Большое мень-шоу
- №5, май
- Виктор Матизен
Ток-шоу, которых на радио и телевидении с годами становится все больше, формально делятся на «интервью» и «дискуссии». «Интервью» подходят под определение «встреча с интересным человеком» и устроены весьма примитивно: ведущий (один, в компании журналистов или вместе с приглашенной публикой) задает гостю вопросы, а тот на них отвечает («Час пик», «Герой дня», «Момент истины», «Мое кино», «Моя звезда», «Те, кто», «Мужчина и женщина», «Характеры», «Человек в маске»). Иногда интервью перемежается рекламой или информационными вставками, а роль публики сводится к клакерской: от нее требуются только аплодисменты, как, например, в «Моем кино». «Дискуссии» более разнообразны — это и исчезнувшие телемосты, и «Мы», и «Если», и «Пресс-клуб», и «Я сама». Формальную классификацию можно дополнить содержательной, разделив Ток-шоу на «личные», имеющие целью раскрыть личность гостя («Момент истины», «Мужчина и женщина»), и «деловые», отвечающие на некий общественно-важный вопрос («Герой дня», «Перекресток», «Тема», «Мы»).
«Я сама» (как и появившийся много позже «Человек в маске») — сразу личное и деловое Ток-шоу. Пяти пространственным позициям, на которых располагаются его участники, соответствуют пять биосоциокультурных позиций:
- рассказчица,
- аналитик-«традиционалистка»,
- аналитик-«феминистка»,
- мужская скамейка,
- женский зал.
Начнем, однако, с шестой позиции, не связанной с определенным пространственным или биосоциокультурным положением, — с позиции ведущей. Эту роль исполняет Юлия Меньшова, в связи с чем я называю то, что она делает, «Большое Мень-шоу». Главное ее достоинство — «зеркальное» лицо, мгновенно реагирующее на высказывания участников. Сперва подобная «зеркальность» кажется непосредственностью, и нужно время, чтобы понять, что это — профессиональные маски работающей на сцене потомственной актрисы. Число их не очень велико, но они прекрасно выделаны и могут прослужить долго. Что касается вопросов ведущей, то они всегда ситуативны, но не всегда бьют в цель. К примеру, вопросы типа: «Как вы думаете, почему мужчины слабее женщин?» или: «Чем наши мужчины хуже иностранных?» провоцируют дурацкие ответы и тем оживляют шоу, но по сути навязывают вопрошаемому предвзятое мнение.
Интерьер Ток-шоу напоминает зал советского суда с тройкой заседателей, скамьей подсудимых и местами для публики. Едва ли это было сознательно спланировано авторами шоу, но трудно счесть подобное сходство случайным.
Скамья, то есть общее место, отведена мужчинам, тогда как женщины (даже в зале) занимают каждая отдельное сиденье. В символическом плане это значит, что на скамье нет отдельных мужчин, а есть одно общее мужское место или коллективное тело.
Далее: у мужчин есть таблички с именами. Обращение по имени без отчества и фамилии, во-первых, как бы усекает (фрейдист сказал бы — кастрирует) человека, во-вторых — превращает мужчину любого возраста в мальчика. Форму дополняет содержание: один из гостей даже заметил, что «здесь исходят из презумпции виновности мужчин, которым предназначена роль мальчиков для битья».
На это можно возразить, что мужчины сами выставляют себя на посмешище. Это тоже справедливо, однако вопрос в том, что на скамейку, как правило (которого не бывает без исключений), попадают лишь мужчины определенного типа. Дело не в том, что организаторы производят селекцию (я не знаю, так ли это), а в том, что перспектива оказаться на скамье привлекает в основном лишь определенный тип мужчин. В данном отношении мужскую скамейку можно сравнить с клубом или с рестораном: его владельцы задают атмосферу, которая формирует контингент посетителей, а тот, в свою очередь, поддерживает репутацию заведения, чем воспроизводит себя.
Мужчины того типа, о котором идет речь, — это люди с неудовлетворенным честолюбием, слаборефлексивные и нетолерантные. Желание «попасть в телевизор» вообще является симптомом, а в такой роли — тем паче.
