Мартин Скорсезе: «Куда идет кино?»
Конец века кино, совпавший с концом двадцатого столетия, побуждает кинематографистов к саморефлексии. Пытаясь, видимо, разобраться в том, чем же он всю жизнь занимался, Мартин Скорсезе апеллирует к опыту тех современных режиссеров, чье творчество высоко ценит. Скорсезе озадачивает коллег пятью вопросами о кино, и эта анкета, которую мы перепечатываем из французского журнала Cahiers du cinema, представляет интерес не только благодаря ответам уважаемых респондентов, но и благодаря вопросам ее составителя -- признанного в мировом кино авторитета, синефила высшей пробы, классика, продолжающего удивлять, автора, собирающего кассу.
1. Куда идет кино? Склонно ли оно исчезнуть, изобретает ли нечто новое для своего возрождения или переживает период мутации?
2. Черпаете ли вы вдохновение в старом кино? Если да, то каким образом и у каких режиссеров?
3. Что вас заставляет снимать фильмы?
4. Выиграна ли битва за то, чтобы считать кино полноправным видом искусства? Если да, то что это принесло? И что еще осталось сделать, чтобы закрепить эту победу?
5. Был ли в вашей жизни какой-то момент, когда вы, глядя на экран, подумали: вот таким и должно быть кино?
ДЖОН КАРПЕНТЕР
1. Куда идет кино? Вперед! Меняются стили, развивается технология, но базовая -- трехактная -- структура голливудского фильма остается. Независимые фильмы привлекают сейчас более широкую аудиторию, чем это было несколько лет назад. Личностный фильм -- то есть выражающий индивидуальный взгляд режиссера -- все еще живет.
2. Я нахожу колоссальное вдохновение в старых фильмах. Моя работа проникнута влиянием Хоуарда Хоукса, Бунюэля, Хичкока, Джона Стерджеса, Орсона Уэллса и многих других...
3. Ставить фильмы -- единственное, на что я гожусь.
4. Огромное число зрителей не воспринимают кино как искусство и всерьез: для них оно лишь развлечение. Тем не менее существует небольшой процент людей, которые признают, что некоторые фильмы могут считаться произведениями искусства.
5. Момент, раскрывающий для меня суть кино, -- это моя любимая сцена искупления в "Рио Браво": герой, достигающий перемирия с тьмой. Песня "Перережь глотку", призванная испугать до смерти, вызывает противоположную реакцию. В великом голливудском стиле это наиболее смелый момент. Несравненное кино.
АБЕЛЬ ФЕРРАРА
1. Куда идет кино? Оно идет прямо на... Я только что видел "Коротышку" (Get Shorty). Для меня Элмор Леонард, автор романа, по которому снят фильм, является, так сказать, Марком Твеном проклятого двадцатого столетия. Он предложил мне экранизировать "Коротышку", и я совершил ошибку века -- отказался, потому что это было в тот самый момент, когда мне дали деньги на "Короля Нью-Йорка", и ситуация была -- "сейчас или никогда"... Я видел фильм трижды -- в самолете, и в четвертый раз я, наконец, сосредоточился. Что произошло? То, что представляло интерес в романе, из фильма исчезло...
Куда идет кино? Туда, куда его хотят привести.
2. Мое вдохновение -- Марти1. Ну, что на самом деле можно сказать? Жан Виго, но не Джозеф Лоузи? Ингмар Бергман, но не Майкл Сноу? Кино как воздух. Оно здесь, и все! Я чувствую солидарность со всеми режиссерами -- хорошими, жестокими, отпетыми, потому что все они на одной и той же галере пытаются снять хороший план в омерзительных условиях. Должен, однако, признаться: я черпаю вдохновение в том, что меня окружает, а не в фильмах тех или иных, пусть самых лучших, режиссеров.
