Эван Хантер: «Я и Хич»

Дневник сценариста

Подарок от Хича

Через неделю Хич откликнулся на мои переделки письмом на четырех страницах, датированным 21 декабря. Заканчивалось оно словами: "Ну вот, Эван, и все, что я хотел сказать. Надеюсь, я не слишком озадачил тебя на Рождество. Может, лучше будет положить это письмо под рождественское дерево, а в канун Рождества достать и сказать: "Вот, глядите, подарок от Хича".

P.S. Люди все еще интересуются, зачем птицы это сделали".

Альфред Хичкок

17 января 1962 года

Дорогой Хич,

я прилагаю окончательную версию "Птиц", включающую изменения, о которых мы с Вами говорили в Нью-Йорке. Самой существенной переработке подверглась сцена между Энни и Мелани и, конечно же, встреча в "Тайдз". В этой сцене вы найдете Паникера, Пацифиста и прочие типажи. В целом же она, как мне кажется, весьма кинематографична и полностью соответствует нашим целям.

Я просмотрел каждое нападение птиц и реакцию на них наших главных героев. Я действительно не считаю, что у них нет никаких красок в характерах, кроме страха, который они постоянно испытывают. Мне кажется, теперь персонажи меняются на протяжении сценария, и всякое изменение логически вытекает из предыдущего. Я рад, что нам пришла в голову мысль о романтическом влечении Митча и Энни. Это придает больше драматизма и позволяет дать ответы на множество вопросов, в том числе и тех, что касаются матери Митча. Как Вы заметите, я прошелся по всему сценарию и сократил излишние и расплывчатые реплики. Мне нравится то, что теперь у нас получилось, и я с нетерпением жду Вашей оценки.

Надеюсь на скорый ответ.

Передайте привет Элме.

Возможности для улучшения

Чего я не знал, так это того, что Хич уже попросил Хьюма Кронина прокомментировать сценарий. В титрах двух фильмов Хичкока -- "Веревка" (1948) и "Под знаком Козерога" (1949) -- Кронин значился "экранизатором". Мнение мистера Кронина было получено еще до моих поправок. В своем письме от 13 января он писал, что "все еще есть возможности для улучшения -- это касается развития характеров главных героев и их взаимоотношений. Предполагаемую наглость, глупость и эгоизм Мелани в начале фильма, возможно, следует подчеркнуть, чтобы перемены в сторону заботливости, ответственности и зрелости были более заметны, более основательны".

Он был всего лишь первым, кто без моего ведома и согласия запустил лапу в нашу концепцию и поставил ногу на порог дома терпимости.

Хич об актерах

"Я спрашиваю вас, Эван, разве можно уважать человека, который живет тем, что гримируется?"

Окончательный вариант

29 января 1962 года Пегги Робертсон писала мне, что на этой неделе будет готова копия последнего варианта сценария.

"Не вернете ли Вы вариант в кожаном переплете, который Вам дал Хич, чтобы мы могли вставить в переплет окончательный вариант?"

Моя копия окончательного варианта сценария в кожаном переплете включала последние семь страниц сценария, описывающих продвижение машины по опустошенному городу и последнее жуткое нападение птиц на маленькую машину с брезентовым верхом.

Эти семь страниц Хич так и не снял.

Писатель на съемочной площадке

В 1962 году как-то подразумевалось, что лучшее, что может сделать писатель, завершив сценарий, это исчезнуть. Положение вещей сейчас немного изменилось, но недавно я слышал, как один знаменитый режиссер говорил группе профессиональных сценаристов, что, конечно же, режиссер должен обсуждать "намерения" сценариста, но когда дело доходит до съемок картины, "на корабле может быть только один капитан" и писатель должен держаться подальше от площадки и актеров. Я присутствовал на съемках "Птиц" в Бодега-Бей и позднее, когда Хич снимал павильонные сцены на студии "Юниверсал" в Лос-Анджелесе. Но хоть меня и пригласили, в определенном смысле я там оказался случайно. Хич предложил мне писать сценарий его следующей картины "Марни" по роману Уинстона Грэма, и мы обсуждали наш подход к будущему фильму.

В тот день, когда мы с Анитой приехали на съемочную площадку, шла репетиция сцены перед рестораном "Тайдз", когда чайка пикирует на служащего бензоколонки, заливающего бензин, сбивает его с ног и заставляет бросить шланг. Человек, зажигавший сигару, роняет спичку в растекающийся бензин, и взрыв привлекает полчища чаек, которые спускаются на город.

(Меня всегда поражало, почему никто не спрашивает, как Хичу удалось заставить птиц так себя вести. Он что, летал на самолете и кричал в мегафон: "Вот сейчас давайте, ребятки!"? Никому в голову не пришло, что птицы -- это мультипликация, покадрово наложенная на изображение горящей бензоколонки. Все решили, что Хичу и дрессировщику птиц как-то удалось заставить их спикировать по команде.)

Хич пожал мне руку и радушно обнял Аниту. Род Тейлор восседал на стуле, на спинке которого значилось его имя, и наблюдал за репетицией. Хич повернулся к нему и с изощренным презрением кокни сказал: "Мистер Тейлор, вы что, не видите? На съемочной площадке дама! Я уверен, вы с радостью уступите ей свой стул, не правда ли?"

