С. Бодров: «Брат мой, враг мой, мой продюсер…»

Беседу ведет В. Матизен

Виктор Матизен. Кем, по-твоему, должен быть для режиссера продюсер в идеале и кем он является в действительности?

Сергей Бодров. Продюсер — это профессия, без которой отечественное кино не выживет. Я думаю, что каждый режиссер мечтает о своем продюсере, потому что без него работать невозможно или очень трудно. Для меня продюсер — в первую очередь партнер, который любит кино, понимает, как его делать, и берет на себя огромную ношу и ответственность. Конечно, есть режиссеры, которые обладают продюсерскими качествами. Спилберг, на мой взгляд, больше продюсер, чем режиссер, хотя фильмом «Список Шиндлера» он доказал, что может делать художественное кино. Никита Михалков, кроме прочих талантов, несомненно, обладает продюсерскими мозгами. Думаю, что к числу таких людей относятся и Сергей Соловьев, и Глеб Панфилов… К сожалению, не все обладают этим даром.

Создание фильма — это огромный стресс, дикое напряжение, и в это время меньше всего хочется думать о деньгах и производственных проблемах. И вот тут мне особенно необходим продюсер, которому я могу довериться. Кроме того, настоящий продюсер — человек со вкусом, влюбленный в проект так же, как ты. Я говорю об идеальном партнерстве, которое случается не чаще, чем счастливый брак. В России наберется два десятка очень хороших режиссеров, но два десятка продюсеров мы не найдем, их можно пересчитать по пальцам одной руки. В мире их тоже немного.

В. Матизен. Судя по твоему элегическому тону, лично тебе не встречались идеальные партнеры?

С. Бодров. Увы. Но я оптимист. Интересно, что сейчас появились богатые люди, которые готовы дать деньги на кино. Я очень ценю людей, дающих деньги, потому что знаю цену деньгам. Даже когда я снимал за государственный счет, чувствовал глупую ответственность и старался зря не тратить. А теперь, когда страна бедная, денег на поддержание всех проектов у нее нет, они особенно важны. Но дать деньги — еще не значит стать продюсером. Продюсер — это профессионал, который понимает, что нормальный кинопроцесс — это бизнес, предполагающий возврат денег от зрителей. Бизнес очень рискованный, но и безумно притягательный.

В. Матизен. Однако многие продолжают мечтать о богатом государстве, которое щедрой рукой будет отваливать деньги на кино, ничего не требуя взамен…

С. Бодров. А государство никогда не будет богатым, если будет щедрой рукой всем отваливать! Это очередная иллюзия. Надо давать деньги Герману, потому что он классик и гений. Надо помогать молодым начинающим ребятам, но при этом не обязательно полностью финансировать их картины…

В. Матизен. Чтоб побегали?

С. Бодров. Без этого не выжить. Вот Сокуров — некоммерческий вроде режиссер, а снимает одну картину за другой. Он один из самых работоспособных и продуктивных режиссеров в нашем кино. Находит же он деньги! Ему дают в Германии, в Японии, в России. Картину за картиной снимает Рогожкин. Еще один пример, который вселяет надежду: Алексей Балабанов со своим фильмом «Брат». Он мне нравится не только потому, что там удачно сыграл Бодров-младший. А интересно, что сняли картину дешево и ее продюсером был режиссер Сергей Сельянов. Так и надо работать, помогая друг другу. Это единственный способ выжить. Жаль, нет Толстунова, он мог бы рассказать о других способах нахождения денег.

В. Матизен. У него уважительная причина — в банке сидит, ищет деньги под очередной проект. А ты уже нашел?

С. Бодров. У меня сейчас несколько проектов и несколько продюсеров. Немец Карл Баунгартнер работал с Кустурицей над «Андерграундом». Несмотря на «Золотую пальмовую ветвь» в Канне, картина в прокате провалилась. И представляешь, он говорит: «Эти три года работы были самыми счастливыми в моей жизни!» Сейчас он с Кустурицей опять делает новую картину — «Черная кошка, белая кошка». Его в Европе все любят — он бывший футболист, до сих пор гоняет мяч и просит, чтобы его звали Бауми — его старым футбольным прозвищем.

