Новый гуманизм: скромненько и со вкусом

Излюбленное занятие многих топ-ведущих -- критика критики. Безжалостными стрелами при первой же возможности пронзают они с экрана кровопийное Зоилово племя. Даже относительно добродушный Александр Любимов взбунтовался. И порешил: телекритики приговорены -- это инвалиды надомного труда. От имени последних рискну заметить, что вечный взглядовец, увы, непростительно редко столь удачно формулирует свои мысли.

"Горестные заметы инвалида-надомника" -- вот та условная рубрика, под которой мы предлагаем читателям сей скромный труд.

Вторую реальность омывают (несколько подновляя ее, в соответствии с историческим моментом) все те же стилевые волны, что и первую. Начало громокипящей перестройки ознаменовалось временем очень критического реализма, когда главной эстетической категорией считалась рубка правды-матки про Ленина-Сталина-Троцкого-Бухарина. Ранние 90-е осенились запоздалым, хотя бы по сравнению с изобразительным искусством и литературой, увлечением насмешником соц-артом. Разоблаченные советские тотемы и символы пародийно обернулись вверх тормашками. Серединные 90-е поменяли плюс на минус. ТВ принялось трепетно обожествлять все то, что вчера выворачивалось наизнанку. Ставка на "эстетику старья" (Маяковский) вызвала к жизни метелицу прошлогоднего снега -- старые песни, фильмы и квартиры о главном.

Конец века сбил коктейль из всех культурных архетипов. Но такая чудовищная смесь оказалась непосильной для отечественного ТВ, прошедшего к тому же через горнило материального и, соответственно, творческого дефолта. После глубокого обморока бытие принялось диктовать сознанию моду на минимализм. Никаких тебе Больших Стилей и направлений, в центре внимания -- брежневский слоган "все для человека, все во благо человека". Гуманизм в России -- это всегда дешево, скромненько и со вкусом. Каналы наперегонки обзаводятся программами, в которых бушует эйфория показного соучастия и сопереживания в духе незабвенной Валентины Леонтьевой и ее хита "От всей души". Ее самые достойные ученицы -- Оксана Пушкина ("Женские истории", ОРТ), Оксана Найчук ("Ищу тебя", РТР), Арина Шарапова ("Арина", НТВ).

Неплоха и дебютантка Анастасия Дадыко. Иногда суровой прозе "Вестей", где она работает ведущей, Анастасия предпочитает мягкую лирику межпрограммной заставки. И тогда стоит Дадыко, как простая русская женщина, в метро, разве что без авоськи с картошкой, и проникновенно рассказывает об учебе в институте, успехах в труде, зарплате, личной жизни и тому подобных вещах, актуальнейших для миллионной аудитории. Так выглядит новая народность на ТВ.

Проблемы телевидения обсуждались на заседании Совета по культуре при президенте. Марк Захаров выступил с интереснейшей инициативой. "Я хочу, -- сказал он, глядя в камеру с привычной убежденностью, -- чтобы слово "держава" зазвучало с прежней силой и мощью и чтобы оно вызывало такое же чувство радости, которое вызывало раньше". Многие телезрители, полагаю, почувствовали в этот момент, что проживали с известным режиссером в разных государствах, а главное, в какие-то неведомые времена.

Мне кажется более уместным опробовать эффективность подобных вожделений вначале на малых формах -- хотя бы на театре, руководимом Марком Анатольевичем. Если псевдогосударственная риторика, в коей он так преуспел, выдержит испытание коммерцией, то есть сверхвысокими ленкомовскими ценами на билеты, стало быть, гарантирован успех и на ТВ.

Интересный почин предпринят на государственном канале. Вконец обессилев в борьбе с конкурентами, здесь решили материально поощрять каждого зрителя. С этой целью задумана телеигра "Программа передач". Шершавый язык эфирной сети переводится в игровую стихию. На улице (эфир -- прямой) собираются зрители под руководством интеллектуала Алексея Козлова (ведущий программы "Брэйн-ринг"). Отличники, вспомнившие фамилию хотя бы одного персонажа из "Петербургских тайн", получают в награду куртку от компании "Монолит". Товар развешан на помосте, публика, не лыком шитая, деловито выбирает нужный размер и цвет.

