Свобода, замаскированная под ад

Лос-Анджелес (взгляд сверху). После двух недель чистилища Беркли, похожего на гигиеническую сауну, из которой выпустили пар, я наконец-то добрался до Лос-Анджелеса.

Как известно, после чистилища прямая дорога в ад. На первый взгляд все совпадает. Мы столько раз уже слышали и про безумие хайвейев, и про безвкусицу голливудской роскоши, и про одиночество, и про нищету, и про отвратительную кухню тамошних ресторанов. Во Франции, например, разбуди ночью любого интеллигента, и он тебе, не просыпаясь, отбарабанит, что Лос-Анджелес -- ад для европейца, что единственный нормальный город в Америке -- это Нью-Йорк...

Наш самолет подлетал к Лос-Анджелесу ночью. Задолго до посадки я увидел бесконечное море огней, уходящее далеко за горизонт. Потом огни приблизились, ожили, разделились на тепло-желтые одуванчики фонарей и на ярко-белые автомобильных фар. Мы снизились еще -- вступили разноцветные полосы реклам, потом еще какие-то огни, еще и еще... На сотни километров влево и вправо под самолетом не было ни одного темного пятна неосвещенной земли, все жило и пульсировало, как какая-то новая непонятная форма жизни. Это не имело никакого отношения ни к Лондону, ни к Парижу, ни к Москве. Это была неизвестная мне форма цивилизации. Колония инопланетян, которые вгрызлись в нашу землю, чтобы преобразить ее.

Я вдруг испытал чувство гордости и восторга оттого, что это сделали люди. Какой-то неожиданный трепет. Наверное, также трепетали кочевники, оказавшиеся после долгого путешествия по пустыне перед египетскими пирамидами.

Лос-Анджелес (вид снизу). Аэропорт в Лос-Анджелесе захватили мексиканцы. Всем, что связано с покупкой билетов, выдачей багажа, таможней, полицией, вызовом такси и т.д., тут занимаются низкорослые, плотные мексиканцы в коричневой форме. По-английски все они говорят так же плохо, как и я. Но это никого не смущает. Все ресторанные паркинги, например, захвачены армянской эмиграцией. И это тоже никого не смущает, про мафию почему-то никто не говорит, как и про лиц кавказской или мексиканской национальности... В Лос-Анджелесе так много свободы, что обвинять кого-то в том, что он этой свободой воспользовался, просто глупо.

Наоборот, такое ощущение, что город сам все время испытывает тебя на прочность: "Сколько свободы ты можешь вынести и не сломаться?"

В Лос-Анджелесе нет ни смысла, ни структуры, ни архитектурного плана. Две минуты езды по тишайшей деревенской улице, заросшей мимозой, и ты уже среди небоскребов, банков, ресторанов и всего прочего, что раньше в советских газетах называлось "асфальтовыми джунглями". Хайвей -- скоростная трасса, поднятая над городом на бетонных столбах, -- вдруг переходит в обычную провинциальную улицу со светофорами или просто упирается в океан. Вашингтон-бульвар почему-то выходит из города и, как говорят, доходит до границы с Мексикой. Чтобы попасть на сверхсовременную спилберговскую студию "Дримворкс", надо проехать по дикому Лоурелл-каньону, где восемьдесят лет назад жил частный детектив Филипп Марлоу. Каньон со времен Чандлера практически не изменился.

Город рос, как трава, ничему и никому не удивляясь, все побеждая, через все прорастая, то беднея, то богатея, то упрощаясь, то усложняясь в зависимости от ситуации. Если в тебе есть внутренняя свобода, чтобы жить так же, то тебе хорошо в Лос-Анджелесе, если нет -- то ты попал в ад.

Свеча и мотыльки. Над Лос-Анджелесом стоит столб энергии. Энергии денег, славы, молодости и, главное, возможностей. Почти физически ощущаешь, что где-то рядом витает невидимая фея, исполняющая желания. И все Золушки мира слетаются сюда, как мотыльки. Что-то похожее было в Москве лет десять назад, когда над городом повисло облако легких денег и удачи. Я помню, как потянулись к нам тысячи бизнесменов, больших и маленьких, а часто и не бизнесменов вовсе, привлеченных этой энергией. Они обжигались и разорялись, их грабили все кому не лень, а они ехали и ехали, как идущая на нерест горбуша. Экономика как биологическая мистерия.

По Лос-Анджелесу прошел слух, что сюда едет генерал Лебедь со свитой из пятидесяти кинематографистов. Некоторые клянутся, что кинематографистов будет триста. Интересно, где он наберет их столько и, главное, зачем? Этому нет рационального объяснения, но я готов поверить. Сейчас пути паломничества в энергетическую Мекку лежат через Лос-Анджелес. Мандельштам писал, что "русский человек любит изваляться в толпе". В Лос-Анджелесе ты можешь изваляться в энергии и, покрытый хрустящей броней-панировкой, готовый к сковороде, продолжить свой путь к заветному нерестилищу.

Еще о детстве. В Голливуде сейчас время мультипликации. Мультфильмы, полнометражные и телевизионные, приносят больше всего денег. И я с удивлением обнаружил целую колонию русских мультипликаторов, успешно здесь работающих. Самая преуспевающая мультипликационная студия "Класс кетчупа" создана венгром. Он почувствовал рынок раньше всех и сейчас, мультимиллионер, держит ключевые позиции на детском телеканале "Никельодеон".

