Утомленные солнцем

"Беды скучают без нас", -- любила повторять мудрая Анна Ахматова. Телевидение кризисного периода, похоже, намертво впечатало именно такое представление о жизни в архетип коллективного бессознательного россиян. Экран скрупулезно отражает пограничное состояние идей и людей. Пик иррациональности нашей общей судьбы телевизор зафиксировал на неделе, осененной двумя, казалось бы, взаимоисключающими событиями: часть страны отмечала 80-летие со дня рождения Александра Солженицына, другая часть требовала восстановить на Лубянке памятник Феликсу Дзержинскому. Небыстрые разумом тележурналисты никак не могли впрячь в одну телегу новостей символ хрупкой свободы и символ многотонной несвободы. А быстрый разумом Геннадий Селезнев и вовсе всех запутал. Ибо смысл его изречения темен: "Прекрасный памятник Дзержинскому, я бы поставил его на свое место". Впрочем, пусть трактовкой займутся потомки.

Ну, а современникам остается только констатировать -- и это, и многие другие не менее выдающиеся высказывания и телодвижения тех, кто регулярно заполняет собою виртуальные миры, свидетельствуют о приближении выборов. Мощный кризис, плавно перетекающий в предвыборную кампанию, такого мы еще не видывали. На ТВ плач по невинно убиенным проектам и деньгам прервался осторожным ожиданием новых -- больших -- денег и проектов. Что, в свою очередь, решительно меняет телевизионную картину (и картинку) мира.

Куда несешься ты, "многострадальная мессия"?

Отныне картинка по большей части будет состоять из говорящих голов разного достоинства. Телевизионный люд учится заново осваивать прямой эфир. Каждая "кнопка" срочным образом обзаводится своей "программой влияния". На Третьем канале реанимируется еженедельный "Пресс-клуб". На Шестом стартует программа "В мире людей", который ни в коем случае не следует путать с миром животных. На Первом по будням начинает выходить ток-шоу "Здесь и сейчас". Если добавить старожилов вроде "Героя дня" (НТВ) и "Подробностей" (РТР), то получается внушительный отряд быстрого реагирования, состоящий из богатырей телеэфира -- Кира Прошутинская, Михаил Кожухов, Александр Любимов, Светлана Сорокина, Николай Сванидзе.

Первой тройке из этого перечня учеба дается нелегко. Давно минула эпоха, когда ведущие были нашим всем. Ныне летейские воды смыкаются и над временем, назовем его так, телевизионного постмодернизма, когда на первый план выходили имидж человека в кадре и привычная игра со штампами и стереотипами зрительского восприятия. Кризис взорвал уже сложившиеся формы жизни, в том числе и на ТВ. А вот ведущие, те, которые из "раньшего" времени (а других у нас не водится), оказались за редким исключением не приспособлены к смене парадигмы. Они ленивы и нелюбопытны, они не любят вникать в нюансы темы, оставляя эти докучные хлопоты команде не шибко образованных редакторов, острота их реакции убывает в геометрической прогрессии, в этой же прогрессии растут амбиции. А главное, они вяло ощущают новую историческую реальность, когда каждый канал лоббирует своего "интересанта" и нет генеральной команды из центра: голосуйте сердцем за NN. Доголосовались -- страна в инфаркте.

Разумеется, такое обилие претендентов на шапку Мономаха, каковых следует к тому же увязывать с запросами владельца канала, утяжеляет во стократ задачу ведущих. Им нужно не только решать проблему почище бинома Ньютона, как невинность соблюсти и капитал приобрести, но и помнить о высоких материях. В эпоху торжества визуальной культуры над всеми прочими типами культуры именно они, наши ежедневные и еженедельные собеседники, -- лидеры общественного сознания. Стало быть, и им в немалой степени впоследствии (в случае малоудачного выбора и выборов) можно будет адресовать упрек, похожий на тот, что посылал Сартр Флоберу и Гонкурам. Он считал их виновными в репрессиях, последовавших за разгромом Коммуны: "Они не написали ни строчки, чтобы помешать им".

