Мастера разговорного жанра

Собственно говоря, с таких передач и начиналось телевидение. В них заключена цепочка-триада, составляющая суть ТВ: человек перед камерой -- передающее устройство -- зритель. Возможность осуществить связь между первым и последним. Возможность что-то рассказать.

Телезрители старшего поколения, вероятно, помнят передачи, которые вел в начале и середине 50-х Г.Авенариус. Его цикл "Забытые ленты" пользовался большим успехом. Состоял он из фильмов -- в основном западных, -- хранящихся в Госфильмофонде, и из комментариев киноведа. Суховатая, безулыбчивая манера говорить, строгое обращение с фактами, минимум отсебятины и того, что называется "тянуть одеяло на себя", привлекали зрителей к личности первого ведущего программы о кино на ТВ. А может быть, и вообще первого ведущего культурной программы.

Чуть позже, в 60-е, взошла телевизионная звезда И.Андроникова. Прежде он с успехом читал свои "Устные рассказы" с эстрады, сделал даже телефильм "Загадка Н.Ф.И." (с режиссером М.Шапиро). С появлением ТВ уникальный талант писателя нашел адекватное воплощение. Бурный, открытый темперамент, замечательная способность создавать речевые портреты выдающихся деятелей культуры, неповторимое чувство юмора -- все это и сегодня продолжает притягивать зрителей.

Два обозначенных типа (образа, имиджа, как угодно) составляют границы -- от узкого "спеца" до не подчиняющегося никаким правилам свободного художника, "артиста" -- разнообразия стилей ведущего на телеэкране. То, что начали Георгий Авенариус и Ираклий Андроников, затем продолжили Светлана Виноградова, Алексей Каплер, Владимир Шнейдеров, Наталья Крымова, а позднее Эльдар Рязанов, Владимир Молчанов, Леонид Филатов, Виталий Вульф, Глеб Скороходов, Эдвард Радзинский.

О трех последних хочу поговорить подробнее. Пожалуй, в нынешнем телерепертуаре они занимают самое заметное место. Э.Радзинский и Г.Скороходов награждены премией ТЭФИ. Все выступают на Первом канале в лучшее вечернее время. Все ценятся критиками и зрителями.

Э.Радзинский -- типичный "артист", который прежде всего рассчитывает на свою память и вдохновение. Ему, как и И.Андроникову, в студии нужны только стол и кресло. Г.Скороходов -- образцовый "спец", он оперирует фактами, старается не допускать в программе домысла. В.Вульф представляет собой некий промежуточный тип: он, как "артисты", импозантно вещает, но вместе с тем подкрепляет свои рассуждения конкретным изобразительным материалом, используя необходимые кино- и видеофрагменты.

В различии стилей и манер названных ведущих немалую роль играет профессиональная генеалогия.

Э.Радзинский -- человек театра, известный драматург, увлекшийся исторической тематикой, автор имевших шумный успех книг о последнем российском императоре и Сталине. Вместе с тем к истории он относится как к грандиозному спектаклю -- чаще всего остродраматическому, а то и трагическому, -- персонажи которого, сами того не ведая, играют роли в пьесе, написанной провидением.

Г.Скороходов по образованию журналист, в качестве редактора работал в Доме звукозаписи, где готовил передачи и пластинки знаменитых советских певцов и артистов. Потом сотрудничал с Бюро пропаганды советского киноискусства, выступал с лекциями о наших кинозвездах, стал преподавателем ВГИКа. Телевидение оказалось его новой страстью, нашедшей воплощение в программе "В поисках утраченного".

В.Вульф начинал как знаток английского, переводчик пьес американских драматургов. С ранних лет был близок к театру, позже много писал о нем. Подлинную известность получил, начав работать на телевидении над программой "Серебряный шар".

Их многое роднит. И прежде всего -- интерес к яркой личности художника. Впрочем, этот интерес у каждого проявляется по-разному. Г.Скороходов не скрывает своего поклонения кумирам. При том, что он был близко знаком со звездами, о которых рассказывает, никогда не позволяет себе не то что фамильярности, но и какого бы то ни было панибратства в воспоминаниях.

