Кино ‒ это вечное настоящее

Нина Цыркун. Ваши фильмы -- воспоминание о прошлом, своеобразный "Амаркорд", рассказ, который ведется от лица очевидца, остающегося за кадром, но в памяти которого хранится чувственный отпечаток ушедших лет с их ароматом, с их болью. Время и место зафиксированы очень точно. Ваш лирический герой -- это вы сами, очевидец, продолжающий глядеть в прошлое глазами ребенка, хотя и умудренного жизнью. Насколько много личного опыта вложено в ваше кино?

Теренс Дэвис. Я родился после войны, но в еще военном 1945 году. И в детстве много слышал о войне от матери и сестер -- они рассказывали о бомбардировках, о том, как однажды их едва не убило. Вторая мировая война стала для Англии последней великой катастрофой и в то же время последней эпохой, когда нация ощущала свое величие. Мне повезло -- у меня прекрасная эмоциональная память, и то, что я слышал в детстве, навсегда запало мне в душу, сформировало меня и до сих пор во мне живо. Истории, слышанные от близких, и окружавший меня мир сформировали меня в равной степени, но мне всегда хотелось соединить одно с другим, воссоздать все вместе как целостный мир. У моих фильмов документальная основа, и я отнюдь не считаю, что это сушит их или даже убивает; напротив, это помогает оживить прошлое. Оживить, например, страдания моей матери. Прошлое нельзя отредактировать, его надо принимать таким, каким оно было. В этом, в сущности, состоит урок, который оставил нам Чехов, когда писал, что жизнь людей состоит из того, как они едят, пьют, носят пиджаки и так далее.

Память -- неисчерпаемый источник эмоциональных впечатлений. В сущности, я до сих пор живу тем и переживаю то, что произошло со мной между семью и одиннадцатью годами. Мой отец был психически неуравновешенным человеком, истязавшим мою мать, он долго и мучительно умирал. Два долгих года. В школе, где я учился, все было пропитано насилием, в том числе религиозным, и я помню, как часами молился, стоя на коленях -- так что до крови стирал коленки, -- думал, что если я буду хорошим католиком, Бог смилостивится надо мной. Но когда мне исполнилось двадцать два года, Бог умер. Меня охватило чувство покинутости. Я понял, что меня ничто не поддерживает. Если есть Бог, то почему люди так много страдают? Но странным образом в этом безропотном отчаянном страдании мне открылась поэзия повседневности, которую так хорошо описывал Чехов.

Я -- сумма моих неврозов, корень которых в детстве. Мне от них не избавиться до конца дней. С годами страхи мои ослабевают, и может быть, когда-нибудь я смогу уже довольно спокойно оглядываться на прошлое, но пока я этой стадии не достиг. Прошлое довлеет надо мной, оно столь могущественно, что я боюсь настоящего. Боюсь жизни.

Нина Цыркун. 50-е годы -- эпоха радио. Радио -- не просто фон, это как бы действующее лицо вашего кино.

Теренс Дэвис. Радио играло в Англии огромную роль. Три канала Би-Би-Си были своеобразной мантрой. Я просыпался в 7 утра от радиоголосов. И второе главное звуковое впечатление -- песни из американских мюзиклов, которые пели мои сестры.

После смерти отца я открыл для себя кино. Я стал ходить в него семь дней в неделю. Первым фильмом, который я увидел, был "Пение под дождем". Я пришел в восторг.

Сегодня кино в упадке -- всем заправляет телевидение. Англия гордится "лучшим в мире телевидением". В результате мы получили "телевизионное поколение", которое приучено слушать, а не видеть, потому что телевидение все время что-то рассказывает. А кино -- это эмоциональное путешествие. Главное ведь не то, что люди говорят, а то, что и как они делают. Кино -- это не "история", а именно эмоциональное путешествие.

Нам не повезло, что у нас один язык с американцами, которые превращают кино в "Макдоналдс". А это не питательная еда, это эрзац. Кроме того, американизация убивает наши традиции. Ведь такие фильмы, как "Убийцы леди" или "Добрые сердца и короны", могли появиться только в Англии. Когда у нас хватит мужества, чтобы сказать, что мы -- Англия, а не Америка, тогда восстановится и традиция. Важно ведь всегда оставаться верным себе. Делать свое дело так хорошо, как только можешь. Нельзя не иметь в виду память и историю страны. Именно поэтому произведения Малера, Брукнера или Куросавы с годами делаются все лучше и лучше. Верность себе предполагает верность материалу, из которого ты создан, который тебя сформировал. Именно поэтому я никогда не вольюсь в мейнстрим. У меня попросту нет к этому таланта. Может, мне и хотелось бы снять "Мужской стриптиз", но у меня не получится.

