Александра Маринина: «Я оптимистка»

Наталья Сиривля. Читателю, озабоченному "правдой жизни", интересно, насколько биографически близки вам обе ваши героини -- оперативник Настя Каменская и писательница Татьяна Томилина.

Александра Маринина. Биографических совпадений не так уж много. С Настей у меня общее только то, что мы обе закончили юрфак, после этого надели погоны и пришли на службу в МВД. На этом совпадения кончаются. Настя училась в физико-математической школе, а я в английской, Настя очень долго не выходила замуж, хотя у нее был друг -- верный Леша, я вышла замуж очень рано, в восемнадцать лет. Первый брак мой длился всего четыре года, и мы расстались с мужем нормально и без скандалов. То есть тут совершенно ничего общего. Что же касается второй героини, то она из Питера, а я там жила в детстве, но никогда не работала. Татьяна тоже закончила юрфак, но работает следователем. Я следователем не была никогда, как и оперативником. Она без конца выходит замуж, что мне тоже абсолютно не свойственно... То есть в смысле биографии -- общего практически ничего нет. Общее может быть лишь в складе характера, в складе мышления...

Н.Сиривля. В своих романах вы постоянно используете один и тот же эффектный прием: прежде чем Настя углубится в решение какой-нибудь из своих любимых интеллектуальных задачек, вы описываете ее физическое самочувствие: плохие сосуды, озябшие ноги, страстное желание закурить или выпить кофе... Это позволяет читателю идентифицироваться с героиней на психофизическом уровне и усиливает удовольствие от разгадывания интеллектуального ребуса. Вы намеренно конструируете этот набор физиологических ощущений или...

А.Маринина. Нет, это все мое. У меня действительно плохие сосуды, низкий тонус, всегда пониженное давление. Я так же, как и Настя, патологически ленива во всем, что не касается сидячей работы. Мне лень двигаться, ездить куда-то, перемещаться... Сейчас, когда не нужно ходить на службу, я вообще по пять-шесть дней не вылезаю из дому. Слава Богу, муж приносит продукты, сигареты... А за столом могу сидеть сутками: писать, анализировать, составлять таблицы, графики. Для меня в этом -- ни с чем не сравнимое наслаждение.

Я ведь пятнадцать лет проработала в Академии МВД. Потом я перешла с научной работы на административную -- в Московский юридический институт МВД России на должность заместителя начальника отдела. Три года там проработала и теперь подала рапорт на пенсию. Я считалась очень успешным криминологом, одним из сильнейших аналитиков в нашей системе. В этом смысле, конечно, Настя списана с меня. Мне тоже знаком этот азарт, странное чувство в области солнечного сплетения, когда о чем-то догадываешься и вдруг теряешь. Начинаешь крутить и так и сяк, вспоминать, о чем думала до этого, какие бумажки смотрела. Сидишь, сидишь, пока наконец до тебя не дойдет. Особенно, когда в таблицах что-то не сходится, допущена какая-то ошибка...

Н.Сиривля. А вы занимались, как Настя, переводами детективных романов?

А.Маринина. Детективных -- нет. Я переводила научную литературу. Еще в университете начала этим подрабатывать, сами понимаете, стипендия маленькая...

Н.Сиривля. Когда у вас возник интерес к детективному жанру?

А.Маринина. Детективы я люблю с детства! Мое детство -- это середина 60-х. Появившийся тогда восьмитомник Конан Дойла весь у меня был зачитан до дыр. Так же, как книги из начавшей тогда выходить серии "Зарубежный детектив".

Н.Сиривля. И кто из авторов детективов вам близок?

А.Маринина. Жапризо. Хотя он, конечно, жуткий эстет, это меня раздражает. Но психологии там -- просто выше крыши. Это мне нравится. Там нет никакой крутизны, разборок на крышах, в подвалах с крысами и т.д. Еще -- Эд Макбейн, профессиональная кухня 87-го полицейского участка. Очень люблю. Конечно же, Сименон! Когда меня называют "русской Агатой Кристи", я думаю: "Настанет ли когда-нибудь время, когда меня назовут "Сименон в юбке"?" Сравнение с Сименоном было бы мне чрезвычайно лестно.

Н.Сиривля. А из наших авторов?

