Письмо шестое

Да-с, господин главный редактор. Как известно, для того чтобы увидеть существо знакомого предмета, необходима дистанция. Менее распространено в российских просторах понимание того, откуда такую дистанцию отмерять. Теперь я знаю и это.

Вовсе не об отдаленных туристических оазисах речь. Там притупляется острота зрения, а общая расслабленность организма никак не способствует постижению истинной природы отечественной культуры. Иллюзия и то, что можно достичь необходимого состояния, сбежав прочь из города и глядя на телеэкран в покое чьей-нибудь дачи, -- элегическое настроение отнюдь не помощник. А теперь вообразите себе некий город, имя которому до недавна было Чимкент, но вследствие разрастания суверенности государственного языка Казахстана стало Шымкент: вот именно через "ы".

Так себе город. При Кунаеве успели наполовину выстроить вполне презентабельный центр, где можно теперь обнаружить надписи "Бутик", равно как и поначалу таинственный текст: Arch & Dis Bar. Все прочее -- домики в один-два этажа. Заводы стоят, рынок цветет и разрастается, поглощая остатки тротуаров, куски кварталов, а в осушенном водоеме устроена автостоянка. В пунктах обмена валюты преимущественно обращаются казахские теньге, узбекские сомы и российские рубли (впрочем, редкие доллары тоже возьмут). Согласно статистике, население города сократилось. Согласно общему мнению, разделяемому и властями, -- выросло на четверть за счет мигрантов из разорившегося села, которое теперь некому кормить. Обмана в статистике тоже нет: она учитывает все, что учитывается, тогда как выехавшие в Россию регистрировали отъезд, в отличие от прибывших, которые ни о каких регистрациях не слыхивали.

Уличные фонари из экономии не горят, и, хлюпая по грязи, в БМВ и "Мерседесах" взад и вперед носятся младоказахи и в особенности младокорейцы. На окраине по утрам бушует скотский рынок, а среди невзрачных домиков за глухими заборами прячутся от глаз очень милые частные гостиницы, меблированные и отделанные по евростандарту и с превосходным сервисом. Все напоминало бы Москву в миниатюре, когда бы электричество не отключалось минут на пятнадцать-двадцать каждые два-три часа: суверенные узбекские соседи перекрывают задвижку газопровода, таким образом напоминая северному соседу, что давно пора уплатить часть долга. Телевидение обрело загадочно пульсирующий характер даже и в частной гостинице, хотя в ней через минуту запускают автономный электрогенератор.

Возлежа после дневных консультантских трудов в безназванском отеле на непристойно роскошной койке с мистическим световым венчиком в изголовье, я получил возможность в штрих-пунктирном варианте зреть ОРТ с припиской "Казакстан" и с целомудренным ужатием рекламы до минимума. Это если говорить о бесстыжей московской рекламе, зато местный бизнес отыгрывается всякий час в течение примерно десяти минут, информируя шымкентское народонаселение, в массе своей питающееся лепешкой в день, о свежем поступлении итальянской обуви или суперобоев.

В этих-то обстоятельствах по ОРТ смотрю "Чердачок Фруттис", где восхитительная Валерия Новодворская общается с Пилотами! Есть еще только один канал, и это, супротив ожидания, REN TV, неожиданно шустро продвигающийся в постсоветское пространство и явно работающий на перспективу.

Мне доводилось видывать разные города, в том числе и разрушенные боями, вроде Бейрута, землетрясениями (Спитак), мусорно-опасные, вроде Восточного Лос-Анджелеса, но никогда не предполагал, что в Казахстане встречу воплощение кошмара юности. Те, кто постарше, помнят фильм "На берегу". Тот самый, где после атомной катастрофы уцелевшая подводная лодка обшаривает берега океана в поисках хоть одной живой души. Роман, как водится, был сильнее, но никто не мог забыть, как сквозняк шевелил бутылочку от кока-колы, ударявшую по телеграфному ключу.

Когда я посетил город Шевченко лет двадцать назад, впечатление было странное: город на каменистом берегу Мангышлака, выстроенный на максимуме возможностей тогдашнего Средьмаша, деревья, высаженные в лунки, высверленные в известняке; канал, по которому морская вода вливалась в жерло атомного опреснителя; садово-огородные участки, склепанные из всякого хлама, но обильно политые водой. Теперь город именуется Актау, утратил две трети прежних обитателей, и среди панельных домов бродят новые поселенцы, утилизующие небогатую начинку советского урбанизма как умеют. Реактор опреснителя просто так не отключишь, так что вода, впрочем, никогда не рекомендовавшаяся для питья, имеется.