В. Матизен. Как ты на него вышел?

С. Бодров. Ему понравились «Кавказский пленник» и мой сценарий про цирк.

Другой замечательный парень — японец Такаши Асай. У него небольшая прокатная фирма и замечательная репутация — он продюсировал картины покойного Дерека Джармена.

Это люди, с которыми мне интересно работать. Еще я начал проект с Сэмом Голдвином, известным американским продюсером.

В. Матизен. До какой степени ты готов считаться с требованиями своего продюсера?

С. Бодров. Во всем мире это решается очень просто. Есть небольшое число режиссеров, которые снимают то кино, которое хотят. Они работают на условии final cut — права на окончательный монтаж. В Америке так работают только несколько режиссеров, а в Европе почти все. Во Франции режиссер вообще царь и бог. В Америке final cut чаще за продюсером. Я собираюсь работать на паритетных началах, и если у нас есть общий язык и мы доверяем друг другу, то мы договоримся об этом и подпишем соответствующий контракт. Если бюджет картины небольшой, партнерские условия выговорить нетрудно. Но чем бюджет больше, тем чаще студия требует последний контроль. Фактически это значит, что она тебя покупает и при желании может сменить в любую минуту. Но выбор за тобой — ты хочешь заработать большие деньги, значит, соглашайся на эти условия, часто унизительные. Но есть режиссеры, которые не подписывают такие контракты и не работают на таких условиях. Независимые режиссеры — это режиссеры, независимые от кабального контракта. Часто они преуспевают, как братья Коэн, и работают с большими деньгами, но final cut все равно не отдают — репутация это уже позволяет.

В. Матизен. Твой новый бюджет, как я понимаю, будет скромным?

С. Бодров. Разные проекты — разные бюджеты. От трех до двенадцати миллионов долларов. Это все еще называется «скромные» бюджеты.

В. Матизен. Почему тебе не нравятся большие проекты?

С. Бодров. Войска, конница, пушки? Меня интересуют люди. Можно сделать большое кино и с двумя актерами…

В. Матизен. В одной комнате, в одном кадре? Сокуров в «Матери и сыне» этого почти достиг.

С. Бодров. Ну, не в одной комнате, так в одном месте. Но должна быть мысль, должна быть история. Я всегда ищу хорошие сюжеты.

В. Матизен. У тебя были конфликты с продюсерами?

С. Бодров. Нет. Главное для меня — сделать картину. И вообще я был склонен к компромиссам, потому что не люблю биться головой об стену. Однажды я об этом сильно пожалел, когда хотел снимать Чурикову, а французский продюсер был против.

В. Матизен. Почему? Неужели не видел, что она за актриса?

С. Бодров. Понимал, но считал, что она не вписывается в ансамбль. И я не смог ее отстоять, хотя мне было ясно, что мы делаем ошибку. Картина без нее перестала быть интересной. Но я извлек из этого урок, и с тех пор знаю, что есть граница, которую нельзя переступать. Тем более, я уже начал считать, сколько картин мне осталось снять. Лучше, чтобы они были без ошибок.

В. Матизен. То, что вышло у тебя с продюсером «Кавказского пленника» Борисом Гиллером, тоже стало уроком?

С. Бодров. Это был не урок, это была катастрофа. Самый неприятный опыт в моей профессиональной жизни. Честно говоря, мне и вспоминать не хочется об этом.

В. Матизен. Это правда, что он поставил тебе условие: в каждом выступлении упоминать его имя?

С. Бодров. Да… Я на это согласился и вполне искренне его хвалил. Да и было за что. Мне казалось, что он может стать настоящим продюсером и его надо поддержать.