Род мгновенно вскочил на ноги.

В сторону, но достаточно громко, чтобы услышал Род и все птицы в Северной Калифорнии, Хич сказал мне: "Скоты, Эван, все они скоты".

Чучело чайки на веревочке спикировало вниз и в очередной раз ударило служащего бензоколонки по голове.

Остановитесь, пожалуйста

Каждый день мы отправлялись на лимузине из Сан-Франциско в Бодега-Бей. Вдоль дороги стояли ребятишки с написанными от руки плакатами: "Мистер Хичкок, пожалуйста, остановитесь!"

Хич всегда давал шоферу указание останавливаться.

Он тратил минут пятнадцать, а то и полчаса на щедрую раздачу автографов.

Проблемы с "Марни"

Мы обсуждали "Марни".

Мы обсуждали "Марни" во время шестидесятимильной поездки на съемочную площадку и обратно. Мы обсуждали "Марни" в перерывах между съемками, во время ланча, во время обеда. Мы всегда обсуждали "Марни".

Меня очень беспокоила одна сцена в книге.

- Какая сцена? -- поинтересовался Хич.

Вообще-то он сам прекрасно знал, какая.

- Та, в которой он насилует ее в их первую брачную ночь.

- Не стоит об этом беспокоиться, -- сказал Хич. -- Здесь все будет в порядке.

Я-то знал, что не будет.

Фригидная принцесса

Я не сомневался, что Хич решил экранизировать произведение Уинстона Грэма только потому, что увидел в нем возможность выгодно представить Грейс Келли. Кто же лучше нее может сыграть воровку, которая к тому же фригидна из-за полученной в детстве травмы? Грейс Келли грабит? Грейс Келли ездит на лошади после каждой кражи? Грейс Келли -- элегантная, неуловимая, ледяная блондинка? Грейс Келли, остающаяся Грейс Келли?

Великолепно!

Вообще-то когда я спросил его, кто будет играть главную роль, он подмигнул и одними губами сказал: "Грейс".

Вероятно, он сказал это недостаточно тихо.

"Придется спросить его самого"

Может быть, из-за того, что я столь образцово себя вел, когда работал в Брентвуде, или из-за того, что Хичу не хотелось, чтобы я путался под ногами во время съемок, он не возражал против того, чтобы сценарий "Марни" я писал в Нью-Йорке. Когда я вышел из самолета в аэропорту "Кеннеди", толпа репортеров и фотографов ринулась к воротам. Я гадал, кого это они встречают.

- Мистер Хантер?

- Что такое?

Они встречали меня.

- Это правда, что Грейс Келли будет сниматься в новом фильме Хичкока?

- Не знаю, -- сказал я. -- Придется спросить его самого.

- Он говорил вам, что она будет играть главную роль в "Марни"?

- Придется спросить его самого.

- Это значит "да"?

- Это значит, придется спросить его самого.

Не знаю, у кого они в итоге спросили.

Так или иначе, 20 марта в "Нью-Йорк Таймс" появилось сообщение, что принцесса Грейс вновь вернется в кино, чтобы сыграть в "Марни". Такая же информация появилась в британской прессе в тот же день. Принц и его подданные, ясное дело, не согласились. Любимая звезда Хича прекратила переговоры, и роль получила Типпи Хедрен.

Второе мнение

Не известив меня, Хич отправил сценарий "Птиц" своему давнему другу В.С.Притчетту, писателю, который был литературным обозревателем в "Нью Стейтсмен".

16 марта, в то время как я изучал роман Грэма, занимался исследованиями в области банковского дела (Марни грабит банки), крупного бизнеса (она и крупные предприятия грабит) и психиатрии (она, видите ли, немного не в себе), Притчетт прислал ответ. Он писал, что у зрителя "Птиц" сложится впечатление, будто он "смотрит два разных фильма -- легкую комедию и фильм ужасов -- и между собой два этих фильма никак не связаны".

Пока Хич размышлял над этим приговором, который лишь подытоживал общий подход к будущей картине, он попросил меня еще раз просмотреть последнюю сцену, дабы придать ей более глубокий смысл.

В письме к Хичу от 30 марта 1962 года я предлагал несколько возможных мест для съемки "Марни". И обещал, что переделанный финал "Птиц" пришлю на следующей неделе. "Хочу заметить, -- писал я, что довольно трудно оставаться поэтом, когда крышу машины рвут в клочья наглые птицы".

Далее я писал:

"Мой визит к психологу оказался весьма продуктивным. Я теперь понимаю многое из того, что происходит в книге (либо Грэм пользовался чьей-то историей болезни, либо интуитивно написал все очень точно), и уже могу прекрасно справиться с нашей дорогой Марни. Вам, наверное, будет интересно узнать, что придуманная нами концовка насчет детской травмы Марни в большей степени соответствует действительности, нежели та, что предложена в книге. Так что полный вперед с нашим пьяным матросом, вмешавшейся в дело матерью и всякими Эдиповыми комплексами.

Вечером я беру книгу по экранной памяти. Я достаточно понимаю этот феномен в простейшем виде, но мне хотелось бы узнать побольше на случай, если вдруг мне захочется объяснить все это зрителю. Я узнал кое-что интересное, что даст нам возможность придать второй смысл той детской травме героини".

