Было или не было ‒ вот в чем вопрос

Такие программы есть на экранах едва ли не всех крупных теледержав. Суд, происходящий на глазах миллионов зрителей. Расцвет этого жанра в театре и игровом кино относится к первым послевоенным десятилетиям. Человечество, пережившее фашистскую чуму, пыталось разобраться в недавнем прошлом. Но постепенно мода на спектакли и фильмы-разбирательства прошла. Во многом из-за того, что необходимое жанру ощущение сиюминутности действия нарушала очевидная условность заранее сочиненной истории. Другое дело -- телевидение. Тут даже в записи все, как сейчас, и фабула "дышит", направляемая искусным ведущим-судьей, свидетели и адвокаты живо реагируют на неожиданно возникающие обстоятельства, зрители своими звонками в студию не только высказываются в пользу одной из сторон, но и, подчас сами того не желая, воздействуют на итоги разбирательства.

Появившаяся на ОРТ в октябре минувшего года еженедельная программа "Как это было" позаимствовала у распространенного тележанра только часть его качеств. Факт из прошлого, нередко требующий переоценки. Привлечение живых свидетелей для выяснения истины. Использование кино- и телехроники для воссоздания обстоятельств. Ну и, конечно, ведущий -- не только судья, но и конферансье телепредставления -- актер О.Шкловский.

Об этой фигуре скажу особо. Одетый в глухой полувоенный френч человек не очень похож на судью. Скорее -- на прокурора. Но и облик его, и поведение мало что обнаруживают. Очень скоро начинаешь понимать, что перед нами всего лишь актер. Не имея сколько-нибудь четкой драматургической функции в происходящем, он пытается компенсировать ее внешними средствами. Значительно прохаживается вокруг массивного письменного стола, хмурит брови, заглядывает в какие-то папки с бумагами. Иногда, впрочем, забывая о своем высоком предназначении, вдруг вполне по-студенчески садится на письменный стол или беззаботно прихлебывает чай из подстаканника сталинской поры.

В происходящем на экране мне все время виделся великий кормчий Иосиф Сталин. Не только в одежде ведущего и его степенной манере двигаться. Не только в тяжеловесной и безвкусной мебели, заполняющей студию. Сталинская жесткость и напряженная неопределенность господствуют и в задаваемых свидетелям вопросах, и в звучащих в финале сентенциях. Телевизионным расследованиям придается какая-то торжественная и зловещая значительность. Хотя сами факты из прошлого, которые привлекают внимание авторов, не всегда эту значительность оправдывают.

Вообще темы, выбранные для разных выпусков программы, явно не выдерживают единого масштаба. Рядом с передачей, приуроченной к 80-летию Октябрьской революции и названной чрезвычайно обязывающе -- "От Февраля до Октября", -- присутствуют более локальные: "Всемирный фестиваль молодежи 1957 года" или "Подпольный бизнес в эпоху застоя". Я прекрасно понимаю, что никакой телевизионный цикл не может состоять из равновеликих частей: что-то оказывается крупнее, что-то мельче. Но здесь совсем другой случай. Авторы, чувствуется, не определили для себя ни общей позиции в отношении к прошлому, ни стратегии в выборе фактов и сюжетов.

Многие темы -- из тех, что замалчивались по идеологическим причинам или тенденциозно, превратно освещались при коммунистах. Расстрел мирной демонстрации в Новочеркасске, вторжение в Чехословакию, штурм дворца Амина в Кабуле. Обращение к этим событиям в пору победившей демократии предполагает довольно определенную оценку не только случившегося, но и его былой трактовки. Однако то, что было бы естественным еще несколько лет назад, теперь выглядит совсем по-иному. Авторы, будто имея перед глазами зюгановский электорат, не рискуют высказаться хоть сколько-нибудь определенно. Полемический социальный подтекст, заключенный во многих темах, оказывается нереализованным. Жанровая форма -- "суд истории" -- лишается своего истинного пафоса, механизмы программы начинают работать вхолостую.

Впрочем, сложности концептуального порядка можно было бы ожидать. Если бы подобная программа появилась на гребне перестройки в 1989 -- 1991 годах, когда общественное мнение отличалось небывалым до тех пор единством, решительные оценки прозвучали бы убедительно. Сегодня их встречает с недоверием не только многомиллионная зрительская аудитория, но и люди в телестудии, казалось бы, специально отобранные создателями программы.

Форменный конфуз случился во втором выпуске программы, посвященном событиям, очевидцами которых, кроме вызванных в студию свидетелей, являются подавляющее большинство россиян. Речь шла о недавнем прошлом, когда появились "первые ласточки" недалеких к тому времени рыночных отношений и кто половчее занялись на свой страх и риск подпольным бизнесом. Героиня, представшая перед судом, продавала джинсы в общественном туалете. За что получила срок и отсидела его. Правда, и в лагере, выказав предприимчивость, организовала пошив ковбойских штанов.

Подсудимая -- несомненно незаурядная женщина, наделенная деловыми талантами. Сегодня она возглавляет преуспевающую туристическую фирму, названную ее именем. Ее личная судьба, несмотря на былые неприятности, складывается вполне благополучно. Но авторов заинтересовала не Марина Данилина сама по себе. Их увлекла возможность на конкретном примере доказать, что борьба с цеховиками, большими и маленькими, была ошибкой. При этом к вполне определенной биографии они зачем-то пристегнули шумное дело директора Елисеевского гастронома, а также историю первых отечественных кооператоров и т.д.

