Разум и чувства

Киноакадемики предпочитают мейнстрим

В одиннадцатый раз были вручены профессиональные призы Российской академии кинематографических искусств "Ника". И в одиннадцатый раз радость победителей не спешила разделить пресса, претендующая быть законодательницей вкусов. Мало того что мы не умеем радоваться чужому успеху и слишком плохо воспитаны, чтобы быть комильфо хотя бы перед кинокамерой, как это делают в Голливуде во время вручения "Оскаров", -- на другой день после церемонии "Ники" ты еще прочитываешь парочку текстов, один другого ядовитее, где доказывается, что победитель взял явно не по чину, а члены академии, как всегда, оплошали, в очередной раз проявив "некомпетентность и дурной вкус". Академикам влетело за то, что "Три истории" Киры Муратовой даже не попали в основные номинации. Что "Брат" Алексея Балабанова в процессе голосования лишился всех своих номинаций, кроме "лучшего фильма", и это лишнее доказательство непрофессионализма и невменяемости голосующих. И еще -- за то, что Александр Сокуров снял с голосования свой фильм "Мать и сын", номинированный на призы за лучшую работу оператора и звукооператора. Мол, большой художник не хочет иметь дело с жюри, которое по определению не может адекватно оценить его картину.

Никто, однако, не заступился за Вадима Абдрашитова ("Время танцора") и за Лидию Боброву ("В той стране"), не получивших персональных наград. Претензии четвертой власти на "высшую справедливость" и "хороший вкус" оказываются, как правило, всего лишь амбициями лоббистов той или другой картины.

Между тем коллективный выбор академиков вовсе не иррационален, как представляется оппонентам. Ежегодные рейтинги "Ники" кажутся сплошным противоречием лишь для тех, кто хочет таковыми их видеть. Беспристрастный анализ результатов голосования по основным номинациям за одиннадцатилетнюю историю "Ники" обнаруживает кое-какие закономерности. И логику голосующих -- немудреную, но железную.

Первым триумфатором Киноакадемии -- в 1988-м голосовали скопом, всем союзом -- был Тенгиз Абуладзе с "Покаянием". Десять лет назад художник еще почитался мессией, а "Покаяние" и впрямь было посланием, дошедшим до нас "из-под глыб". Могло и не дойти.

Но непонятно вроде бы, почему всего лишь два года спустя, когда "Маленькая Вера" Василия Пичула гремела в Америке и Европе, "Нику" за лучший фильм получил "экшн" "Холодное лето пятьдесят третьего..." Александра Прошкина. Сенсационной же картине, кассовому чемпиону и символу перестройки, досталась победа лишь в одной номинации: Наталья Негода получила приз "За лучшую женскую роль". Ну как тут не вмазать киноакадемикам за традиционализм, архаизм и эстетическую фригидность! На самом деле -- в обратной проекции причинно-следственные связи проясняются четче -- здесь сработал более сложный механизм, чем равнодушие к "новым веяниям". На сознательном уровне мы крушили старые мифы о главном, на подсознательном же -- на них опирались. Ведь "Холодное лето..." воспринималось не как жанровое, а как идеологическое кино. Мифология сталинского, читай, коммунистического, террора подавляла в картине и в нашем восприятии жанровую мифологию. "Маленькая Вера", хотя и была последним нашим кассовым чемпионом за счет единственной эротической сцены -- тогда это еще было неслыханной смелостью, -- смотрелась антиподом "Холодного лета...": она демистифицировала и демифологизировала реальность. Она разрушала. В мейнстриме ей места не было. А наши академики, как и голливудские, предпочитают мейнстрим авторскому кино. И не любят чернуху. А тот факт, что главную "Нику" в 1990-м получил "Астенический синдром" Киры Муратовой, фильм отнюдь не позитивный и совсем не мейнстримовский, скорее авангардистский, говорит о том, что выборщики подвержены "злобе дня" и сложившемуся групповому мнению. Картина создала вокруг себя мощнейшее поле. К тому же Муратова стоически боролась с цензурой, покушавшейся на финал с матерящейся женщиной, и переборола ее. Что прибавило ей сочувственных голосов. Не забудем, что советская власть еще была, и Госкино пусть и не в полной мере, но сохраняло свои карательные функции.

