Россия в играх

Основные определения

Игра-1 — забава, активное развлечение.

Соревнование — однотипные действия нескольких лиц, когда результаты сравниваются для определения победителя¹.

Игра-2 — состязание-соревнование, где действия участников зависимы-независимы.

Уточняющие определения

Игры — состязания с фортуной² — те, где исход частично или полностью зависит от везения.

На интерес — те, где одним из стимулов является прямое материальное вознаграждение.

Азартные — на интерес — те, где можно не только выиграть, но и лишиться первоначального капитала.

Противоборство — игра, где участники препятствуют один другому.

Викторины — где участники отвечают на вопросы.

Конкурсы — соревнования, в которых результаты участников не поддаются однозначной оценке и победитель определяется голосованием наблюдателей.

Телесоревнования — те, что проводятся в телестудии специально для трансляции.

Советское время знало только одну телеигру («Что? Где? Когда?») и два телесоревнования (КВН и «А ну-ка, девушки!»). Последнее из них было нашим ответом Чемберлену, помесью соцсоревнования с конкурсом красоты. КВН представляет собой командный телеконкурс юмористов, одним из элементов которого является игра (перестрелка вопросами). «Что? Где? Когда?» — телеигра-викторина, в перестроечные годы ставшая азартной. В остальном тогдашнее ТВ предпочитало транслировать нетелевизионные игры и соревнования, причем только физические (шахматы передавались в изложении).

Нынче игры и состязания идут на всех действующих телерадиочастотах, став неотъемлемой частью индустрии телеразвлечений. Практически всегда это телерадиовикторины с фортуной и на интерес, в которых спрашивают черт знает что: просят назвать (а то и показать) предмет с названием из пяти букв, которым ацтеки забивали жертвенных животных; из трех слов выбрать то, что означает вирус лимбоостеоцирроза; объяснить, что такое ренклод — мужское имя, сорт сливы или жук-вредитель.

Популярность викторин основана на соучастии зрителей. Если в прочих видах игр-соревнований они всего лишь болельщики, то в викторинах они всегда могут принять некоторое участие, отвечая для себя на те же вопросы, что и игроки. Вопросы понятны всем, а подсказок нередко столько, что для правильного ответа до— статочно минимальной сметки и некоторого везения. Радиоигры к тому же предполагают и прямое участие — для тех, кому повезет дозвониться в студию. Но желающих сыграть оказывается столько, что шансов дозвониться гораздо меньше, чем шансов выиграть приз после дозвона.

Столь же важно, что для зрителей сохраняется иллюзия, что они могли бы также попасть на экран. Однако ни одна игра не афиширует публично, каков этот путь, хотя в приватной беседе все ведущие уверяют, что никаких секретов нет: «Они нам пишут о своем желании участвовать, а мы производим отбор». Но четко никто не сформулировал принципы и систему отбора.

Остановлюсь на тех играх, которые представляются мне самыми характерными и популярными в силу разных, иногда прямо противоположных причин.

«Что? Где? Когда?»

Исторически первая телеигра, сочетавшая несколько находок:

1. участие телезрителей,
2. вопросы, для ответа на которые требовалась смекалка,
3. рулетка (еще без ставок),
4. вознаграждение дефицитными книгами,
5. мозговой штурм,
6. угроза лишиться места в клубе и

Особое положение ведущего — непререкаемого, невидимого и непогрешимого, а если скаламбурить, то всеведущего.

Главная из этих находок — минутный мозговой штурм на экране, дающий великолепное представление о работе ума и технике принятия ответственных решений. Игра реформировалась вместе с обществом, приобретая качества азартной игры на интерес: в новое время были отменены призы в виде дефицитных ранее книг и введены ставки. Запах фолиантов над игорным столом сменился духом наживы.

Явное интеллектуальное превосходство ворошиловских «стрелков» над средним зрителем всегда делало клуб «Что? Где? Когда?» элитарным не только по названию и ограничивало его зрительскую аудиторию. Признать умственное превосходство другого человек готов менее охотно, чем физическое, поэтому спорт куда более массовое зрелище, нежели интеллектуальные забавы.