А.Маринина. Наши авторы не обсуждаются. Я не хочу ни с кем портить отношения.

Н.Сиривля. Но если не называть имен: какие модели детективов, триллеров, боевиков вам любопытны?

А.Маринина. Триллеры и боевики -- это не для меня. Когда я начинаю читать и на пятой странице обнаруживаю, что кто-то "уткнулся в волосатую мошонку", -- я закрываю книгу. Нет, нет, нет. Я люблю классический детектив, где есть загадка, сложные отношения, драмы, препятствование разгадке... К сожалению, мне кажется, что в современном российском детективе... Может быть, есть такие авторы, но они мне до сих пор как-то не попадались...

Н.Сиривля. А когда вы начали писать?

А.Маринина. Смотря что? Стихи, например, пишу с детства, а детективы -- совсем недавно, с 1991 года.

Н.Сиривля. Почему вы вдруг решили писать детективы?

А.Маринина. А ради интереса! Попробовать, что получится.

Н.Сиривля. Мне показалось, что для ваших романов характерна определенная тематическая эволюция. В начале 90-х вас еще интересовали реалии политической и социальной жизни: мафия, коррупция, разборки между различными государственными структурами... А в последних романах вы все дальше уходите в сторону сугубо частных человеческих драм и конфликтов. Это так?

А.Маринина. Нет, это не так. Политические разборки меня вообще никогда не интересовали. Единственная книга, имеющая отношение к политике, -- "Не мешайте палачу". Это был эксперимент. Я, честно говоря, не хотела ее писать. Политика меня не волнует, я не читаю газет, ни во что не вникаю... Но тогда началась предвыборная президентская гонка, и мой друг, бывший начальник, ныне литературный агент, уговорил меня: "Ты посмотри, сколько там интересного происходит, напиши, попробуй!" Я попробовала, и всё. Это единственная моя вещь, где есть хоть какая-то политика. Все остальные мои книги исключительно про личные драмы.

Психологические коллизии -- ревность, месть, неразделенная любовь, отношения с детьми, родителями, любовниками, чувство зависти, комплекс профессиональной неполноценности -- для меня не в пример интереснее. Вот сейчас я пересмотрела фильм Формана "Амадей", и меня страшно увлек феномен Сальери -- то как он приходит к Моцарту в дом, трогает его вещи, слушает его музыку... Зависть, всепоглощающая страсть, способная лишить человека сна и толкнуть на преступление. Я думаю использовать эту коллизию в своем следующем романе.

Н.Сиривля. Иными словами, в основе ваших романов всегда лежит некая психологическая коллизия, на которую уже накручена криминальная интрига. Это, вероятно, и привлекает публику.

А.Маринина. Будем надеяться, что да.

Н.Сиривля. Складывается впечатление, что успех ваших книг связан с тем, что они позволяют читателю отвлечься, я не говорю от "подлинной реальности", но от того образа реальности, который предлагают средства массовой информации. Когда читаешь газеты, кажется, что наш человек лишен частной жизни и целиком встроен в патологическую социальную систему. Вы сознательно стараетесь переключить внимание с общего на частное.

А.Маринина. Вы знаете, я вообще ничего не делаю сознательно. Просто пишу то, что мне самой хотелось бы прочитать.

Н.Сиривля. Вы экспериментируете с разными жанрами, вводите, например, в свои романы элементы научной фантастики...

А.Маринина. Нет, у меня вообще нет фантастики. Все основано на реальных научных исследованиях.

Н.Сиривля. А в романе "Иллюзия греха"...

А.Маринина. Понимаете, медицинские эксперименты в области евгеники ведутся по всему миру -- во всяких секретных лабораториях и сумасшедшими одиночками. Люди так или иначе пытаются воздействовать на генетическую природу человека, хотя внушительных успехов никто пока не добился. У моего героя доктора Волохова тоже пока не очень все получается. Его дети, обладающие исключительными способностями в одной области, совершенно беспомощны в других. Ира -- феноменальный солдат, но у нее полностью разрушена иммунная система. Остальные дети -- вообще инвалиды. Так что ничего выходящего за рамки современных научных достижений я в этой книге не описала.