Но главное -- вызвали в качестве свидетелей явно не тех людей, каких было нужно. Прокурор, бывший обвинителем в деле Данилиной, признал, что по нынешним законам спекуляция не считается преступлением. Зал отреагировал на эти слова без особого одобрения. А когда другая свидетельница -- известная необольшевичка Нина Андреева воспользовалась передачей в качестве трибуны, с которой страстно заклеймила нынешнюю вольготную жизнь для теневиков и спекулянтов, в студии, впервые в течение передачи, раздались дружные аплодисменты.

Вся пирамида доказательств сразу же рухнула: то ли свидетели, как говорится, отказались от предварительных показаний, то ли драматургия, построенная на откровенно политических мотивах, дала сбой.

Неудача этого выпуска, мне кажется, стала решающей. После нее авторы не отваживались более на темы, способные расколоть аудиторию в соответствии с идеологическими пристрастиями. Решили обращаться к сюжетам скорее детективно-историческим, нежели актуально-политическим. И все чаще -- в тех случаях, когда не хватало непреложных фактов и свидетельских показаний, -- стали использовать аргументы, апеллирующие не столько к разуму, сколько к эмоциям аудитории.

В том же выпуске, неудачу которого я отметил выше, был неожиданный и превосходный финал, когда по просьбе ведущего в студию вышли пятеро (!) детей героини. Вроде бы до тех пор не было сказано ни слова о Данилиной в быту, в семье -- все больше о ее профессиональных деяниях. И вдруг вот такой резкий, алогичный поворот. Многих зрителей, уверен, он больше, чем неуклюжие свидетельства-подпорки, способен был убедить в правоте нашей бизнесменши.

Найдя такой "утепляющий" прием, телевизионщики запомнили его и использовали вновь через полтора месяца. В рассказе о гибели атомной подводной лодки "Комсомолец", полном трагических подробностей, они вывели на люди сначала жену чудом спасшегося моряка, а затем и двух его сыновей-близнецов. Но теперь уже не удовлетворились только этим, а решили дать слово вновь прибывшим участникам телевизионного разбирательства. Те, понятно, исполняли предназначенную для них партитуру. Получилось что-то вроде незабвенного шедевра Валентины Леонтьевой "От всей души" -- помните, была такая программа в брежневскую эпоху, где встречались старые друзья, потерявшиеся супруги, разлученные семьи, и все завершалось слезами умиления и общими восторгами.

Здесь тоже, конечно, были мокрые глаза мужественного подводника, милый лепет крошек-сыновей, сочувственные реплики людей в студии. Однако на этот раз "утепляющие" детали мало что прибавили к сути дела. А она, эта суть, так и осталась непроясненной до конца передачи. Это, наверное, и есть мой самый серьезный упрек не только рассказу о гибели "Комсомольца", но и большей части других выпусков программы.

Судите сами. Нам подробно, чуть ли не с посекундной раскладкой хода событий, рассказывают, что было после того, как лодка пошла ко дну. Но ни словом многочисленные свидетели не касаются причин катастрофы, хотя бы возможных ее версий. Не говорят о том, какую роль в случившемся сыграли недоработки в конструкции лодки, технические неполадки во время рейса, ошибки в действиях команды. А ведь следствие, начатое в апреле 1989 года, как известно, до сих пор еще не завершено.

Впрочем, и в тех случаях, когда не только суд, но и история произнесли свой приговор, программа под обязывающим названием не может утопить в третьестепенных частностях разговор о самом главном. А желание разобраться в мелочах, если оно возникает, требует обоснования и объяснения. Ведущему вообще стоит делать предисловие, позволяющее зрителю войти в курс дела и понять параметры телевизионного расследования.

Иначе, прочтя в программке название "От Февраля до Октября", публика, которая вправе ждать неких серьезных свидетельств о поворотном этапе нашей истории, будет жестоко обманута, не найдя в передаче ничего, кроме рассказов детей и внуков нескольких видных деятелей революции. О том, какими милыми, добрыми и романтически настроенными были их родственники. Послушать их, так во всем кровавом и горестном, что принесли события 1917-го и последующих годов, повинны только два человека -- Ленин и Сталин. Но это, как говорится, мы не раз проходили.

Можно, конечно, и дальше подробно, выпуск за выпуском, анализировать программу, находя в ней все новые и новые изъяны. Но это будет мелочью по сравнению с главным: не ясно, ради чего все затеяно, чего хотят авторы. Воспользоваться возможностью пролить дополнительный свет на не проясненные до конца обстоятельства исторических событий? Или привлечь внимание общественности к несправедливо забытым результатам случившегося? Или реабилитировать обвиненных торопливыми и необъективными современниками истинных героев прошлого?..

Да мало ли что можно было сделать, если бы программа, озаглавленная "Как это было", пыталась точно соответствовать своему названию. А пока, эксплуатируя ставшие сенсацией эпизоды нашей давней и близкой истории, авторы просто стараются привлечь внимание зрителей. Сорвать аншлаг, вставить телеконкурентам фитиль, установить рекорд рейтинга.

P.S. Когда эти заметки уже были написаны, мне удалось пообщаться с известным теледокументалистом Игорем Беляевым, автором трехсерийной ленты "Русская трагедия" (1993). Она -- о В.Саблине и о противолодочном корабле "Сторожевой", то есть о том же событии, о котором рассказывает один из выпусков программы "Как это было". Режиссер назвал мне множество конкретных заимствований из его фильма, они составили лучшие фрагменты телепередачи, в которой имя Беляева даже не упоминается. Так что программа имеет шанс войти в историю не только как образчик исторического пенкоснимательства и непрофессионализма, но и как случай вульгарного плагиата.