"Птицы"

Никаких сложностей

Экранная память.

Вот травма.

Во сне проявляется то, что предстает как реальное воспоминание о чем-то, что произошло очень давно.

Но это ненастоящее воспоминание.

Экранная память (не тот экран, что в кино, а тот, за который уходят, например, чтобы переодеться) -- это ненастоящее воспоминание о травме. Оно лишь скрывает реальное воспоминание, которое жертва не в силах перенести. Я и на самом деле все это объяснил зрителю в очень драматичных сценах, которыми Хич не воспользовался. В картине, снятой в конце концов по сценарию Джей Прессон Аллен (в титрах лишь она значится как сценаристка), Хич вообще отказался от сложного экранного воспоминания и выбрал упрощенное объяснение и клиптомании Марни, и ее фригидности.

Именно с фригидностью потом и начнутся проблемы.

Завершающие страницы

Последние страницы "Птиц" я передал для Хича 2 апреля 1962 года, на следующий день после десятого дня рождения моих близнецов. В сопроводительном письме я писал:

"Я позволил себе переставить некоторые из предложенных Вами планов, чтобы создать ощущение растущей угрозы. Так, мне показалось, что кадр, "показывающий лишь несколько чаек на дороге", не вызовет того чувства ужаса, о котором Вы говорите. Учитывая, сколько птиц герои уже видели, их реакция на появление этих "нескольких птиц" представляется чрезмерной. Мне кажется необходимым создать ощущение ловушки, когда они приближаются к сотням чаек, сидящих на дороге. Другими словами, выбора нет, они в буквальном смысле окружены и вынуждены проехать сквозь стаю поджидающих их птиц.

Что касается "поэзии", то, как я уже говорил в своем предыдущем письме, довольно сложно выражаться литературно, когда рушится крыша и вообще весь проклятый мир, но, как мне кажется, мне удалось придать концовке картины поэтическую приподнятость, которой ей так не хватало".

Впереди просвет

План двоих: Лидия и Мелани

На заднем сиденье. Когда спадает напряжение, Мелани начинает неудержимо рыдать. Лидия нежно кладет ее голову на свое плечо. Мелани блестящими глазами смотрит вперед через ветровое стекло.

Общий план -- внутри машины

Видны все лица.

К э т и (Митчу). Как ты думаешь, с попугайчиками ничего не случится? Там, в чемодане? Им хватит воздуха?

М и т ч (с жалким подобием улыбки). Думаю, ничего с ними не случится, милая.

Когда машина выехала навстречу ветру, на их лицах появилось выражение надежды. Это не дикая радость, просто напряжение чуть-чуть спало.

Герои смотрят вперед сквозь ветровое стекло; потом, когда появляется восходящее солнце, щурятся, и Митч тянется к стеклу: опустить козырек от солнца.

Похоже... похоже, впереди просвет.

Общий план -- машина.

Она быстро удаляется от камеры в сторону великолепного рассвета над холмами. Она становится все меньше и меньше.

Затемнение.

Конец.

Дайте мне знать

"По-моему, это все решает, -- писал я. -- Но поскольку время до съемок сцены еще есть, пожалуйста, дайте мне знать, если что-то в ней вызывает у Вас сомнения".

Все это было бессмысленным упражнением. Восторжествовать суждено было более хладнокровным людям.

Мне следовало бы быть благодарным

Вскоре Хич отправил новый вариант сценария своему другу В.С.Притчетту. Я так и не увидел письмо от 9 апреля, в котором он просил Притчетта добавить к одной из первых сцен в фильме информацию, что мать Мелани в молодости сбежала от мужа с другим мужчиной. Ближе к концу, для того чтобы как-то оправдать эту излишне растянутую часть экспозиции, он предложил: в тот момент, когда с машины срывает брезентовый верх, Мелани должна вырваться из объятий Лидии и закричать: "Отпусти меня! Мне нужно вернуться! Мама, ты мне нужна, ты мне нужна! Вернись ко мне, пожалуйста, вернись".

Наверное, мне следовало бы быть благодарным Хичу за то, что последняя сцена так и не была снята. В противном случае эти строки были бы приписаны мне как единственному сценаристу, чье имя стоит в титрах. Однако мистера Притчетта следует благодарить (или винить) за то, что фильм кончается на более мрачной ноте, когда "люди в машине со страхом смотрят назад на город, а не вперед с надеждой на спасение". (Помните, в моем первом варианте Митч Бреннер высказывал опасения, как бы птицы не оказались и в Сан-Франциско, когда вся компания туда доедет). Финал вырос из предложения Притчетта.

Когда год спустя я впервые увидел фильм в Музее современного искусства и понял, что Хич пожертвовал моей концовкой ради, как он выразился, "самого сложного плана" в его жизни, для которого потребовалось 32 отдельные экспозиции, я пришел в ужас. Очень модная и утонченная аудитория в строгих костюмах реагировала, мягко говоря, с ледяной вежливостью. Удивленным молчанием была встречена финальная мозаика: 3 407 кадров птиц. Потом, когда я смотрел фильм в коммерческом кинотеатре, люди поворачивались друг к другу и изумленно бормотали: "Это что, все? Это конец? Да?" Я ушел прежде, чем они сообразили, что я и есть автор сценария, и пришли к ошибочному выводу, что финал, который они только что видели, был придуман мной.

