Алексей Айги: «Ближайшее будущее»

Алексей Айги Фото М.Горелика

Алексей Айги и его ансамбль "4:33" -- в моде. Да и впрямь, есть ли еще в Москве человек, который с той же самой программой может выступить (и выступает) и в Рахманиновском зале Московской консерватории (реже), и в каком-нибудь ночном клубе (чаще)? Да еще, почти не меняясь, озвучивать, в сущности, одной и той же музыкой какую-нибудь ярмарку тщеславия вроде церемонии вручения премии ТЭФИ и чтения поэтов-концептуалистов на авангардном фестивале "Альтернатива"?

В нашем кинематографе у Айги есть шансы занять то место, которое прочили Антону Батагову после выхода "Музыки для декабря" Ивана Дыховичного. Шансы, конечно, чисто теоретические -- музыкальный кругозор "новой (в смысле -- постперестроечной) киноволны" не менее консервативен, чем во времена не столь отдаленные, не говоря уже о современном Голливуде. Похоже, в ближайшем будущем у нас только одна альтернатива -- либо опереточные куплеты Владимира Дашкевича, либо монументальный нью-эйдж Эдуарда Артемьева (музкомедии с поп-музыкантами во всех амплуа, от сценаристов до героев-любовников, не в счет). По сути дела, за исключением пары короткометражек и "Страны глухих" Валерия Тодоровского, вся работа лидера ансамбля "4:33" в кино сводится к музыкальному сопровождению (вживую) немых фильмов -- жанру, бесспорно, востребованному в последние годы, но для текущего кинопроцесса все-таки маргинальному.

А между тем именно благодаря этому жанру Алексей Айги, возможно, сделал главный шаг в сторону композиции от... От импровизации. Алексей Айги начинал со спонтанной композиции -- импровизации во вполне академическом духе.

В начале 90-х я уже вел до сих пор продолжающийся на Радио-1 (тогда это была главная в стране Первая программа Всесоюзного радио) цикл "Контрасты -- от фольклора до авангарда" и получал довольно много писем от начинающих музыкантов (занимающихся в основном тем, что сейчас называют "прог-роком", но тогда по инерции называли авангардом). Однажды позвонил и молодой человек, обладатель фамилии, хорошо известной в кругах недавнего литературного андерграунда. Честно говоря, именно из-за фамилии я его и запомнил: все знают, каков процент графоманов в редакционном самотеке. Но записи молодого скрипача Алексея Айги сразу же произвели на меня впечатление -- это были миниатюры в духе поставангардной "новой простоты", не без влияния, как мне показалось, Арво Пярта (позднее Айги признался, что сочинений Пярта в то время практически не знал). Параллельно через мою программу пытался найти единомышленников еще один молодой и серьезный музыкант -- гитарист Олег Липатов (сейчас он известен больше как аккомпаниатор актера Александра Филиппенко). Я свел их друг с другом, и в результате возник дуэт, от которого, увы, остались только два номера из цикла "Импринтинг" на компилятивном компакт-диске (New Age. The Trip) -- одном из тех, что составлял Андрей Сучилин, наместник Роберта Фриппа ("Кинг Кримсон") в России, лидер "До мажора", известной команды эпохи рок-лаборатории.

В 1994 году я предложил дуэту выступить в программе престижного фестиваля музыкального авангарда "Альтернатива" и ждал, естественно, импровизационных диалогов -- потока коллективного подсознательного, включающего все -- от электрических шумов электрогитары в стиле Джими Хендрикса до уверенных мелодических жестов скрипки.

Но Айги отнесся к делу более чем серьезно -- он сочинил довольно масштабную композицию In memoriam, которую посвятил памяти польского композитора Витольда Лютославского, для чего привлек еще нескольких исполнителей. Композиция была слегка стилизована под известную в авангардных кругах "Траурную музыку" Лютославского (в свою очередь, посвященную памяти Белы Бартока и тоже лишь слегка намекающую на "Музыку для струнных, ударных и челесты" венгерского классика) и весьма профессионально сочетала свободные импровизированные каденции с выписанной нотами ансамблевой фактурой (которая благодаря электрогитаре фактически превращалась в оркестровую). Композиторский дебют Айги был встречен более чем сочувственно, ансамбль из "одноразового" превратился в более или менее постоянно действующий, автор этих строк подыскал ему название (вслед за концептуальной вещью Джона Кейджа, в которой за 4 минуты 33 секунды сами музыканты не играют ни ноты). In memoriam и "Импринтинг" были опубликованы в немецком звуковом журнале Bad Alchemy, на "Альтернативе"-95 ансамблю "4:33" доверил премьеру своих "Танцев Кали-Юги" авторитетный композитор и теоретик духовной музыки Владимир Мартынов, Антон Батагов исполнил с ансамблем свой Riverside Drive и привлек "4:33" к записи саундтрека "Музыки для декабря".

В отличие от исполнительских минималистских коллективов, ансамбль "4:33" играет не только свою музыку, но и, скажем, музыку японского классика ХХ века Тору Такемитсу, довольно далекую по стилю от минимализма. И близкую -- эксцентричного британца Стива Мартленда. Особенность минимализма, идущая от практики джаза, в том, что композитор всегда создает свой исполнительский аппарат. Вслед за Дюком Эллингтоном Майкл Найман, Филип Гласс, Стив Райх, композиторы венгерской "Группы 180" могли бы повторить: "Я играю на оркестре". И чужую музыку -- как свою. Аранжируя, приспосабливая ее к своим возможностям и вкусам. Так, для "4:33" Айги обрабатывает несколько пьес из цикла "Микрокосмос" упоминавшегося уже Белы Бартока.

