Михаил Названо: «Проклятая картина»

Письма к Ольге Викландт со съемок фильма "Иван Грозный"

...вопиюще и свидетельствующе.
Из Второго послания Курбского
Ивану Грозному

В конце мая 1942 года, когда С. М. Эйзенштейн готовился к постановке нового фильма, в Алма-Ату в эвакуацию приехал Театр имени Моссовета. Через месяц театр показал премьеру -- "Олеко Дундич", где в роли легендарного полководца Первой Конной блистательно дебютировал неизвестный молодой артист. Спектакль имел огромный успех. Весь город, куда к этому времени съехалось немало столичной публики, заговорил о темпераментном и тонком актере. Так началась слава Михаила Названова.

Высокий, статный, с аристократической внешностью, он словно самим провидением был послан на роль князя Курбского в новом фильме, задуманном великим режиссером. После первой же фотопробы, 6 июля, Названов без колебаний был утвержден на эту роль.

Съемки "Ивана Грозного" -- по крайней мере для исполнителя роли Курбско-- го -- начались почти год спустя. За это время Названов сыграл свою первую роль в кино -- в фильме "Жди меня". Во всем облике его героя зрителей тронули какие-то неподдельные тоска и обреченность. Это была не просто игра, а печать судьбы самого артиста.

1 мая 1935 года двадцатилетний Миша Названов, начинающий актер МХАТа, ученик В.Качалова и В.Топоркова, был арестован по доносу за рассказанный им анекдот и осужден по 58-й статье на пять лет лагерей. Тяжелый труд на лесоповале в Ухтпечлаге ("Я сидел в унылом бараке за 600 -- 700 км от железной дороги и 200 км от медицинской помощи и с горечью смотрел на пораженную гангреной ногу", -- писал он в одном из писем); самодеятельность в гулаговском клубе; наконец, работа в театре города Ухта, где формировался и рос в нем настоящий художник; после освобождения неустроенная одинокая жизнь и работа в Крымском драмтеатре; эвакуация во Фрунзе к нищенствующей в ссылке матери; отчаянная поездка в Чимкент, где его принимают в труппу Театра имени Моссовета; полуголодное существование, неопределенность положения -- все это непросто стереть со своего лица даже актеру.

Рассказывают, что во время войны на сеансах фильма "Жди меня" люди рыдали. Война разъединила и разбросала сотни тысяч семей, родных и любимых. И это острое чувство разлуки с любимой женщиной Названову суждено было испытать очень скоро самому. В Чимкенте он познакомился с актрисой Ольгой Викландт. Они полюбили друг друга на всю жизнь и стали мужем и женой. Наконец-то Названов обрел счастье и семейный очаг. Но в августе 1943 года вместе с Театром имени Моссовета Ольга Викландт возвращается в Москву.

"Сегодня я решил повесить себе на грудь объявление: "Эшелон ушел -- я остался сниматься!" -- так надоели мне люди, задающие один и тот же вопрос из праздного любопытства". Эта фраза из первого письма Названова много говорит о его положении и состоянии: ведь въезд в Москву ему, бывшему узнику ГУЛАГа, был запрещен. Получение пропуска означало бы для него фактическую реабилитацию. А такого пропуска не было. Впереди -- долгие, унизительные хлопоты.

По договору с киностудией съемки Названова должны были бы закончиться в первой половине ноября. Но проходили недели, месяцы... Несмотря на популярность, он был одинок, и ему не с кем было поговорить по душам. Каждый день, даже под утро после ночных съемок, при свече, когда отключали электричество, он писал жене письма на десяти и более страницах.

В этих письмах-дневниках он подробно описывает весь свой день: съемки, житье-бытье в гостинице, хождения по базарам, выступления, встречи с фронтовиками, стычки с администраторами киностудии, бесконечные прошения в правительственные органы, театральные сплетни, раздумья о своей судьбе. Каждое его письмо -- это свидетельство того, как человек боролся за свое достоинство, за право на творчество, за право иметь и охранять свой личный мир.