Позднее Хич говорил, что не снял последнюю написанную мной сцену, потому что, по его ощущениям, она была лишней. "С эмоциональной точки зрения, -- говорил он, -- фильм для зрителя уже кончился. Дополнительные сцены шли бы на экране под топот ног: зрители уже покидали бы свои места и шли по проходам".

Нет.

Хич не снял предложенную мной сцену, потому что в этом случае он снял бы фильм с увлекательным саспенсом в конце.

А он этого не хотел.

Он хотел снять "высокое искусство".

20 апреля 1962 года

"Дорогой Хич,

в этой краткой записке я хочу сказать Вам, что дела с "Марни" продвигаются неплохо. У меня уже готово около 90 страниц и лишь одна потенциальная проблема -- длина.

Мне очень нравится, как вырисовываются все персонажи (даже второстепенные). Надеюсь, Вы с таким же удовольствием трудитесь над нашими маленькими пернатыми друзьями".

7 мая 1962 года

"Дорогой Хич,

вчера мы с Анитой вернулись после продолжительного отдыха -- мы были в Пуэрто-Рико, -- и сегодня я перечитал все написанное и внес некоторые дополнения и исправления. Хорошо, что я смог на какое-то время забыть о сценарии, потому что теперь я посмотрел на все свежим взглядом. Должен сказать, я очень доволен тем, как идет работа.

Красногрудый дубонос, сэр, как раз сидел у меня перед окном кабинета и стучался в стекло. Я сказал ему, что для картины уже набраны все актеры и съемки уже идут полным ходом в Лос-Анджелесе. Он отвернулся с явно разочарованным видом".

М и т ч. Они сейчас линяют?

М е л а н и. Да, некоторые.

М и т ч. Откуда ты знаешь?

М е л а н и. У них такой разочарованный вид.

Крупный план. Птица в клетке. Попугай Митча.

У птицы явно разочарованный вид.

Последнее большое нападение

Первый вариант сценария "Марни" я представил что-то в середине июня. Судя по моим заметкам, за первую неделю мне заплатили 11 июня 1962 года и до 10 декабря 1962 года новых недельных чеков не было. Я уверен, что отправился на побережье вскоре после того, как Хич прочитал сценарий. Он завершал работу над "Птицами" и снимал последнее большое нападение, знаменитую (или постыдную, это уж как угодно) сцену на чердаке, во время которой он одну за другой швырял живых птиц на свою неопытную, растерянную и вконец перепуганную актрису.

Вместе в одиночестве

Как-то утром ко мне пришел Род Тейлор.

- Вы написали эту сцену? -- спросил он и протянул мне несколько страниц.

Я прочитал.

Действие происходит на холме над домом Бреннера как раз перед нападением птиц во время дня рождения детей. Мелани и Митч одни. У него каким-то чудом оказывается в руке графин с мартини и бокалы. Он наполняет бокалы, свой и Мелани, они пьют. Мелани изливает ему душу.

М и т ч. Тебе необходима материнская забота, детка!

М е л а н и. Только не забота моей матери!

М и т ч. Прости.

М е л а н и. За что? За мою мать? Не трать зря время. Она бросила нас, когда мне было одиннадцать, и ушла с каким-то работником гостиницы на восток. Ты знаешь, что такое материнская любовь?

М и т ч. Да уж, знаю.

М е л а н и. Хочешь сказать, лучше быть брошенной?

М и т ч. Нет. Думаю, лучше, когда тебя любят. Ты с ней никогда не видишься?

М е л а н и (отворачивается, чтобы скрыть слезы). Я не знаю, где она. (Снова овладевая собой.) Ну что же, пожалуй, мне пора возвращаться к детям.

Поверьте мне

Я с радостью сказал Роду, что я, определенно, не писал этой сцены и ранее не видел этих страниц.

- А мы это сегодня снимаем, -- сообщил он.

"Только через мой труп", -- подумал я и отправился разыскивать Хича.

Я нашел его и Пегги в трейлере. Я попросил разрешения поговорить с ним наедине и показал ему сцену, которую дал мне Род. Я сказал, что не знаю, кто ее написал, но она совершенно беспомощна и непрофессиональна. Я сказал, что первокурсник в Колумбийском университете Лос-Анджелеса и тот напишет лучше и что мне будет очень неприятно, если эта сцена появится в фильме, где я значусь как автор сценария.

Хич сделал невозмутимый вид. Потом сказал:

- Ты будешь верить мне или какому-то актеришке?

Сцену сняли в то же утро.

Она осталась в картине.

Потом я узнал, что ее написал сам Хич.

Альфред Хичкок

Темный просмотровый зал

Помню, я сидел с Хичем в темном просмотровом зале и смотрел несмонтированные кадры нападения птиц на чердаке, отснятые за день. "Быстрее, быстрее!" -- кричал он между лихорадочными кадрами. "Скорее!" -- вопил он, когда гримеры раскрашивали в кровавый цвет лицо и руки Типпи, а портные разрывали на ней одежду и девушка по-настоящему боялась каждого нового нападения.

Задержка

Письмо моему агенту Скотту Мередиту объясняет мое настроение тем летом.

"Дорогой Скотт,

похоже, эта задержка с "Марни" повлияла на меня сильнее, чем я предполагал.

