Встреча в Раю

Встретились американцы и Энг Ли, поставивший в Голливуде фильм "Ледяной шторм". Основная метафора картины -- водяная кровать, на которой сворачивается в позе зародыша Сигурни Уивер, утомленная сексом в стиле swap (обмен партнерами): мода 70-х, к которым отнес действие своего фильма Энг Ли. Вода -- символ рождения, материнской утробы. Этим дается ключ к смысловому шифру фильма: американцы -- дети. Не думаю, что сами американцы так поняли "Ледяной шторм"; во всяком случае, те из них, с кем мне приходилось говорить, отвергли мою трактовку. Но это те, кто видел фильм, а таких немного, и они же говорили, что эту картину в Америке смотреть не будут. Действительно, не смотрели: в Нью-Йорке она шла в четырех-пяти кинотеатрах. Это был провал, по меньшей мере коммерческий. Фильм этот не американский, хотя аутентичности воспроизведенных в нем реалий никто не отрицал, наоборот, поражались такому интимному проникновению в американский, да еще двадцатилетней давности, быт со стороны тайваньского китайца.

Америка увидена Энгом Ли достоверно, но под необычным углом зрения. Всем известные картины он наполнил непривычным, чуждым Америке смыслом. Скажем так: с описанием соглашаются -- не соглашаются с оценкой. Можно ли считать оценку негативной? Вряд ли. Энг Ли смотрит на американцев примерно так же, как взрослые на детей: любят, но беспокоятся. Энг Ли, можно сказать, американцев жалеет и слегка досадует на то, что сами они не понимают своих проблем, не понимают, что достойны жалости. Эйнштейн сказал Эренбургу об американцах: "Очень способные подростки". Точно так же смотрит на них Энг Ли. Сюжетный прием фильма: настойчиво, с нажимом проведенный параллелизм двух линий, взрослых и детей -- те и другие осуждают Никсона и пытаются заниматься сексом.

Есть в фильме еще один образ, не менее емкий, чем водяная кровать: мать и дочь обе пойманы на мелком воровстве в аптеке. Эти сцены не имеют дальнейшего сюжетного развертывания, для действия они не нужны -- только для интерпретации сюжета. Это знак, подсказка к смысловой его разгадке -- к той же теме инфантильности американцев, тождественности взрослых и детей. Повзрослеют ли они? Осмыслят ли знак судьбы -- тот, к примеру, что утробные воды, в которых они спят, "отойдя" ("сломавшись", broken по-американски), могут замерзнуть, превратиться в смертельно опасный лед? Похоже, что нет. Они и умирают подростками, не успев повзрослеть. Таков смысл линии погибшего сына. Могут они разве что заплакать, но ведь и дети плачут (и богатые плачут!). Они не верят в горе и смерть. Они не верят в зло. Поэтому они так травмированы пустяковой историей Уотергейта. Подумаешь, открытие Америки -- политик оказался нечестным. Но для них -- открытие. Вода (уотер) замерзла. Waterbed -- Watergate.

В начале фильма есть эпизод семинара в Йельском университете: разбирают Достоевского. Особенно акцентируется "Идиот", и слово это неоднократно, с эмфазой произносится. Это еще один месседж Энга Ли американцам. Конечно, князь Мышкин не дурачок, но он не от мира сего. Неужели же американцы, эти, можно сказать, хозяева мира, столь же от него далеки? Да, отвечает Энг Ли. И такую постановку вопроса, да и такие ответы мы уже знаем: скажем, "Тихий американец" Грэма Грина. А ведь его Пауэлл -- очень хороший человек, и толковый, и активный, и наделенный похвальным идеализмом, стремящийся помочь людям, не понимающим единственно правильного -- американского -- образа жизни. Совсем недавно такой тихий американец действовал в России -- Джерри Сакс.

Нельзя сказать, что сами американцы не способны увидеть себя в этом образе. Способны, и очень. Тут можно назвать другой фильм, пользовавшийся необыкновенным успехом: "Форрест Гамп" (1994). Откуда же этот успех, если та же тема в "Ледяном шторме" встречена холодным молчанием? "Форреста Гампа" выручила не столько трактовка темы, сколько жанр этой трактовки -- сказка, фильм не реалистический. Это сказка об Иванушке-дурачке на американский лад. Это было самым неожиданным для стороннего наблюдателя -- американцы узнали в нем себя. Ведь Форрест Гамп действительно дурачок, слабоумный, это клинический случай. Но он не простой дурачок, а везучий. Куда бы он ни ступил, везде ожидают его победа и естественная награда победителю -- богатство. Он побывал и звездой футбола, и победителем Китая в историческом пинг-понговом матче, и основателем прибыльнейшего рыболовецкого бизнеса, и странником (вернее, бегуном), гуру, снискавшим чуть ли не религиозное поклонение соотечественников... Награждается именно простоватость, святая глупость, наивность сына земли. Форрест Гамп сам и есть эта земля, припадая к которой исцеляются и находят новые силы для жизни все: запутавшаяся в шестидесятническом авангардизме, наркотиках и вирусах Дженни, безногий лейтенант Ли и даже правительство Соединенных Штатов. Для достижения удачи совсем не обязательны героические усилия -- удача всегда падает с неба, нужно только подставлять ладони, собирая эту манну, нескончаемый поток креветок или золота; как говорит его мама, жизнь -- это коробка конфет, твоя задача выбрать из нее по вкусу. Вознаграждается сама вера, вера в этот лучший из миров -- американский мир, никаких суровых пуритан, никакого Кальвина и протестантской этики. Вернее, протестантизм все-таки присутствует, в оригинально лютеровском варианте -- спасение верой и только верой. И опять же русская параллель -- мифология уже не Иванушки сказок, а святых мужиков русской литературы: Платон Каратаев, Аким-Простота. Можно пойти еще дальше и вспомнить еще одного толстовского героя: Кутузова, побеждающего Наполеона -- неделанием. Американцу и делать ничего не нужно, чтобы всех победить, достаточно родиться в Америке. Такая философия (в сущности, "русский" кич) не могла не понравиться: если она и не дает веры, то прибавляет надежды. Вот вам и отличие американца Земекиса, режиссера "Форреста Гампа", от китайца Энга Ли. (Иронизировать легко, но вопрос остается: почему русский Иванушка преуспеяет только в сказках, а голливудская сказка сделалась как бы и реальностью?)