Между прочим, в том году на профессиональные призы претендовали неслабые картины: "Мать" Глеба Панфилова, "Такси-блюз" Павла Лунгина, уже получившего приз Каннского фестиваля за режиссуру, "Оно" Сергея Овчарова. Выбор был. И то, что лучшим фильмом был назван "Астенический синдром", свидетельствует не о внезапном приступе "хорошего вкуса" у академиков, но о том, что такого рода коллективный выбор -- в отличие от экспертного -- всегда идеологичен. Только идеологически можно объяснить феномен "Ники"-91, когда не самая удачная комедия Эльдара Рязанова "Небеса обетованные" получила шесть крылатых статуэток. Шедевр мейнстрима "Ребро Адама" Вячеслава Криштофовича не выдержал конкуренции. Прорвалась одна Инна Чурикова, получившая "Нику" за лучшую женскую роль.

Снобы, пуще всего боящиеся, что их заподозрят в "плохом вкусе", спешат отмежеваться от картин, чей массовый успех очевиден. Уточним -- от своих, российских картин. Голливудским блокбастерам и мелодрамам успех великодушно прощается, ибо, как бы ни были убоги голливудские хиты в содержательном плане, они по определению куда более мастеровиты, технологичны и визуально привлекательны. С этим не поспоришь. Но сдается мне, что массовый зритель покупается не на технологию, а на мифологию. Она прошибает экранный глянец, как трава -- асфальт.

В 70-е критика решительно разошлась со зрителем -- мелодрама "Москва слезам не верит" у нас была объявлена "опиумом для народа", а голливудские киноакадемики дали ей "Оскар" как лучшему иноязычному фильму. С тех пор так и повелось: не нравятся нам российские картины, номинированные на "Оскар", а также "Оскар" получившие. При этом Голливуд нам импонирует, как никогда раньше, а голливудский анфан террибль Квентин Тарантино, получивший престижную статуэтку только за сценарий, стал у наших снобов просто культовой фигурой. Воистину нет пророка в своем отечестве.

Дай ревнителям "хорошего вкуса" волю -- они повсюду ввели бы систему критериев жюри ФИПРЕССИ, которому по статусу вменено ценить эстетиче-ский изыск и новизну кинематографической формы. Актуальность темы, а тем паче расчет на массовую аудиторию (при самых высоких эстетических кондициях вещи) -- лишь повод исключить картину из списка для голосования.

Может быть, присуждаемый на Рождество "Золотой Овен", от щедрот Марка Рудинштейна отошедший ныне критикам, примирит нашу критическую элиту с "Никой"?

Киноакадемики "голосуют сердцем". И помогай им Бог! Они руководствуются скорее чувствами, чем разумом. Имеют право. Огромную роль в их оценках играет "человеческое, слишком человеческое". Что ж, киноакадемики тоже люди. И ничто человеческое им не чуждо. Вывод парадоксален: кинематографисты, становясь зрителями, практически не отличаются от собственной публики. Публика же "всегда права".

Киноакадемики предпочли "Вора" "Брату" и "Танцору". Не сомневаюсь, что профессиональный выбор в данном случае дублирует зрительский (хотя и не располагаю статистикой кинопосещений -- она рухнула вместе с прокатом). Если кого-то шокирует, что художники судили своих коллег "не выше сапога", иными словами, оказались (другой скажет: опустились) на уровне своего зрителя, тому вопрос на засыпку: что лучше -- когда художник "страшно далек от народа" (русская типология) или когда он, напротив, страшно к нему близок (голливудская типология)?

Вроде бы нынешний вектор движения переменил направление и со страшной силой мчится в сторону Голливуда. И если развеять постмодернистский туман, на поверку окажется, что наши киноакадемики и американские судят фильмы с одинаковых позиций. Голосуют за общедоступное, но художественное кино. Это демократический выбор. И он обнадеживает. Он говорит о том, что у художников проснулось чувство самосохранения. И заставило их повернуться лицом к народу. Срабатывает инстинкт выживания, и нет нужды, что снобы окрестили это здоровое чувство "дурным вкусом". Голливуд -- тот ноль внимания на своих снобов. Голливудские академики не стесняются своего выбора -- его демократизма, традиционности и моральности. Они поощряют художников, которым удалось собрать в кинозалы десятки миллионов зрителей и сообщить им нечто "разумное, доброе, вечное". Поощряя мастеров масскульта, американские кинопрофессионалы вновь и вновь подтверждают высший смысл своей морали, своего образа жизни. Тут косность и традиционализм возведены на пьедестал охраны вечных ценностей.