И здесь мы что-то потребляли со сменными инженерами, воспринимающими себя как инопланетяне, а в это время их дети смотрели на экране телевизора, подключенного к кабелю от спутниковой тарелки, передачу для "продвинутых" младенцев, оснащенных компьютерами, под названием "Позвоните Кузе" и переживали по поводу неудачного дебюта сверстника из Зеленограда и еще по поводу того, что включиться в игру они отсюда не могут. Что-то от Герберта Уэллса, что-то от Рея Брэдбери, еще больше от Станислава Лема...

Однако же эти открытия не были единственными. Алма-Ата не принимала самолеты, и я решил лететь домой через Ташкент, до которого было менее двух часов в машине. Таможенная граница между Казахстаном и Узбекистаном -- вот объект, взывающий к режиссеру со склонностью к неореализму. На казахской стороне драйв-ин Exchange: к машине бросается кучка женщин, жаждущих при свете единственной (из экономии) лампочки обменять теньге на сомы у пассажиров. На узбекской стороне, демонстративно залитой ослепительным светом, кроме стражников, нет ни души -- валюту иметь воспрещено. Заурядный по нашему времени автомобиль разом превратился в машину времени. Въезжаешь в пятнадцать лет назад. Группа высотных, "под ключ" сработанных турками отелей в Ташкенте, с иголочки казино, новое здание городской управы, или хакимата, с надписью латиницей Khakimat дела не меняют. Как мы, оказывается, привыкли к грязноватым, но все же оживленным торговлей улицам: едешь через вечерний Ташкент по чудовищно разбитым улицам, по которым скрежещут почти пустые трамваи, и... ни киоска, ни магазинчика. Как бы городская пустыня, населенная лишь многочисленными полицейскими патрулями, каковые, по рассказам русскоязычных эмигрантов из Узбекистана в Казахстан, вытеснили бандитов со сцены, сочтя рэкетирские функции своей сословной монополией.

А на телевизионном экране в зале аэропорта -- индийский фильм.

Такие получились встречи с одиннадцатой музой, господин главный редактор, и освободиться от новых впечатлений, не законсервировав их в этом письме, я никак не мог. Извините.

Вернулся в стольный град, и... все то же. ТВ крутит сто сериалов сразу по всем каналам, являя одновременно и толику патриотизма, то есть гоняя те же самые старые советские фильмы по кругу. Заговор налицо: нас явно стремятся затолкать в платные кабельные сети, хотя, судя по "ТВ Парку", там что-то не видно шедевров. Забавную, впрочем, устроили штуку, сплавив доверчивым зрителям не тот "Титаник".

Нет, никогда мне не понять силы и страсти, движущие массовой культурой. Американское шоу -- смотрю на восторженные дамские лица, развернутые к стеснительному Ричарду Гиру, будто подсолнухи. Понять можно, ибо обаятелен в самом деле как мало кто. Или как никто. Но вот "ТВ Центр" крутит гала-концерт в честь своего босса -- с Пугачевой, ансамблем МВД и прочими, и опять такие же восторженные лица. Чем восторгаются? Что влечет эти тысячи людей к любой "раскрученной" маске? Однажды мне казалось, что я близок к выяснению тайны. Это было в наиболее подходящем для того месте, то есть в больнице, куда меня упаковало на месяц расшалившееся сердечко. Аккурат тогда крутили первенца среди сериалов, задушевную "Рабыню Изауру". Можно было не смотреть на часы. Ежели медсестры исчезали враз, то вот-вот начнется. Я спускался к "салону", когда там было полнехонько и, тихо стоя в коридоре, смотрел на лица, озаренные сполохами телеэкрана. Чем более бредово-слащаво-неправдоподобными были эпизоды, тем тише и трепетнее становилось дыхание единого зрительского тела. Явственно этой фразы никто не произносил, но она читалась на лике толпы, как если бы ее там вытатуировали: "Как в жизни!" Самое любопытное было после завершения эпизода. Тело толпы распадалось на множество молекул, и те персонажи, которых социологи именуют лидерами референтной группы, начинали растолковывать менее понятливым все, что те не успели или не сумели разобрать сами.

Великий сеанс социальной терапии происходил с регулярностью, вызывавшей истинное воодушевление, и это мне было понятно. Однако полтора десятка сериалов одновременно с десятком почти одинаковых talk show, и везде лица-подсолнухи!..

Это за гранью моей способности понимать, вследствие чего, признавая вслед за незабвенным Фредди Меркьюри, что Show must go on и потому все действительное скорее всего разумно, я прекращаю докучать Вам, господин главный редактор, своими письмами. Примите уверения...