Дрянь хорошая или дрянь плохая? «Перекресток», режиссер Дмитрий Астрахан

"Перекресток"

Автор сценария О.Данилов
Режиссер Д.Астрахан
Оператор А.Рудь
Художники О.Молчанов, И.Щелоков
Композитор А.Макаревич
Звукооператор С.Чупров
В ролях: Л.Ярмольник, А.Легчилова, О.Беляева, Г.Свирь, О.Самошина, А.Ефремов и другие
"СИВ"
Россия
1998

Грубо говоря, это концептуальное искусство. Такой род искусства как раз активно использовал ресурс простейших средств, среди которых, конечно же, длительность, монотонность и повторяемость...

В.Левашов¹

Фабрика грез имени Дмитрия Астрахана выпустила на рынок новый продукт в жанре "старые песни о главном". Сентиментальный до соплей анекдот с песнями. "Ирония судьбы" в духе малобюджетного минимализма. Или точнее -- мелодрама по типу какой-нибудь заокеанской дребедени вроде "Когда Гарри встретил Салли". Но все же наполненная хотя и мелкой, но психологической глубиной и сдобренная пусть кондовым, но все-таки юмором.

О, если бы самоирония была свойственна этому прославленному режиссеру, он наверняка обыграл бы то, что сюжет картины полностью построен на штампах: для полной "сбычи мечт" героям нужен всего лишь штамп в паспорте о регистрации брака. Но скорость, с какой Астрахан переходит от фильма к фильму, не дает ему времени для игры и рефлексий. Надо полагать, именно поэтому славный доктор Джекил ("Ты у меня одна", "Все будет хорошо", "Перекресток") и кошмарный мистер Хайд ("Из ада в ад", "Контракт со смертью") так легко уживаются в режиссере, кажется, даже не подозревая о существовании друг друга. Однако и доктор, и мистер заняты одним делом -- обслуживанием зрителя, воспитанного центральным, а чаще -- нецентральным телевидением.

Как дикий сюжет любимого мною "Контракта со смертью" вполне мог подсказать какой-нибудь "Человек в маске", так сюжет "Перекрестка" могла бы поведать одна из героинь телешоу "Я сама".

В подземном переходе под шумным перекрестком Ляля встретила Алика. Ляля (А.Легчилова) вела после занятий учеников на экскурсию. Алик (Л.Ярмольник) играл для прохожих свои некогда популярные песни. Они бы сразу поняли, что полюбили друг друга с первого взгляда, если бы не обстоятельства и проблемы. У Алика была уже славная подружка (О.Беляева), а друг бизнесмен предложил срочно поехать на "чес" в Америку, чтобы заработать денег на клип. У Ляли тоже был солидный бой-френд (Г.Свирь), а подруга бизнесменша предложила срочно сменить неприбыльное учительство на хорошо оплачиваемую работу секретаря-референта в фирме. Вроде бы обоим для достижения деловой цели достаточно завершить уже существующие романы во Дворце бракосочетаний. Но ирония судьбы для этой цели устраивает рокировку: случайно познакомившись, Алик и Ляля решаются на фиктивный брак.

Собственно, после этого стремительного зачина действие начинает прокручиваться, как ключ в сломанном замке. Герои то соглашаются, то отказываются от принятого решения, давая возможность всем персонажам по очереди разыграть симметричные основному сюжету скетчи: друг из Америки (А.Ефремов) и подруга фирмачка (О.Самошина) довольно быстро совмещают приятное (постель) с полезным (устройство штампа в паспорте подопечным), а отвергнутый новорусский бой-френд падает в объятия обиженной подружки музыканта. Вся эта несложная геометрия пересекающихся окружностей через тернии чисто коммунальных склок и чисто комиксовых душевных борений приводит в финале Лялю и Алика, заключивших-таки брак по расчету, к большой и светлой любви. К счастью, неизбежный хэппи энд не отягчен бракосочетанием всех оставшихся пар-участников, хотя к этому явно идет...

