Сказка о совершенном времени

Версия сериала "Ну, погоди!" как зеркала эпохи развитого социализма

"Ну, погоди!"

Стиль времени ярче всего проявляется в вещах, вроде бы совсем не призванных его выражать. Вспомним гранитные пресс-папье и мраморные настольные лампы сталинских времен. Невольно просочившаяся в их облик идея о капитальном переустройстве мироздания сквозит в банальной утилитарности и сегодня. Архитектура вообще отдельный разговор. Открывающиеся вовнутрь форточки и совмещенные санузлы говорят о принципе всеобщего равенства куда больше, чем тексты постановлений. А граненые графины с кипяченой водой, предназначенные для охлаждения натруженных ораторских глоток и потому неизменно присутствующие в любом кабинете любого учреждения? Где они сейчас? Они ушли навсегда, прочно забыты, как забыты современными детьми любимые некогда Чук и Гек. Новое время выводит на сцену новых энергичных персонажей. Так давайте же уделим внимание двум трогательным теням -- героям еще не ушедшего в прошлое и популярного до сих пор мультсериала. Удостоим их пристального взгляда и попробуем понять, кем же были они, два вечных врага, два неразлучных друга, сильный и слабый, охотник и жертва -- кто есть кто, теперь уже не разобраться -- Волк и Заяц из "Ну, погоди!".

Смотря из сегодняшнего времени, я с удивлением подмечаю детали, ускользавшие от моего взгляда раньше. Сегодня Волк и Заяц уже не выглядят отвлеченными сказочными персонажами -- они видятся мне реальными продуктами социалистической эпохи, во всяком случае, дают красноречивое представление о прежних социальных нормах.

Нехитрые отношения между Волком и Зайцем разыгрываются большей частью в общественных местах. Парк культуры и отдыха, пляж, магазин, метро, музей, городской стадион, цирк, поездка на теплоходе и поездка в деревню, встреча Нового года в клубе -- простое перечисление дает исчерпывающую картину времяпрепровождения простого человека эпохи Брежнева, по крайней мере, в том виде, как это преподносила официальная пропаганда. Картина дополняется компилятивным музыкальным рядом: в "Ну, погоди!" почти нет авторской музыки, все, что звучит за кадром, было уже когда-то слышано нами раньше. Где? Точно не помню. Приходит на ум приемник на пляже, орущий телевизор у соседей, а может быть, репродуктор в городском саду. Фоновый шум социального пространства, вобравший в себя все шлягеры той поры.

Заяц и Волк втиснуты в эти рамки настолько плотно, что ни для каких иных -- неофициальных, частных -- отношений в их жизни просто не остается места. Они не имеют ни биографии, ни профессии. У них нет ни друзей, ни родственников, ни родителей. Если сравнить наших героев с их американскими "коллегами", хотя бы из сериала "Том и Джерри", легко заметить, что персонажи по-следнего не только живут частной, а не общественной жизнью (Джерри -- обыкновенный домашний кот), но имеют и многообразную личную жизнь: к ним приезжают родственники, заходят в гости друзья, кто-то из них получает наследство, воспитывает малолетних племянников, воспламеняется от чувств к противоположному полу и так далее. Волк и Заяц тотально одиноки. Во всем мультсериале "Ну, погоди!" не существует "другого" волка, а единственные "другие" зайцы -- это прилетевшие на соревнования иностранные спортсмены в серии, посвященной Олимпиаде 1980 года, то есть единственно доступной Зайцу формой дружбы оказывается дружба между народами.

Итак, оба героя растворены в социальной среде "развитого социализма". Они ничем не заняты. Большая часть сюжетов начинается с того, что Заяц просто идет по улице и встречает слоняющегося без дела Волка. Домашний кот Джерри, в отличие от наших героев, вынужден ловить мышей, чтобы заработать себе миску молока, и в случае "профессиональной непригодности" его немедленно (о, ужас!) изгоняют из дома на улицу, как раз в ту среду, в которой привычно протекает жизнь наших любимцев.

Заяц и Волк совершенно не устроены и в бытовом плане. До четырнадцатой серии мы ничего не знаем о том, как они живут. Или, может быть, авторы не считают этот вопрос существенным для своих героев? (Ах, как нам это знакомо.) Хотя в первом фильме мы и застаем Зайца подстригающим цветы на балконе, но и в этом случае нам показывают не внутреннюю, а лишь наружную, доступную всеобщему обозрению часть его жилища. Где он ест и спит? Это никому не известно. Где-то за кадром. Мелочи? Такие ли уж мелочи? Вспомните любую, самую захудалую норку американского мышонка. Что мы прежде всего там видим? Правильно: стол и кровать.

Жизнь наших героев насквозь публична. На этом основан комизм большей части ситуаций мультфильма: Волк и Заяц просто не могут остаться наедине. Волк с отчаянными усилиями стремится увести Зайца подальше от посторонних глаз в какой-то укромный уголок, и как только это ему удается, их тет-а-тет нарушает кто-то третий.

