Свой среди своих

Ю.Климов

Cтрасти по рыжему герою

Вот он пробирается, осторожно принюхиваясь и озираясь, по глубокому нетронутому снегу -- рыжий герой экранной повести Юрия Климова "Жил-был лис". Еле-еле успел увернуться от когтей громадного, черной тенью свалившегося с безоблачного неба беркута. Слава Богу, ушел, уцелел -- вон замелькал в редколесье узкоглазый умница. Ба! Да вот он и сам разоряет гнездо, негодяй, и аппетитно чавкает не то птенчиками, не то яичками...

А вот и незваные и довольно беспардонные гости на его, лиса, территорию заявились -- трехмесячные близняшки-медвежата. Возятся всюду, лезут, роют, облизываются. Лис бедный весь извелся! Да как прогонишь? Вон какие пузатые, башкастые, настырные -- чем их напугаешь?

Потом лис снова чудом уйдет уже от орла. И снова будет добывать себе пропитание. И ночью, прекрасной лунной ночью, вопреки всем известной песенке со словами "спят медведи и слоны", наш герой, как и многие животные, не только не уляжется спать, а, наоборот, будет особенно бодр и удачлив в охоте.

Потом перед глазами лиса откроются ужасающие картины того, что натворили люди. Он будет потерянно бродить по лесному пожарищу, где, непонятно как выжившая, уползет от него старая гадюка. И он чуть не утонет, прыгая по мокрым бревнам, которыми запружено и забито водохранилище.

Так он и путешествует, затаиваясь и ожидая, преследуя и настигая кого-то, пробегает по таежным, ему одному ведомым тропкам, переплывает опасные ручьи и речки, карабкается на крутые склоны сопок и прыгает по буреломам и камням.

Лис не один. Он наблюдает, как шествует среди вековых кедров красавец марал, как неслышно подкрадывается к своей жертве полоз, как несут свою караульную службу сторожевые посты в колонии сусликов... Но время проникает в этот самодостаточный мир: зима сменяется весной, проходит короткое яркое лето, и снова падает снег. Лисья жизнь, насыщенная событиями и впечатлениями, коротка!..

- Что поделаешь, -- говорит режиссер Юрий Климов, -- в дикой природе очень редко кому из животных удается дожить до глубокой старости и естественной смерти. Это жизнь, а я ведь не сказочник, я натуралист, режиссер научного кино.

Последний в России

Семейство режиссеров-анималистов никогда не было многочисленным и почему-то равномерно распределялось по бывшим советским республикам. Рейн Маран -- Эстония, Пятрас Абукявичюс -- Литва, Вячеслав Белялов -- Казахстан, Игорь Гузеев -- Украина, Владимир Ахмедов -- Туркмения, Семен Агай -- Узбекистан и, наконец, Юрий Климов -- Ленинград, Санкт-Петербург, Россия. Правда, в Москве еще продолжает трудиться родоначальник и патриарх -- девяносточетырехлетний Александр Михайлович Згуриди, но он давным-давно снимает игровое, а не научное и не анималистическое кино.

Итак, Юрий Климов -- единственный и, может быть, последний "зверописец" России.

Фильмы его хорошо известны и любимы многими. Он снимал тюленей и скорпионов, верблюдов и редких птиц. Трудно, наверное, сказать, кто из пернатых, волосатых или чешуйчатых не появлялся в его фильмах.

Я почему-то особенно люблю коротенький и, казалось бы, простейший из его фильмов -- "Як". Невероятные, головокружительные пейзажи: пронзительная синь неба, льды высочайших вершин мира, бездонные пропасти -- это фон, на котором развивается действие фильма. Именно действие, потому что описательная на первый взгляд кинолекция, как всегда, превращается Климовым в рассказ, повесть, роман. Это самое поразительное в его творчестве: из обыденных событий жизни природы режиссер умудряется выстроить фабулу, увлекательный сюжет.

Коротко и просто, документально точно выстроен этот немудреный рассказ о жизни в экстремально суровых, жестких условиях. По глубине эмоционального воздействия это диснеевский "Бэмби", только без сентиментальной приторности и витиеватой сказочности. И еще это незатейливое повествование оставляет пространство для глубоких философских обобщений, подводит к пониманию изначальной мудрости жизни природы, ее бытия.

