Майкл Корда: «Ослепительная жизнь»

Глава 10

Если бы Алексу сказали, что у моего отца и Лейлы в конце концов будет трое детей и что Винсент доживет до той поры, когда они вырастут и даже обзаведутся собственными семьями, то он наверняка назвал бы все это глупостью. Он не верил в то, что Винсент способен обойтись без него.

Зато его действительно обрадовало то, что я отправился в Оксфорд. Алекс хранил трогательную веру в традиционное британское образование. Он частенько говаривал, что был бы счастлив, если бы стал учителем. И хотя, скорее всего, это сущая неправда, в нем все же было что-то от профессора, и он прекрасно вписался бы в антураж Оксфорда или Кембриджа. Подобно большинству людей, преуспевших в жизни, но не получивших высшего образования, он относился к университетам с преувеличенным почтением. Сам он очень любил учиться, был широко образованным человеком и предполагал, что в Оксфорде сами камни пропитаны любовью к науке. У него были чисто европейские представления о студенческой повседневности как о сочетании богемной жизни и долгих часов напряженной учебы.

Как я вскоре выяснил, ни то ни другое не относилось к Оксфорду 50-х годов. Объяснить Винсенту и Алексу, что собой представлял Оксфорд, было настолько сложно, что вскоре я оставил всякие попытки просветить их. Невозможно было растолковать им, что от нас вообще почти не требовалось ничего учить, что взаимоотношения с факультетом ограничивались часом в неделю, в течение которого мы беседовали с нашим наставником. Он должен был выслушать подготовленное нами эссе, вежливо обозначить его недостатки и предложить стаканчик "шерри". На деле существовало два Оксфорда. Постоянные его обитатели вели собственные исследования, расщепляли атом, анализировали произведения Малларме, рассуждали о тонкостях богословия. Они олицетворяли собой Оксфорд как оплот науки и очень далеко отстояли от студентов.

Студент в Оксфорде, конечно же, имел возможность получить образование, но это было нелегко и в те времена совсем не обязательно. Студенты тоже делились на две категории: те, кто прилежно трудился, и те, кто вовсе не занимался. В одних колледжах преобладали одни, в других -- другие. Считалось, что студенты, получающие государственную стипендию, более серьезно относятся к занятиям, чем те, кто не получает, но это вовсе не являлось правилом. Так или иначе, у богатых студентов было, естественно, больше возможностей развлекаться, чем у бедных, а Оксфорд в те годы был, пожалуй, одним из последних местечек, где можно было вести разгульную и даже аморальную жизнь, не испытывая чувства вины или стыда.

В первый же вечер в колледже Магдалены я окунулся в светскую жизнь Оксфорда. Я увидел высокого крепкого парня, который медленно продвигался по коридору с битой для гольфа. Возле каждой лампочки он останавливался, оценивал дистанцию, размахивался битой и разбивал лампочку, если, конечно, не промахивался. Позади него на почтительном расстоянии следовал "скаут" (служащий, который следил за порядком). После каждого удачного удара он молча делал заметку в блокноте, чтобы утром взыскать убыток с юного игрока в гольф. Я был настолько зачарован этим неожиданным зрелищем, что допустил грубейшее нарушение правил приличия и поинтересовался у молодого человека, что происходит.

- А что, черт побери, по-вашему, происходит? -- отозвался он, размахивая битой. -- Я бью проклятые лампочки.

- Да, я вижу. Судя по всему, забавное занятие.

- Вот именно. Почему бы и не бить эти проклятые лампочки, если хочется? Вот, попробуйте.

- Я не слишком хорошо играю в гольф.

- Да и я тоже. И бита все равно не моя. Одолжил у одного придурка. Крыса какая-то, при свете дня не появляется на улице, разве что приспичит смотаться за книжками в библиотеку. И представить себе не могу, зачем ему биты для гольфа. Попробуйте вон ту, слева.

Я привстал на цыпочки, так как потолок в коридоре оказался выше, чем мне казалось, и, размахнувшись, разбил лампочку с первого удара.

- Отлично! -- прокричал мой новый знакомый.

Я услышал, как за моей спиной прокашлялся "скаут".