Уникальная историческая ценность этих писем в том, что они зафиксировали почти весь ход работы над фильмом "Иван Грозный" изо дня в день, иногда с точностью до часа. (О создании фильма вообще досадно мало документального материала, многие рассказы о нем написаны по памяти.)

Нетерпение, страстное желание соединиться с любимой в Москве определили двойственное отношение Названова к фильму: он понимал, что создается великое произведение, но бесконечные простои и неопределенность положения выводили его из себя. Однако в деталях, цифрах, датах он всегда остается предельно точным.

Писем свыше двухсот, и, будь они опубликованы целиком, они, как свидетельство ушедшей эпохи, конечно, воссоздали бы более полную картину жизни Алма-Аты в годы войны, чем выдержки, касающиеся самих съемок "Ивана Грозного", которые мы предлагаем вниманию читателя.

Письма и фотографии публикуются по оригиналам, хранящимся в личном архиве Игоря Алексеевича Гаврилова и Натальи Вячеславовны Москвитиной, племянницы О.А.Викландт.

29 сентября 1943

Лялюша, родная моя, любимая!

Вот и нет тебя в этой комнатке, где каждая мелочь хранит еще тепло рук твоих, а воздух еще полон твоим дыханием. День прошел у меня в заботах, но красный фонарик уходящего поезда стоял у меня перед глазами. Ты права: может быть, лучше было уйти, не дожидаясь отхода! Очень уж символична эта минута: уходящие в тьму вагоны и пустой перрон.

Господи! Как бы я хотел принять на себя всю тяжесть твоих дорожных разговоров и московских хлопот и неприятностей. Милая моя, чудная, душенька моя! Верь, моя желанная, что все будет хорошо. Наша любовь -- великая сила: она сокрушит многое и доведет нас и до Москвы.[...]

2 октября 1943, 10.30 вечера

[...] Сейчас около четырех часов смотрел материал: бракованную зимнюю натуру и потом всю "Казань"¹ подряд. Материал превосходный, разнообразный, яркий и динамичный. Очень мало где чувствуется бутафория. Великолепно множество планов по рисунку и планировке. [...] У меня все благополучно, кое-что хорошо, два-три плана отличных, но есть вещи, требующие пересъемки, маловыразительные и пережаты. [...]

22 октября 1943

Милая моя, золотая моя девочка! Если бы ты знала, как мне тяжело на сердце, как я нуждаюсь в твоем ободряющем слове, в твоей поддержке, в простом объятии твоих ласковых и нежных рук! Тревога за тебя и волнение мое перешли уже всякие границы. Подумать только: я до сих пор даже не знаю, доехала ли ты?! [...]

Был в студии. Приехали сразу Абрикосов², Бучма³, Черкасов⁴. Как собрались мы вместе да напялили на нас парчу -- красиво и величественно. Говорил с Эйзенштейном. Он сказал, что к концу года надеется перевести группу в Москву. [...]

25 октября 1943, 5 часов дня

[...] Зашел на студию, и опять не хотелось верить, что я участвую в этих съемках. Величественный собор, одеяния, митрополит Мгебров⁵, гроб, горение свечей, запах ладана и вполголоса переговаривающиеся серьезные фигуры Эйзенштейна и Москвина⁶, распростертый у гроба царь в монашеском одеянии -- все это было величественно и жутковато... На кресле сидит приехавший из Москвы консультант -- архимандрит московский! [...]

^{29 октября 1943}

[...] Вчера впервые выстроились в Успенском соборе сорок попов, бояре, иностранцы, царь в полном облачении и мы с Абрикосовым в костюмах и гримах. Зрелище величественное, хотя мне уже костюм кажется недостаточно эффектным. Долго гадали: с бородой или без бороды, но я, учитывая маленький подбородок свой и детские губы, настоял на бороде и усиках. [...]

5 ноября 1943, 4 часа дня

[...] Снимали исключительно живописный план: собор, во всю глубину идет крестный ход -- Пимен, служки, священники (150 человек), бояре. Из-за кадра спиной выводим мы с Абрикосовым царя к постаменту в середине собора. Разворачиваемся, бьем челом по-боярски, и начинается золотой дождь.