Нас же массовый успех всегда смущал -- он и сегодня на подозрении, несмотря на то, что мы давно забыли, как он выглядит. Разве что "Титаник", зашедший в нашу тихую гавань, напомнил о днях былых, когда публика хаживала в кино и даже стояла в очереди за билетами. Не удержусь, чтобы не процитировать Бориса Парамонова. "Русская нынешняя интеллигенция внутренне не демократична, поскольку она продолжает любить хорошие книги больше хорошей жизни, -- пишет он. -- Русские люди... не понимают, что "секс" важнее "сублимаций"1.

Тем не менее обласканный в Голливуде "Вор", так и не получивший, увы, вожделенного "Оскара", взял-таки реванш в своем отечестве. Он отхватил сразу пять "Ник" из одиннадцати возможных для игровой картины: за лучший фильм, за режиссуру, за музыку и за главные актерские роли. Победа Павла Чухрая казалась делом решенным уже в момент оглашения номинаций: у "Вора" их оказалось десять. Больше, чем у кого бы то ни было. И чуть меньше, чем у "Титаника", при том, что оскаровская номенклатура куда более обширна. Так что чья-то удачная острота: "Вор" -- это наш "Титаник" -- еще и точна по существу. "Брат" Алексея Балабанова остался в номинации "Лучший игровой фильм" в зияющем одиночестве, без поддержки эскорта, и был обречен. А вот к "Времени танцора" академики были более благосклонны -- самая спорная картина года, вызвавшая не самые благожелательные оценки в прессе, имела пять номинаций и получила две "Ники": Александр Миндадзе за лучший сценарий и Зураб Кипшидзе, трагичный, как античный герой, и острый, как кавказский кинжал, -- за роль второго плана.

Вменяемость, в каковой эстеты упорно отказывают киноакадемикам (многие оставаясь при этом действительными членами Академии), проявляется в номинациях второго плана, где требуется прежде всего экспертная оценка, куда меньше связанная с категорией "вкуса", чем оценка общая -- "лучший фильм". Номинации за операторскую работу и работу художников, за качество звука и музыку, как правило, точнее и беспристрастнее, равно как и призы. В перспективе же все должно прийти к модели Американской киноакадемии, где технологические достижения оцениваются коллегами по цеху.

А общие оценки -- повторю еще раз -- идеологичны по определению. Нынешний выбор -- "Вор" как фильм года -- не исключение. Это редкая по нашим несентиментальным временам картина, которая заставила многих -- в буквальном смысле -- заплакать. О себе. О нас. О том, какие мы были хорошие, чистые, верующие. Как нас обманывали, обкрадывали и предавали, а мы все равно верили и любили...

Но то, что считывается с ходу, конечно же, не главное. В своей "балладе о воре" Павлу Чухраю удалось -- как бы это поточнее сказать? -- заменить файл в нашей коллективной памяти, не убивая прежний. "Вор" -- изнанка "Баллады о солдате", ее "низкая" версия, спущенная на грешную землю с горних высот. Но не менее трогательная, а душевная -- даже поболее. В "Балладе о солдате" был романтический герой, бесплотный и жертвенный. Именно такой герой воплощал наше тогдашнее экзальтированное мироощущение. Герой "Вора" -- блатарь Толян, он же -- в терминах Голливуда -- трагический гангстер. В нашем кино подобная типология не могла возникнуть по понятным причинам, а возникнув у В.Шукшина в "Калине красной" поперек генеральной линии и вопреки ей, развития по существу не имела. Была еще интересная попытка у К.Ершова в "Грачах" -- и все, обрыв. Сегодняшние экранные бандиты и киллеры никакого отношения к этой пунктирной линии не имеют -- "качки" со стероидными бицепсами, в отличие от блатарей, не укоренены в фольклоре.

В "Воре" есть еще и то, что точнее всего назвать "русским драйвом". А вот это уже достояние сугубо авторское. Выборщики откликнулись на "месседж" "Вора", потому как нам и впрямь свойственно "голосовать сердцем". Словом, это любовь, и все рациональные аргументы тут -- вздор.