- По-моему, это не очень хорошая мысль, сэр, -- сказал он. -- Джентльмен только что прибыл, он здесь первый год, декану это вряд ли понравится.

- Плевать мне на декана! -- молодой человек задумчиво посмотрел на меня. -- По-моему, мы еще не встречались, -- сказал он и протянул руку. -- Меня зовут Эрик Бакмен. Я бы пригласил вас выпить, но мне почему-то вдруг стало нехорошо. Возможно, лампочки, когда взрываются, выделяют ядовитый газ. У меня что-то голова кружится. До свидания.

Молодой человек покачнулся и исчез за поворотом.

- Думаю, лучше будет записать последнюю лампочку на счет Бакмена. Не стоит начинать курс с посягательств на университетское имущество, -- сказал "скаут".

Я задумался.

- Нет, это я разбил ее, я и заплачу. Запишите мою фамилию.

Утром меня разбудил мой собственный "скаут" и протянул конверт с приглашением предстать перед деканом.

- Не стоит так начинать, по крайней мере, не в первый же день. Вы еще успеете отличиться.

Ровно в одиннадцать перед кабинетом декана появился мой вчерашний знакомый, веселый и свежевыбритый, и дружески пожал мне руку.

- Как вы полагаете, меня исключат?

- Боже правый, нет, конечно. Я полагаю, придется заплатить штраф. Постарайтесь не переусердствовать с раскаянием. Лучше признать вину по-мужски. Я слышал, ваш дядя -- кинопродюсер. Думаю, старина Карл только и мечтает о том, чтобы написать для него сценарий.

Декан Лейзер, историк с международным именем, говорил короткими, отрывистыми фразами, которые мне было легко понимать, потому что и речью, и лицом он очень напоминал Золи.

- Неужели совершенно необходимо хулиганить? Эрик, тебя-то я еще могу понять. Бесчинства в лодочном клубе. Глупо! Но вы-то, -- он подбородком указал на меня. -- Вы только что присоединились к нашей небольшой общине. Такое поведение недопустимо! Вам придется возместить убытки, и еще я каждого штрафую на пять фунтов. Кто-нибудь мог порезаться разбитым стеклом. А теперь убирайтесь оба, а вы, мистер Корда, постарайтесь впредь избегать неприятностей и дурной компании. Я буду следить за вами. Что вы должны изучать?

- Современные языки.

- Какие именно?

- Французский и русский.

Лейзер со вздохом посмотрел в окно.

- Пустая трата времени. Зачем приезжать в Оксфорд и учить языки, один из которых полагается знать всякому образованному человеку, а на другом ни один образованный человек не разговаривает?

В газетах несколько раз мелькали фотографии Элексы на приемах, но Алекса рядом с ней не было. Правда, интервью с ним несколько раз цитировали: в частности, он говорил, что в Париже ни разу не ездил в метро, потому что в свой первый приезд был слишком беден и не мог позволить себе купить билет, а в последующие разы был уже слишком богат и ему это было не нужно. Не в его стиле было отпускать Элексу одну на приемы, поэтому я заключил, что со здоровьем у него не все в порядке.

О настроениях Алекса я узнал лишь во время пасхальных каникул, когда приехал в Лондон. На Рождество он, как и обещал, подарил мне автомобиль: верный себе Алекс сдержал слово. Я отправил ему в Нью-Йорк телеграмму с благодарностью и поздравлениями. Винсент говорил, что Алекс просто места себе не находит, а сам Алекс жаловался, что "ему скучно с людьми, но он терпеть не может оставаться один". Даже обворожительные манеры стали для него слишком тяжким бременем и истощали его энергию и волю. Он чувствовал себя невероятно усталым, но не мог спать.

Большую часть рождественских каникул я провел в доме Ридов, где, как и предсказывал Брендан, нашлись три миловидные девушки. В полночь я взбирался по водосточным трубам, чтобы помочь одной из них, Трейси, спуститься вниз и заглянуть в какое-нибудь питейное заведение, пока ее родители спали. Оксфорд научил меня, по крайней мере, карабкаться на невероятные высоты, поскольку ночью ворота всех колледжей запирались. Приходилось преодолевать и викторианские ограды, где спокойно можно было пропороть себе живот острой пикой, и готические каменные заборы. Судя по всему, Брендана Брэкена этот аспект университетской жизни приводил в восторг, потому что он подробно расспрашивал меня о моих приключениях, когда я нанес ему визит во время рождественских каникул. Брендан выглядел плохо, он похудел, дышал с трудом и уже понимал, что врачам было известно больше, чем они ему говорили.