В.Вульф, напротив, никогда не упустит возможности исподволь сообщить, что был вхож в дома знаменитостей. Не только он сам, но и его программа таким образом приобретает вес и значительность -- естественно, в глазах простодушных зрителей.

Э.Радзинский смотрит на своих героев как бы глазами истории, которая выше всех -- и гениев, и сильных мира сего, и самого рассказчика. Даже в тех случаях, когда он был бы "обязан" сказать о себе -- к примеру, в передаче, посвященной Татьяне Дорониной, которая была его женой, -- он ухитряется и тут не изменять масштабов своего повествования, всегда обращенного к общественно важным событиям. Переезд актрисы из Ленинграда в Москву, связанный с замужеством, трактуется Радзинским не как бытовой эпизод, а как окончание товстоноговского этапа в ее творчестве. Подобный сюжет, конечно же, глубже.

У каждого из трех ведущих есть свой излюбленный ход, позволяющий раскрыть тему наиболее эффективно. У Радзинского это пафосное слово, неожиданная, подчас парадоксальная мысль. Превосходное знание истории и ее пружин -- людских амбиций, пороков, интересов -- лежит в основе еще не написанной, но разворачивающейся на наших глазах захватывающей пьесы, в которой Радзинский един в двух лицах: он и автор, и воодушевленный материалом незаурядный драматический актер, чей голос взлетает ввысь, глаза сверкают, на лице блуждает ироническая улыбка и жесты подчеркнуто театральны.

Впрочем, все ведущие щедро используют театральные приемы. Вернее даже -- действуют по законам театра, ощущают себя лицедеями.

Если Э.Радзинского можно причислить к разряду пафосных актеров-трагиков, владеющих искусством воссоздания высоких страстей, то В.Вульф -- актер загадочный, говорящий нарочито ровным голосом. Он не воссоздает эмоции, а описывает состояния и обстоятельства. Он приглашает зрителя постигнуть тайну и испытать наслаждение от причастности к ней, рассчитывает более всего на людей, обожающих светские подробности.

И совсем иное актерское амплуа у Г.Скороходова. Он берет на себя смелость говорить от имени героев своих передач. Обозначив ситуацию, в которой оказался персонаж, ведущий бесстрашно произносит тексты, которые, по его сведениям, произносила знаменитость. При этом Скороходов редко указывает источник, из которого позаимствовал монологи.

По темпераменту Скороходов ближе к Радзинскому, нежели к Вульфу. Однако в его лицедействе сильнее бытовое начало -- факты и повседневная конкретика. Он хорошо владеет репортерскими жанрами и очень любит вести рассказ в точности в том самом месте, где происходили упоминаемые события. "Вот здесь это было" -- такая скрупулезность привлекает зрителей.

Рассказывая о Фаине Раневской, Скороходов отправился на ее родину в Таганрог. В краеведческом музее нашел напечатанный стотысячным (!) тиражом справочник о жителях города, отыскал в нем данные об отце актрисы, вел "репортаж с места событий". Еще смелее он ведет себя в толчее столичных улиц, подобно заправскому журналисту, движется среди густой московской толпы, не теряя дистанции со снимающей его камерой и, что еще труднее, не теряя нити повествования. Особенно сложным, поистине виртуозным было его передвижение в передаче, посвященной Рине Зеленой. Держа микрофон и ведя рассказ, он садился в "Аннушку" -- трамвай, который ходил по Бульварному кольцу столицы, -- ехал до нужной остановки, выходил из вагона, шел по переулку к дому, где жила актриса, звонил в дверь... И при этом продолжал смотреть в камеру и рассказывать.

Двое других, напротив, никогда не покидают кресло в студии (Вульф) или в собственной квартире (Радзинский). Их главное выразительное средство -- слово. И, конечно, интонация, мимика, жест. Вульф склонен следовать звездной мифологии: рассказывая о знаменитых артистах, он сознательно отвлекается от прозы жизни и творит на телеэкране легенду их существования в искусстве. В тех случаях, когда Вульф использует фрагменты фильмов или спектаклей, они выглядят малозначащей иллюстрацией, вставками, которые чаще всего ничего не добавляют к его рассказу, а то и вредят. Почему? Потому что Вульф обычно живописует, как играл актер и какое впечатление оставляла его игра. Процитированные же фрагменты в лучшем случае только дублируют сказанное, а иногда даже и опровергают.