Юрия Климова можно сравнить с Сетон-Томпсоном. Климовские истории полны сюжетного драматизма и детской прозрачности, их мудрость, не теряя документальности, полна тепла и соучастия.

Но Климов был и остается режиссером научного кино. Он никогда не позволит себе вранья и трюкачества в погоне за занимательностью. Его фильмы точны и научны, как книги Брэма, Даррелла, рисунки Ватагина. В этом как раз и заключается не только не вызывающая сомнения образовательная и воспитательная ценность его картин, но и их особое обаяние, особое эстетическое свойство.

- Важно, -- говорит Климов, -- как и зачем сделан тот или иной фильм о дикой природе. Американцы, например, делают огромное количество картин, где о животных рассказывают и показывают невероятные небылицы. В этих остросюжетных боевиках звери и птицы умеют все. Ведут разведку, спасают попавших в беду людей, принимают команды по радио, чуть ли не на компьютерах работают. Кто видел телесериал "Поиск и спасение", вероятно, помнит такие эпизоды. На каждой встрече со зрителями дети и даже взрослые, насмотревшиеся таких картин, задают мне уйму вопросов, а мои ответы чаще всего разочаровывают их...

Человечество издревле умело обучать животных уморительным трюкам и потешалось затем над их человекоподобием, потешалось тем самым больше над собой, изучая себя. "Очеловечивание" дикой природы притягательно и сегодня, хотя развлечение это не претендует чаще всего на высокий художественный уровень и удовлетворяет вкусы тех же зрителей, которые не пропускают ни одного латиноамериканского "мыла". Увидеть и понять внутренние законы природы -- задача куда более сложная, требующая уже художнических усилий. Художник стремится приблизить, показать нам этот мир во всей его естественности, нетронутости, раскрыть красоту и гармонию природы даже в таких ее проявлениях, как шипение атакующей кобры или смертельная схватка беркута с волком.

Кадр из фильма "Змеи"

Зверье и система Станиславского

- Не надо думать, что режиссер-анималист в научном кино абсолютно все снимает совершенно документально, то есть только методом кинонаблюдения. Конечно, это главный, основной наш прием. Большая часть наших кадров снимается именно так -- скрытой камерой. Да, мы строим хитроумные шалаши и укрытия и неделями, а то и месяцами подсматриваем диких животных из такой "засады". Однако совсем обойтись без животных если не обученных, то хотя бы немного прирученных или несколько привыкших к человеку, все-таки невозможно. Ну как, скажите, сколько десятков лет надо было бы, поставив в определенном месте камеру, ждать, когда именно в этом месте, "лицом в объектив" волк нападет на яков? Разумеется, такие эпизоды поставлены, "разыграны", если хотите. И вопрос достоверной точности, научности того или иного анималистического кадра совсем не в этом.

- Как это?

- А вот так. Ты же знаешь, к примеру, что твой пес непременно помчится с громким лаем за кошкой... Или кот Вася за мышью. Точно? И естественно, да? Документально, достоверно. Нормальная логика реакции хищника. Дальше ведь уже не столь важно в ситуации, когда ты хочешь запечатлеть эту "охоту", специально была вытащена и выпущена эта кошка-мышка или ты случайно этот момент уловила, выждала с камерой в руках.

Ну, мы примерно то же самое и сделали. Взяли лиса из зоопарка, привезли в его естественную среду обитания и устроили те же "кошки-мышки". Или, как в "Яке", волка только выпустили из автобуса, "прокатного", конечно же, зоопарковского, плюющего на людей волка, а дальше уже -- природный инстинкт. Волк, естественно, стал в своей нормальной волчьей манере на яков нападать, а они, в свою очередь, в соответствии со своими нормальными природными инстинктами заняли круговую оборону.

Иной раз документально запечатленный каким-нибудь фотолюбителем кадр демонстрирует такой необычный трюк, такой уникально редкий в жизни животного, столь не свойственный его нормальному поведению поступок, что зоологам остается только руками развести. Чудеса иногда случаются и в природе. Все понимают, однако, что отдельные исключения не опровергают многократно проверенных закономерностей.