Следующий номер викторины практически невыполним -- в минуту прочитать программу передач РТР на текущий день. Тут даже пулеметно говорящая Миткова потерпела бы фиаско. Но застенчивая девушка из Курска безоглядно идет в атаку -- уж очень хочется получить обещанный телевизор "Рекорд". Козлов, прошедший многолетнюю школу изысканного иезуитства в клубе "Что? Где? Когда?", удовлетворенно отмечает, глядя на секундомер: ну, конечно же, не получилось. Впрочем, продолжает он, зачем вам телевизор, вы бы все равно не довезли его до Курска... Девушка молча глотает слезы. Она уже смирилась с мыслью, что вес телевизора равен весу танка Т-34. И тут Козлов делает по-ворошиловски эффектную паузу и речет: ладно, берите, не дарить же вам один электрон...

Я так подробно рассказываю о живой "картинке" не одной психологичности этюда ради. Почин должен быть немедленно поддержан всеми каналами. Наконец-то на ТВ взыграло здоровое начало. Живой материальный интерес -- вот движитель телепрогресса почище всяких там рейтингов. Да и полноте существовать на деньги налогоплательщиков. Пора и нам поиметь что-нибудь от щедрых спонсоров. Сегодня, глядишь, курточку дали, завтра -- бельишко, послезавтра -- пылесос. Закономерно, что столь богатая инициатива принадлежит государственному каналу, заботящемуся больше других о человеке. Итак, господа, все на просмотр РТР!

Многомудрый Геннадий Селезнев не чужд культурных веяний. Вот, например, как он заканчивает одно из заседаний Думы: "Сегодня к тому же еще и день гибели Пушкина. Какие будут предложения?" Замираю. Секунду назад был показан еще один сюжет из парламента: перед оператором сгрудились одинаковые, словно пропущенные через ксерокс, юноши из группы "На-На"... Неужели они, не сходя с места, примутся лиру посвящать Пушкину? Нет, пронесло... И даже никаких предложений не последовало от думских фельдфебелей, зачисленных в гуманитарии. И даже никто из телевизионщиков не заставил их в лучших правилах юбилейного года выдавить из себя вместе с каплей рабства хотя бы одну строчку поэта.

Судя по качеству уже витающих в эфире пушкинских передач, грезишь на селезневский манер. Эх, кабы на всех каналах на требовательный вопрос: "Какие будут предложения?" -- звучал бы простодушный ответ: "Никаких". Продержаться-то осталось немного. А в следующий раз Пушкин, как водится, будет востребован телеэфиром не раньше чем к 300-летию.

Одно из самых приятных, на мой взгляд, телевизионных событий связано с появлением на ТВ в метеопрогнозе ведущих нового, а точнее, старого типа. Немолодые, хорошо одетые люди поражают воображение немыслимой для нашего ТВ интеллигентностью, несуетностью и достоинством. Они намертво рушат сложившиеся в последние годы метеоканоны "90 х 60 х 90", когда главная творческая задача для глашатая погоды -- повернуться к циклону соблазнительным задом, а к антициклону не менее соблазнительным передом.

Мой любимец Александр Беляев -- несомненный телевизионный талант. Мизансцену он выстраивает не хуже Станиславского да еще умудряется каждый раз ее разнообразить. Он, кажется, даже пространство кадра обустраивает по-своему. А уж как проникновенно про спонсоров рассказывает -- заслушаешься. Не захочешь, а при любой погоде побежишь к "Снежной королеве"...

О том, что ТВ -- искусство визуальное, сегодня, похоже, забыли. А ведь как прежде на ОРТ гордились своим генпродюсером! Тот, гласит апокриф, любил ошарашить потенциального автора канала эстетической требовательностью: главное не "что?", а "как?". (Заметим вскользь: кардинальный вопрос "зачем?" не значится даже в фольклоре.)

Правда, единственная за последние месяцы эксклюзивно-элитарная программа Александра Гордона "Собрание заблуждений" появилась именно на ОРТ. Но тут другая беда -- визуальный ряд настолько поражает своей избыточностью, что невозможно угнаться за смыслом. Все до изнеможения красиво, постановочно, кадр плотно, до последнего миллиметра заселен Гордоном. Но ответить на простенький вопрос: "О чем звук?" -- невозможно. Какие такие заблуждения не может простить автор своим героям -- хошь Циолковскому, хошь американским астронавтам, -- неясно.