3. Что меня побуждает снимать? Для меня снимать -- как дышать. Это дело я люблю. Помните, у Дилана: "У каждого -- свой дар". Слава Богу, есть на свете нечто, что я умею делать, иначе я был бы управляющим в "Макдоналдсе". Но снимать столь же просто. Это как дыхание или биение сердца.
4. Что об этом печалиться? Я даже не знаю, что такое произведение искусства.
5. Роберт Де Ниро и Харви Кейтел в задней комнате бара в "Злых улицах"; необыкновенно длинный план эпизода в маленьком помещении, снятый с низкой точки, в "Печати зла" Уэллса; Кристофер Уокен, сидящий на гробе своего брата в моем последнем фильме "Похороны"; сцена, в которой я убиваю спящего нищего электродрелью в моем первом фильме "Сверло-убийца" (The Driller Killer).
АЛЕН РЕНЕ
1. Я -- человек, который сам не знает, куда он идет. Кино, как и его приятели-подружки -- живопись, танец, театр, музыка, архитектура, скульптура, песня, мюзик-холл, -- это бабочка, которая периодически становится гусеницей, чтобы вновь перевоплотиться в бабочку другой расцветки.
2. Для меня нет "старых" фильмов. Поскольку я их смотрю, все они со- временны. Я всегда веду себя, как на охоте, и ворую без зазрения совести у всех режиссеров. Особенно много дичи в лесу -- в произведениях -- Мартина Скорсезе.
3. Я долгое время цитировал ответ одного коллеги: "только жадность". Теперь я думаю, что "приносить домой хлеб" -- более точная формулировка.
4. ...
5. Рискуя показаться снобом, скажем... ночное вторжение в дом в фильме Борзеджа "Восход луны"2.
ДЖОН ВУ
1. Кино не собирается никуда исчезнуть, но в нем нет больше чистоты, красоты, энтузиазма, нет былого изумления перед реальностью. Нет всего, что его характеризовало, особенно в эпоху экспериментов французской "новой волны".
Сегодняшнее кино стало слишком простым; оно утратило свою выразительность. Большая часть фильмов довольствуется пересказом историй; их стараются сделать как можно приятнее и для этого "принаряжают", но в результате фильмы лишаются всякого содержания и совершенно нивелируют личность режиссера.
Я верю, что в будущем нас ждут огромные перемены. Возможно, новая "новая волна" сосредоточится на духовности человека, на его взаимоотношениях с природой.
2. Меня главным образом волнует кинематограф 60 -- 70-х годов. Я испытал в равной степени влияние Феллини, Антониони, Скорсезе, Пекинпа, Копполы, Мельвиля, Трюффо, Деми, Кубрика, Хичкока и Куросавы. Все режиссеры "новой волны" -- французской и американской -- внесли свой вклад в мою творческую жизнь, изменив представление о кино. Я изучал не только их технику, но и новый метод режиссуры; дух и характер их фильмов оставили во мне глубокий след. "Жюль и Джим", "Самурай", "8 1/2 ", "Злые улицы", "Дикая банда", "Доктор Стрейнджлав...", "Семь самураев", "Шербурские зонтики", "Крестный отец" -- все эти картины оказали громадное визуальное воздействие на мою работу. Главным открытием для меня было то, что, когда эти режиссеры рассказывают историю, камера, по существу, становится персонажем первого плана.
3. Я люблю живопись, поэзию, людей, музыку. Ребенком я хотел стать музыкантом. Но, старея, понял, что никогда не сумею все осуществить, уделяя столько времени каждому из своих хобби. Только в кино я получил возможность соединить все эти элементы, сделать их совокупность новым средством выражения. Но самое важное, по-моему, состоит в том, что все эти великие французские и американские режиссеры заразили меня желанием снимать кино. Я их воспринимал как поэтов, которые отдали своим произведениям частичку себя. Кино стало для меня интимной страстью. Скорсезе -- его я считаю одним из своих учителей -- кажется мне образцом режиссера с поэтическим видением. Он, как и другие мои любимые авторы, выразил в своих произведениях собственный внутренний мир. Именно благодаря их интеллектуальной честности я решил заняться кино.