Гиллер был моим студентом во ВГИКе, мы с А. Бородянским ему когда-то помогли в начале его карьеры. Я к нему очень хорошо относился и рад был, когда он стал удачливым бизнесменом в Алма-Ате. Но Гиллер-миллионер, конечно, очень отличался от Гиллера-студента…

Тем не менее мы договорились с ним, что будем делать «Пленника» как партнеры, как два продюсера. Это было мое условие работы. Я обещал ему, что это будет успешная картина и его финансовый риск будет минимален. Я нашел зарубежных партнеров, очень хорошего канадского продюсера Роже Фрапье и двух французских продюсеров. Но Гиллер не захотел с ними работать. Он готов был целиком финансировать картину, что вызывало уважение. И идея снять «Кавказского пленника» на современном материале — это его идея, и я всегда говорю, что такая идея дорогого стоит. Но у нас сейчас идет речь о профессии. Для меня профессиональный продюсер — человек, который целиком отдает себя фильму. В это дело нельзя играться. А когда у него тысячи других дел — издание газет и журналов, покупка леса, продажа вина, — нет времени ни серьезно заниматься кино, ни научиться чему-нибудь. Должен сказать, что мы снимали в необычайно трудных условиях. В этой ситуации тебе, как воздух, необходимы опытные профессионалы — организаторы производства. Гиллер прислал нам в горы, в Дагестан, старую машину, у которой отваливались колеса, и двух милых парней, которые никогда раньше не работали в кино.

Я до сих пор удивляюсь, как мы закончили картину и остались все живы. Я перед моей потрясающей мосфильмовской группой навсегда в долгу, никто не бросил меня, все остались до конца. Хотя мне самому эти съемки здоровья тоже не прибавили…

Ну, ладно, закончили фильм, забыли о трудностях, тем более что фильм вроде бы получился — актеры замечательно сыграли, оператор классно снял, художник, как всегда, постарался, костюмы красивые, звук потрясающий, и Гиллер свою фамилию пять раз в титры поставил, потому что все на его деньги снято. Ну, радуйтесь теперь все вместе удаче. Впереди фестивали, призы, залы, полные зрителей, хорошая критика, номинация на «Оскар»…

Но, оказывается, и успех — это тяжелое испытание. Начались скандалы, почему Гиллера мало упоминают в прессе или упоминают не так, как ему хочется. Я согласен — прессу часто интересуют только актеры и режиссер, это несправедливо, но чего уж так на весь мир обижаться? Видимо, для него это было действительно очень серьезно, может, он и деньги ради этого тратил? У нас ведь и в договорах с актерами предусматривалось, что они должны непрерывно о Гиллере говорить. А не будут говорить — штраф в двести тысяч долларов. Я подумал, что Меньшиков решит, что мы сумасшедшие, и наотрез откажется сниматься. А Бодров-младший подпишет, и мне потом всю жизнь за него придется расплачиваться… Я на свой страх и риск этот пункт из их договоров убрал. Гиллер был очень недоволен. Я его в другом предложении, правда, поддержал — ограничиться гонораром в тысячу долларов режиссерскому сыну: первый раз снимается, и вообще чтоб не баловать. Но это уже не улучшило наши отношения.

Затем началась оскаровская эпопея. Ни один продюсер в мире еще не отзывал свою картину из конкурса «Оскара». Г-н Гиллер пытался это сделать. Члены Американской академии получили письмо, в котором английский юрист объяснял, что г-н Гиллер является единственным создателем фильма и поэтому он должен выходить на сцену, произносить речи и получать награды. Я готов был вообще остаться дома, чтобы только не устраивать скандал. Для меня было главным, что мы получили номинацию и были шансы получить «Оскар». Но у Американской академии свои правила насчет иностранных картин — в случае победы выходят двое, режиссер и продюсер, и режиссер произносит речь на сорок секунд.

В. Матизен. Ты хочешь сказать, что он пытался выторговать себе шкуру неубитого «Оскара»?