Вспоминается также громадный, куда больше американского, успех во Франции Джерри Льюиса, сделавшего в 50-х годах целую серию -- шестнадцать фильмов о придурковатом американском подростке, тоже, естественно, в финале побеждающем. Французы писали, что в Америке не могут оценить этот тип, который для них выступает типом американца по преимуществу. Удовлетворенные французы даже наградили Джерри Льюиса орденом Почетного легиона -- приятно если уж не победить Голиафа, то увидеть его дураком.

Известно также, что в Китае "Форрест Гамп" шел в полупустых залах. Может быть, китайцам не понравилось, что Гамп обыграл их в пинг-понг? Это странноватая реакция, особенно если вспомнить историю, рассказанную Ларисой Рейснер. Она писала, какое революционизирующее влияние произвели на Востоке фильмы Чарли Чаплина: оказывается, белый человек может быть нищим, его бьют, ему изменяет жена. Но существует одно коренное отличие Форреста Гампа от Чарли: у Чаплина хэппи энды ироничны, а Форрест Гамп действительно всех побеждает. Американский богатырь, эта надежда мира (или, если угодно, мировой полицейский), может выступать даже в образе, в "зраке" дурачка -- это не мешает ему всегда выигрывать. И американцы приняли этот образ, идентифицировались с ним.

"Простаки за границей" -- так называлась книга Марка Твена о простаках, то есть американцах, за границей. Устоявшийся русский перевод не охватывает одной коннотации слова innocent, стоящего на титуле твеновской книги: невинный, невинные. Американцы -- насельники Рая. Они уже совокупляются, но змия еще не видели: совокупляются без змия -- вот в чем особенность этой страны. Более того, однажды появилась в Америке книга, в которой новой интерпретации подвергся образ древнего соблазнителя. Это, оказывается, salesman, человек, предлагающий товары, -- фигура американцам более чем знакомая и, следовательно, страха не вызывающая.

Энг Ли сделал свой фильм о детях в Раю. У него они вызывают некую грусть, которую можно бы назвать элегической, если б не отсутствие ностальгирующей памяти о райском прошлом у самих американцев: для них Рай отнюдь не мифическая архаика, но повседневность. Это не столько уровень жизни, сколько уровень сознания, абсолютно убежденного в том, что Америка -- лучший из миров. Этому никак не может помешать то обстоятельство, что вольтеровский Панглос -- этот носитель космического оптимизма -- вроде бы болен сифилисом. Подобные болезни раньше называли "злой Венерой". Но американцы, как выясняется, вообще не верят в зло, поэтому для них нет ни злых Венер, ни мстительного Ягве. Что же касается сифилиса, то он излечим. В недалеком будущем подвергнут лечению и СПИД. Американский подход к медицине, первое слово, обращенное к врачу: "Fix it!", буквально -- почини это. Это психология завсегдатаев ("патронов" по-американски) автомобильных мастерских. Человек и есть машина, в рассуждении рациональности его устроения, его божественного дизайна; в лучшую же сторону от машины он отличается тем, что способен к оргазму.

Еще и еще раз требуется повторить основное: всякое понимающее суждение об Америке будет исходить из того, что американцы, теряясь, спотыкаясь и делая в жизни все неуклюжие шаги, которые только можно сделать, спасаются тем, что всегда могут скрыться в Америке, чем они охотно и пользуются. У них есть этот собственный заповедный мир, причем не метафорический, а настоящий, подлинный, всамделишный: Америка как реальность, а не просто некая часть света. Америка самодостаточна, себедовлеюща: аутоэротична. Американцы любят себя, и этого им достаточно. Все их грехи -- поистине "детские".

Конечно, Энг Ли -- взрослый человек, живущий в мире взрослых, трагедий в котором, дающих повод для всяческой серьезности, хоть отбавляй. Обаяние его фильма, однако, в том, что, понимая детскость американцев, он в то же время не берется ничему их учить. Их и не надо учить: они у себя, в детской, гувернантка (Европа, кто угодно) ушла спать. Энг Ли и сам запросился в детскую вместо того, чтобы выволакивать этих людей в мир -- изгонять их из Рая. Дети мудры. Впустите детей, сказал Христос. Каждый, впущенный в Америку, становится ребенком.