Существенно другое: при советской власти знатоки имели облик типичных мэнээсов и пользовались симпатиями практически всего среднего и низшего слоя научно-технической интеллигенции, демонстрируя одряхлевшей стране ценность (но не цену) интеллекта и молодости. Теперь, переодевшись в смокинги с бабочками, подчеркивая свою элитарность и небрежно кидая на стол месячную зарплату кандидата наук, они разрушили прежнюю идентификацию и не обрели новой, ибо «новые русские» интересуются не тем, что где и когда, а тем, что где и почем. По-ленински говоря, страшно далеко ушли они не только от народа, но и от своей социальной базы. Одновременное явление тому же народу Владимира Ворошилова, превратившегося во владельца телеказино и крупье, значительно снизило образ ведущего.

Тем не менее игра пока не увядает и не приедается, хотя ее портят ляпы, связанные с тем, что ответ на многие вопросы невозможно получить ни интеллектуальным усилием, ни интуицией (его нужно просто знать, для чего голова должна быть хранилищем всякой ерунды). Есть также неоднозначность решения некоторых задач, а на одном из них вопреки логике настаивает ведущий.

«Поле чудес»

Первая из новейших телевикторин, прозрачно намекающая на Страну дураков, но от того не менее притягательная. Хотя была позаимствована из-за бугра, где родилась от брака рулетки с кроссвордом и называлась «Колесо Фортуны», в ней, как в капле первача, нашел себя отечественный дух.

Игра (а это игра в обоих смыслах слова) оказалась беспартийной и безыдейной, зато подлинно народной, поскольку игроками стали не остроумцы наподобие кавээнщиков, не интеллектуалы вроде знатоков, не передовые продавщицы типа «анукадевушек», а простые, как мычание, издаваемое ими с экрана, тогда еще советские люди. Всем было ясно, что пришли они с мороза, никем особо не отобранные, словарным запасом не отягощенные, зажатые до нахальства, гордые тем, что их видит и слышит «вся страна» (главное же, родные и знакомые), а самый ведущий из всех ведущих берет у них пусть микроскопические, но настоящие интервью. Таким образом, стимулом для участия стала не только корысть, не только любовь к игре, не только желание первенствовать, но нечто специфичное для СМИ: стремление попасть в газету, в эфир, на экран. Впрочем, его можно рассматривать как жажду выделиться, жажду известности любой ценой.

Телезрителю при этом открывалась возможность одновременно смотреть, подбирать требуемое слово, отождествляться с игроками, чувствовать свое превосходство («Что за дураки! Такое простое слово угадать не могут!»), завидовать им („Надо же! За «фу-фу» телевизор получил!“).

В этой игре на первый план вышел ведущий, чья роль в викторинах, вообще говоря, подсобная, — по существу именно он стал ее настоящим героем. Начал это Листьев, а подхватил и довел до совершенства или совершенного автоматизма Якубович, при котором передача пре— вратилась в театр одного актера. Конечно, никто не воспрещает игрокам исполнять свои роли с тем же блеском, что и он, однако когда непрофессионалы оказываются на сцене рядом с профессионалом, они становятся, не замечая того, живым реквизитом. Ведущий играет с ними, как кошка с мышкой, и эпизод торговли во— круг черного ящика выявляет это как нельзя лучше.

Трудно понять, как столь примитивный театр в течение многих лет способен, судя по замерам аудитории, входить в число наиболее притягательных передач. Скорее всего, дело не в форме, а в устройстве игры. Если бы можно было заменить Якубовича с его пятью излюбленными выражениями лица и десятью отшлифованными интонациями на новичка, которому предписаны чисто служебные функции, и отменить представление игроков, передача потеряла бы не так много зрителей, как может показаться. Викторина «Проще простого» при замене беспрестанно хохмящего Фоменко на сдержанного ведущего потеряла бы больше. Дело в том, что «Поле чудес» держит интерес, поскольку угадывание здесь не одномоментно, а занимает довольно большой промежуток времени, в течение которого самый несведущий зритель сохраняет возможность угадать вожделенное слово. Во многих других играх, если сразу не находишь ответ, бесполезно рыться в памяти или задумываться. Если меня прямо спросят, кто написал «Травиату», я буду молчать, как глухонемой партизан на допросе, но если в фамилии автора по условию пять букв, где первая «в», я, вероятно, догадаюсь, что это не Чайковский.