- Есть у тебя какие-нибудь планы на лето?

По выражению его лица я понял, что за меня уже все решили.

- Я разговаривал с твоим отцом, и с моего благословения ты получишь работу младшего репортера в "Файнэншл таймс". Поскольку тебе будут платить, постарайся вкалывать на совесть.

Я был достаточно умен и не сказал, что не особенно мечтаю о том, чтобы провести лето, работая в "Файнэншл таймс".

Ни Брендану, ни Алексу не приходило в голову, что у меня вообще не было ни малейшего желания изучать финансовую политику. Но у меня не было права спорить. Я не сомневался, что новая машина -- вознаграждение за мое согласие.

Поговаривали, что на Рождество Алекс подарил Элексе большой мотель в Канаде. Как уверяла Лейла, у этого подношения было, по крайней мере, то преимущество, что Алексу не пришлось тратиться на красивую оберточную бумагу. Судя по всему, Алекс вновь обрел свою обычную энергию и оптимизм.

Газеты даже опубликовали фотографию, на которой он стоял в своем новом имении в Бье, обняв Элексу за плечи; репортеры при этом отметили, что "Корда излучал уверенность". На то у него были все основания. И не только потому, что он выжил после инфаркта. В производстве у него находились картины, которые ему были по душе, в них участвовали крупные звезды -- Кэтрин Хепберн, Вивьен Ли, их делали такие известные режиссеры, как Дэвид Лин, Лоренс Оливье, Золи. Он работал, добивался успеха и наконец-то был свободен от бремени "Британского льва", от злосчастного займа и мог посвятить себя более интересному занятию -- предлагать идеи, замыслы будущих фильмов, приглашать актеров, сценаристов, режиссеров. Даулинг оказывал ему финансовую поддержку, ни во что не вмешивался, ни на что не жаловался и полностью доверял вкусу и чутью Алекса.

По дороге из Оксфорда в Венецию, где Винсент снимал "Летнее безумие" ("Летнее время"), я на несколько дней остановился в Лондоне и заглянул к дяде, чтобы пригласить Элексу на ланч. Алекс еще не уехал на работу. В ту ночь он плохо спал -- сказывалась чесотка, причину которой видели то в нервном истощении, то в лишае, то в аллергической реакции на мыло. Несмотря на бессонницу, он пребывал в прекрасном настроении, хотя и казался чуть более опухшим и бледным. Я сказал, что выглядит он лучше.

- Я и чувствую себя лучше. У меня новый врач, человек очень интересный. Нет, Тибора он не заменил, просто он заходит ко мне время от времени. Твоему отцу, кстати сказать, он очень не нравится. Да, все говорят, что мне нужна физическая нагрузка, но мне не хочется. Кстати, как у тебя с деньгами?

Я признался, что на банковском счету у меня пусто.

- Вижу, у тебя уже появились дорогие привычки. Вот пятьдесят фунтов, этого должно хватить.

Алекс крикнул Элексе: "До свидания" и пошел к лифту, чуть не споткнувшись о собаку.

- Чертова псина, -- сказал он, когда двери лифта открылись. -- Она считает, что весь дом принадлежит ей.

Элекса все еще была в постели, рядом с ней стоял поднос с остатками завтрака, валялись газеты.

- Алекс намного лучше выглядит. Он рассказывал тебе про доктора Ханса Джеймсона? Зловещий человек. Знает всех в Лондоне.

- В какой области он специализируется?

- Не знаю. Сплетни и шантаж, наверное. Теоретически он пластический хирург, который занимается лишь очень богатыми людьми. Кроме подтяжек он еще делает уколы.

- Какие уколы?