Я уже писал об американском наступлении "агрессивного детства". В Штатах для этого есть множество причин и, как всегда, прежде всего экономических. Главная из них -- нормальный американец с момента рождения ребенка начинает откладывать деньги на его образование (примерно сорок тысяч долларов). Для этого есть множество специальных банковских программ, многие из них не облагаются налогами. То есть ты не только любишь своего ребенка, но и вкладываешь в него деньги, как в будущую перспективную компанию на бирже. Твое дитя должно быть рентабельно. Следовательно, его вкусы, пристрастия, мнения становятся важными и с экономической точки зрения

Дети диктуют вкусы своим родителям, дети диктуют и общение. В Америке нет культа дружбы. Если ты особенно не занят поисками социального восхождения, то друзья -- это в основном сопровождение приятного ужина. С коллегами по работе интенсивно общаться не принято. Остаются родители друзей твоих детей.

90 процентов американцев общаются по этому принципу.

90 процентов американцев сейчас смотрят и любят мультфильмы.

Политическая некорректность. Неудавшийся импичмент Клинтона показал, что Америка устала от "политической корректности". Надоело считать, что женщина всегда права, потому что она угнетенная часть общества. И что негр совершил преступление, потому что его предки были рабами. Надоело относиться к сексу как к получению удовольствия мужчиной за счет унижения женщины. Даже рассуждения об опасности курения стали слегка раздражать, хотя, конечно, американцы практически не курят.

И общество мгновенно отреагировало на эту тенденцию. В модном ресторане "Мирабель" на Сансет Плаза, например, ты можешь курить за столом в свое удовольствие, отравляя сидящих рядом некурящих соседей.

Один из секретов успеха мультипликационных программ как раз в том, что они позволяют себе быть политически некорректными. Гигантский успех "Симпсонов" и "Саус Парка" показал, что всем хочется смотреть про некрасивых, глупых и злых. Хочется, чтобы ругались и дрались, хочется, чтобы иногда врали, и про секс говорить тоже хочется.

"Саус Парк" -- плоская кукольная мультипликация, очень условная по изображению -- чем дальше от реализма, тем лучше. Четыре главных героя -- мальчики лет семи -- почти не двигаются. В основном они разговаривают. И сказать они могут все что угодно. Они долго рассуждают про собаку-гомосексуалиста, принадлежащую одному из них, и про то, что такое быть "пидором". Они говорят про евреев, которые не празднуют Рождество, выясняют, чем "жиды" отличаются от остальных людей. В общем, они говорят на все запретные темы, называя вещи своими именами, и эти живые уличные диалоги -- главное в "Саус Парке".

Это почти культурная революция, учитывая, что еще год назад шестилетний мальчик был выгнан из школы за то, что поцеловал (без предварительного разрешения!) шестилетнюю девочку. "Секшуал харрасмент"! Сексуальное домогательство!

Еще в "Саус Парке" действует Иисус Христос. Он ведет телевизионное шоу, в котором должен отвечать на вопросы телезрителей. Христос одет в белую рубаху, над головой -- нимб. Он играет на электрической гитаре и всегда очень печален -- как и мы, он не знает, что ответить на вопросы.

8-мм. Так называется новый фильм Джоэла Шумахера с Николасом Кейджем в главной роли. Это типичный голливудский продукт, который еще раз показывает, насколько неповоротливая многомиллионная машина студий не поспевает за меняющимися вкусами публики.

"8-мм" -- это триллер, рассказывающий о частном детективе, который ищет авторов порнографической 8-миллиметровой пленки "снафф". "Снафф" отличается от обычной порнографии тем, что все, что снято -- и изнасилования, и убийства, -- происходит по-настоящему. Своеобразное риэлити-шоу.

В своем желании рассказать эту историю "политически корректно" и, упаси Боже, никого не испугать и не шокировать, режиссер и актер готовы практически на все. Иногда этот фильм ужасов просто смахивает на пародию.

Для смягчения сюжета герою приданы жена и грудной ребенок. Их единственная функция в фильме -- присутствовать на другом конце телефонного провода, когда измученный жестокостью просматриваемого материала детектив звонит домой. "Я люблю тебя, бэби", -- говорит он жене. Она, прижимая к груди младенца, отвечает: "Я тоже люблю тебя".

Бедный, бедный Николас Кейдж. Роли "положительных героев" так не идут ему. Он превращается в откровенно плохого актера. Как он неумело хлопочет лицом, показывая, что он не любит кровь! А когда он, такой слабый и порочный, в пятнадцатый раз клянется в любви своей жене, в зале уже откровенный смех.

Так, виляя между жестокостью и пошлостью, "8-мм", как "пьяный корабль", медленно дрейфует в поисках неизбежного счастливого конца. Порок будет наказан, "плохие" будут убиты, и герой наконец-то скажет своей жене не по телефону: "Я люблю тебя, бэби". А что она скажет ему в ответ, предлагаю догадаться читателю.

Мне показалось, что этот фильм в каком-то смысле -- отходная "политической корректности".