Случай Александра Гордона
- №2, февраль
- Елена Поберезникова
Когда Александра Гордона пригласили вести программу "Частный случай" на канале "ТВ-6. Москва" (а было это полтора года назад), он сразу согласился. К тому времени Америка, куда он уехал двадцатипятилетним отчаявшимся юношей, ему наскучила. Поработав разносчиком пиццы, получив затем опыт радиожурналиста на эмигрантской радиостанции и ведущего программы "Нью-Йорк, Нью-Йорк" на "ТВ-6", он вернулся в Москву достаточно зрелым человеком. Ценным багажом, который он вывез с собой из-за океана, были жизненный опыт и сформировавшиеся взгляды. Америка научила Гордона тому, что в условиях свободы и один в поле воин. И он пытается теперь убедить в этом российского телезрителя.
Программа "Частный случай" производит странное впечатление на нынешнем телевизионном фоне. Три раза в неделю выходит к телезрителю сдержанный человек в элегантном пиджаке, с безупречными манерами, пятнадцать минут смотрит на вас твердым немигающим взглядом и таким же твердым, хорошо поставленным голосом на превосходном русском языке говорит... Собственно, что бы он ни говорил, о каких бы невероятных случаях из жизни ни рассказывал, суть сводится к следующему: мы-то с вами понимаем, что сделать ничего нельзя, но постараемся... "Ничего, поборемся" -- это одна из самых часто повторяющихся финальных фраз.
И еще один из наиболее любимых автором лейтмотивов: "Стыдно, господин..." И далее следуют фамилия, имя, отчество. А иногда и телефон, по которому Александр Гордон, этот "народный мститель" с манерами члена палаты лордов в английском Парламенте, предлагает всем обиженным и униженным позвонить завтра утром зарвавшемуся чиновнику.
Хулиган -- так называют его одни. Циник -- так окрестили другие.
Сначала он хотел в оформлении студии использовать ветряную мельницу и сломанное копье. Отказался от этой идеи, сочтя ее слишком претенциозной.
Аскетичность в облике, лаконичность в изобразительных средствах... В студии нет ничего, только ведущий, телефон и скупые свидетельства -- документы жертв, ответчиков, консультантов.
Но центр всего построения программы, ее фундамент, стержень и смысл -- человек по ту сторону экрана, зритель, соучастник, собеседник, соратник. Программа существует благодаря ему и исключительно для него. Наш суровый ведущий, не позволяющий себе никакой телевизионной фамильярности, не заботится о том, чтобы чем-то блеснуть или поразить зрителя, и позволяет себе только одну эмоцию: негодование.
Он может негодовать по поводу мошенника, сидящего где-нибудь в префектуре. Но и своему пассивному, трусливому собеседнику он твердит: "У вас есть права -- вот они! Возьмите карандаш, запишите! Не сидите! Защищайтесь! Наступайте!"
"Я достаточно жесткий человек, -- говорит о себе Александр. -- Некоторые считают меня даже жестоким. Да, я очень болезненно отношусь к глупости и подлости во всех их проявлениях".
В одной из передач он буквально обрушился на телезрителя, который обратился за помощью. Суть дела заключалась в следующем. Мать-алкоголичку лишили родительских прав. Отца при этом прав не лишали, просто он жил отдельно, даже не будучи с женой в разводе. Мать умирает от туберкулеза, и мальчика помещают в интернат. Отец пытается забрать ребенка, но ему не отдают. Он имеет право просто взять ребенка и уйти с ним домой. Но он напуган. Он думает, что так нельзя. Подоплека же всего элементарная. За мальчиком числилась жилая площадь, которую в интернате успели разменять на две однокомнатные квартиры и сдавали их...
"Идите забирайте сына, -- жестко говорит ему ведущий с экрана. -- Это ваше право!" И его поддерживают телезрители, позвонившие по студийному телефону.
Охрана коммерческого предприятия избивает пятидесятилетнего мастера спорта по шахматам, который болен церебральным параличом, когда он пытается войти в здание шахматного клуба, куда ходил всю жизнь...