Но главный зрительский стимул состоит, конечно же, в крупном выигрыше. Не будь призов и самопредставлений, игроки все равно нашлись бы, но число зрителей упало бы в десятки раз. С другой стороны, сколь угодно примитивная телеигра с призом в миллион долл.аров собрала бы миллионов десять зрителей. Можно, кстати, предположить, что для сохранения популярности стоимость призов придется увеличивать по мере роста благосостояния граждан: чужой выигрыш притягателен лишь тогда, когда он несопоставимо выше твоего заработка. Не знаю, насколько типичен мой личный опыт, но я смотрел «Поле чудес» только в те несколько месяцев 1992 года, когда инфляция сжирала мои гонорары. Помню, очень хотелось выиграть много денег сразу, но от попытки проникнуть на игровое поле удерживало сознание, что профессиональному подборщику слов не пристало состязаться с дилетантами. Фрейдист скажет, что эта мысль была всего лишь рационализацией боязни проиграть любителям и тем самым ущемить самолюбие, но с другой точки зрения это значит, что моя интуиция исчислила денежный эквивалент урона до— стоинства, умножила его на вероятность урона и обнаружила, что эта величина превышает математическое ожидание выигрыша. Для справки: Ганечка Иволгин некогда пожертвовал самолюбием за триста тысяч царских рублей, что тогда было побольше, чем сейчас триста тысяч долл.аров. Правда, упал в обморок.

«Колесо истории»

Что интерес к игре может быть невысок при высокой популярности ведущего, показывает пример другого проекта, где принял участие тот же Якубович. Согласно нашим определениям, это — состязательная викторина на исторические темы, где главным призом была квартира от спонсора передачи, а теперь чек на десять тысяч долл.аров. Из трех ответов на заданный вопрос (иногда в вещественной форме) участнику предлагается выбрать правильный, за что начисляются очки. Для победы требуется изрядная эрудиция (поди отличи русский аксельбант от прусского или австрийского) или большое везение (при случайном угадывании вероятность правильно ответить на десять вопросов менее чем один шанс на пятьдесят тысяч). К участию, однако, приглашаются не эрудиты и не люди с улицы, а известные актеры, в чем нет ни принципа, ни смысла, а лишь надежда на то, что сами по себе известные лица в кадре привлекут зрителей. Но при этом пришлось пожертвовать идентификацией зрителей с участниками — и потому, что актеры оказались вне своей игры, и потому, что зритель увидел: это не его игра, ему сюда ход закрыт, как раньше в спецраспределитель.

Для иллюстрации вопросов тоже пригласили актеров, но неизвестных. Получилась художественная самодеятельность с напыщенной декламацией в псевдорусском духе: «Ой ты, гой еси, добрый молодец Вилен Васильевич! А ведаешь ли ты наш указ императорский от 25 июля 1709 года?» Роль ведущего свелась к менторской, и Якубович сильно поблек.

«Угадай мелодию»

Феномен игры, притягательность которой равна только ее бессодержательности. Основана на двух близких психологических мотивах: потребности восстановить целое по части (что охотно используется в кино, где прием “pars pro toto” принадлежит к числу наиболее известных) и так называемом «синдроме незаконченного действия», который состоит в том, что люди стремятся закончить начатое даже тогда, когда это не имеет никаких рациональных оснований. Желание подхватить случайно услышанный отрывок и опознать его знакомо всем, и когда в игре звучат первые ноты, миллионы людей инстинктивно напрягаются, чтобы вспомнить и продлить мелодию. Зрелищность (вернее, слушаемость) этой игры не зависит от величины призов, а всецело определяется ее психомеханикой.

Людей со вкусом эта игра отталкивает так же, как и угадываемые в ней песни, представляющие собой по большей части сплошную попсу.

P. S. Надо сказать, что при советском режиме телевидение достаточно четко знало, что достойно быть представленным на экране, а что нет. Репрезентировалась главным образом «общественная», то есть идеологическая и трудовая жизнь, тогда как представление о частной жизни было весьма ограниченным. Но старая система приоритетов рухнула, а новая не сложилась. Отсутствие ценностной иерархии делает постсоветский телеэкран сугубо эклектичным. И телевизионные игры принимают в этом посильное участие.

¹ Мерой сравнения может быть результативность (число голов за матч), время (кто быстрее добежит до финиша), художественное качество (чье исполнение лучше), число зрителей (для фильма) и т. д.
² Здесь рассматриваются только те игры, которые являются соревнованиями.