В то же время "постановочно" организованный кадр, в котором привыкший к человеку и даже почти прирученный зверь в полном соответствии со своими природными инстинктами и естественной манерой поведения совершает какое-то привычное для своего вида действие перед камерой, ничуть не противоречит научности фильма. Тут ведь важно заметить, что мы если и "разыгрываем" перед объективом какие-то эпизоды, то это обычно эпизоды, многократно нами виденные в дикой природе прежде. Мы никогда не дрессируем зверей, не заставляем их делать то, что они не делают или делают в исключительных случаях. Мы не ставим цирковой спектакль, а просто создаем условия, необходимые для того, чтобы животное смогло повторить на камеру что-то из своей обыденной жизни.

Короче говоря, я работаю, как правило, по системе Станиславского, предлагаю дикому зверю естественные обстоятельства и наблюдаю за ним...

Но даже взятые "напрокат" из зоопарка тигр, волк или соболь все равно дикие, особенно когда находятся не в клетке, а в нормальной среде своего обитания. Единственное, что отличает такое животное от собрата, выросшего на воле, -- оно людей не только не боится, наоборот, рядом с ними часто чувствует себя в большей безопасности, чем в полном одиночестве. Однако от домашних животных его отделяет пропасть.

Непросто изо дня в день возиться с такими "артистами". Даже из железного гаража чуть было не ушел через подкоп ночевавший в нем волк и потом уж был поселен на время съемок в местную тюрьму, посидел маленько в одиночной камере. Вообще выпустить из клетки любого зверя нетрудно, а вот загнать его обратно не то что с территории зоопарка, из тайги -- попробуй-ка!

Необходимо чувствовать, понимать логику поведения животного, умело предугадать каждое из принимаемых им решений. Только мысленно "войдя в его шкуру", будешь знать, куда поставить камеру, как не потерять его в дикой природе.

С такой "свободой" удается снять Климову не только выпущенных из клетки, но и абсолютно диких, "случайно встреченных" бобров и оленей. Режиссер знает, что бобер, оказывается, может принять за воду расстеленную на траве подсветку из фольги и всегда побежит к ней, а олень ходит по своим владениям "галсами" не прямо, а по синусоиде. И такие вот знания всегда подскажут группе, где ставить камеру.

То, что это "система Станиславского", сомнений не вызывает. Остается, правда, другой вопрос: кто больше "вживается в образ" -- тот, кому "предлагают обстоятельства", или тот, кто предлагает?

Этот вопрос я, правда, не задавала, зато спросила о том, о чем Климова спрашивают постоянно и при этом самые далекие от кинематографа люди...

- Нет, нет, никакой я не особый любитель трудностей и бытового дискомфорта. Это просто жестокая необходимость -- знать географию, биологию животных и мотаться от Арктики до пустыни. Нужда заставляет жить в сырой палатке или строить временную избушку. А впрочем... Да нет, просто приходится поддерживать себя в форме. И животное надо иногда погладить совсем не потому, что мне так хочется, а потому, что это его успокаивает и передает ему мою энергетику, мою уверенность. Ну просто фильм без этого не сделать...

Да, вот выдранного из когтей беркута лиса Климов выхаживал "собственной энергетикой" в собственной постели...

Там, где умеют считать деньги, давно определено, что одна минута экранного времени, если это подлинно научное анималистическое кино (то есть "чистая зверология"), стоит от трехсот до тысячи долларов. Легко посчитать все дальнейшее. Часть -- минимум три тысячи. Полнометражный фильм может стоить и миллион. Даже танки и самолеты оказались бы дешевыми безделушками по сравнению с теми золотыми яйцами, которые могли бы нести наши режиссеры-анималисты. Если бы да кабы...

- У меня нет проблем, где достать деньги, -- говорит режиссер. -- Деньги с удовольствием заплатит любая фирма почти не глядя, то есть глядя только на то, что мы уже сняли, и на набросок заявки или сценария. Но платят они при этом и за авторские права. А значит, снятые нами за их счет фильмы увидят только их зрители. Нам же потом собственных картин не видать как собственных ушей, и наши российские зрители мои последние фильмы, возможно, уже не увидят никогда...

Фильмы о любви

Юрий Климов, конечно же, уникален. В его картинах все полно страсти, трагедий, ярких индивидуальностей, как в хрониках Шекспира.