Пространственное положение «судьи» занимает героиня, готовая поделиться с публикой сведениями о своей личной жизни. Чтобы решиться на это, требуется определенное мужество или, как говорят более злые языки, доля эксгибиционизма. Когда я по должности телекритика «Огонька» написал о выпуске программы на тему «Я вышла замуж с ребенком», две отдаленно знакомые девушки пытались искать моей протекции, чтобы выступить в шоу. Одна из них, насколько я помню, хотела поведать публике, как жить с тремя мужчинами. На мой вопрос, зачем об этом болтать, она отвечала, что надеется на интересные предложения, и долго не хотела верить, что телереклама такого сорта, по моим данным, бесплатная и никакой протекции тут не надо. У другой были проблемы с мужем, и она хотела с помощью передачи сдвинуть его с «упертой» позиции по принципу: «Пусть послушает, что об этом люди думают!» О третьем случае я узнал, когда писал эту статью: мне позвонила живущая во Франции внучка покойного актера Виктора Матисена (его имя встречается в титрах многих картин 30 — 60-х годов — он играл эпизодические роли, для которых требовалась несоветская фактура лица) Алена Ганчикова, и неожиданно оказалось, что она была героиней передачи прошлого года под названием «Я вышла замуж за иностранца». По ее словам, пригласила ее в Ток-шоу Мария Арбатова (эксперт-феминистка), а согласилась она потому, что хотела поделиться горьким опытом и предостеречь наших девушек, рвущихся замуж за границу. В разговоре выяснилось, что вместе с этим мотивом присутствовали еще два: во-первых, желание выговориться, выслушать других и что-то прояснить для себя (мотив «подействовать на мужа» исключался: тот живет во Франции, русского языка не знает и ТВ-6 не принимает) и, во-вторых, желание проверить себя перед телекамерой: Алена, будучи пианисткой и композитором, хотела бы еще вести телепередачу о Париже, тайны которого она знает совсем с другой стороны, чем Эльдар Рязанов.
Шоу с ее участием, которое я посмотрел в видеозаписи, оказалось на редкость поучительным. Во-первых, героиня, вопреки обыкновению, оказалась интеллектуальной и предельно четко обрисовывала проблемную ситуацию. Во-вторых, ее рассказ был построен на зарубежном материале, что позволило сразу отбросить любимый отечественный вопрос «кто виноват?» — мужчина, женщина или оба. Было совершенно ясно, что лиса и журавль могли влюбиться друг в друга, но устроить совместную жизнь не могли никак.
Сформулируем проблему так: мужчина и женщина, даже живущие в одном обществе (а уж тем более в разных странах), часто принадлежат к настолько разным культурам, что это делает их совместную жизнь невозможной. Или так: сводит любовь, разводит — культура. Поговорка «любовь слепа» имеет точный психологический смысл: половой инстинкт нередко вынуждает человека выбрать такого партнера, чьи культурные стереотипы несовместимы с его собственными.
Основная масса рассказчиц в программе «Я сама» — женщины, совершившие противоречивый выбор, а обсуждение направлено в основном на то, что делать в такой ситуации. Но насколько способствует этому структура программы?
Обычно в выступлении рассказчицы в разных пропорциях содержатся истина, ложь, умолчания, откровенности, самореклама, самоуничижение, исповедь, покаяние, самооправдание, обвинения в адрес сексуальных партнеров и жажда общественного суда. Эта роль ближе всего к роли истицы в гражданском процессе. Речь героини комментируют две «народные заседательницы». Ведущая отражает ситуацию эмоционально, они — рационально. Другими словами, они показывают, как все это выглядит со стороны, точнее, с двух женских сторон. Заодно они подводят частный случай под общие категории, походя используя других участников шоу в качестве примеров, подтверждающих те же закономерности.
Таким образом, во время шоу происходит социальная нормализация рассказчицы и той части публики (считая и телезрителей), которая может идентифицироваться с кем-то на экране: человек понимает, что его проблемы не исключительны и можно воспользоваться чужим опытом, как положительным, так и отрицательным.
Значительную часть этого опыта составляют стереотипы. Вот на случай, если вы собрались завести для своего ребенка нового папу: «Если мужчина по-настоящему любит женщину, он любит и ее ребенка». Вот на случай, если уже завели: «Мужчине ребенок нужен только до тех пор, пока ему нужна женщина». По существу, происходит тиражирование «женской логики», то есть бессознательного правила: «Если один мужчина имеет свойство А, то его имеют и все мужчины».
В оправдание обвинительного уклона можно сказать, что при социальном доминировании мужчин должна существовать культурная отдушина, в которую женщины могли бы беспрепятственно произнести все, что думают о противоположном поле. Но можно сказать и другое: программа не отваживается быть моделью гражданского процесса, где заслушиваются все стороны.
Когда очередная героиня повествует о своих взаимоотношениях с мужчинами, как-то упускается из виду, что все ею сказанное — лишь одна точка зрения, одна из версий происшедшего. Точка зрения другой стороны не просто остается за кадром — делается вид, что ее вовсе не существует. Хотя если бы мы имели возможность выслушать тех мужчин, о которых говорят рассказчицы, то увидели бы совсем другую картину, отличающуюся от первой не меньше, чем в «Расемоне» версия жены самурая от версии самого самурая.
Отсутствие «комплиментарной» версии неустранимо, и этой принципиальной недостаточности не могут восполнить ни женщины-комментаторы, ни мужская скамейка. А это значит, что у программы нет средств для действительного решения той базовой проблемы, на которую она все время натыкается. Что, впрочем, не мешает ей оставаться самым полифоничным Ток-шоу из всех, существующих на нашем телевидении.