встретившиеся пассажирки, Анна Каренина (Кира Найтли) и графиня Вронская (Оливия Уильямс) хвастаются друг перед другом фотографиями сыновей, раскрывая нагрудные медальоны, как картинки на айфонах. Все эти сценические переходы, слишком плавные, чтобы назвать их монтажом, и слишком быстрые для простой театральной смены декораций, и составляют то вещество, из которого сделана картина.

Конечно, тут всего навсего игра в «Каренину», но чертовски увлекательная игра. Несмотря на обилие музыки, вокала и театральных трюков, очень быстро начинаешь понимать, что видишь вовсе не мюзикл, снятый по классическому роману, навроде «Оливера». Оказывается, что фильм умудряется удивительно подробно следовать сюжетной канве оригинала.

По-видимому Том Стоппард, автор сценария, перечитывая «Анну Каренину», отмечал точками основные нервные узлы романа, а затем придумывал, как наиболее экономным и аккуратным образом соединять их друг с другом. Практически никакой отсебятины, никакого сложения, чистое вычитание. Но вычитание удивительно аккуратное, оставляющее главное. Просто диву даешься, каким образом Райту удалось впихнуть в двухчасовое экранное действие твой любимый, но ничего не значащий для сюжета эпизод с кофейником графини Нордстром.

Вообще, если вычесть из картины текст Толстого, если забыть о первоисточнике, то получится более не менее смешной водевиль, и только. Здесь самое интересное то, как Райту и Стоппарду удается соединить театр и кино, для того, чтобы «показать», разыграть, казалось бы, неразыгрываемое в романе.

keira-knightly-anna-karenina-movie-2012

В сцене скачек всадники на лошадях оказываются прямо на сцене. Динамика скачки передается тем, как Анна раскрывает и закрывает, а потом ломает свой веер. Этот веер есть и у Толстого. Скачка заканчивается чем-то вроде 3D-эффекта, когда Вронский вместе лошадью вылетает со сцены прямо в зрительный зал. Это все чисто театральные приемы, но заставить их работать может только кино.

Игрушечный театр Райта это не просто условность. Светская жизнь Москвы и Петербурга, на фоне которой разворачивается роман Анны и Вронского, — тоже своего рода сцена. В романе Анну постоянно преследует образ мужика, что-то делающего с железом. Это страх перед неумолимым безжалостным механизмом, который ее раздавит, — предчувствие собственной смерти. «Фатальное» железо представлено в фильме в виде огромной театральной машины, управляющей декорациями. Герои - марионетки, который постоянно хотят спрыгнуть со сцены, выйти из театра. Но они только попадают за сцену, как бы внутрь этой машины, и вынуждены блуждать среди ее гигантских металлических частей.

Единственный персонаж, которому удается выбраться из замкнутого театрального пространства наружу, на экран, в чистое кино, — это Константин Левин (Дамнэл Глиссон с обаятельной и обезоруживающе глупой улыбкой). Но и Левин, как черт из табакерки, выпрыгивающий из всей этой с огромной скоростью вертящейся музыкальной шкатулки, попадает на чистый экран в какую-то условную, идеальную кинороссию с бескрайними полями, деревянными усадьбами, с мужиками и бабами, выглядящими так, как будто случайно забрели сюда из массовки фильма «Тевье-молочник». Хочется немедленно засунуть Левина обратно в шкатулку.

Отдельно про Киру Найтли. Эта роль опять-таки про то, как можно «показать» Анну Каренину. До того, как посмотрел фильм, представить себе Киру Найтли Анной Карениной невозможно, после фильма трудно представить Анну Каренину кем-то другим. По крайней мере, кем-то другим в спектакле, разыгранном Райтом. И дело не в том, как она играет (Кира Найтли вообще-то умеет хорошо делать только две вещи: красиво выдвигать вперед нижнюю челюсть и яростно сверкать глазами). Дело в том, что Кира Найтли немножко декоративное, немножко инфернальное существо, как будто сошедшее с картин Климта, идеально вписывается, в театрализованное пространство музыкальной шкатулки Джо Райта.

anna-karenina

Совсем неожиданно во всю этой истории выглядит Джуд Ло, играющий, как ни странно, Каренина. Один из главных голливудских красавчиков оказывается тонким драматическим актером, великолепно справляющимся с оттенками и интонациями. Даже каренинское «пелестрадал» ему как-то удается передать достаточно адекватно для англоязычного фильма. И здесь опять-таки важна неожиданность. Ведь ждешь от Лоу чего-то совершенно другого.

jude-law-Anna-Karenina-2012
Джуд Лоу — Алексей Александрович Каренин

Вот только Вронскому, как всегда, не повезло. Даже удивительно, почему все известные мне экранизаторы находят необходимым произвести лоботомию одному из самых цельных и обаятельных персонажей Толстого. У Райта Вронского играет Аарон Тэлор-Джонсон в дурацком соломенном парике и наклеенными лермонтовскими усиками, которому на момент съемок едва исполнилось двадцать лет. На пресс-конференции после фильма Райт сказал, что Вронский, с его точки зрения, это такой boy-soldier. Ну да Бог ему судья.

Как и всякая вещь, выстроенная на приеме, фильм становится предсказуемым и начинает несколько выдыхаться в последней своей четверти. Попытка передать внутренний монолог Анны перед самоубийством чисто визуальными приемами вряд ли до конца работает. Странное совпадение концовки фильма с финалом соловьевской экранизации («Каренин и дети») вызывает некоторое недоумение. Но зато, когда торжественно завершающая картину музыка плавно переходит в собачий вальс, крутящийся вокруг песни «Цыпленок жареный», радости твоей нет конца.

© журнал «ИСКУССТВО КИНО» 2012