Вспоминается, например, такой эпизод из довольно старого его фильма о гренландских тюленях. На экране один за другим появляются "портреты" зверей, автор, как бы прочитывая биографии своих героев по пятнам на шкурках, рассказывает о каждом. Их морды, нет, в таком рассказе уже лица, становятся для зрителя индивидуально неповторимыми, выразительными, дорогими.

Однако тюлени -- это понятно. Но даже снимая таких устрашающих гадов, как скорпион или змея, режиссер пробуждает у зрителей не просто интерес, а уважение и даже симпатию, заставляет порой любоваться не самыми милыми созданиями природы. Его тайный восторг перед каждым ползающим, скачущим, бегающим или летающим существом проявляется даже в первых набросках сценариев (за редчайшим исключением сценарии пишет он сам). Читаем: "О кобра, священная змея многих народов... Символ вечности и мудрости. Не гневайся. Мы не причиним тебе зла. Не пугай людей... Ходят легенды о гипнотической силе твоего взгляда. Успокойся! Когда ты спокойна, у тебя добрая морда ужа. И глаза у тебя с круглыми зрачками неядовитой змеи".

Я рассказала Климову о поразившей меня на фестивале в Канне реакции тамошних зрителей на эпизод, где режут свинью в фильме "Самостоятельная жизнь" В.Каневского. Все мои французские друзья были просто в шоке, узнав о том, что у нас подобные кадры снимаются с настоящим убийством животных да еще, возможно, и с дублями.

- Зато у них зачастую не просто показываются, а смакуются на экране сцены, когда не человек убивает животное, а животные убивают, терзают других животных, -- сказал на это Климов. -- А мы не хотели, чтобы волк на самом деле загрыз ячонка. Я могу показать срезки, где видно, что сразу вслед за нападением я влетаю в кадр и оттаскиваю волка.

- Как же это оттаскивать-то, ведь загрызет?

- Ну, не загрызет, конечно, но без руки оставить может запросто. Понимаешь, тоже надо и повадки волчьи знать, и ситуацию как-то почувствовать...

- Знать за что хватать?

- Да нет, я просто вошел в "раж", как говорится, а зверь же это всегда чувствует и уступает. Он просто не выдержал -- не захотел кровопролития...

И в том нашем примере с кошками-мышками Климов наверняка не допустил бы настоящего убийства. Он ведь действительно "вживается" в шкуру не только хищника, но и жертвы. И потому чувствует не только, на какое конкретное дерево будет улепетывать кошка или в какую именно щель прошмыгнет мышь, но очень точно ощущает и весь ужас преследуемого, и даже его боль или страх боли и смерти...

Все климовские сорок с лишним фильмов о животных -- это фильмы о любви. В них есть почти "эротика". А картина "Маэстро Беркутчи" -- просто секс-боевик. Удивительно нежная привязанность беркута, его беспредельная верность хозяину-беркутчи, оказывается, не что иное, как "лав стори"! Ловчая птица, беркут-охотник -- всегда "дама", орлица, влюбленная в человека-мужчину. С юмором фильм фиксирует все перипетии этого романа: и бурные сцены ревности, и размолвки, и примирения...

Маэстро Беркутчи -- баянист, преподаватель музыкальной школы в сибирском поселке -- взял в зоопарке хворого беркутенка, выходил, вырастил и обучил его (нет, ее, беркутенок -- помните? -- всегда должен быть "девочкой", хотя зовут ее Алтай) совместной охоте. Но это сказать легко -- вырастил, воспитал, обучил! Режиссер делает нас свидетелями, почти участниками повседневной несуетливой и многотрудной жизни этой пары, и мы отчетливо понимаем, какое невероятное терпение требуется от человека, "связавшего свою судьбу" с такой гордой птицей. Часы, недели, месяцы, годы... Нужно ведь не безропотное послушание, не собачья преданность. Нужно другое -- взаимопонимание и абсолютно равноправное сотрудничество. Почти телепатическая связь существует между ними, и когда по пояс в снегу маэстро гоняется за своей своенравной подругой, она в конце концов обязательно возвращается и милостиво позволяет ему лечить свои покалеченные в схватке с лисом когти. А когти-то, оказывается, не просто лечить, "протезировать" надо! И Алтаю вместо утраченных своих маэстро делает искусственные металлические когти. Это ведь главное боевое оружие беркута. Смертельно опасны эти крючья-кинжалы и для человека -- даже тогда, когда подружка "забудется" в выражении нежной привязанности. А когда злится? У хозяина ведь семья. Дома в присутствии соперницы -- жены Нади -- беркутица нахальна невыносимо. Она не просто ревнует. Она властно требует безраздельного господства, полнейшей верности. Для того чтобы так точно придумать и снять такие вот эпизоды, надо, мне кажется, не только любить и знать животных, обладать талантом не только режиссерским, надо еще, видимо, другой, тоже уникальный почти талант иметь -- талант любви. Да, вопрос этот уж слишком какой-то личный, чтобы обсуждать его вот так -- для дела. Как об этом говорить и тем более -- как писать? Но я уверена, что Климов гораздо лучше и больше, чем очень многие из нас, знает все "про это".