Мелкие чиновники цинично игнорируют распоряжение мэра о предоставлении муниципальных квартир обманутым людям, "купившим" квартиру у жуликов и в результате оставшимся на улице...
"Меня все это повергает в шоковое состояние. Хочется драться самому, а поскольку возможности такой не представляется, потрясаю мечом и забралом в кадре", -- говорит Гордон.
Из таких "частных случаев", типичных до прискорбия, и состоит содержание программы, которое не планируют в редакции -- его подсказывают зрительские письма. Двести-триста писем в неделю плюс телефонные звонки -- таков улов.
Загорается лампочка в студии, и внимательный Гордон скажет: "Я вас слушаю. Говорите, пожалуйста". И он действительно слушает, он реагирует, сочувствует, возмущается, советует. Он всегда со своей аудиторией, даже если не согласен с собеседником. Он может отчитать, пристыдить, не теряя при этом некоей аристократической дистанции. И это тоже принцип.
"Я предлагаю вообще изменить отношения с аудиторией, -- говорит Гордон. -- У нас, к сожалению, сейчас во всех передачах, куда звонят зрители, к аудитории относятся, как к покупателю в супермаркете: "Клиент всегда прав". Какую бы чушь ни нес человек, как бы ни уводил от темы... Я это отношение меняю. Человек, звонящий в программу, -- обычный живой человек. Он может быть хорошим или плохим, умным или глупым... И я -- живой человек... Индивидуализация наших с ним отношений рождает уважение к программе, на мой взгляд. И человек, если позвонит, будет точно знать -- зачем".
Телефонный звонок в эфире -- это верхушка айсберга. Настоящая обратная связь продолжается за кадром. Это случайные встречи в магазинах, троллейбусах, на улицах. Это запланированные встречи в учреждениях с чиновниками всех рангов или со специалистами. Это походы с письмами, например, в Госдуму. "Вы принимаете решение по поводу такого-то закона. Учтите мнение наших зрителей", -- настаивает Гордон. А таких мнений бывало до трех с половиной тысяч.
Конечно, Гордон не настолько наивен, чтобы не понимать, что прошли те времена, когда "телевидение выступило -- меры приняты". И все же три раза в неделю с экрана глядит на нас это немигающее всевидящее око: мы следим за вами, мы все видим и назовем публично все ваши грешки, если вы не исправите положение. Это действует на нервы. Все понимают, что отчасти это игра с властью, но стараются не связываться с требовательным ведущим.
Программу сам автор относит к просветительски-провокационным. Просветительская она понятно почему. Ведущий подробно и терпеливо объясняет зрителям их права, снабжает телефонами, адресами и даже приемами воздействия на чиновников. А провокационная потому, что побуждает к действию, внушает отчаявшемуся, никому не нужному "обыкновенному человеку", что он -- большая сила и многое может. При одном только условии -- если будет сам себя уважать.
Вот главный лейтмотив "Частного случая".
Самое удивительное состоит в том, что вопреки всему этой негромкой и не самой рейтинговой программе (впрочем, за год рейтинг вырос в три раза) многое уже удалось сделать. Она имеет прямое отношение к решению (хотя бы частичному) проблем обманутых вкладчиков, к отмене незаконной эвакуации автомобилей, к подготовке новых правил содержания собак и кошек в Москве, к защите прав призывников и многому другому.
Сегодня в программу обращаются не только за помощью. С некоторых пор в нее стали проситься те, кто ищет популярности, кандидаты в депутаты, например. Интересно отношение к этому ведущего. "Пусть выступают, -- говорит Гордон. -- Но вести-то интервью буду я. Я знаю, что никому спуска не дам. И с их помощью решу проблему еще одного из наших "частных случаев".
При несколько менторском тоне, который выбрал для себя Гордон, и явном высокомерии он всегда подчеркивает, что сам-то он "один из них" -- из числа своих зрителей. Он на их стороне. Он смотрит на все жизненные обстоятельства с их точки зрения. И этим программа "Частный случай" заметно отличается от прочих. Здесь обратная связь первична.