В Голливуде, как можно догадаться, проблема выбора стоит куда острее. Картин не просто много, а очень много. А без количества не достичь искомого качества. И это определяет дистанцию между нами и ими. Это меняет дело: количество фильмов и их художественное качество. А не наличный состав Киноакадемии. И тем более не качество призового шоу. В обозримом будущем нам не грозит затмить шоу оскаровское. Хотя бы потому, что у нас другой темп речи. И рассаживаемся мы по местам в течение часа, да и то понукаемые, американцы делают это в секунды, едва прозвучит специальный сигнал.

Спектакль, который неизменно ставит сам Юлий Гусман, отец-основатель "Ники", -- постоянный повод для демонстрации "хорошего вкуса" рецензента на фоне дурновкусия постановщика. Но представим себе, что режиссер отказался от своих любимых кавеэновских затей, не пригласил Ширвиндта с Державиным, уволил телеграфное агентство АТАС, отменил кинокапустник и навсегда расстался с "попсой". Спрашивается: "кто остался на трубе"? Только "получанты" и "вручанты". Ну и как это будет выглядеть? Много ли найдется энтузиастов такого шоу и кто, какой телеканал его купит? Нас ведь ничем и никем не проймешь. Гусман из года в год мучается с залом, режиссируя "оживляж", необходимый для телеверсии шоу. (По-моему, это и есть самый смешной и самый органичный сюжет шоу, начисто пропадающий при монтаже телеверсии.) И даже Валдис Пельш, человек-генератор, человек-вихрь, специально приглашенный, чтобы встряхнуть и завести публику, так и не смог переломить инертность зала. Раскочегарил его на какой-то момент. После чего зал потух, как неразгоревшийся костер. Никудышная из нас массовка.

...Но было одно событие в тот вечер, и оно, мне кажется, и есть идеальный прообраз "Ники".

Вручался приз "За честь и достоинство" Марине Ладыниной, народной артистке и звезде. На сцену вышли партнеры Марины Алексеевны: Евгений Самойлов, Владимир Зельдин, Владлен Давыдов. Красавцы, кавалеры, мужчины. Какая осанка, какая профессиональная культура, какой, черт побери, темперамент! Как пламенно и молодо звучал монолог "пастуха" Зельдина, обращенный к "свинарке" Ладыниной. А она, прелестная, женственная, с нестареющим звенящим голосом... И сколько в этом было жизни, и грусти, и нежности...

Профнепригодность зала, заполненного в основном профессионалами, колола глаз на фоне ослепительного артистизма и достоинства наших великих стариков. Нет, богатыри -- не мы.

¹ П а р а м о н о в Б. Конец стиля. М., 1997, с. 18 -- 19.

Победители конкурса Российской академии
кинематографических искусств "Ника" за 1997 год

Лучший игровой фильм
"Вор"
Режиссер -- Павел Чухрай
Продюсер -- Игорь Толстунов
ООО "НТВ-Профит",
Продюксьон Ле Пон, Руассифильм (Франция),
Государственный комитет Российской Федерации по кинематографии,
Независимый центр кинематографии Франции, Канал+ (Франция)

Лучший неигровой фильм
"Среда. 19.07.1961"
Режиссер -- Виктор Косаковский
Санкт-Петербургская студия документальных фильмов

Лучший анимационный фильм
"Долгое путешествие"
Режиссер -- Андрей Хржановский
Школа-студия "ШАР"

Лучшая режиссерская работа
Павел Чухрай
"Вор"

Лучшая сценарная работа
Александр Миндадзе
"Время танцора"

Лучшая операторская работа
Александр Антипенко
"Маленькая принцесса"

Лучшая музыка к фильму
Владимир Дашкевич
"Вор"

Лучшая работа звукорежиссера
Ася Зверева
"Царевич Алексей"

Лучшая работа художника
Сергей Коковкин, Валерий Юркевич
"Царевич Алексей"

Лучшая работа художника по костюмам
Лариса Конникова
"Царевич Алексей"

Лучшая мужская роль
Владимир Машков
"Вор"

Лучшая женская роль
Екатерина Редникова
"Вор"

Лучшая роль второго плана
Зураб Кипшидзе
"Время танцора"

Честь и Достоинство
Марина Алексеевна Ладынина