Как Вам известно, я рассчитывал, что завершу сценарий к августу, съезжу на месяц в Европу, а в сентябре засяду за судебный роман. Честно говоря, я предвкушал возможность отключиться от всего и начать работать над книгой, за которую уже давно следовало бы взяться. Задержка с "Марни" создает для меня дилемму, и, честно говоря, я не знаю, как быть.

Я прекрасно знаю, что могу заполнить время до отъезда в Европу, написав еще одну повесть или даже сценарий для телевидения, или могу сидеть и ковырять у себя в пупке, но ничто не изменит простых фактов. А факты таковы: рано или поздно Хичкок снова обратится ко мне, когда будет готов вернуться к сценарию, и я буду вынужден прервать или отложить работу над романом.

Я романист. Если в газетах меня еще раз назовут "сценарист Эван Хантер", я полезу на стенку.

Посмотрим, что произойдет. После всех этих безумств мы всегда приходим к одному и тому же: посмотрим, что будет. Я не обижаюсь из-за нарушения расписания моей работы, которая представляется мне важной. Я просто высказываю пожелание, чтобы однажды, хотя бы однажды, я смог бы распланировать свое время в точности так, как я этого хочу. Когда-то мне по наивности казалось, что это-то и делает привлекательным писательский труд".

7 ноября 1962 года

"Дорогой Хич,

в офисе Мередита мне сообщили, что Вы будете готовы возобновить работу над "Марни" 26 числа этого месяца. Таким образом, у меня достаточно времени, чтобы подчистить хвосты, и я с нетерпением буду ждать встречи с Вами".

Хочется домой

Приближалось Рождество, а я был в Калифорнии.

Никому из членов семьи я еще не купил подарки. После ежедневных бесед о "Марни" я чувствовал себя измученным, не было никакого настроения ходить по магазинам в такую погоду, когда Санта-Клаус и рождественские деревья выглядят аномалией. Мне хотелось назад в Нью-Йорк.

Как-то Хич рассказывал мне длинную историю про Чарлза Лаутона и съемки "Гостиницы "Джамайка", историю, которая в других обстоятельствах заинтересовала бы меня. Но в этот раз у меня не хватило терпения дослушать, и я прервал его на полуслове.

- Простите, Хич, -- сказал я. -- Но вам известно, каково мое жалованье?

- Знаю. Вы получаете золотые горы, -- ответил он.

Это у нас такая шутка.

- Тогда не стоит ли нам вернуться к обсуждению "Марни"?

Он удивленно взглянул на меня.

Это не был его обычный отрепетированный взгляд.

- Конечно, -- согласился он.

Позднее в тот день Лью Вассерман, исполнительный директор "Юниверсал", бывший агент и давний друг Хича, зашел к нам поболтать. Он пробыл у нас не более пяти минут, когда Хич оборвал его. "Прости, Лью, -- сказал он. -- Но нам придется прерваться. Мистеру Хантеру не терпится вернуться домой на

Рождество".

Будущий фильм в исполнении Хича

На Рождество я вернулся домой, но 4 февраля 1963 года в Лос-Анджелесе мы с Хичем и Бобом Бойлом уселись разговаривать под магнитофон.

Реплика за репликой, сцена за сценой точно так же, как я это делал каждое утро, пока мы работали над "Птицами", как я это делал каждый вечер для Пегги Робертсон, Хич теперь сам рассказывал всю историю "Марни", разъясняя, что мы будем делать в каждом кадре. Иногда я прерывал его, чтобы что-то прояснить, добавить что-то, что он забыл, но в основном говорил Хич, и его знание будущего фильма было энциклопедическим. Мы с Бобом в основном лишь слушали.

"В каюте на корабле должна быть спальня и гостиная, -- вещал Хич в микрофон. -- Она в неглиже. На нем рубашка и брюки. Теперь он подходит, чтобы обнять ее. Вот теперь наступил момент. Она поворачивается к нему спиной, отходит и садится в дальнем углу гостиной...

А потом вторая ночь в каюте. Он приближается к ней, она пытается сопротивляться, потом отворачивается, и камера следует за ней, когда он заставляет ее лечь на кровать, и вы знаете..."

Он выключил магнитофон.

И подробно описал сцену изнасилования Марни.

Я все еще был новичком, все еще учился профессии. Но все же я понимал, что не стоит возражать боссу в присутствии человека, с которым он начал работать двадцать лет назад.

Утратив всякое сострадание

Потом я отвел Хича в сторонку.

Я сказал ему, что не хочу писать эту сцену так, как он ее представил. Я сказал ему, что главный герой лишится всякого сочувствия зрителей, если изнасилует свою собственную жену во время медового месяца. Я сказал ему, что нам ясно, что девушка так ведет себя не из застенчивости или скромности, она в ужасе, она дрожит, а причина выясняется только потом, во время бесед с психиатром. Я сказал ему, что если мужчина действительно ее любит, он обнимет и успокоит ее, скажет, что они во всем разберутся, не надо бояться, все будет хорошо. Я сказал ему, что, по моему мнению, сцена должна развиваться именно так.