Н.Сиривля. Очень часто главными злодеями в ваших книгах оказываются сверходаренные, неординарные люди -- врачи, режиссеры, экстрасенсы... Вы действительно считаете, что чрезмерная одаренность ведет к социально девиантному поведению?

А.Маринина. Нет, конечно. Просто одаренный человек способен придумать неординарное преступление, которое интересно будет раскручивать. Моя героиня Настя Каменская -- специалист по разгадыванию изощренных интеллектуальных загадок. Расследование какого-нибудь заурядного бытового убийства ей не интересно. Читателям, я думаю, тоже.

Н.Сиривля. Вы используете в своих романах реальные уголовные дела?

А.Маринина. Нет, никогда. Но иной раз я использую реальные жизненные ситуации. "Иллюзия греха", например, выросла из заметки в "Московском комсомольце" о том, что мать выбросилась из окна с тремя детьми, а старшая девочка при этом успела убежать и спрятаться у соседей. Я стала думать не о том, почему мать выбросилась, а о том, что должен чувствовать ребенок, вдруг, да еще таким трагическим образом, лишившийся семьи и оставшийся круглым сиротой. Мне была интересна девочка, и, собственно, ради образа Иры Терехиной я написала всю книгу. Это к вопросу о том, как рождается сюжет. Для усиления драматизма я придумала еще, что мать и младшие дети остались живы, и девочка получила на свою шею четырех инвалидов.

Н.Сиривля. Преступления, которые вы описываете, как правило, весьма экзотичны: сумасшедшие ветераны, состоящие на службе у мафии, убивают кинозвезд на фестивале по "черному списку" ("Черный список"), подпольная кинофабрика снимает фильмы с настоящими убийствами ("Игра на чужом поле"), загадочный фонд психологической поддержки последовательно сводит людей с ума ("Я умер вчера") и т.д. Может быть, вы, следуя законам жанра, намеренно прибегаете к такого рода изощренным, многоходовым комбинациям, поскольку действительные преступления, в изобилии совершаемые сегодня, эффектному аналитическому раскручиванию не поддаются?

А.Маринина. Ну почему же... Аналитическому разгадыванию поддается в принципе любое преступление. Более того, есть преступления, которые невозможно раскрыть никаким иным путем. Вот вам пример. Часто со страниц газет и с экранов телевизоров раздаются возмущенные крики: "Раскрываемость заказных убийств всего 12 процентов!" Господа хорошие, это огромная цифра! По идее должно быть ноль целых ноль десятых. Заказное убийство сконструировано так, что по уликам его раскрыть невозможно. Только аналитическим путем, тщательно исследуя, кому это выгодно.

Н.Сиривля. То есть любое преступление можно раскрыть, только доказательств для суда найти невозможно...

А.Маринина. Это другой вопрос.

Н.Сиривля. На фоне других детективов, где герои -- милиционеры, отчаявшись побороть преступников законным путем, запросто используют пытки, шантаж, угрозы и т.д., в ваших книгах поражает совершенно ювелирный характер оперативной работы. Не только отдел по борьбе с тяжкими насильственными преступлениями, где служит Настя Каменская, работает, как часы, но и вся милиция в целом. В одной из книг ниточкой, приведшей к раскрытию преступления, становится тщательный обход гаражей, который не поленился провести участковый. Вы идеализируете ситуацию или преступления действительно раскрываются у нас таким образом?

А.Маринина. Спросите любого сыщика, и он вам скажет, что раскрытие преступления -- почти всегда, на девяносто процентов, случайная вещь. Просто повезло: нашли свидетеля, он что-то видел, вспомнил, оказался на месте... Но, ради того чтобы обнаружить и использовать эту случайность, нужна добросовестнейшая, кропотливая работа: всех обойти, всех опросить, правильно задавать вопросы... На этом все держится. И в милиции, безусловно, есть такие люди, правда, в основном старой школы. Молодых почти нет, к сожалению.

Н.Сиривля. Сюжеты многих популярных сегодня романов и фильмов свидетельствуют о том, что в общественном сознании практически размыта граница между законным и незаконным, между преступлением и естественным стремлением человека к самореализации...

А.Маринина. Вы имеете в виду, вероятно, фильм "Брат"...

Н.Сиривля. И его тоже.