- Думаю, этого лучше не знать. Я как-то раз простудилась и несколько недель чувствовала себя прескверно. Макс Бивербрук попросил Ханса заглянуть ко мне. Когда он подошел к кровати, вид у него был настолько устрашающий, что я никак не могла решить, то ли он собирается пить мою кровь, как вампир, то ли хочет меня соблазнить. Он сделал мне какой-то укол и остался к обеду, а к тому времени, как мы сели за стол, я чувствовала себя превосходно. Алекс пребывал в весьма подавленном состоянии, но Ханс теперь заходит к нам несколько раз в неделю, и Алекс стал намного спокойнее и счастливее. Ханс знает кучу забавных историй. Он и Черчилля лечил, который после этого почувствовал себя совсем здоровым и даже отправился на яхту к Онассисам. Ханс говорит, Уинстон был таким бодрым, что попросил Грету Гарбо показать грудь.

- И она показала?

- Не знаю. Думаю, нет. Я пытаюсь познакомить Алекса с новыми людьми, которые чуть помоложе его прежних друзей. Мне кажется, это ему на пользу.

- Это друзья славного Ханса Джеймсона?

Она довольно сурово на меня посмотрела.

- Некоторые из них -- да. Ханс знает весь Лондон, среди его приятелей есть интересные люди, они способны скрасить обед.

- Кто они такие?

- Разные люди.

В Венеции, где снималось "Летнее безумие", меня встретил один из помощников Винсента, который поделился со мной последними новостями. Самую сложную проблему составляла сцена, в которой Кэтрин Хепберн должна была свалиться в канал, сделав неосторожный шаг назад. Никто в здравом уме не рискнул бы войти в контакт с водой в венецианском канале: здесь плавало столько мусора и гниющих отходов... Санитарные службы Венеции хотели избежать скандала, который разразился бы, случись Хепберн подхватить тиф, дизентерию или кожное заболевание, и предложили снять сцену в бассейне. Сама Хепберн, хорошенько присмотревшись к воде в канале, тоже не горела желанием туда нырять, но ни Винсент, ни Дэвид Лин не хотели приносить в жертву здравому смыслу реалистичность сцены. Поскольку невозможно было сказать, сколько раз мисс Хепберн придется погружаться в воду, прежде чем Лин будет удовлетворен, решено было сделать своего рода заграждения в канале из пластиковых полотен, опущенных с барж, а воду на этом участке попытаться очистить при помощи обычных химикатов, применяемых в бассейнах. Именно этот процесс очистки воды я и застал, попав на съемку.

На берегу я увидел своего отца, Дэвида Лина и Кэтрин Хепберн, застывшую в ожидании перед вешалкой с совершенно одинаковыми платьями. Из лодок и барж вокруг них образовалось что-то вроде полукруга, внутри которого вода пенилась, как в ванне, от сброшенных в нее химикатов.

- Если вы рассчитываете, что я нырну вот в это, вы ненормальный, -- заявила Хепберн.

Винсент сбросил пепел с сигары в канал.

- Черт, может быть, пена скоро осядет.

Но пена и не думала оседать. Напротив, как в научно-фантастическом фильме, пузырьки распространялись теперь и за пределы ограждающего кольца. Лин смотрел на отца, явно ожидая от него какого-то решения.

- Ветродуйные машины, -- приказал Винсент.

И Лин, и все стоявшие рядом кивнули в ответ на это гениальное решение, и даже Хепберн улыбнулась. Вскоре прибыли два ветродуя, напоминавшие старомодные пропеллеры от аэропланов. Через несколько минут они подняли ветер ураганной силы, погнавший пену вниз по каналу. Лин спешно приказал включить прожекторы, Хепберн начала пятиться к каналу и, едва вода очистилась, упала туда. Гондольер выловил ее, будто лосося, и втащил в лодку. Лин очертил руками границы сцены и приказал сделать еще один дубль, а мисс Хепберн удалилась за ширму высушить волосы и надеть точь-в-точь такое же платье.

- Какой мерзкий вкус, -- сказала она, полоща рот. -- Будто бассейн в Калифорнии -- сплошная хлорка.

- Так хотя бы безопасно, -- заявил Лин.

Мисс Хепберн скептически посмотрела на него.

- Кто знает, но давайте все закончим до того, как я утону или умру от отравления. Ну и способ зарабатывать на жизнь!

Отец сочувственно покачал головой.

- Она права. Какое дурацкое занятие. Нет смысла стоять и смотреть, как несчастная женщина будет раз десять падать в канал. Вернемся в отель.