Но, как ни странно, такой сюжет, вполне пригодный для индийского кино, можно воспринять и иначе. Ведь на перекрестке встретились уже почти знаковые персонажи пост-пост-постперестроечной России: популярный двадцать лет назад среди "среднего звена" советской интеллигенции рок-музыкант, некогда властитель дум средней руки, и учительница средних классов с хорошим высшим образованием, пытающаяся пробудить чувства добрые в учениках, таская их на какие-то экскурсии. Оба -- среднего возраста. Оба, в общем-то, типичные представители того среднего класса, который иногда объявляют в газетах несуществующим, иногда -- существующим, но всегда -- наиболее пострадавшим от социальной тряски последних лет. Страдает он потому, что пытается действовать и меняться в соответствии со временем, а не просто пользоваться моментом, как новый киногерой а-ля Тарантино, какой-нибудь киллер -- существо по определению без корней, без роду, без племени, без прошлого, без будущего. (Именно это, по-моему, приводит к глубочайшему раздражению от просмотра наших боевиков.) Киногерой-обыватель сегодня единственный представитель нормальных людей с родом и племенем -- за ним проглядывается история и каждого отдельного человека, и той страны, в которой все мы прожили жизнь, и история кинематографа, в котором мы привыкли себя узнавать. Поэтому примитивная, собравшая все штампы отечественной лирической комедии жанровая схема, переделанная в "Перекрестке" под нынешние реалии, на мой взгляд, даже более удачный ход, чем слишком навороченная фабула кинофеерии "Все будет хорошо".

Конечно, о качестве исполнения говорить не приходится. Все здесь сделано кое-как, на скорую руку, начиная от сценария и кончая весьма приблизительным выбором актеров на главные роли. Л.Ярмольник, согласившись сыграть лирического героя-любовника, видимо, решил громко намекнуть, что готов расстаться со своим телевизионным имиджем. И действительно, этот некогда пластичный актер благодаря телевидению стал настоящим человеком в маске: по молодости и бедности у него за всем проглядывал "цыпленок табака", по зрелости и богатству вылезает "L-клуб". А ведь он далеко не полностью реализовался в кино: по-настоящему интересным Ярмольник был, пожалуй, только в "Том самом Мюнхгаузене" Марка Захарова, где сыграл закомплексованного маменькиного сынка, обозленного своей обыкновенностью. Однако радикальная смена амплуа -- слишком решительный шаг, в случае с ролью Алика не увенчавшийся успехом. Гораздо убедительнее Ярмольник смотрелся бы, на мой взгляд, в том же "Перекрестке", но в роли второго плана -- новорусского бой-френда, которого вяло изобразил забронзовевший и отяжелевший Г.Свирь, удививший когда-то своей скульптурной красотой в фильме "Из ада в ад". Тут имидж Ярмольника работал бы на персонажа, давая возможность исполнителю поиронизировать над самим собой.

Анна Легчилова, создавшая светлый образ Ляли, похоже, получила его по разнарядке вместе с пастельным костюмчиком от Тома Клайма (так некогда одевали партийно-правительственных дам). И то и другое сидит на ней плотно, надежно и тяжеловесно, лишая зрителя возможности оценить ее индивидуальность и артистизм (если они вообще есть в наличии). Перед нами этакая экранная "девушка с веслом", венец симметрии провинциальных скверов. Упрекнуть ее в недобросовестности невозможно -- свое "весло" она держит крепко, в соответствии с каноном. Но лучше бы она нарушила хотя бы одно правило -- каблук бы сломала, что ли, как похожая на нее девица из рекламного ролика "Ментос" -- свежее решение"...

В фильмах Астрахана многие герои напоминают рекламных персонажей. И это не всегда плохо. Отлично смотрелась бы в роликах "МММ" пара энергичных и преуспевших друзей героев, которым действительно идут наряды от Тома Клайма и которые умеют носить эту смесь турецкой барахолки с "протокольным" стилем советского этикета.

Собственно, на этом можно было бы и закончить, если бы не застенчивое желание немного поспорить с критиками фильмов Астрахана, не находящих в них желанного художественного начала.

Но ведь многие брезгливые критики этого кино охотно угощаются на презентациях кислым вином и солеными орешками: гастрономически такое сочетание их вполне устраивает и отсутствие вкуса не мешает, давясь остатками этой гремучей смеси, говорить об эстетике и, бери выше, об отмене в нашем сегодняшнем кино (и в жизни как таковой) какой бы то ни было нравственной ценностной вертикали. Как будто эту вертикаль в стране с такими традициями, как Россия, действительно можно отменить декретами о введении или упразднении советской власти.