Накануне съемка была мерзкая. Все превратилось в какой-то аттракцион для зрителей. За неимением в Алма-Ате цирка все считают своим долгом побывать на "Грозном", и все снимают для кого-то из нужных администрации людей, смешки, переговоры, спешка и вообще несерьезно и несолидно. Вчера было лучше, так как снимали ответственный кусок -- речь царя. Все в восторге от него.

Я пока "играю фон" и с нетерпением жду самой интересной актерски сцены с Анастасией. Иногда вдруг загораюсь и ролью, и картиной, но тоска, сосущая сердце, разлука и острое желание скорей увидеть тебя в основном заставляют смотреть на съемки как на неприятное препятствие и отсчитывать снятые планы и прошедшие дни. [...]

Л.Целиковская и М.Названов в фильме "Иван Грозный"

10 ноября 1943

[...] 6-го был у меня кошмарный день. В доме ни крошки к празднику. Отправился с утра на промысел. Сначала к черту на рога -- реализовать ордер на костюм. Погода была жуткая: мокрый снег с хлопьями, скользко, грязно. Отправился в ОРС киностудии, чтобы получить паек. Там в течение четырех часов претерпевал унижения от хамья в лице начальника ОРСа киностудии. Последнему едва не набил жирную морду. Пайка не смог отоварить нигде -- всюду было смертоубийство, дважды ходил в студию и на вырученные за хлеб деньги получил злополучные пол-литра водки.

Домой шел в седьмом часу, голодный, усталый и злой, как черт. Ноги разъезжались, снег забирался за шиворот, в руках, в пустой сумке, позвякивали пустые банки. [...] Дома умылся с ног до головы, побрился, вымыл голову, надел чистое белье -- и только тогда приобрел способность с юмором посмотреть на свои злоключения. [...]

12 ноября 1943

[...] За эти два дня впервые вкусил я всю сладость ночных съемок. Оба раза пришел домой в десятом часу утра. 10-го съемка была убийственно тяжелая и непродуктивная. Холод в па-вильоне адский, валит пар изо рта, ноги зябнут, а погреться, отдохнуть негде, даже иногда не сразу стул найдешь. Черкасова впервые видел в истерическом состоянии. Он 18 дней не спит.

Сняли (2-й раз) "Золотой дождь". Планы все средние, не дающие пищи актерской. Вчера съемка была для меня по "Собору" -- решающая. Снимали все мои крупные игровые планы. К счастью -- с вечера, так что силы были, и грим и глаза -- свежие. Два часа 35 минут стоял на одном месте, репетируя и снимаясь, почти не присев. Сняли 14 крупных планов. Говорили вчера, что получилось очень хорошо, хотя выражение лица насмешливое, а не восторженное. Думаю, что это ничего, так как среди безоблачного обожания царя должна быть нотка зависти и иронии, из которой потом вырастет измена.

Вообще я пока съемками недоволен. Все сводится к изобразительному, а не актерскому процессу. При чтении сценария воображение мое мне больше подсказывало, чем диктуется и требуется со стороны Эйзенштейна. Вообще холодная, бездушная и, увы, бестолковая атмосфера. Но тем не менее тщательность рисунка, очевидно, какие-то вещи подменит.

Последняя сенсация: Ефросинью будет играть Бирман⁷. [...]

19 ноября 1943, 8 - 10 часов вечера

[...] По новому плану я освобожусь в конце февраля! Я чуть не заплакал от бессильной злобы и горя, хотя и сам давно видел, как безнадежно и бездарно все затягивается.

До сих пор нет ни Анастасии, ни Ефросиньи, а без них все приходится снимать урывками, причем я лично без них вообще не нужен. Будь у меня пропуск, я бы сегодня уехал к тебе, а там пусть бы почесывались. [...] У меня впереди, по сути, вся роль. Есть отчего прийти в полное исступление и отчаяние. [...]

Вчера ночью полностью закончили "Успенский собор". Это первая сцена в картине, первое знакомство с образами. Материал очень хороший внешне (нет ни одного слова), кроме одного спорного плана с неожиданной и ненужной ехидной улыбкой.