Хич поднял руки, как делают режиссеры, когда показывают границы кадра. Ладони наружу, пальцы сжаты вместе, большие пальцы вытянуты и касаются друг друга, создавая правильный квадрат. Приближая руки к моему лицу, будто наезжающая камера, он сказал:

- Эван, когда он войдет в нее, я хочу, чтобы камера смотрела прямо ей в лицо!

Многие годы спустя, когда я рассказал Джей Прессон Эллен, как меня смутило его описание сцены, она констатировала:

- Вас смутила та сцена, ради которой Хич снимал весь фильм. Вы выписали себе обратный билет в Нью-Йорк.

Мастер за работой

Хич, наконец, открыл, какой слоган хочет использовать в рекламной кампании "Птиц".

Ради его обнародования он собрал в офисе всех работников "Юниверсал", имевших отношение к рекламе. Раньше я этого слогана не слышал. Для меня он тоже должен был стать сюрпризом.

- Джентльмены, -- начал он. -- Вот как мы будем представлять фильм. Вы готовы?

На миг воцарилась напряженная тишина -- мастер за работой. Широко раскинув в воздухе руки, Хич произнес:

- "Птицы" идет!

Это было гениально, в безграмотной фразе сочетались юмор и напряжение.

Один из молодых работников "Юниверсал" прервал всеобщее молчание:

- Простите, сэр.

Хич повернулся к нему.

- Не хотели ли вы сказать: "Птицы" идут", сэр?

Чего хотят женщины

- Девушка хочет норку, -- сказал Хич.

Девушка -- это Типпи Хедрен. Норка -- та самая, что Мелани Дэниелс носила на всем протяжении картины.

- Так отдайте ей, -- сказал я.

- А вы знаете, сколько она стоит? -- спросил Хич.

- Вы в состоянии себе это позволить, -- парировал я.

Никакой музыки

Мы с Хичем сидели рядом в просмотровом зале, смотрели начальные титры к фильму. Тогда он уже принял решение, что партитуры не будет. Не обращая внимания на его художественные изыски, я заметил, что это ошибка, что музыка могла бы предвосхищать события, сопровождать появление птиц, пока зрители не завизжат. Он сказал "нет". Никакой музыки.

Музыки на титрах не было.

На экране появлялись неясные очертания птиц. Слышались вхмахи крыльев, чириканье, птичьи крики. Было жутко и зловеще. Может быть, Хич был прав.

В соответствии с различными соглашениями между писателями, режиссерами и продюсерскими компаниями перед самым началом фильма должны появиться три надписи: "продюсер, автор сценария, режиссер" -- именно в таком порядке. Кто из сценаристов будет упомянут, решает гильдия сценаристов. Если у автора есть соответствующее право, его фамилия появится на экране единственной в кадре. Размер используемого шрифта при этом может составлять некий процент от размера шрифта, каким дано название фильма, -- 50, 60 и т.д.

Я был единственным сценаристом "Птиц" и имел право именно на отдельный титр. Затем следовало: "По мотивам повести Дю Морье". Потом: "Режиссер".

Размер этого титра составлял 100 процентов от титра названия.

Он подождал, пока титры закончились.

В темноте он крикнул:

- А какого размера фамилия Эвана?

Из будки механика ответили:

- 25 процентов, сэр.

- Сделайте 50, -- сказал он.

Мне бы хотелось верить, что он устыдился.

Воздушная кукуруза

"Я иной раз думаю, какой во всем этом смысл, -- как-то говорил он мне. -- Через какие-нибудь сто лет в коробке останется одна воздушная кукуруза".

25 февраля 1963 года

"Дорогая Пегги,

спасибо за материалы по стекольному производству, которые были необходимы мне для того, чтобы проработать прошлое Марни. Теперь мне нужна техническая информация, чтобы написать диалог между киномехаником и хозяином кинотеатра. Надеюсь, скоро я ее от Вас получу.

Я очень доволен тем, как идет работа над сценарием, я мечтаю об одном -- чтобы картина стала новым свидетельством величия человека, написавшего роман. Передайте привет Хичу.

С наилучшими пожеланиями..."

27 февраля 1963 года

"Дорогая Пегги,

мой друг из "Ревю" прислал мне две желтые автомобильные наклейки со словами "Птицы" идет". Я сразу же прилепил одну на свою машину, а другую на машину Аниты, но поскольку у меня полно друзей в Нью-Йорке, пришлите мне еще штук десять, чтобы я мог и им раздать.

А когда же "Птицы" придет"?

С наилучшими пожеланиями..."

7 марта 1963 года

"Дорогой Эван,

этой короткой запиской я подтверждаю, что жду Вас с Анитой в гости на первый специальный просмотр "Птиц" в Музее современного искусства в среду 27 марта в восемь тридцать.

Нам с Элмой хотелось бы, чтобы перед этим Вы с нами выпили и перекусили в библиотеке отеля Сен-Реджис в шесть часов.

Целую.

Хич". (Личная подпись.)

Именно так: "целую" и собственноручная подпись.

8 марта 1963 года

Дорогая Пегги,

спасибо за запись диалога между хозяином кинотеатра "Рейна" и болтливым киномехаником. У босса всегда при себе потайной микрофон, или он его надел специально, чтоб помочь незадачливому сценаристу?