Но обратим внимание на Волка в те редкие мгновения, когда ему все-таки удается остаться вдвоем с Зайцем. Кажется странным, но факт: Волк вовсе не собирается Зайца съесть. Это только в первых сериях в его "Ну, Заяц, погоди!" звучала угроза, а потом появилось отчаяние. Это только вначале в его воображении рисовалась аппетитно зажаренная зайчатина, а позже появился иной нюанс. Какой? Намерения Волка стали больше всего напоминать сексуальные домогательства, во всяком случае, ухаживания. Волк нежно щекочет Зайцу уши, дарит ему цветы, танцует с ним и, наконец, надвигается, чтобы... неужели же просто поужинать? Какая чушь, вглядитесь в его глаза! А эта татуировка, которую несчастный выколол на груди? На ней изображен Заяц, и это совсем не продукт питания. Это предмет любви. И если мы вспомним их самую первую встречу, то нам придется признать ее мизансцену как классически любовную. Объект любви (Заяц) на балконе и восторженный обожатель (Волк), забирающийся на балкон по веревке.

Конечно, я далек от мысли приписать Волку гомосексуальные устремления или заподозрить в нем желание растлить малолетнего. Это было бы равносильно признанию за ним права на частную жизнь, в котором ему, как и всем остальным персонажам мультфильма, раз и навсегда отказано авторами. Но куда деться от гнетущего одиночества? Где еще найти родственную душу, когда все виды частных отношений недоступны? Вот почему Волк и Заяц нередко поют дуэтом -- так выражали свои нежные чувства влюбленные персонажи со времен изобретения кинематографа.

Волк, видимо, вообще ощущает свое одиночество более остро, с его нестандартным характером труднее вписаться в стерильную социальную среду. Он все время ищет случая как-то показать себя, наладить контакт с окружающими. Поэтому он никогда не упускает возможности "выступить". Сцена неудержимо влечет его потому, что это единственное место, где его непохожесть на других не порицается, где он имеет право на индивидуальность.

Теперь стоит подробнее рассмотреть все же сексуальную сторону жизни наших героев. Начну с того, что Волк необычайно стыдлив. И это не только личная черта его характера: все персонажи, населяющие мир мультфильма, относятся к представителям противоположного пола, мягко говоря, с предубежденностью. Вспомним массовую панику среди дам, которая вспыхнула на пляже, стоило только упасть ограждающему пляж забору. Что было ее причиной? Неожиданное появление существа противоположного пола.

Наделив Волка гипертрофированной стыдливостью, авторы постоянно подвергают его сексуальному унижению: бедняга все время теряет штаны. Надо ли говорить, что это происходит опять-таки публично? Кроме того, это происходит слишком часто. Добрую часть экранного времени Волк действует в исподнем белье, всякий раз глубоко переживая потерю верхней одежды. Но и этого кажется недостаточно. В одной из серий страдалец теряет и трусы. И тут нас ждет удивительное открытие: Волк лишен первичных половых признаков. Такое граничащее с абсурдом отрицание сексуальности (пусть даже в детском фильме) является "программным" для мира, где все подчинено общественному. Другое проявление воинствующей асексуальности -- отсутствие в мультсериале какой-нибудь Волчицы или персонажей одного с Волком возраста. Все Свиньи, Козы и Лисицы выглядят либо гораздо старше, либо гораздо моложе Волка. Единственное исключение -- это изображение Волчицы на наклейке, что Волк поместил на бензобак своего мотоцикла. Мудрено ли, что привязанность к Зайцу получает некоторые черты сексуальной сублимации.

Волк, как и рядовой советский гражданин, подавлен не только в сексуальном плане. И если, говоря о его сексуальности, мы в качестве основной черты выделили стыдливость, то, рассматривая его общественное сознание, должны признать таковой чертой его необыкновенную лояльность к властям. Волк не только никогда не вступает в конфликт с милицией, но и сам с готовностью выворачивает карманы, едва заслышав звук проезжающего милицейского мотоцикла. Правда, похоже, что он слегка провоцирует, дразнит "ментов". Но если сравнить его поведение с поведением хотя бы братьев Гавс из диснеевского мультсериала, различия немедленно бросаются в глаза. Братья Гавс -- закоренелые преступники и живут в постоянном непримиримом конфликте с властью. Они никогда не сдаются добровольно, представители власти могут подчинить их себе только с помощью грубой силы. Но и сдавшись, братья Гавс продолжают презирать власть. Волку же подобные чувства не свойственны. Вот еще одна характерная черта социализма.

Волк совершенно не осознает своих прав, поэтому никогда не вступает в споры с начальством. Его необычайно легко заставить работать. Любое руководящее толстокожее (а руководящие должности в мультфильме чаще всего заняты бегемотами или носорогами) может заставить его работать, и Волк беспрекословно подчиняется. На этой ситуации построена целая серия. Когда Волк в очередной раз гнался за Зайцем, они оказались на строительной площадке. На свою беду Волк столкнулся с бегемотом-прорабом. Тот дал ему батарею -- и Волк понес ее. Прораб вручил Волку тачку, и тот повез... Чугунную ванну -- то же самое... Интересно то, что Волк в этой серии вовсе не является строителем, он просто пробегал мимо, но подсобную работу ему поручают, и он ее выполняет.