Вчера говорил минут пятнадцать с Сергеем Михайловичем. Он очень доволен материалом собора, восхищается работой Москвина. Меня хвалил за крупные игровые планы, сказал, что тоже с интересом ждет актерских сцен. [...]

М.Названов в фильме "Иван Грозный"

25 ноября 1943, 9 часов вечера

Сегодня пошел смотреть довженковский хроникальный фильм об Украине, который произвел огромное впечатление не столько ужасным видом обезображенных трупов, сколько общими мыслями о войне и двумя планами, символически выражающими ее последствия. На одном из них: пахарь, бедно одетый, некрасивый мужичонка с бородкой, идет и вручную сеет зерно!! На другом: три женщины, худые, изможденные, впрягшись в борону, возделывают пашню. Россия, нищая Россия! Опять она во всей своей многовековой беспросветной нужде и горести, с тихой и скорбной печалью несет свой крест. [...]

30 ноября 1943, вечер

Плохо мне и тоскливо сегодня на душе, Ляленька! А тут еще погода снежная -- буран, скользко, света в гостинице не было, думал, и письма написать не сумею, да вот, слава Богу, зажегся сейчас. Лежал в темноте, и так плохо что-то было, что и передать не могу. Конца краю нет этой жизни моей одинокой в опостылевшей Алма-Ате! [...]

Сегодня смотрел материал: пролог, смонтированную "Казань" и "Венчание на царство". Очень у меня двоится впечатление: с одной стороны, безусловно все здорово снято, здорово построено, с другой стороны, пресловутый принцип "монтажа" приводит к такой лоскутности и клочковатости впечатлений, что вызывает чувство досады. Мои планы в этих сценах так рассыпаны, что и роли не видно. Боюсь, что и остальные актерские куски тоже будут похожи на шинкованную капусту из перебивок и т. п. фокусов. [...]

Алма-Ату засыпает все больше и больше. Люди уезжают в освободившиеся районы, трамваи не ходят, темень адская. [...]

6 декабря 1943, 11.45 вечера

[...] Исключительно сильной получилась сцена у гроба Анастасии. Там Эйзен развернул вовсю свой композиционный талант.

Но тут же я невольно подумал и спросил рядом сидевшего Черкасова: "А что, если картину будет смотреть зритель, не знающий, что такое "стиль", композиция, форма, не знающий живописи и скульптуры, а просто привыкший видеть, особенно в кино, куски чего-то похожего на жизнь, что скажет он об этом эстетском искусстве?"

В этой сцене нет такой рваности, как в "Казани", не говоря о том, что Москвин снимает великолепно, и все в соборе сверкает и горит: и ризы, и камни, и парча, не говоря об изумительном освещении лиц на крупных планах. [...]

14 декабря 1943

[...] Вчера приехала Бирман. Кстати, все страшно против нее, кроме Эйзена. [...] Приезжают Бучма и Кадочников⁸, почти решен вопрос с Целиковской⁹. Словом, наконец-то есть шанс отснять все хвосты и всю центральную игровую часть 1-й серии. [...]

18 декабря 1943, вечер

[...] С Бирман познакомился я очень смешно.

Сначала она закричала: "Слава Богу, вы нормальный, здоровый русский человек, не армянин и не еврей, не двухмерное существо, как в "Жди меня". Я считаю Лялю дочкой¹⁰ и побежала смотреть в картине своего зятя. К Ляле я питаю особое чувство, так как и у нее со мной, и у меня с ней связано очень светлое воспоминание в искусстве. Я сказала, что страшно хочу познакомиться с Названовым (здесь, уже в Алма-Ате), а мне сказали, что у него на носке дырка. Я удивилась, думаю, как же Ляля -- она ведь такая рукодельница -- не оставила ему целых носков?"

Я одет был в свой истрепанный бушлат с короткими рукавами и покраснел до ушей. Сказать такую вещь мог только Эйзенштейн, у которого я был накануне. [...]

23 декабря 1943

[...] Бирман очень ругала актеров, в частности Абрикосова (обо мне в лицо не говорила), за то, что никто, кроме Черкасова, ничего не ищет в картине и даже не всегда понимает, что он играет. Сама она очень заинтересована ролью. Ты знаешь, что меня тоже очень беспокоит "декоративность" моего Курбского, поэтому я с тревогой воспринял ее слова. Утешает меня лишь то, что все актерские куски по-прежнему впереди. [...]