Некоторые из моих коллег по "инвалидному цеху" уже поспешили сравнить режиссера программы Владислава Быкова с Тарковским, а самого Гордона -- с Чеховым. Сравнение, разумеется, в пользу Быкова с Гордоном. Но даже такая чрезмерность вполне извинительна -- очень уж у нас скучное и пресное ТВ сформировалось после 17 августа, любую игру с формой озвучишь фанфарами.

По-настоящему интересной в чисто телевизионном ракурсе представляется мне работа Сокурова о Солженицыне. Он ищет и находит визуальные ритмы и рифмы. Сокуров пишет свое полотно пристально-внимательной камерой, цветом, светом, звуком. Хруст пожухлой травы под ногами, передвигание стула, покашливание, дыхание Солженицына (оно все время идет как бы фоном) создают ту напряженную полноту бытия, которую трудно выразить словами. Самым большим смыслом в фильме исполнено молчание. Оно, кстати, гораздо выразительнее того вербального ряда, который предлагает режиссер.

Диалог, к сожалению, вышел достаточно поверхностным -- и для Солженицына, и для Сокурова. Чувствовалось, что времени для интервью было маловато. Оттого, видимо, вопросы и ответы не блистали глубиной. Это был тот редчайший для ТВ случай, когда изображение самодостаточно, комментарии лишь мешают.

Телевизионный люд, в своей массе, вообще ленив и нелюбопытен. Но самые необразованные люди, похоже, собрались на "ТВ Центре". Есть такая программа -- "Слово и дело". Передача, можно сказать, концептуальная, посвященная мэру и его окрестностям. Но ведь как нас учили в очень средней школе: "слово и дело" -- это вечный зов, означающий аж с шестнадцатого столетия не что иное, как донос. Донос, заявление о содеянном преступлении. Конечно, в высшей степени комплиментарная программа Андрея Леонова не может быть трактована как элементарное стукачество.

Но ей-богу, какова власть заштампованного мышления: мол, слово и дело у нас неразрывны, мы не пустомели, сказано -- сделано. Впрочем, власть штампов простительна многим, в том числе и крепкому хозяйственнику Лужкову. Но не всем. Известному тележурналисту Леонову она непростительна. Этикетка, по Марксу и Энгельсу, должна непременно соответствовать товару.

Еще одна программа, расцветающая под солнцем "ТВ Центра", называется "Охотный ряд". Программа самая что ни на есть мирная и полезная. В торговом центре на Манежной собирается народ и обсуждает какой-нибудь интересующий всех вопрос, скажем, ипотеку. Странно, однако, что никакие исторические ассоциации не тревожат уха многоопытной Татьяны Комаровой, автора программы. Неужели она никогда не слышала о том, что понятие "охотнорядец" синонимично "черносотенцу"? Что именно здесь на рубеже веков располагался рынок, лавочники которого избивали главных врагов России -- студентов, жидов, поляков?

Как же нужно Леонову, Комаровой, сонму чиновников и консультантов, сонно-привычно обсасывающих тему патриотизма, не знать истории, чтобы допускать элементарные и, что еще хуже, бессознательно издевательские ошибки?

Новостные программы на разных каналах наводят на мысль: монтаж может носить тоталитарный характер, если он подчинен одной идее (а одна на всех идея по сути своей всегда тоталитарна). Думаю, с приближением выборов это упущение будет усиливаться. Если, скажем, нужно навести тень на Березовского как на главного сегодняшнего недруга прогрессивного человечества, то на НТВ это спроворят преловко -- с помощью сюжетов, цитат, верстки. В свою очередь и ОРТ маху не даст, когда поднимет руку на Лужкова. Пик мастерства в этом смысле -- аналитические программы "Зеркало", "Обозреватель", "Итоги". Впрочем, тут и монтаж не важен. С первой же минуты эфира уши сверхзадачи так и торчат из-под колпака с бубенцами.

НТВ озаботился своим строгим мужским, подчеркнуто консервативным имиджем примерно год назад. Кооптирование Светланы Сорокиной в "Герои дня" призвано было служить сигналом о тенденции к смягчению нравов с помощью женского начала. Мне, в отличие от местных начальников, эксперимент с Сорокиной не представляется на редкость удачным.