4. Я верю, что эта битва выиграна. В качестве примеров я приведу такие фильмы -- произведения искусства, как "Лоуренс Аравийский", "Жюль и Джим", "Злые улицы", "Бешеный бык", "Дикая банда", "2001: Космическая одиссея", "Крестный отец", "Самурай" (имевший невероятный успех в Азии), "8 1/2" и т.п. Эти фильмы оказали сильнейшее влияние на молодые поколения кинематографистов. Потому и появилось столько независимых режиссеров; их стало гораздо больше, чем раньше. Амбициозные авторские фильмы намного содержательнее голливудской суперпродукции. Если бы удалось сохранить этот дух независимости в системе финансирования крупнобюджетных фильмов, мы наверняка нашли бы тот уголок, где режиссер смог бы выразить себя перед широкой аудиторией.
5. Меня на самом деле столько всего поразило в кино, что я просто дам список фильмов с ключевыми сценами:
"Злые улицы": финальная сцена, когда Роберт Де Ниро идет по улочке, зажимая рану на шее.
"Жюль и Джим": стоп-кадры Жанны Моро.
"Самурай": начальная сцена с птичьей клеткой на первом плане и лежащим на диване Аленом Делоном -- на заднем.
"8 1/2": первый эпизод, когда Марчелло Мастроянни парит над автомобильной пробкой.
"Крестный отец": сцена, в которой по окончании всех разборок Дайана Китон спрашивает Майкла, принадлежит ли он к мафии, а Майкл отвечает "нет" и закрывает дверь, которая их разъединяет.
"Семь самураев": последняя сцена, торжество крестьян, в то время как последний самурай остается у могил своих исчезнувших друзей.
"Бонни и Клайд": перед финальной бойней любовники долго и молча смотрят друг на друга, принимая свою судьбу.
"2001...": первые две минуты эпизода про первых людей.
"Дикая банда": в борделе перед знаменитой сценой финальной расправы, когда эти типы переглядываются и Уильям Холден роняет: "Что это значит?.."
ТАКЕШИ КИТАНО
1. Могу сказать, что то кино, с которым я знаком, не исчезает. Оно будет существовать до тех пор, пока я не перестану снимать фильмы, которые хочу увидеть... Я отдаю себе отчет в том, что сегодня на рынке больше всего "фильмов одноразового использования". Тех, что не задерживаются в сознании зрителей даже на один день. Это напоминает ситуацию с одноразовыми зажигалками. С годами число их заметно увеличивается, но ценность, скажем, одной зажигалки "Данхилл" остается неизменной. Распространение "одноразовых фильмов" никоим образом не сказывается на значении кино -- такого, каким мы его знаем.
2. Честно говоря, меня не вдохновляют другие режиссеры. Я скорее учусь на ошибках, которые сделал в своих предыдущих фильмах.
3. Фильмы я воспринимаю, как игрушки. Нет ничего более приятного, чем снимать фильмы.
4. В целом, да, выиграна. Скажем, мои фильмы являются художественными в том смысле, что я их делаю не для того, чтобы всем понравиться. Что же остается? Продолжать снимать то, что я сам хотел бы увидеть.
5. Кино -- это необъяснимая или неразрешимая загадка. Я ее придумываю, а публика вольна ее разгадывать так, как пожелает.
ОЛИВЬЕ АССАЯС
1. Куда идет кино? Что я об этом знаю? Куда идут люди, снимающие кино? Этот вопрос мне кажется более простым и доступным. Меня прежде всего интересует современность и те, кто в своем искусстве ее трансформирует, -- таков мой склад ума. Таких людей, я думаю, много -- причем в любую эпоху, -- и они мне ближе всего. Как всегда (или, скорее, как это зачастую бывает), они создают произведения вопреки коммерческой выгоде (даже если их фильмы имеют успех), как всегда, они не имеют ничего общего с конформизмом, игнорируя или отрицая расхожие идеи и то, что эпоха объявила "правильным", "приличным": так что же изменилось?