Спасибо за информацию об обязанностях помощницы кассира. Но в ней ничего не сказано о том, каковы должны быть отношения девушки с другими сотрудниками, и я никак не могу в этой связи справиться с поведением Марни. Не будете ли Вы так любезны выяснить у Steuben Glass (которые так охотно нам помогают), что должна делать помощница кассира, когда босс начинает гоняться за ней вокруг стола.

Я получил желтые и черные наклейки, прилепил одну на свой "Кадиллак", другую на свой "Альфа-ромео", третью на яхту и по одной -- на каждую лыжину. Тут как-то в душе Анита предложила, чтобы одну я прилепил себе на ..., но я решительно возражаю.

Как Вы можете судить по моему веселому настроению, я очень доволен тем, как идет работа над сценарием "Марни", и с нетерпением жду премьеры "Птиц". Мусорщик обещал одолжить мне свой фрак, а новые туфли я куплю специально для такого случая".

12 марта 1963 года

"Дорогой Эван,

что касается секретарш, за которыми гоняются боссы, то я советую Вам обратиться к своей собственной. Я обращалась к Сью и Джоан. Но они слишком скромны.

Поешьте, прежде чем отправитесь на премьеру "Птиц". Мне так будет спокойнее.

С уважением

президент клуба поклонников Эвана Хантера".

"Птицы"

Что она имела в виду

О том, чтобы поесть, Пегги написала в связи со сценой после нападения птиц во время детского праздника.

М е л а н и. Митч, что происходит?

М и т ч (озабоченно). Не знаю, Мелани.(Пауза.) А тебе точно надо возвращаться к Энни?

М е л а н и. Нет, мои вещи в машине.

М и т ч (нежно). Тогда останься и поешь, прежде чем уйдешь. Мне так будет спокойнее.

Я сам написал эти запоминающиеся строки для несчастного актера, преобразив его в один миг из романтического героя-любовника в заботливую еврейскую мамашу. Не считая сцены на холме, которую Хич написал сам, это худшие строки во всем фильме. Хич не мог их выкинуть при монтаже, потому что они произносились на крупном плане и ему нечем было их заменить. Естественно, они стали постоянной темой шуток между мной и Пегги. В нашей переписке преобладал задорный тон, но лишь до тех пор, пока я не представил окончательный вариант "Марни". Вот тогда-то на долю "дорогой Пегги" выпала роль королевского палача.

2 апреля 1962

Как истинный дурак, я отправил окончательный вариант "Марни" на следующий день после Дня дураков. Кстати, и сценарий "Птиц" я представил в тот же день годом раньше. В сопроводительном письме я писал:

"Дорогой Хич,

вот "Марни". Как мне кажется, получилось здорово. Мне бы хотелось обратить Ваше внимание на некоторые вещи, поскольку они отходят от сюжета в том варианте, в каком мы его с Вами обговаривали. Я обнаружил, что на бумаге некоторые сюжетные ходы просто не получаются, и внес соответствующие изменения.

Основное изменение касается первой брачной ночи. Вы увидите, что в сценарии есть два варианта, один на белой, другой на желтой бумаге. Желтым цветом дан тот вариант, который мы с Вами обсуждали, включая сцену у бассейна и изнасилование. Я ее писал и переписывал до бесконечности. Но что-то в ней мне все равно не нравится. Тогда я написал "белый" вариант, который я и хотел бы увидеть в фильме.

Я знаю, вам нравится тот вариант, который мы с Вами обсуждали, но позвольте объяснить, что, по-моему, в нем не так и как я попытался это исправить.

Вначале поведение Марни было обманкой для зрителя: мы хотели, чтобы зритель поверил, будто она стремится отделаться от Марка. От этого ее фригидность становится следствием циничного расчета, а не чем-то болезненным, с чем она не в силах справиться. На самом же деле Марни способна на теплоту и нежность, она способна принимать любовь -- но лишь до тех пор, пока все это не становится серьезным. Из чего вытекают дальнейшие рассуждения. Почему Марни вышла за него замуж? Ответ прост: она его любит. Возможно, она думает, что выходит за него, чтобы ускользнуть от полиции, но в действительности она его любит (что мы и показываем в финале картины). Только ее сильные эмоциональные нарушения мешают ей принять его любовь.

Поэтому я написал довольно игривую сцену ночи, где Марни развеселилась, немного хихикает (раньше мы ее такой не видели), и превратил все в теплую любовную сцену. По-моему, это получилось. Только когда намерения Марка становятся серьезными, только когда его любовные игры напоминают ей о той далекой ночи, она начинает паниковать и бежит. Ее уход выглядит странно, и зритель -- впервые -- понимает, что с ней что-то серьезно не в порядке. Сцена жутковата, но дает толчок одной из последующих сцен, в которой Марк советует Марни обратиться к психиатру. Так мне представляется естественнее и достовернее. Тот вариант, который мы обсуждали, был невероятен и граничил с бурлеском.

Отсюда вытекает вторая существенная перемена.

В "желтом" варианте я предложил сцену изнасилования в том виде, как мы с вами ее обсуждали. В "белом" варианте я ее полностью исключил. Я совершенно уверен, что она здесь неуместна. Марк не таков. У Марни, конечно, есть проблемы, и он это понимает. Стэнли Ковальский, пожалуй, изнасиловал бы ее, но не Марк Рутленд. Марк сделал бы в точности то, что он делает позднее, -- обратился бы за помощью к психиатру. А без не соответствующей характеру Марни сцены изнасилования нет необходимости и в беседе у бассейна. Теперь весь медовый месяц укладывается в одну ночь. За испугом Марни немедленно следует попытка самоубийства. Нет долгого сценического ожидания. Я уверен, что изнасилованию здесь не место, Хич, и я надеюсь, вы согласитесь и выбросите желтые страницы.