- По-моему, Алекс ведет себя как человек, который больше не думает о будущем, -- говорила Лейла. -- О будущем беспокоится теперь Элекса, но не Алекс. Когда-нибудь наступят времена, когда Алекса не будет рядом и нам придется жить самим.

- Тяжело представить себе семейство Корда без Алекса, -- заметил я.

- Поэтому-то отец и хочет, чтобы ты хорошо учился в Оксфорде и хорошо показал себя в "Файнэншл таймс". Он мечтает, чтобы ты как-то устроился.

- И чтобы больше не совался к Элексе?

- Думаю, с этим проблем больше не будет. Помимо новых друзей, которых она недавно завела и с которыми, я думаю, ты подружишься, она стала бывать в определенных кругах, в которые ты не впишешься, равно как и мы.

- Почему это?

- Мы недостаточно шикарны. Заметь, я не сожалею об этом, а твой отец, может быть, даже вздохнул с облегчением, хотя жалеет, что теперь меньше видит Алекса. Прежде Элекса мне нравилась, но она стала очень жестким человеком, и, по-моему, они с Алексом больше друг другу не нужны. Кое-кто из ее нового окружения очень опасен. Она этого еще не знает, считает их умными, проницательными, модными, так оно, наверное, и есть, только она не такова. Алексу все равно. Он богаче, умнее, увереннее их да и по-своему намного беспощаднее. Они его забавляют. Но Элексу они выжмут, как лимон, а кожуру выплюнут.

- Как?

- Не знаю, да это и не имеет значения. Либо уничтожат ее брак, либо ее, либо и то, и другое. Ей пришлось слишком быстро повзрослеть. Где-то внутри живет миленькая девчушка из Канады, и в этом ее роковая слабость. А этими людьми движет лишь холодный расчет, социальные амбиции и уважение к деньгам.

Я задумался о том, что рассказала мне Лейла. Люди, которыми теперь окружала себя Элекса, пугали меня. В их присутствии я смущался, двух слов связать не мог. Сомневался я и в том, что Элексе с ними будет хорошо, хотя и не разделял пессимизма Лейлы по поводу ее будущего.

Я вполне допускал, что у Алекса могут возникнуть сложности с новыми приятелями Элексы. Он сам не любил ходить на приемы и не любил людей, которым нечего делать. -- друзьями Элексы ему было скучно, его наверняка раздражало, что многие из них моложе его и не женаты. Больше того, она вращалась в обществе сама по себе, без него -- молодая, красивая и богатая леди Корда. Подобная независимость вызывала у Алекса ревность.

Через некоторое время я собрался в Париж, где меня должны были ждать друзья. Однако в отеле "Георг V" их не оказалось. Это меня расстроило, потому что я рассчитывал вернуться в Англию вместе с ними да и в Париже пожить в их номере. Вместо этого мне пришлось довольствоваться третьесортной гостиницей, где клиенты девушек всю ночь не давали мне спать. Однажды, вернувшись с прогулки (а я гулял по Парижу целыми днями), я с удивлением узнал, что у меня была посетительница.

- Вы с ней разминулись, -- сказал портье. -- Очень красивая молодая леди, которая приехала в большой американской машине с шофером. Она просила заехать к вашей тете, леди Корда, в "Ритц".

Я выбежал на улицу и взял такси. В "Ритце" портье с удивлением покосился на мою одежду и сказал, что меня ждут. Ее превосходительство ждала меня наверху и просила подняться.

- Где ты был? -- спросила она. -- Твой отец сказал Алексу, что ты в Париже, в отеле "Георг V", но тебя там не оказалось. В конце концов я отыскала тебя в этой гостинице, которая больше походит на публичный дом.

- Так оно и есть, -- ответил я.

Элекса с уважением взглянула на меня.

- Я сказала Алексу об этом, а он ответил, что, слава Богу, хоть кто-то знает, чем заниматься в Париже. Алекс устраивает вечер на сорок человек, и я надеялась, что успею найти тебя.

- А по какому случаю?