Коммерция, конформизм, расхожие идеи сегодня всемогущи: тем лучше, неопределенные очертания такого рассеянного повсюду врага -- благоприятное условие для партизанской войны.
Ее ведут многие уважаемые мною режиссеры. И, мне кажется, с большим успехом.
2. Великие режиссеры прошлого, как и великие художники -- "великими" я называю тех, кто волнует меня лично, -- задают масштаб того, на что способно искусство. Насколько оно может затронуть сущность бытия и прожитой жизни, насколько точно может передать удовольствие или красоту, которую оно запечатлевает на века. Сталкиваясь с этим, осознаешь перспективу пути, который открывается перед тобой: все возможно, и горизонт безграничен. Да, горизонт безграничен. Но если хочешь, ты можешь топтаться на месте.
Все допустимо: об этом свидетельствует прошлое.
3. После своего первого фильма я уже отвечал на подобный вопрос: "Почему вы снимаете?" Хуже вопроса быть не может. Кто вам на это дает право? Что вас заставляет думать, что вы можете снимать? Что разрешает вам заниматься этим искусством? И даже выражать свою точку зрения по этому поводу? А что побуждает кого-то писать, другого -- сочинять, и почему третий поет? Потому что ему это необходимо? Во имя чего? На каком основании? Это ни о чем не говорит. Потому что "ни к чему другому не пригоден", как лучше всех сказал Беккет...
Когда кто-то получает широкое признание или поддержку публики, то за это всегда можно спрятаться, утаив и недоразумения, и сомнения, и ложь -- хотя известно, что нет ничего более ошибочного, чем такое спокойствие. Меня этот вопрос отсылает к гипотезе о самозванстве, которое преследует любого художника. И готово вас увлечь.
"Зачем вы снимаете?" Я бы так сказал: отчасти для того, чтобы попытаться на этот вопрос ответить.
4. "Битва за то, чтобы считать кино полноправным искусством" меня не касается, поскольку я не считаю, что кино принадлежит к пластическим искусствам -- за исключением некоторых захватывающих, но маргинальных случаев, -- и не думаю, что оно может быть сопоставимо с литературой.
Я полагаю, что кино превосходит возможности "полноценных видов искусства" и таким образом -- прежде всего поэтому -- является одним из центральных событий истории ХХ века.
5. Отвечу цитатой из Жана Жене: "Только истины такого рода -- те, что недоказуемы и даже ложны, те, которые невозможно довести без абсурда до их логического предела, то есть без отрицания этих истин и самого себя, -- и должно прославлять произведение искусства. Никогда они не будут иметь счастье или несчастье быть применимыми в жизни. Пусть они живут в песне, в которую они превратились и которую они порождают.
Нечто схожее с гнилью заражало мое прежнее видение мира. Но однажды, в поезде, глядя на пассажира, который сидел напротив меня, я понял, что один человек не хуже другого, я не подозревал (или, скорее, об этом смутно догадывался, так как внезапно грусть нахлынула на меня, и, хотя ее можно было вынести, она меня больше не отпускала), что это знание повлечет за собой столь неумолимый распад".
Cahiers du cinema, 1996, N. 500, mars
Перевод с французского Зары Абдуллаевой
1 Мартин Скорсезе. -- Прим. ред.
2 Фрэнк Борзедж (Frank Borzage) -- голливудский режиссер, известный главным образом благодаря своим немым и первым звуковым лентам, две из которых ("Седьмое небо", 1927 и "Плохая девчонка", 1931) принесли ему "Оскар" за лучшую режиссуру. "Восход луны" (Moonrise) -- фильм 1949 года. -- Прим. ред.