- Любовь у тюленей? Да, это было, конечно, не так легко "организовать". Мы нашли парочку, которая "занималась любовью". И, поскольку тюлени очень нежные и страстные любовники и почти "отключаются" в этом процессе от окружающего, смогли с камерой к ним подобраться. А вот с "соперником" пришлось помучиться. Довольно далеко от этой эротической сцены присмотрели здоровенного и явно мечтающего о подруге холостяка и начали его "выводить" на парочку... А кругом ведь лунки, в каждую из которых этот и так недовольный жизнью, а тут еще и растревоженный нами парень мог в любую секунду нырнуть, чтобы охладить свой пыл. Приходилось нам с оператором по очереди закрывать эти лунки своими телами по всему маршруту... В конце концов, как-то "допасли". Ну, а уж когда он увидел любовников!.. У!.. Дальше ты помнишь по фильму? Любовный турнир -- это потрясающе! Это я люблю снимать. Это не то, что... Я ведь снял, но так и не смог вставить в фильм об уссурийских тиграх эпизод, где тигроловы настигают, скручивают, засовывают кольями в клетку красавца тигра. Не смог, ну просто не смог это в фильме показывать... Это ужасно... Я не могу такие вещи делать... Не могу, и все...

Не раз и не два повторял Климов одну и ту же мысль о том, что мы, люди, вообще-то, по-видимому, мутанты. Мы -- единственные среди живущих на Земле, кто уродует и уничтожает ее.

- Мы проходим по родной планете, как марсиане, не в состоянии ни куст, растущий под окном, назвать по имени, ни птицу по голосу распознать, ни траву под ногами определить...

Он говорит "мы", а я думаю про себя: "Нет, Юрий Михайлович, тут надо разделиться. Мы-то и вправду, пожалуй, уже не земляне. А вот вы, те, кто стоит с камерой между нами и дикой природой, еще не перестали ими быть..."

Грустно, что людей, умеющих показать жизнь природы, так мало. Даже в масштабах планеты. А в России действующий режиссер-анималист Юрий Климов один и остался. Нет ни учеников, ни последователей -- пустота за спиной. А как зазывал молодых! Но хлопотное это дело -- скитаться от Арктики до пустыни, месяцами в палатке, на консервах и сухарях, чтобы войти в жизнь зверья, как свой среди своих. А лет Юрию Михайловичу немало. И однажды на краю света, на одном из островов Командорского архипелага, режиссер уже пережил инфаркт...

Почем кайф?

- Нет, нет, я еще не потерял надежду передать все хитрости своего ремесла кому-то из молодых. Хотя... вот вроде бы и занимаюсь этим делом с 1992 года. Заведую кафедрой, веду мастерскую у нас в ЛИКИ, который теперь стал Институтом кино и телевидения, -- мастерскую режиссуры научно-популярного и учебного кино. Мой предмет так и называется -- "киноанималистика". Студенты есть, есть ученики, а последователей нет... Уж очень специфическое это занятие -- фильм о живой природе снимать. То ли дело Эрмитаж: этот зал я снимаю завтра, тот к среде подготовлю... Рембрандт в лес не убежит, а под паркетом полынья не промоется.