30 декабря 1943

[...] Вчера я отправился наконец на съемку, после перерыва в 41 день.

В 11.30 утра я сел за грим и почувствовал, что меня знобит. Сначала решил, что это от холода, ибо в гримерной и павильоне, как и обычно, было морознее, чем на улице. Вдруг почувствовал, что сильно опухли и болят железы в горле. Самочувствие ухудшалось буквально с каждым часом, а просидел я в этой холодной гримерной с 11.30 до 7.30 вечера, пока снимали Бирман, когда вышел в павильон, где было еще холоднее.

Разумеется, я был в отчаянии: три месяца быть совершенно здоровым и заболеть именно в то утро, когда начались ответственные съемки. [...]

Сегодня все-таки решил пойти, чтобы скорее двигалась вперед эта проклятая картина. [...]

Снимали с 1 часа дня до 10 часов вечера только нас с Бирман. Видел вчерашние три плана: очень больные глаза, а так ничего.

С Бирман я уже несколько раз поцапался. Она ханжит вовсю. То я ногу при ней на стул положил, то я о чем-то постороннем перед съемкой заговорил, а сама сказала, что "сосредоточивается" (снимать ее начали часов через пять, и она успела "рассредоточиться").

Безумно смешное сочетание -- она и Эйзен. Она -- целка, он -- ерник. Первый эпизод: Эйзену доложили, что вместо кого-то -- дублер, он как рявкнет при ней: "Я не могу больше задницы снимать!" Видела бы ты ее лицо. Второй эпизод: Эйзену доложили, что еще что-то не готово. Он как рявкнет опять, еще крепче: "Долго они будут мудями трясти?!" Словом, развлечений масса.

Очень раздражает метод Эйзена. Все время коротенькие служебные "монтажные" планы: посмотрел влево, вниз, вверх, сдвинул брови и т.д. Механика сплошная, почувствовать ничего невозможно и сыграть тоже.

А Целиковская 4-го уезжает. И Анастасии-то опять нет! [...]

2 января 1944, 2.50 ночи

[...] Смотрели материал двух дней наших съемок с Бирман и еще двух дней съемок лестницы. Мои планы все хороши, огромный крупный план великолепен. Бирман Бог знает что играет. Голос визгливый, интонации свахи надуманные, неживые, глазки свои все время щурит, закрывает, лицо нерусское, нехарактерное. Эйзенштейн в отчаянии. Смотрим шесть раз два ролика. Потом они на полтора часа уединяются. В три часа вызываюсь я на дом. Бирман убита. Репетирует совершенно мистически, заумно и претенциозно говорит. Я пока ею не пленяюсь. Я не люблю претенциозности ума. Препираемся с ней, покусываем друг друга. Она меня ругает за холодность, за рационалистичность актерского мышления, за надменный, мелкий и пустой взгляд. Я в долгу не остаюсь. Так проходят три часа. [...]

7 января 1944

[...] Ходил на базар. Мяса нет совсем. Искал сладкого -- варенья или джема, продают 200 р. банка. Сахара нет. Ходил, ходил, купил за 90 р. полкило риса и сушеных яблок за 100 р. Оттуда пошел к Эйзену на репетицию завтрашней съемки (вторая, дневная, сцена с Бирман, во время болезни Ивана).

Она цапалась легко, потом сказала, что мало знает меня в театральном искусстве. А потом как цапнет: "У нас с Михаилом Михайловичем, видимо, различные взгляды на искусство, а я то-то и то-то, я против гримасничанья, я ищу действия" и т.п. и т.д.

Ну, тут захолонуло мое сердце, как я ляпну в ответ: "Я после такого "эпиграфа" (нарочно употребил в тон ей "высокоинтеллигентное" слово) репетировать с вами, Серафима Германовна, не буду. Вы пять минут тому назад сказали, что не знаете меня как актера, а теперь говорите, что у нас "разные взгляды" и что я такой-сякой. Вы не можете знать моих взглядов на искусство. На механическое гримасничанье на экране и мне противно смотреть!!! Я воспитан по системе, где строят в сцене взаимоотношения людей, а не свою сцену, как вы. Я своей линией роли озабочен не менее вашего, но не допущу, чтобы вы строили сцену себе, а не нам. Очень удивлен вашей безапелляционностью".