Впрочем, большинство людей все же предпочитают, чтобы их кормили историями, которые не надо осмыслять. А мне важна неоднозначность, двусмысленность -- как в музыке, например, у моего любимого Брукнера, особенно в его Пятой симфонии, где вы следите за несколькими темами, которые все сходятся в финале. И кино должно запоминаться не началом-серединой-концом, а множеством переплетающихся тем, их схождением. Как и сама жизнь, в которой все переплетено и не ясно, где конец, а где начало, которая вся есть поток сознания в духе Пруста или Метерлинка. Если же кино не таково, то не стоит на него и идти.

Нина Цыркун. Одно из проявлений национальной кинотрадиции в вашем кино -- особый мягкий колорит, патина времени, словно оседающая на изображении...

Теренс Дэвис. Форму определяет содержание и наоборот. Иногда все заявляется движением камеры, иногда музыкой. В любом случае я заранее знаю, что буду делать и как. В фильме "Закат долгого дня" сначала звучит песня, потом идет панорама -- это сама жизнь в ее повседневности. Я делал раскадровку, раскладывая на полу огромные листы бумаги, чтобы уместить все, что хотел охватить камерой. Кино -- вечное настоящее; между кадрами рождается третий смысл -- и это меня завораживает. Как завораживает и сама тайна времени, которое непрерывно течет, убегает, а где ты сам?

Нина Цыркун. Многие обратили внимание на то, что ваше кино, если использовать синонимы, не столько movies, то есть движущиеся картинки, сколько pictures -- картины.

Теренс Дэвис. Мое видение кадров, если можно так выразиться, "католическое". Мои детские воспоминания связаны с церковью, с тем, как смотришь на алтарь -- вперед и слегка вверх. Так я и строю кадр, это происходит неосознанно. Я довольно поздно познакомился с живописью, стал ходить в галереи (зато теперь делаю это часто), но моя привычка кадрировать, выбирать точку съемки сформировалась в детстве.

Нина Цыркун. А что, по-вашему, "английскость", которая в нашем понимании прежде всего сдержанность, аристократизм, эксцентричность?

Теренс Дэвис. Это очень трудно определить, как, наверное, и "русскость". Англичане действительно очень замкнуты, сдержанны и ироничны. Вежливы. Как, впрочем, чеховские герои. За этой сдержанностью, за недосказанностью скрывается страстность, которая разрывает сердце. Так разрывала мне сердце постановка "Дяди Вани", которую я недавно видел. И еще англичанам свойственно чувство юмора.

Нина Цыркун. А эксцентризм?

Теренс Дэвис. Да, и одно из лучших его проявлений -- спорт. Мы -- большие мастера придумывать разные виды спорта. Мы изобретаем их, выпускаем в мир, они становятся всеобщим достоянием, а мы изобретаем новые.

А на все времена остается любовь. Я понял это совсем недавно. Благодаря ей мы побеждаем горечь существования. Гнев разрушает, а любовь спасает.

Нина Цыркун. Вы постоянно ссылаетесь на Чехова. Не хотели бы вы его экранизировать?

Теренс Дэвис. Ну что вы, я бы никогда на это не решился.

Нина Цыркун. Вы не только режиссер, но и писатель...

Теренс Дэвис. Я написал один роман и выпустил сборник рассказов. Но начинал как актер. Учился в драматической школе. Мой первый сценарий "Трилогия" отклоняли все, к кому я обращался, пока я не пришел в Британский киноинститут. Мне сказали: мы согласны принять ваш сценарий, если вы снимете его сами и за восемь тысяч фунтов стерлингов. Я был в ужасе. Но мне уже было тридцать пять лет -- с одной стороны, довольно поздно для дебютанта, а с другой -- отступать уже некуда. Я попробовал... Так или иначе, мне пока удается оставаться самим собой, а как кто-то правильно заметил, лучше быть неудачником, рассказывая свои истории, чем с успехом пересказывать чужие.

1998, июнь, Сочи

Благодарим телепрограмму "Кинескоп" ("ТВ-6. Москва") и лично Петра Шепотинника и Асю Колодижнер за предоставленные материалы и помощь в проведении интервью.