Парень, который стал бы слушать про киносъемку тюленей-медведей как о мечте своей жизни, с профессиональным интересом, а не просто из любопытства, -- о, такой парень должен в палатке родиться, а может, в байдарке. Это должно быть где-то внутри изначально заложено -- тяга к диким местам, простору, нехоженым тропам. Чтобы физически невозможно было жить без запаха леса, шума прибоя, голосов зверей и птиц...

Жаль, конечно, что сын не пошел по моим стопам. У него своя жизнь, своя профессия. Я почему еще в программе "В мире животных" изредка что-то рассказываю? Все надеюсь, а вдруг кто-то где-то, нет, не в Москве, не в Питере, а где-нибудь в Якутске услышит меня, найдет, отзовется...

Вот сейчас мы снимали медведей не в ближнем краю -- на Байкале. Медведи просто так "балдеть" на берегу Байкала не станут: строго по делу пришли. Да, деловые, очень даже деловые, крутые ребята. Быстренько камушки все попереворачивают, ручейниками налопаются и в чащу, в кромешную тьму, там без подсветки ничего не снимешь в такую погоду. Тут не просто пару-тройку занятных планов снять надо, очень редких. Надо сразу же монтировать -- в голове, соображать надо, эпизод сразу видеть надо. Подснять тут же выразительные кадры, перебивки, детали. Сюжет должен сразу выстроиться, маленький законченный рассказик, повествование -- ясное, четкое, понятное даже тем, кто о медвежьей психологии мало что знает. Медведи на все наши задумки чихать хотели, у них свои проблемы, свои задачи и с нашими планами никак не пересекаются. Встрянешь случайно -- мало не покажется. Лояльно настроенного к человеку медведя на прокат из зоопарка не возьмешь и в такую даль, в родной медвежий угол с собой в клетке не попрешь. Приходится к диким приспосабливаться. Без права на ошибку и дубли.

Хотя с теми, кто из зоопарка, кто уже стал кинозвездой и вроде бы "всегда готов", тоже неожиданные проблемы возникают. Вот, не хотел тебя расстраивать... помнишь лис был, который у меня "Нику" получил и за которого столько стран и телекомпаний моим работодателям деньги платили? Погиб он. При исполнении... Ужасно погиб. Его ночью из вольера украли и убили. На шапку. Зимой дело было. Летом-то он облезлый, грязный, линялый. А тут зима...

Так мне хотелось о нем вторую серию снять, и сценарий был готов! А теперь как снимешь? У него, помнишь, нос был такой смешной для лисицы, как бы чуть-чуть курносый. Найди теперь такого же! А без точного портрета какая же теперь вторая серия? А характер? А манеры, походка, мимика и жесты? Выпустишь, бывало, его из клетки на поляночку, прямо на камеру, и он тут же -- простодушный такой малый -- своими делами спокойненько займется, на нас и аппаратуру нашу ноль внимания. Доверяет, понимает, что вреда от нас никакого. Потом, правда, умница такой, чувствует, что в клетку назад его хотят загнать, и тут уж кто кого перехитрит и надует... Специально такого не найдешь и не воспитаешь. Разве что судьба пошлет. Но это вряд ли...

- Сегодня все только и говорят: деньги, деньги... И чего ты так мало берешь с иностранцев за свои фильмы? Ведь трудности, риск не вернуться со съемок...

- Как это мало? А удовольствие? Я иногда думаю, может, это мы должны платить, я и моя группа, за наш не всем понятный кайф? За возможность вдруг взять и улететь на Байкал, через полгода -- на Северную Землю, а там еще куда-то (пока не скажу куда, чтоб не сглазить)... Как-то прикинул -- в общей сложности более семнадцати лет своей жизни провел без пола под ногами, без телевизора и телефона. Бывает, спохватишься -- что я, дурак, в самом деле, полжизни в палатке... а потом подумаешь: а что хорошего в хрущобе, хоть и рядом с Невским? Нет, у меня и дача есть, только вот был я там последний раз лет пять назад, кажется...

Мы говорили о том, как еще мало знают люди о животных, об их внутреннем мире. Считается, что у них, в отличие от нас, нет бессмертной души. Но вот почему-то во всех монастырях, где борьбу с грызунами ведут только с помощью кошек, никогда не скажут о кошках "живут у нас", а говорят "несут послушание"...