Она стала шелковой, хоть, вероятно, и затаила на меня. Репетировали мы часа четыре. Бедный Сергей Михайлович! Роль у меня адски трудная. [...]

М.Названов и С.Бирман в фильме "Иван Грозный"

11 января 1944, 10 часов вечера

[...] Пришел сейчас со съемки довольный и усталый. Снимался весь день очень продуктивно. Устали, правда, и ноют ноги -- пришлось стоять, почти без перерыва, но чувство удовлетворения оттого, что колоссальная работа моя, объем которой я только теперь по-настоящему чувствую, работа эта хоть черепашьим шагом, но движется вперед. Сегодня смотрел материал предыдущей съемки. Новый грим Бирман очень удачный и играет она теперь, уже меньше выскакивая из оглоблей. Если сегодня все будет благополучно, то еще два дня мелких досъемок -- и я опять на добрый месяц в простое.

Новое несчастье: заболел Мгебров. Если придется его заменять, это будет огромная задержка, так как он очень много уже снимался.

Бирман со мной шелковая, ласковая, внимательная. Я ей беспрерывно делаю замечания, и она терпеливо слушает. Вчера в перерыве заговорили о МХАТе. Эйзен очень заволновался и заерзал, даже убежал от этих разговоров. Очевидно, вспомнил Елизавету Сергеевну¹¹. Все-таки, значит, по-своему как-то он любил ее, а вернее всего, это страх смерти, свойственный всем шизофреникам и эгоистам такого плана, как он.

Про себя на экране ничего не могу тебе сказать, кроме того, что "игра" выражается в настолько однообразных поворотах и вскидываниях глаз, что пока мало понятно -- дойдет ли это как образ. Из технических недостатков: на средних и общих планах очень часто моргаю. Ресницы, как крылья, хлопают.

Эйзен сказал мне, что в лице моем есть какой-то оптический секрет, который он не может никак уловить. От этого удачность ракурсов и для него пока случайна.

Иногда мне кажется, что недооцениваю того, что снимаюсь в такой роли, в такой картине, иногда, наоборот, все это кажется мне потерянным годом жизни. [...]

20 января 1944, 2.30 ночи

[...] Репетировал с Бирман, как чурбан, она обиделась и ушла, а я продолжал думать о своем. Просидели в гриме с 12 до 4-х, потом, не снявши ни плана, С.М. сказал, что у него болит голова и отменил съемку (?!). Разгримировываясь, я дал волю своей желчи и при Бирман рассказал кому-то об успехах "Отелло"¹². Потом подошел к ней, чтобы объясниться. Она заплакала и что-то говорила о "математике без сердца", о "жестокосердной суете", а я смотрел на слезы, катящиеся из ее мышиных глазок, и думал о том, что они только по поводу моих рассказов о Москве. [...]

Болезнь Целиковской, я думаю, фортель, чтобы вызвать Жарова¹³, который только и мечтает уехать.

С Мгебровым очень плохо, очевидно, придется заменять его и переснимать. [...]

21 января 1944, вечер

[...] Сегодня Алейников¹⁴ сказал, что они обсуждали с С.М. моего Курбского (по сцене с Бирман) и решили, что очень удачно складывается образ, что есть все элементы противоречивые, делающие эту историческую фигуру спорной для всех историков и очень убедительным считают внешний вид. Я до того зол на них на всех, что даже не радуюсь. Был бы пропуск, сел бы и уехал без спроса, пока они тут ковыряются. Счастливый Жаров, он так именно и сделает. Я сказал ему о болезни Люси (так как не считаю нужным скрывать такие вещи), он так взвился, что я даже стал сомневаться в том, что это трюк, чтобы вызвать его. Он безумно нервничает и боится за ее невинность. Старый Мазепа. Сразу старый, жалкий какой-то стал. Сказал, что Люся беременна, но, по-моему, это говорится уже полтора года, так что ребенок, вероятно, будет сразу трехлетним. [...]