Пока, однако, не только о гамбургском счете, но и о среднем профессионализме говорить не приходится. Прошутинская похожа на второгодника, никак не могущего взять в толк, о чем, собственно, идет на уроке речь. Ее несет неуправляемый поток прессклубовских словес. Стихия прямого эфира с его звонками, пейджерами и разнородностью мнений захлестывает бедную женщину, как княжну Тараканову поток воды в крепостном каземате. Она нервничает, торопливо косится на бумажку, после чего невпопад стреляет сентенцией из арсенала "русский народ -- народ соборный и общинный". Михаил Кожухов, напротив, обычно взирает на собеседника со спокойным, хорошо отрепетированным участием -- как психиатр на пациента. Но едва тот отклоняется от намеченного ведущим маршрута, Кожухов только и способен, что причитать: да что вы говорите, да не может быть и пр. Но, пожалуй, самым грустным стало очередное пришествие Любимова в политическую передачу. Очаровательный взглядовский отрок, искренний и живой, спустя десять с лишним лет превратился в довольно равнодушного холено-лоснящегося господина. Легкость сменилась легковесностью, непосредственность оценок -- посредственностью анализа, ирония -- хамоватостью, пусть и незлобной.

Все звезды плохо управляются с последней телемодой -- интерактивностью. На любые вопросы, мерцающие на экране, ответ, невзирая на количество и качество телефонных звонков, можно дать уже в начале передачи. Торжество ведущего по поводу его прозорливости представляется крайне неуместным. Ничуть не лучше обстоит дело и с телемостами, этими, по меткому замечанию Явлинского, селекторными совещаниями с секретарями обкомов.

О том, чтобы обновить устоявшиеся жанры и формы информационно-аналитических программ, пока не может быть и речи. Имиджмейкеры по разработке новых предвыборных телетехнологий еще только собираются с силами. И только одна программа уже собралась.

Светлана Конеген запустила на "ТВ Центре" новую программу "Ночное рандеву". Единство политики и шоу-бизнеса с ее помощью материализуется в бинарных оппозициях Новодворская -- Борис Моисеев, Анпилов -- Лада Дэнс, Боровой -- Маша Распутина, Жириновский -- Лолита и т.д. Конеген -- ведущая нового типа. Она с радостью поддерживает разговоры об эротичности Лужкова, некрофильстве Зюганова, скотоложестве Лебедя. Политкорректность не ее удел. Она сама по себе бинарная оппозиция: лед и пламень, велеречивость и язвительность, старомодная изысканность и остромодный прикид. Одна беда. Куда бы ни забросила Светлану телевизионная судьбина, будь то "Светские новости", "Положение вещей" или вот "Ночное рандеву", она хранит верность своему раз и навсегда выбранному имиджу. То есть, как сказал бы Ходасевич, постоянно натягивает значительное выражение на глубоко незначительное лицо.

Зато ее гости из числа политэлиты халявное эфирное время на чепуху не тратят. Так, Боровой в доступной электорату форме изложил свою предвыборную программу, не лишенную, впрочем, здравого смысла: "Коммунисты, в жопу суйте ленинские томики. За свободу голосуйте нашей экономики". А Жириновский прямо-таки захлебнулся патриотизмом, вследствие чего завопил, сжимая в руках не томную близсидящую Лолиту, а казенный микрофон: "Моя березовая Русь, моя Россия, многострадальная мессия".

И возникает законный, хотя и риторический, вопрос: как же "многострадальной мессии" пережить очередную президентскую телекомпанию?

Автора!!!

Еще одна примета нового времени -- в фавор снова входит телепублицистика. О чем свидетельствует широкий ассортимент появившихся авторских программ. Разделим их (условно, весьма условно) на две группы. Первую наречем "историософской", вторую -- "культурологической".

Первая группа ныне особенно актуальна и, по нашим наблюдениям, будет неуклонно расширяться. Ведь именно на ТВ в судьбоносные для россиян дни обостряются поиски исторической идентичности. Для этого более других подходят персонажи, чьи имена связаны с кровавыми сюжетами борьбы за власть. Любопытно, что на разных каналах одномоментно стартовали три таких проекта: "Ричард III" А.Бартошевича ("Культура"), "Наполеон" Э.Радзинского (ОРТ), "От Ильича до лампочки" А.Арканова ("ТВ Центр").

Не станем особо застревать на этнически чуждых нам злодеях. Заметим лишь, что программа Бартошевича отменно хороша. Она подтверждает трюизм: для авторской программы надобен прежде всего Автор. Желательно такой, как Бартошевич, которому ниспослан дар говорить о сложном просто. Тогда можно сделать первоклассную программу даже при минимуме изобразительно-художественных средств и более чем скромных видеоматериалах. Напряжение создается за счет путешествия авторской мысли, анализа и сопоставления -- от одного исполнителя роли Ричарда III к другому. Так Бартошевич вплотную подводит зрителей к осознанию труднопостижимой проблемы: отчего и как мы становимся пленниками мощного гипноза человека из мира черных стихий, негодяя и убийцы? Вопрос, согласитесь, всегда для нас кардинальный, но особливо в предвыборную страду.