А.Маринина. Здесь дело не в размытости границ... Речь идет о трагедии современных российских войн, в результате которых появляются такие вот мальчики. Добрый, тонкий, очень русский, очень душевный -- пришел-таки попрощаться с этой чудовищной прошмандовкой-наркоманкой. Очень чистый: наркотики не пошли, тусовки ему не нравятся, ему нравится Вячеслав Бутусов, и он смотрит на него, как на икону... Но мальчик участвовал в военных действиях, и это убило в нем сострадание к чужой жизни. Он привык стрелять на поражение.

Я читала разные критические отзывы об этом фильме и специально посмотрела его, чтобы понять: неужели правда все, что о нем пишут. Мне кажется, критики просто не разобрались. "Фильм, вызывающий сочувствие к убийце..." -- если он у вас вызывает сочувствие к убийце, это ваша проблема. А масса других людей воспринимает картину иначе. Она сделана не для того, чтобы вызвать сочувствие к убийце, а для того, чтобы показать, что бывает с чудесными, хорошими мальчиками, у которых достает силы духа сохранить в себе эту чудесность, но вот с одним дефектом... Это не фильм плохой. Это страна у нас такая. Которая мальчиков на войну посылает.

Н.Сиривля. Но ведь это связано не только с войной. Вообще вся система нынешних отношений -- производственных, экономических, житейских -- во многом основана...

А.Маринина. ...на насилии. Вы знаете, мой учитель психиатрии -- он очень любил яркие формулировки, которые меня жутко раздражали, -- как-то сказал: "Россия -- это нация психопатов". Я завелась: "Почему ты так говоришь! Что это означает?" Он ответил: "А ты вспомни фильмы, на которых воспитывались поколения наших родителей, на которых воспитывались мы. Фильмы о героическом революционном прошлом, где самый главный положительный герой в острой ситуации, вместо того чтобы собраться и интеллектуально переиграть противника, рвет на себе тельняшку: "Давай, стреляй!" Это чисто психопатический жест. Когда ты не можешь собрать мозги, не считаешь нужным это делать и отвечаешь бессмысленной агрессией на агрессию".

И мы на этом воспитаны. В нашем представлении герой -- это человек, который может закатить в рыло или устроить истерику. Чудовищно, конечно. Недаром американцы сейчас плачут от русской мафии. Потому что у наших бандитов, перебравшихся туда, совершенно иные стереотипы, алгоритмы решения проблем. Американская мафия существует не один десяток лет и имеет свои традиции, каноны сосуществования с судебной и полицейской системой... Там, как правило, до последнего стараются договариваться, и только если нельзя договориться, начинают стрелять. А у нас никто даже не пытается договариваться. "Дай!" -- "Не дам!" -- "Ах так? Вот тебе, получай пулю!" Разговор закончен. Негибкие, неумные, не умеющие вести переговоры, недальновидные. Это наша беда. Что делать? Семьдесят лет советской власти нас так воспитали: дальновидное только политбюро, а все остальные должны слушаться. Собственная дальновидность никогда у нас не поощрялась.

Н.Сиривля. И вы видите перспективы выхода из этого психопатического состояния общества?

А.Маринина. Конечно! Может быть, перспективы не такие близкие, но они есть. Я вижу поколение молодых мальчиков, лет на пятнадцать моложе меня, -- они уже другие. Они считают, причем умеют считать не только деньги, но и просчитывать варианты. Кстати, работа с компьютером очень в этом смысле дисциплинирует. А поскольку компьютером увлекаются сегодня все дети, начиная с десяти лет, это особым образом тренирует мышление. Компьютерные игры вариативны: сделаешь так, будет то-то. Дети учатся думать и предвидеть последствия.

Так что все будет. Может быть, не сразу, но мы научимся решать проблемы цивилизованно. Мы сейчас еще просто дикие. К тому же нас еще спаивают. Алкоголизированная, психопатизированная, не умеющая самостоятельно мыслить страна. И на нее вдруг еще обрушились деньги, которые у кого-то есть в огромном количестве, а у кого-то отсутствуют вообще. Это же психологическая травма, которую не каждый умеет пережить. Сейчас жуткий период. Но все наладится. Вырастут здоровые дети, устроится экономика, все будет... В этом смысле я оптимистка.