Радзинский обходится вовсе без иллюстраций. В нарушение всех представлений о "правильном" ТВ его программа упорно держится эстетики "говорящей головы". Впрочем, однажды ведущего решили "закрыть" картинкой. Режиссер двухчастной передачи "Загадки истории. Убийство Распутина", наделенный немалыми авторскими претензиями, решил предельно драматизировать и без того остросюжетную историю заговора против любимца царской семьи. Не ограничившись документальным изобразительным материалом -- фотографиями, показом книг участников и очевидцев событий, он вставил в передачу специально снятые эпизоды. Фактически телепередача превратилась в двухсерийный фильм, сделанный по законам детектива, с многократными повторами одного и того же материала (для "саспенса"), с дробным, нервным монтажом, стремительными проездами камеры, резкими укрупнениями. В отличие от привычных выпусков "Загадок истории", этот снимался в тех самых комнатах того самого Юсуповского дворца, где происходила кровавая развязка истории Распутина. "Субъективная" камера металась по заснеженному двору, повторяя движения раненого. Как ни странно, а может, совершенно закономерно подобные "усиления" лишили передачу своеобразия, превратив ее в заурядную инсценировку. Не знаю, повысился ли рейтинг "Загадок..." после этого выпуска. Знаю лишь то, что следующую передачу Радзинский сделал в своем привычном ключе.

Программ, посвященных истории, культуре и искусству, в сегодняшнем телеэфире немало. Сравнивать и анализировать их -- значит сравнивать и анализировать концепции.

У Г.Скороходова, можно сказать, особой концепции нет. Он не акцентирует внимание на социальном смысле творчества того или иного художника, напротив, предпочитает рассказывать о сугубо человеческих качествах. Все герои в его восприятии -- люди не только талантливые, но еще и великодушные, достойные, безукоризненные. Если ему и приходится выслушивать слишком смелые интервью и признания (как, скажем, о романе Лидии Смирновой), он, кажется, даже смущается подробностей. И Скороходов, и Вульф сделали передачи о Джуди Гарленд. Ее трагическая судьба открывала простор для построения концепций и версий. И Вульф нарисовал впечатляющий образ звезды, погрязшей в пороках. Алкоголизм, наркотики, череда мужчин, психушка -- полный букет. Вульф будто выносил суровый приговор: экранные неудачи стали прямым следствием прегрешений актрисы. У Скороходова те же факты приобрели совершенно иную окраску. Он сообщил, что к наркотикам, дабы повысить ее работоспособность, Гарланд приучило руководство Голливуда, нещадно эксплуатировавшее ее талант.

И, наконец, о достоверности нарисованных авторами портретов. Наиболее выгодное положение в этом смысле у Радзинского, который не скрывает подчас откровенно экспериментальной, поисковой своей манеры. История и характеры для него -- драма, разворачивающаяся в его воображении. Поэтому пытаться разобраться, какие из множества фактов, цитат, упоминаний, ассоциаций точны, -- занятие бесполезное.

Иное дело Вульф. В кино он явный неофит, что нередко приводит к непростительным фактическим ошибкам. Так, в передаче, посвященной Елене Кузьминой, фильм Г.Козинцева и Л.Трауберга "Одна" он опрометчиво приписывает Б.Барнету. Впрочем, неточности он допускает в разговоре не только о кино, но и о театре, в связи с чем известный театровед Б.Любимов немало упрекал коллегу на страницах "Аргументов и фактов".

Впрочем, повторю, что все три программы, несмотря на их недостатки, неизменно занимают высокие позиции в зрительском рейтинге и не обделены вниманием критики. В начале этих заметок я не случайно вспомнил Авенариуса и Андроникова. Телевизионные циклы Э.Радзинского, В.Вульфа и Г.Скороходова продолжают то лучшее, что было в культурной истории нашего ТВ. При том, что нынешнее телевидение резко деградирует в творческом отношении, эти три программы принадлежат к тому исключению, которое, как известно, подтверждает правило.