С. Бодров. Я не знал, что он пытался выторговать, только выглядело все это позорно. Юрист от имени г-на Гиллера поставил ультиматум: к пяти часам субботы по лондонскому времени выполнить его условия. В противном случае он отзовет картину, и якобы российский комитет поддерживает его в этом. Наши американские прокатчики схватились за голову. Слухи мгновенно распространились, никто не понимал, останется картина в конкурсе или нет, а голосование вступило в решающую фазу. Меня спрашивали, что происходит, зачем он вредит собственному фильму.

Американская академия, конечно, не изменила свои правила, картина осталась в номинации, потому что выдвигала ее Россия, а не Гиллер, а он сам так и не приехал. Так никто и не может понять, зачем он это устроил. Для рекламы? Но реклама оказалась дурной и для фильма, и для Гиллера, и для российского кино.

В. Матизен. «Нику» за лучший сценарий вы получили втроем. Его участие в сценарии было таким же, как и в съемках?

С. Бодров. Мы получили втроем и «Феликса» — приз Европейской академии кино за лучший сценарий. Я сейчас говорю откровенно, потому что мы говорим для профессионального журнала. Гиллер в сценарии не написал ни строчки. Я повторяю: ни строчки. Когда сценарий был готов, он потребовал, чтобы его имя поставили как имя соавтора. Ариф Алиев и я согласились. К сожалению, он долгое время думал, будто ему принадлежит не только идея, но и сюжет. Ну а мы писали этот сценарий, конечно, на основе «Кавказского пленника» Л. Толстого.

В. Матизен. Фильм еще делает сборы?

С. Бодров. Он продан почти во все страны. Успешный прокат был в Австралии, Японии, Италии. В США картина собрала только в кинотеатрах около семисот тысяч долларов и вышла сейчас на кассетах. Осенью начался прокат в Англии, Греции.

В. Матизен. А сколько стоил «Пленник»?

С. Бодров. Я не могу понять, сколько он стоил. Знаю, что дешево. Но стоимость его с каждым месяцем почему-то увеличивается. Расходы г-на Гиллера все растут… У богатых свои привычки.

В. Матизен. Тебе с проката что-то причитается?

С. Бодров. Проценты. Но пошел второй год, а я пока ничего не получил, и мне намекают, что ничего не получу — не надо ссориться с продюсером. После фильма я оказался в долгах. Помог денежный приз Карловарского фестиваля.

В. Матизен. Тогда на что ты живешь?

С. Бодров. Вместе с Рустамом Ибрагимбековым мы написали сценарий для Режи Варнье. Кроме того, сейчас есть еще несколько договоров.

В. Матизен. То есть сейчас ты существуешь на сценарные заработки?

С. Бодров. Слушай, мне грех жаловаться. Я сделал хорошую картину. А деньги я заработаю.

В. Матизен. Твои сценарии приемлемы для западных режиссеров?

С. Бодров. Для других-то мои сценарии приемлемы. Гораздо труднее найти сценарий для себя. Я хочу, например, снять фильм про цирк, а в Америке не понимают, что это такое. Но можно делать в Европе. В Америке мне предлагают множество проектов, в основном по каким-нибудь бестселлерам, оригинальных сценариев мало. Предлагали снять фильм об убийстве дочери командующего военной базой. Читаешь — невозможно оторваться. Но я не уверен, что мне нужно делать это кино, вернее, уверен, что не нужно. Предлагали мелодраму о том, как люди умирают от рака. Большая студия, большой бюджет, но я знаю, что не смогу сделать из этого хорошую картину. Неинтересно…

В. Матизен. Тебя вообще не привлекает жанр?

С. Бодров. Привлекает, но больше меня привлекают характеры, ситуации… Из всей кучи проектов я «заарканил» только три. Два про тюрьму, один про лошадей. Очень хорошие истории.

В. Матизен. Ты стал более уверенно чувствовать себя на Западе после «Пленника»?

С. Бодров. Я-то всегда был уверен в себе, но там недостаточно были уверены во мне. А теперь уверились и хотят со мной работать. Так что я могу выбирать.

В. Матизен. А в России ты еще готов снимать?

С. Бодров. Готов. Но после паузы. Я лечу сейчас на выбор натуры в Намибию. Я никогда не был в Африке…