И поскольку мы все глядим в Наполеоны, как было точно подмечено поэтом, то и программа Радзинского смогла бы внести лепту в процесс самопознания. Но не внесла. А лишь в очередной раз засвидетельствовала торжество творческого метода драматурга. Каковой без промашки набрасывает лассо на исторический персонаж с гипотетически высоким рейтингом, а затем конструирует версию его жизни по канонам "мыльных" сериалов. В этом плане что Наполеон, что Моцарт, что Цветаева -- все едино. Впрочем, глубина проникновения в материал, точность психологических мотивировок не удел специалиста по адаптации смысла, то бишь по переводу "узких" мест на язык широких масс. Его телеамплуа -- закрыватель тем. И в этом видится сходство с мастером пера Сергеем Островым. Тот любил по утряночке молвить: написал стихи о любви -- закрыл тему.

Иную ипостась "историософских" авторских программ демонстрирует проект Арканова. Оставляя в стороне глубину и исчерпанность исторических сюжетов, он предпочитает бросить на Клио остраненный ироничный взгляд. Свой фундаментальный труд "От Ильича до лампочки" Арканов создал в начале 90-х. Тогда известный сатирик выступил в некотором роде первооткрывателем темы: "хорошего" Ленина предпочитали на закате рассвета гласности не трогать в противовес "плохому" Сталину. Пересмотр вечных ценностей "Краткого курса ВКП(б)" автору удалось облечь в оригинальную форму "учебника советской и антисоветской власти".

Известный телережиссер Андрей Столяров перенес "учебник" на экран восемь лет спустя. За это время просветительский пафос сочинения сведен к нулю. Игра, затеянная Аркановым с историей, понимаемой как миф, ныне требует более вдумчивого осмысления даже при всей ироничности проекта. Ироничность, в свою очередь, тоже дала сбой -- больно уж изменилась природа политико-идеологического "смешного" за истекший период.

Тридцатисерийный фильм снят в модной пятилетку назад стилистике мон"Бтажной ленты. Кадры старой хроники, среди которых мелькают и редкие, и даже редчайшие, напоминают кучу хлама. Они плохо вписаны в контекст и плохо осмыслены, картинка редко совпадает с повествованием. Время исторического стёба, когда, скажем, Александра II легко можно было спутать с Александром III, лишь бы материал подавался в псевдообэриутской манере, -- все это эстетика вчерашнего дня.

Гораздо более интересными, чем "историософские", представляются "культурологические" программы. Здесь сакрализуется Автор, здесь в полной мере реализуются его комплексы неполноценности или полноценности. Альфа и омега такого рода передач -- харизма автора. В этом плане идеальным персонажем представляется Никита Михалков с проектом "Музыка русской живописи" (ОРТ). Его "сентиментальное путешествие на родину" (обозначение жанра) оборачивается поисками России, которую мы потеряли. Кто-то ищет эту Россию с автоматом Калашникова, Михалков -- с помощью шедевров живописи. За что мы ему и благодарны.

Мы ему благодарны и за придание любимым картинам голоса (это все же лучше, чем гальванические опыты по реанимации классики Юрия Грымова), и за умение создать атмосферу врачующего душу покоя с помощью медленной, исходящей истомой камеры, и за чудесную музыку Эдуарда Артемьева, одним словом, за то восхитительное чувство обломовского умиротворения, которое мастер столь умело сообщает своим зрителям. Но Михалков портит дело однозвучной назидательностью, чугунно-державной риторикой, прописями отчизнолюбия.

Опасность таится и в бесконечных повторах одного и того же визуального ряда (девушки в кокошниках, жужжащий шмель, мальчик на реке), и над всем этим великолепием -- недремлющее око автора, он почти не выходит из кадра, он переменчив, как игра светотени, но только по части смены гардероба и транспортных средств -- от кареты до ялика. Идея цикличности, составляющая основу авторской программы, навязывает повторяемость приема. Что убивает сам прием. В послевкусии остается одна идеология. Без нее, оказывается, в России и музыка русской живописи не звучит.