Лучше всего Светлане удается легкое кокетство. Если клиент в кондиции, все идет по маслу. Если же собеседник четко формулирует мысли, спец в своей области, как это было, например, с Альбертом Кохом, и предпочитает серьезную беседу легкому трепу, то в студии поселяются Штольц с Обломовым. Кох говорит, жестко оперируя фактами и цифрами, Сорокиной чувство заменяет знание предмета и подготовленность к конкретному разговору. А ее фирменное "м-м-да" и ироническая улыбка отнюдь не всегда решающий аргумент дискуссии.

Все, однако, познается в сравнении. Не так давно "очеловечивание" канала продолжилось с помощью Арины Шараповой. Если Леонида Андреева называли Ницше для неуспевающих студентов, то Шарапову в самый раз окрестить Опрой для середнячков-телезрителей. (Программу американской телезвезды Опры можно регулярно видеть на REN TV.) Идея и стилистика ток-шоу "Арина" довольно беззастенчиво слизаны у знойной мулатки. С той только разницей, что Опра блистательно владеет жанром, а Шарапова имеет о нем отдаленное представление.

Тема, заявленная как "преодоление" (ох уж эта неизбывная отечественная мечта -- в жизни всегда есть место подвигу), не раскрывается ни на йоту. Сценарии плохо выписаны, драматургически не продуманы, сюжеты теснятся, как в трамвае, не успевая зацепить внимание, характеры психологически не осмыслены. Невыразительность декораций усугубляет невнятность действия. Зрители, сидящие, как водится, амфитеатром, молча вершат свой подвиг, не произнося ни единого слова -- им разрешено только аплодировать. Оператор озабочен лишь крупными планами ведущей. Что, заметим, совсем не идет ей на пользу, ибо, как известно, крупные планы сильнее детектора лжи.

Королева оказывается голой, несмотря на свое шикарное платье с блестками -- самый, заметим, подходящий туалет для сверхнародной программы. Шарапова на удивление худо владеет азами ремесла: она зажата, не способна к импровизации, жеманно-неестественна. Приглашение в качестве гостей вечных виповских грандтусовщиков, шумною толпою кочующих из передачи в передачу, и вовсе стилистически чужеродно программе, претендующей на домашность и душевность.

Странно, что Шарапову не остановил печальный опыт Доренко и той же Сорокиной. Первый после искрометных, рапирно-острых и невероятно артистичных "Версий" мигом прогорел со своей авторской программой "Характеры". Вторая тоже вряд ли смогла пополнить реестр собственной славы участием (вместе с Сагалаевым) в "Открытых новостях", эдакой по-народнически трогательной и столь же обреченной на провал попыткой говорить с помощью телемостов с самыми что ни на есть представителями народа о наболевшем.

Не дается пока нашему телевидению то, что на газетном новоязе называется "острым позитивом". Может, климат неподходящий. А может, сперва нужно научиться аккуратно подстригать газоны в течение двух веков. Кто его знает...

На Западе нынче в большой чести термин "infortainment" (соединение английских слов "информация" и "развлечение"). Ярчайший пример -- история Клинтона и Моники. В России, где информация зачастую носит необъективный характер, развлекаются по-своему.

Стоит обратить внимание, скажем, на то, как новостные программы сообщают о болезни президента. Это же не информация, а Песнь песней. Если хотите, как говаривает наш премьер, это зажженный фонарь на Петропавловской крепости, призывающий к овладению Зимним. По одной кнопке Сергей Миронов вдохновенно повествует о "кровянистых выделениях", по другой -- дуэт из Бордюжи и Степашина вливает в электорат оптимизм на тему "Б.Н. контролирует ситуацию", по третьей -- солист Зюганов привычно заунывно поет о гибели антинародного режима. И все это -- во первых строках выпуска.

Когда же президента выписывают из больницы, дикторы, не умея скрыть разочарования, скороговоркой сообщают о радостном событии ближе к финалу...

Телевидение вместе с обществом, как украинский экс-премьер Лазоренко, впало в сонливость второй степени. Энтузиазм булькает только на кислотно-молодежных диск-каналах. Там любят крутить клипы группы Time-out. Но еще большим успехом пользуется устное творчество лидеров этой группы. Ребята, похоже, изобрели под видом рекламы "Тампакс-банка" ключевую формулу бытия: "Мы превратим ваши месячные в годовые".