Алейников сегодня уехал в Новосибирск -- выяснить окончательно положение с Мгебровым. Черкасов не думал себе приезжать и правильно делает. Возмутительные дела творятся! Уже была телеграмма В.М.Молотова: "Почему так задержался Грозный?!" [...]

23 января 1944, 2.30 ночи

[...] По поводу съемок, например: ну зачем биться головой об стену, когда давно уже ясно, что нет конца этому безобразию, что с одновременными съемками 2-й серии это будет полтора года выброшенных из жизни. Примириться с этим нелегко, на меня самого частенько находят приступы совершеннейшей ярости, но я стараюсь смирять свой гнев и укрощать нетерпение, так как обстоятельства в данном случае слишком уж сильнее нас. [...]

Прислали из Москвы отзывы на просмотр материала "Грозного". Все пророчат "событие". А я так ненавижу эту картину, что не верю в то, что из нее что-нибудь получится. [...]

29 января 1944

[...] Сегодня еще одна "приятная" новость: Абрикосов лег на операцию язвы кишечника. А он занят в 1-й серии в "Золотой палате". Пока они снимут картину, обязательно кто-нибудь из актеров умрет. Разве можно так беспечно все растягивать. Моих объектов еще в волнах не видно. Снимают все еще Успенский собор, 2-ю серию и хвосты из 1-й. Сегодня пойду на съемку -- узнаю, как с Целиковской. Не могу сидеть дома один. [...]

31 января 1944

[...] Приехал Черкасов. Милый он все-таки очень человек. Каждый раз, после перерыва, с большим удовольствием с ним встречаюсь. [...]

Алейников съездил в Новосибирск не зря. Он выяснил, что Мгебров просто голодает. Его скоро привезут сюда, поместят в совнаркомовскую больницу или Дом отдыха и создадут особые условия питания, так что с Пименом пока все обошлось.

Бирман поклялась, что будет 1 февраля в Москве, но теперь мечтает попасть туда 15 марта. Ее все возненавидели за ханжество и проповеди. На днях был форменный диспут на освоении сцены убийства Владимира. Ее на протяжении четырех часов клевали Эйзенштейн и Кадочников. Черкасов относится к ней с добродушной усмешкой и радуется, что не встречается с ней в картине.

Относительно Анастасии по-прежнему все окутано тайной. Говорят, что С.М. снимать Целиковскую не хочет, потому и отпустил ее в Москву. [...]

5 февраля 1944

[...] Сейчас снимают зимнюю натуру, ловят снег, осталось 2 - 3 дня. Потом будут отснимать Бучму (который торопится и приехал в последний раз) и Кадочникова, а я, грешный, все их пережидаю! Все равно, мол, вы во "Дворце Сигизмунда" заняты, а он пойдет последним.

Есть еще секретный слух о том, что Эйзен ведет к тому, чтобы все сцены с Анастасией все-таки снять в Москве, тогда группа сможет уехать в конце марта. Упрямый старик и прав безусловно в том, что не хочет снимать кого попало и в том числе Целиковскую, о категорическом вызове которой даже отказался подписать телеграмму.

Очень меня огорчает то, что категорически запрещают снимать "Молельню". Эйзенштейн говорит, что все равно будем снимать, но это не выход. Ее вырежут потом. Это лишает роль кульминационной сцены, единственного самостоятельного куска, поворотного психологического стержня и вообще "изюминки". Я немедленно превращусь во второстепенный декоративный персонаж. Думаю, что Эйзенштейн сумеет убедить в абсолютной необходимости этой сцены для сюжетной линии фильма, если не для Курбского.

Ужасно скучно и бездарно проходит время. [...]