Вертикаль у нас была, есть и будет. А вот заниматься образным осмыслением ее верхней, позитивной шкалы никто в нашем кино не хочет -- не престижно, не интеллектуально, похоже на прописи. Так что остается один Астрахан, который в образе доктора Джекила снимает внехудожественные фильмы о позитивных ценностях.

Киноглаза у него, конечно, нет: Астрахан изначально человек театра, принципиально чуждый пластике кино. И не очень она его интересует -- в кинообъектив он, говорят, не смотрел ни разу. А оператору через стенку, не глядя, командует: "Здесь крупный план давай!" Художественность при таком подходе, естественно, около нуля. Но авторства -- то есть пресловутой художнической индивидуальности -- даже в избытке. Ведь все это, даже если его назвать безобразием, четко маркировано: "Астрахан".

Радикальный авангардный проект конца тысячелетия "Догма 95" -- простое и недорогое кино, рассчитанное, условно говоря, на знатоков. Почему же отказать в праве на существование радикальному, арьергардному, обывательскому проекту? Возможно, это и есть простое и недорогое кино Астрахана, рассчитанное, условно говоря, "на дураков". Умение "говорить просто", чтобы зрительницы в зале согласно кивали головой, мол, это действительно так, я сама это знаю и понимаю, -- тоже умение. Попробуйте историю, цена которой три рубля, рассказать так, чтобы зритель с двумя извилинами почувствовал себя глубоко утешенным и даже облагороженным... Зачем? А именно для того, чтобы в культуре продолжала существовать ценностная вертикаль, где нельзя обойти вниманием ни Пушкина, ни Пупкина.

Если на одном полюсе у нас есть гениальный Алексей Герман, одержимый перфекционизмом и шлифующий изображение до полной утраты его банального сюжетного смысла, то на другом полюсе обязательно должен быть неряшливый целлулоид Астрахана, желающего сообщить людям что-то известное, внятное, даже пошлое, но неоспоримое -- равнозначное тому, что "Волга впадает в Каспийское море". И тут Астрахану несправедливо было бы отказать в личном, особом перфекционизме: все свои трюизмы он обязательно исполняет триумфально, настойчиво и, как говорят музыканты, "с педалью". Короче говоря, если есть в мироздании бульонный кубик, то необходима и кастрюля воды, иначе равновесие нарушится.

Процесс контакта с оригинальным киноязыком для большинства людей мучителен. Такое искусство, как кино, в принципе, надо все же это признать, рассчитано на людей ленивых, неспособных создать при помощи собственного воображения даже примитивные образы. А особый спрос, естественно, есть именно на примитивные образы. И тут качество исполнения никакой роли не играет, функция образа все равно будет сохранена.

Как известно, кино в наше время делится на Голливуд и все остальное. Первое -- это мутирующий под воздействием высоких технологий, огромных бюджетов и кризиса сюжетов мейнстрим, бессмысленный и беспощадный: шаг вправо, шаг влево -- расстрел. Второе -- растянувшаяся вширь и вдаль много- и разно-, и даже безобразная провинция. И именно тут авторское и народное, фестивальное и инородное -- все может найти свою нишу.

Наверное, все дело в словоупотреблении. Кто-то назовет такое кино, как у Астрахана, "trash" -- помойка, отбросы, то есть "дрянь плохая". А кто-то использует другой, компьютерный смысл слова "trash" -- мусорная корзина, свалка творческих отходов, то есть "дрянь хорошая". И тут начинается дискриминация по национальному признаку: Астрахан -- дрянь плохая, а Тоб Хупер -- дрянь хорошая. И где-то под баньяном усядутся утомленный Интернетом Кузнецов с другом Левашовым, чтобы проверить "Техасскую резню бензопилой-3" Бодрийаром. А отечественному кино они своего Бодрийара никогда и ни за что не отдадут. И слава Богу.

¹ См.: С. К у з н е ц о в -- В. Л е в а ш о в Диалог под деревом гинко-2. -- "Искусство кино", 1999, 1, с. 84.