Другая разновидность "культурологических" программ явлена "Апокрифом" Виктора Ерофеева ("Культура"). Автор, талантливый зодчий собственной судьбы, занят в основном самообеспечением. Чем и интересен. Вот, скажем, исследует он издательские проблемы. Пригласил в студию несколько человек. Быстренько выяснилось, что почти все они так или иначе связаны с выпуском книг самого Ерофеева. А издателей только в Москве, напомню, более двух тысяч... Вот задумался Ерофеев над чрезвычайно важной проблемой -- "Литература и гольф". Его гость -- философ и писатель Майкл Мёрфи. И опять, как ни крути, получается, что вся грандиозная тема сводится в основном к утверждению Мёрфи: Виктор -- первый русский известный писатель, который играет в гольф. Гость другого выпуска программы Дмитрий Пригов должен оттенить еще одну грань жизни и судьбы автора -- его не больно обременительную принадлежность к диссидентству и андерграунду.

И ничего бы дурного во всем этом не было, выпрыгни Ерофеев из частного в общее. Но он, как правило, застревает в микроскопическом "я", после чего тема объявляется исчерпанной, а передачи по большей части оставляют ощущение поверхностности и саморекламы. Картинка также складывается в основном из того же Ерофеева на фоне соц-артовской "нарезки", всегда касающейся проклятого тоталитарного прошлого.

Вообще тема автора способна связать две главки настоящего сочинения. И звезды информационно-аналитического эфира, и творцы "штучных" проектов тщательно работают над образом автора. Но вот в чем вопрос: как сделать, чтобы образ не поработил автора? Особенно когда речь идет об образах и авторах, утомленных солнцем славы.

Канальские страдания

Впрочем, телевизионщикам сейчас не до решения творческих проблем. По ту, невидимую зрителям сторону экрана развернулась рукопашная борьба за перегруппировку сил. Первыми после глубокого обморока, в который впало лишенное мишуры и позолоты ТВ, очнулись энтэвэшники. Их пятилетний юбилей стал хорошей взлетной полосой.

Пока на ОРТ ваяли хит сезона -- перемонтированную авторскую десятисерийную (супротив старых семи) версию о бессмертных тенях, которые исчезают, но никак не исчезнут в полдень, -- НТВ нацелилось на позабытый главным каналом страны слоган: "Это -- первый!" Четвертая кнопка выиграла турнир по контрпрограммированию, то есть негласное межканальское соревнование по перетягиванию одеяла зрительского внимания. К слову сказать, это самое контрпрограммирование, о котором раньше владельцы телевизоров и не подозревали (ибо хозяева эфира предпочитали так или иначе договариваться о времени выхода самых рейтинговых передач), тоже симптом предвыборной пляски св. Витта.

Но вернемся к НТВ. Стремление к здоровому реваншизму отразилось уже в названиях новых проектов, запущенных тогда, когда соперники с трудом зализывали кризисные раны. Вот некоторые из них -- весь Жванецкий, все семнадцать мгновений весны, весь Солженицын, весь Лившиц... И хотя сам Жванецкий блестяще охарактеризовал подобный творческий метод ("весь" надо понимать в том смысле, в каком мужчина обычно говорит женщине "я весь твой") -- дело сделано. Об НТВ заговорили как об окончательном и бесповоротном лидере эфира.

На качестве проектов предпочитали не задерживаться, важен был сам факт их реализации. А меж тем качество оставляло желать лучшего. Так, "Весь Жванецкий" навевал ассоциации из близкого сердцу писателя-сатирика питейного ряда. Стоило ли бутылку превосходного коньяка разбавлять ведром плохо очищенной воды? "Весь Солженицын" и вовсе сыграл с одним из авторов, Леонидом Парфеновым, скверную штуку. Колеблясь над бездной между художественностью и общедоступностью, Парфенов совершил выбор в пользу последней. Фильм, таким образом, получился подробным, добросовестным и описательным. Вдруг приоткрылась тайна, прежде известная, вероятно, только посвященным. У главного эстета НТВ за душой нет ничего, кроме остроумия, иронии и склонности к легкому стёбу. Понимая, что эти качества плохо соотносятся с образом общенационального пророка, он, Парфенов, мужественно их отринув, снял абсолютно соцреалистический сериал о Солженицыне. Получилось что-то вроде антипародии на свои же нескончаемые старые песни о главном.

Вообще столь заразительная для молодых телереформаторов советская эстетика оказалась змеей подколодной. Парфенов умудрился с разной долей успешности и пародировать ее, и одновременно демонстрировать свою нерасторжимую связь с объектом пародии. Наиболее весомо, грубо, зримо это свершилось в цикле передач, посвященных пребыванию команды НТВ в форте Байяр.