Что же дает право всем этим бегемотам привлекать Волка к общественному труду? И почему никто и никогда не привлекал к тяжелой работе того же Зайца? Заяц, правда, иногда выступает по телевидению или ведет концерты. К тому же он еще слишком мал. Но разница между ними совсем в другом. Их отличает внешний вид. Волк не может усвоить простую науку выглядеть прилично. Он, уличная шпана, носит брюки-клеш, рубашку навыпуск и длинные волосы. Он курит и поет блатные песни под гитару. Все. Этого уже достаточно. Получай тачку. Заяц же -- паинька, всем своим внешним видом выражающий полную благонадежность. И бегемоты считают его "своим".

Да он и есть "свой". Он принадлежит к их миру, чувствует себя в нем как рыба в воде. Он "просто живет, и все", в каком-то смысле он сам является частью этой среды. У него нет ни желаний, ни душевных качеств, которые привели бы его к конфликту с окружающими. Травоядный с большой буквы, он мирно читает газету "Овощи", уютно устроившись в вагоне электрички. Он не любит Волка и давно забыл бы о нем, если бы тот не был столь назойлив. Он положительный. Он слабый. Он правильный. И дети должны брать пример с Зайца.

А дети почему-то любят Волка. И носят майки и значки именно с его изображением. И рисуют прежде всего именно его. Голодного, непонятого, не щадящего себя ради своей привязанности, без размышлений готового выкосить целое поле пшеницы, если туда юркнул Заяц, без парашюта выпрыгивающего из самолета вслед за предметом своей любви, идущего на невероятные уловки и постоянно рискующего своим здоровьем и жизнью ради того только, чтобы добиться расположения того, кто его никогда не поймет и даже не выслушает.

Они не ровня. Пропасть, лежащая между ними, настолько глубока, что только общая беда может объединить их. Это и происходит в серии, посвященной приключениям на море. Вспомним: Волк и Заяц оказались в трюме, из пробоины хлещет вода и корабль вот-вот утонет. Они по очереди пытаются ликвидировать течь, заткнув пробоину своими телами. Это не помогает. Тогда они забивают дыру мешками с песком, потом откачивают воду. И, наконец, сидят рядом на ящиках. Никто не нарушает их уединения. Теперь они могут свободно общаться. Теперь у них есть общее -- совместный трудовой подвиг.

Но и он не может надолго примирить их друг с другом: чуть позже наша парочка гуляет по палубе, и Заяц, наступив на расклешенную штанину Волка, обрывает ее. Это произошло случайно, и Волк совсем не сердится на Зайца. Но вот Заяц неосторожно забегает вперед и, наступив на другую штанину, обрывает и ее тоже -- стильный клеш словно мешает обоим. И тогда Волк, в безмолвном отчаянии порвав рубаху на груди, обнажает свою татуировку: "Ну, Заяц, погоди..."

Поэтому показателен и сон Волка. После очередной встречи с Зайцем бедняга лежит в гипсе с переломанными руками и ногами. Ему снится Заяц. В соответствии с принципами классического психоанализа в этом инфантильном сне Волк видит осуществление своей заветной мечты. Мечта угадана с поразительной точностью. Волк видит Зайца, который стал таким же, как он сам. Теперь их ничто не разделяет. Они одного поля ягоды. Заяц курит, пинает урну и сам лезет к Волку на балкон по веревке. Значит, теперь уже Волк нужен Зайцу. Финал показателен и печален: на балкон обрушивается малярная люлька со все тем же орущим бегемотом, и самозванец низвергается вниз с незаконно узурпированного им места. Каждому -- свое.

Итак, характеры неизменны, роли определены, вечная погоня, поиск общения и понимания, замаскированный под банальное желание поесть, могут длиться вечно. Осужденный за свою непохожесть на других на Сизифов труд, на вечный бег за ускользающим Зайцем, Волк пускается в проживание этой связи, длящейся из серии в серию. Но все его усилия тщетны. К концу каждой серии ситуация ни на йоту не отличается от той, что была вначале. И дело здесь не только в сюжетной обязательности открытого финала, чтобы было возможным продлевать сериал. Кажется, само время остановилось и никакие усилия Волка не могут ни приблизить его к Зайцу, ни отдалить от него, ни что-либо изменить в их отношениях. Этот мир построен однажды и навсегда, и ничто не может измениться в нем. Все, что может в нем быть, -- уже есть, и ничего нового не может появиться, и ничто не может исчезнуть. Застывший в своем совершенстве мир способен лишь вечно воспроизводить сам себя. И отчаянный возглас Волка, одиноко звучащий в этом мире, содержит уже не угрозу, не жалобу, не желание мести, не яростный призыв к бунту, а лишь робкую просьбу погодить, подождать, продлить еще чуть-чуть и так длящееся вечно одинокое существование.