8 февраля 1944, 12.30 ночи

[...] Сейчас снимают лихорадочно натуру в поле, и Эйзен "учит" Бирман кинематографическому терпению. Ее гримируют в 8 часов утра на морозе, она сидит часов 8 -- 9 "сосредоточивается", а ее не снимают. И так уже раз пять. Вчера опять, говорят, плакала и даже созналась, что 11 часов трудно "держать состояние", а С. М. еще больше шутит и хулиганит. Она безумно злится: как это молодые актеры все время смеются, говорят о постороннем и пр., вместо того чтобы сидеть в "священном трансе"? Ее заманили сюда только тем, что посулили снимать ее племянницу в Анастасии, а когда она уже сама влипла в картину, отправили племянницу в Москву, вместе с ее большими и грустными, как у коровы, глазами. [...]

12 февраля 1944, 3 часа дня

[...] Смотрел я 10-го материал "Грозного": страшный суд, казни и зимнюю натуру. Это великолепнейшее зрелище. В Бучму я влюблен, как в женщину. В его глаза, в его огромное нутро актерское, которое кажется бездонным. Посмотрел и подумал: какая огромная ответственность лежит на мне в предстоящих съемках дотянуться до этих двух чудесных актеров (Черкасов во 2-й серии изумителен, хотя изобразительно сильнее, чем внутренне, но музыка, духовные песнопения, монтаж дополняет все). Стараюсь очень себя привести в форму к 14-му числу, когда возобновятся мои съемки. [...]

Михаил Михайлович Названов (1914 -- 1964) -- заслуженный артист РСФСР, трижды лауреат Государственной премии СССР. Работал в Театре имени Моссовета, Московском театре имени Пушкина, МХАТе.

Ольга Артуровна Викландт (1911 -- 1995) -- народная артистка России, лауреат Государственной премии СССР, актриса Театра имени Моссовета и Московского театра имени Пушкина.

¹ "Осаду Казани" снимали с середины мая до конца августа 1943 года в селе Каскелен, к западу от Алма-Аты, где стояла кавалерийская часть. В своей первой сцене -- в сцене присяги -- Названов снялся 6 июля. Еще две его сцены -- со стрелой и с татарским пленником -- были сняты 19 и 29 августа.

² А.Л.Абрикосов (1906 -- 1973) -- актер, исполнитель роли боярина Федора Колычева, в дальнейшем митрополита московского Филиппа.

³ А.М.Бучма (1891 -- 1957) -- актер Киевского театра имени Франко. В фильме "Иван Грозный" исполнял роль Алексея Басманова.

⁴ Н.К.Черкасов (1903 -- 1966) -- актер Ленинградского театра драмы имени Пушкина, эвакуированного во время войны в Новосибирск, исполнитель роли царя Ивана Грозного.

⁵ А.А.Мгебров (1884 -- 1970) -- в то время актер Ленинградского театра драмы имени Пушкина; в фильме "Иван Грозный" снимался в роли архиепископа Пимена.

⁶ А.Н.Москвин (1901 -- 1961) -- оператор фильма "Иван Грозный".

⁷ С.Г.Бирман (1890 -- 1976) -- исполнительница роли Ефросиньи Старицкой, за которую в 1946 году была удостоена Сталинской премии.

⁸ П.П.Кадочников (1915 -- 1993) -- киноактер, исполнитель роли Владимира Старицкого.

⁹ Л.В.Целиковская (1919 -- 1992) -- исполнительница роли Анастасии, в тексте писем -- Люся.

¹⁰ В спектакле Театра имени Моссовета "Васса Железнова" Ольга Викландт исполняла роль Людмилы -- дочери Вассы, которую играла С.Г.Бирман.

¹¹ Е.С.Телешева (1892 -- 1943) -- актриса и режиссер МХАТа, помогала Эйзенштейну в работе с актерами на фильмах "Александр Невский" и (отчасти) "Иван Грозный". С Названовым она репетировала, судя по его дневниковым записям, с 15 по 25 сентября 1942 года.

¹² В спектакле "Отелло", поставленном Ю.А.Завадским в Театре имени Моссовета, Ольга Викландт играла роль Эмилии.

¹³ М.И.Жаров (1899 -- 1981) -- актер, исполнитель роли Малюты Скуратова, в то время муж Л.Целиковской.

¹⁴ М.Н.Алейников (1885 -- 1964) -- с 1936 по 1944 год редактор "Мосфильма".

Окончание следует

Публикация, предисловие и примечания Игоря Гаврилова