Парфенов привез сюда команду энтэвэшников для участия в традиционной игре. Вообще игра, шоу, зрелище -- стихия генпродюсера. Но вдруг, рассказывая в специальной программе о ристалищах в форте, Парфенов будто впервые сообразил, как важно быть серьезным. Он с гордостью повествовал о своей команде, составленной из людей красивых, молодых, тридцатилетних, о том, что обычно на игры приезжают всякие-разные олимпийские чемпионы, а тут на тебе -- лучшие перья лучшего канала страны, о мужестве и отваге лучших перьев. Да и сами ветераны горячих точек (так их аттестовал командир) без крупицы аттической соли глаголили об испытании самих себя и о происках французских империалистов. Зритель, чувствуя в эти минуты легкий озноб призабытых комсомольских собраний, слышал заветы старших товарищей: в жизни всегда есть место подвигу.

Странно, но умный Парфенов не уловил комизма ситуации -- то, что есть игра и шоу, он демонстрирует на котурнах трудового энтузиазма и героизма. Хотя чего не сделаешь для родного канала в тяжелую годину.

Тем не менее, повторимся, НТВ, по нашему разумению, удалось обогнать вконец деморализованное ОРТ. А что же РТР, это последнее прибежище государственности на телевидении, совсем не участвует в битве гигантов? В битве не участвует, уступило пальму первенства без боя, но любопытные процессы проистекают и здесь. С одной стороны, стоит плач на реках вавилонских по поводу отсутствия бюджетных денег. С другой -- что замышляли (если судить по сетке вещания), то и получили. А замышляли ставку на частного человека с его тихими радостями, эдакого обитателя Марьиной рощи. Отнюдь не случайно эмблематичой для РТР фигурой становится главный специалист по "женско-семейному ток-шоу" Валерий Комиссаров. В будни он гуляет по "Марьиной роще" (название его нового глобального прожекта), а по выходным дням располагается на кухне вместе с "Моей семьей" (тоже его глобалка).

Интеллигентное руководство РТР доверило Комиссарову заведовать "простым человеком". Еще бы, кто кроме него сакрализует любое свое начинание до уровня "общенародного движения"? Доверчивость, как это часто приключается, и подвела руководство. Оно даже не заметило, как замысел и воплощение у Комиссарова вступили в нанайскую борьбу. Само название "Марьина роща" и лексически, и смыслово давно перестало быть синонимом мещанства. Да, в начале века именно сюда отправлялся В.Короленко на поиски "чисто этнических людей". Но что намерен найти здесь в конце века Комиссаров? Тем более что его "люди с улицы" одержимы не своими личными горестями и радостями, а озвучивают чужие, спроворенные для них стайкой вдохновенных халтурщиков. То есть они хуже некуда работают актерскую работу.

Государственное ТВ заражено микробом комиссаровщины: наглядны признаки телевизионной болезни, когда примитивность идеи объясняется народностью, а эклектика формы и содержания -- доступностью. Здесь также в почете мичуринские технологии. Высадили на грядки "Клубнички" (название еще одного отечественного сериала) "Мою семью", глядь, и зашумела "Марьина роща". Разбросали мебель от "Домино" по студии, как это делается в замечательной программе "Впрок", добавили чуть "Аншлага" с его VIPами и полуVIPами, пошуршали листопадом рецептов из "Смака" -- вот и выплыла на стрежень еще одна плоскодонная баржа -- программа "Домашний очаг". Взяли "Пресс-клуб", добавили немного "12-го этажа", позаимствовали скрежещущий металлом дизайн из "Золотой лихорадки", запустили для антуражу тинэйджеров на роликах -- готова молодежная программа "Акуна матата". В переводе с суахили -- расслабься, все будет хорошо. Именно в этом размягченном, как хрящики в студне, состоянии отцам и детям предлагают решать весьма серьезные вопросы -- что такое современный фашизм, патриотизм, секс и т.д.

На РТР, если смотреть его сплошняком, и пребывают в основном в состоянии "акуна матата". Концентрация в золотое вечернее время таких программ, как "Кроссворд", "Любовь с первого взгляда", "У всех на устах", избранных мест из Угольникова и "Адамова яблока" и прочих "самсебережиссеров", весьма необременительна для зрительского интеллекта.

Но в чем уж точно не упрекнешь здешнее руководство, так это в отсутствии патриотизма. Сначала перенесли "Санта-Барбару" на утренние часы, когда народ доллары скупает, затем устроили ей полный дефолт, а потом снова запустили, но уже с измененными до неузнаваемости родными голосами.

Что и говорить, тернист наш общий путь из уютной Санта-Барбары, где лишь богатые плачут, в не очень изобильную предвыборную Марьину рощу.