Ансамбль "4:33" становится завсегдатаем художественных акций -- от хэппенингов до литературных вечеров, -- регулярно получает предложения от клубов артистической богемы, у него складывается свой круг поклонников, и, соответственно, ему угрожает опасность превратиться в поставщика этакой "поп-музыки не для всех".

Но весной 1996 года -- как мне уже доводилось вспоминать в "Искусстве кино" -- я рекомендовал Айги и Батагова для участия в фестивале "Берлин в Москве". Однозначно удачная работа Айги с "Метрополисом" Фрица Ланга была интересна еще и тем, что Айги впервые расширил свой коллектив до размеров камерного оркестра (партию фортепьяно исполнял блестящий виртуоз Михаил Дубов) и попробовал себя в крупной форме.

Онтологическое родство "движущихся картинок" и музыкального репетитивизма (более точное название минимализма) -- постепенное, развернутое во времени изменение одной первичной "формулы-клетки". Именно в минимализме музыка масштабно ощущает себя как временная субстанция -- Vexations предшественника минималистов Эрика Сати могут длиться до восьми часов. Айги становится настоящим минималистом-репетитивистом, сочинителем и фактически начинает вторую жизнь -- композитора, а не только руководителя группы музыкантов, реализующих его заготовки непосредственно в процессе исполнения. Появляются композиции для концертного исполнения Loft, Re-Mi-Х, "Музыка для малого зала". И, что не менее важно, благодаря кино (а также фестивалю "Альтернатива" и циклу "Немое кино -- Живая музыка" в центре "Столица") деятельность ансамбля "4:33" не сводится к клубному развлечению.

Айги действует и помимо ансамбля -- участвует в джазовом "Оркестре московских композиторов" (существует компакт-диск, записанный с этим оркестром на фестивале в финском городе Пори) и даже выступает в группе Александра Ф. Скляра.

В 1996 году -- опять же на "Альтернативе" -- возникает "Русско-германский композиторский квартет" с участием двух русских -- Алексея Айги и Ивана Соколова (пианиста-композитора, живущего в Кельне) -- и двух немцев -- бывшего музыкального руководителя Кельнского радио WDR Манфреда Нихауза и пианиста-композитора, одного из лидеров немецкой альтернативной музыки Диттмара Боннена.

Компакт-диск этого квартета "Не только для..." выпущен престижной британской компанией Leo Records. Старинный жанр quodlibet -- своего рода то, что авангардисты играют для себя на досуге. Ну, и для публики, если она захочет слушать. Впрочем, охотники услышать, как такая "пестрая банда" исполняет не только Фрэнка Заппу и Джима Моррисона, но и собственные упражнения на тексты Даниила Хармса, всегда найдутся...

Айги прошел путь классического минималиста. После тотального разрушения минималисты первыми, еще до эры постмодернизма, начали "собирать камни", точнее, отдельные фрагменты-кирпичики и обстоятельно изучать их, рассматривая буквально со всех сторон. Все минималисты первого поколения прошли стадию концептуализма, когда вместо самого произведения демонстрируется его концепция -- перформанс, хэппенинг. Айги, между прочим, еще и художник, и превращение неисполнительских искусств в зрелищные для него вполне органично. Однажды в фойе Дома художника он и известный смоленский художник-нефигуративист и виолончелист Влад Макаров по очереди рисовали картинки и потом интерпретировали их как графическую музыкальную нотацию.

Но в музыке Айги (и здесь вновь вспомним о влиянии кино) уже постмодернист. Для минималистов-основоположников Филипа Гласса и Терри Райли текст не более чем текст. Для поколения Майкла Наймана и Джона Адамса постмодернистская аллюзия -- основной прием. У Адамса в опере "Никсон в Китае", например, лейтмотив из "Золота Рейна" намекает на знаменитый заплыв председателя Мао. У Айги в саундтреке к "Дому на Трубной" Бориса Барнета не менее герметичный интертекстуальный диалог. Например, сцена с гусями сопровождается не только легко различимым мотивчиком из "Школы для фортепьяно" "Жили у бабуси два веселых гуся", но и инверсией темы адажио из "Лебединого озера". В общем, по всем русским правилам, получаются иронические "гуси-лебеди". Любовный треугольник иллюстрируется ритмической поступью "Дон Жуана", бытовая сцена -- почти баховским хоралом. Причем сделано это так, что двойной смысл становится ясен не только искушенному в классической музыке зрителю.

Алексей Айги и ансамбль "4:33" легко идут на контакт со всеми видами музыкальной альтернативы -- компакт-диск Falls записан с ди-джеем Кубиковым (после прямого эфира с автором этих строк на, увы, не существующей больше "Суб-станции"), "Сказки сестер Гримм" с дуэтом "Не Те" -- бывшими солистами ансамбля Дмитрия Покровского. Последняя работа в звукозаписи -- компакт-диск "Сердца 4 и 33" -- в основном состоит из киномузыки и дружеских шаржей на "джазок", Фрэнка Заппу и... классиков минимализма. Алексей Айги, похоже, готов, смеясь, расстаться со своим минималистским настоящим. Если и ему, и нам повезет, мы вскоре узнаем, каково его ближайшее будущее.