- Да просто так, ну, может, чтобы отметить наш приезд в Париж. Мы появились здесь довольно неожиданно, а когда остановились в "Ритце", Алекс стал звонить знакомым, чтобы узнать, кто сейчас в городе. Оказалось, что здесь Лэрри и Вивьен. Они как раз тоже собирались устроить вечеринку. Так что мы начали с простой вечеринки на шесть человек, а теперь у нас сорок приглашенных. На сегодняшний вечер Алекс снял весь ресторан "Ля Ру". Он обговорил меню с шеф-поваром, продумал, где кого посадить, нашел каллиграфа, который написал карточки, отправил сотрудника парижского филиала "Лондон Филмз" на рынок, чтобы он купил цветы в ресторан, шеф-повар приготовил торт, на котором глазурью сделаны портреты Вивьен и Лэрри, а я бегала по всему Парижу в поисках подходящего платья. А у тебя есть синий пиджак?

Я отрицательно покачал головой.

- Пора купить. Бери деньги и бегом. Да, и еще купи белую рубашку и галстук. И пару черных ботинок. Помыться и побриться сможешь здесь, в другой ванной, когда вернешься.

Элекса протянула мне пачку тысячефранковых банкнот примерно на несколько сотен долларов и кивнула головой в сторону двери.

- Кстати, можно вполне избавиться от того, что сейчас на тебе надето. Этот пиджак выглядит так, будто ты в нем спал с тех пор, как уехал из Венеции.

- Так оно и было.

- Здорово, -- сказала Элекса почти грустно. -- Я тоже когда-то так делала.

Когда я вернулся в "Ритц", на мне был темно-синий костюм, белая шелковая рубашка, галстук, новые черные ботинки, а старый пиджак и брюки были уложены в элегантный чемодан. Портье приветствовал меня с уважением и отнес мой чемодан в комнату, которую Элекса предусмотрительно заказала для меня на одном этаже с Алексом. Когда я постучал в дверь его апартаментов, он сам мне открыл.

- Как вам понравилось на юге Франции? -- спросил я.

- На юге Франции? Там хорошо, но потом мне стало скучно. Слишком мало гостей. На яхте их одновременно может быть лишь несколько, да и с берега не так-то просто прийти в гости на чай или на ужин, если хозяин в море. Да, пока я не забыл. Возьми денег, чтобы добраться до Оксфорда. Я догадываюсь, что у тебя ничего не осталось. Мне и самому случалось сидеть в Париже без гроша. Тогда я заходил в студенческие рестораны, смотрел меню и воображал, что я себе заказал бы, если бы у меня было пять франков. А потом шел в другой ресторан и повторял все сначала. А теперь иди в соседний номер и поторопи свою тетю, а то мы опоздаем на эту чертову вечеринку. Где это ты раздобыл синий костюм?

- Здесь, в Париже.

Алекс удивленно поднял брови. Очевидно, Элекса не проинформировала его о моем последнем приобретении и о том, что она его оплатила.

- Вид у него какой-то французский, -- сказал Алекс. -- Я люблю Францию, но у французских портных всегда выходит что-то не совсем так. Надо было тебе дождаться возвращения в Англию, прежде чем покупать костюм.

Я заглянул к Элексе и велел ей поторопиться.

- Почему вы уехали с юга Франции?

- Много будешь знать -- скоро состаришься. Алекс неважно себя чувствовал.

- Он сказал, что простудился.

- Может быть, но, по-моему, дело серьезнее. Да и все равно он хотел вернуться и показаться врачу. У него были боли, сильная одышка.

- Снова сердце?

- Думаю, да. Не инфаркт, но что-то в этом роде. Он хорошо держится, совершенно не жалуется, но, я думаю, боли сильнее, чем он говорит.

- А Мура Будберг сегодня придет?

Элекса нахмурилась.

- Нет. Мы видимся реже, чем прежде. На мой взгляд, она стала слишком нахальной.

По пути к машине мне снова пришла в голову мысль, что Элекса отсекает свое прошлое. Мура знала ее до того, как она стала леди Корда, она, по крайней мере, несет частичную ответственность за то, что познакомила ее с Алексом. Так или иначе, но Элекса и Алекс казались счастливой парой, когда ехали на банкет, держась за руки на заднем сиденье автомобиля.

- Знаешь, -- сказал Алекс, -- как в былые времена.

Продолжение следует

Перевод с английского М.Теракопян