С нетерпением жду ответа и готов приехать, как только Вы скажете".

Настоящая причина

"Вас смутила та сцена, ради которой Хич снимал весь фильм. Вы выписали себе обратный билет в Нью-Йорк".

Возвращаясь ко мне

В те дни не было факсов или экспресс-почты. Я послал письмо заказной авиапочтой. Даже если предположить, что Хич получил его через два дня, что было оптимистичным прогнозом для 1963 года, у него не много времени ушло на то, чтобы ответить мне. Его послание было датировано 10 апреля 1963 года. В нем говорилось:

"К несчастью, дорогой Эван, я просмотрел сценарий, и, по моим ощущениям, там еще предстоит большая работа.

К сожалению, сейчас мне, пожалуй, несколько надоело им заниматься, и, думаю, на некоторый срок его придется отложить, пока я не решу, что с ним делать. Возможно, понадобится свежий взгляд, и это, вероятно, будет следующим шагом.

Сожалею, что больше ничем не могу Вас порадовать, но, как я уже сказал, предстоит еще много работы, чтобы привести сценарий в то состояние, которое бы меня удовлетворило.

С наилучшими пожеланиями

Альфред Хичкок".

С наилучшими пожеланиями

Его подпись была факсимильной.

С одной стороны

Я прекрасно знал, что он имеет в виду, когда говорит "свежий взгляд", но решил намеренно затушевать этот момент в ответном письме, которое я отправил 15 апреля.

"Поскольку с февраля прошлого года я практически ничем, кроме "Марни", не занимался, я испытываю понятное недоумение и разочарование в связи с Вашей оценкой сценария. В особенности, если учесть тот факт, что, как мне кажется, сценарий полностью отвечает всем тем требованиям, которые мы с Вами наметили во время наших бесед. Без сомнения, любые проблемы можно решить после обсуждения. Возможно, некоторые окажутся не столь существенными, как представляется сейчас, когда пройдет возникшее у вас чувство безразличия к сценарию, о котором вы как раз писали.

Я совершенно согласен, что полезно будет отложить сценарий, пока мы оба не сможем посмотреть на него свежим взглядом. Я полагаю, это произойдет, когда Вы завершите оставшуюся часть рекламной работы над "Птицам". Но когда бы Вы ни решили, я сделаю все возможное и немедленно прекращу всякую другую работу, чтобы можно было завершить "Марни" к нашему обоюдному удовлетворению. Нет необходимости говорить, что, не считая деловых соображений, этот сценарий для меня лично очень многое значит.

С наилучшими пожеланиями..."

Ваш обратный билет

"Эван, когда он войдет в нее, я хочу, чтобы камера смотрела прямо ей в лицо!"

Свежий взгляд

В первый день мая Пегги Робертсон позвонила моему агенту, чтобы сказать, что меня заменяют другим сценаристом.

Он как всегда

Я не испытал радости, когда после премьеры "Марни" появились жуткие рецензии.

Некоторое время спустя я снова оказался на берегу с Анитой и позвонил в офис Хичу, чтобы справиться, не пожелают ли они с Элмой отобедать с нами. Пегги перезвонила примерно час спустя и сказала, что они будут очень рады.

Мы остановились в "Беверли Уилшир" и предложили им прийти туда.

Было такое ощущение, будто между нами никогда не происходило ничего неприятного.

Хич был, как обычно, приветлив, экспансивен, остроумен, рассказывал анекдоты, ехидничал, смеялся. Он сказал, что ему хотелось бы когда-нибудь снять целый фильм, действие которого происходило бы за кулисами в Нью-Йорке. Если будет эпизод в Le Circe, то он будет не в гостиной, а на кухне. Если будет эпизод в театре Юджина О'Нила, то не в зрительном зале и не на сцене, а за кулисами. Если будет эпизод в Эмпайр Стейт Билдинг, то не на смотровой площадке, а в подвале.

- Может, ты для меня его напишешь, а? -- спросил он.

Анита говорила Элме, что наша комната кажется какой-то безрадостной и что она собирается заказать цветы, чтобы ее украсить.

Хич поманил Эрнандо Кортрайта, которому тогда принадлежал отель. Похлопав Аниту по руке, Хич спросил:

- Как вам кажется, не стоит ли принести цветы в комнату миссис Хантер?

Когда позже мы с Анитой поднялись к себе, повсюду были цветы.

Это было очень давно.

Больше никогда

Грустно сознавать, что больше никогда не будет фильмов Хичкока. Каждый раз, когда у меня выходит новая книга, я думаю, не захотел ли бы Хич ее экранизировать, не стал ли бы я сам писать для него сценарий.

Сценарий Эвана Хантера по мотивам его же романа, режиссер Альфред Хичкок!

Я согласился бы на 25 процентов от размера шрифта в названии.

Перевод с английского М.Теракопян

Окончание. Начало см.: "Искусство кино", 1999, N. 1