В дельте Миссисипи. «Наследство Куки», режиссер Роберт Олтмен
"Наследство Куки"
(Coockie's Fortune)
Автор сценария Энн Рэпп
Режиссер Роберт Олтмен
Оператор Тойомичи Курита
Художник Стивен Олтмен
Композитор Дэвид А.Стюарт
В ролях: Гленн Клоуз, Джулианн Мур, Лив Тайлер, Крис О�Доннел, Чарлз Даттон, Патрисия Нил и другие
Kudzu Productions Inc. -- Moonstone Entertainment
США
1998
Роберт Олтмен поставил тридцать третий фильм, премьера которого состоялась на Берлинском фестивале1 и полностью искупила прошлогодний провал его тяжеловесного и рыхлого "Имбирного человечка" на том же фестивале. "Наследство Куки" -- фильм легкий, стройный и смешной. Но непростой, хотя американская критика почему-то утверждает, что его нельзя ставить в один ряд с олтменовскими шедеврами вроде "Нэшвила", "Игрока" и "Короткого монтажа". Я бы поставила.
Сценарий написала дебютантка (хотя не новичок в кино) Энн Рэпп, и женская рука тут чувствуется очень сильно, потому что ни один мужчина не посмел бы так живописать женскую стервозность. Фильм, как всегда у Олтмена, получился ансамблевый, но все же Гленн Клоуз в роли Камиллы (кому еще и играть ее, как не Круэлле-Стервелле из "101 далматинца") просто слишком хороша, так же как хорош ее контрпартнер Чарлз Даттон в роли вальяжного чернокожего слуги Уиллиса в доме южной леди Джуэл Мей (Патрисия Нил) по прозвищу Куки (Печеньице).
Дельта Миссисипи, где располагается Холли Спрингс (Святой источник), не так часто появляется в американском кино в качестве единственного места действия. Как, впрочем, и любая другая периферия. Вероятно, поэтому атмосфера "Наследства Куки" навевает воспоминания по меньшей мере о двух принципиально "провинциальных" лентах последнего времени -- я имею в виду "Полночь в саду добра и зла" Клинта Иствуда и "Фарго" братьев Коэн. Во всех трех фильмах речь идет не о реальном, но искусственно воссозданном замкнутом мире, лабораторном мире, отразившем некие наши представления (и предрассудки), но в процессе эксперимента поведшем себя вдруг самым неожиданным, непредсказуемым образом. Впрочем, для Олтмена глубинка привлекательна была всегда, и пристрастие к ней декларировалось уже на уровне названий -- вспомним "Нэшвил" или "Канзас-сити". Кстати, в упомянутых фильмах одним из главных образующих элементов является музыка, соответственно рок или старый джаз. Так что по этим параметрам "Наследство Куки" -- "трейдмарка" Олтмена.
И в Холли Спрингс Олтмен вводит нас прежде всего музыкой (в стиле ритм-н-блюз), ночным освещением уютного одноэтажного городка и негромким диалогом полицейских патрульных, рассуждающих не о сбежавшем из Аркатраца маньяке, а о рыбалке.
Сценарий демонстративно оперирует расхожими клише южной мифологии. Во-первых, персонажи: остающийся в закадровой жизни джентльмен старой закалки (муж Джуэл Мей), память о котором так сильна в душе его вдовы, что она радостно отправляется на встречу с ним в иной мир, выстрелив себе в голову из его же револьвера (предварительно со вкусом обсудив особенности оружия по части убойной силы и дальности действия). Сама Куки -- южная леди, знающая истинную цену вещей и по-настоящему привязанная лишь к своему верному Уиллису. Уиллис, надежный, умеющий держать язык за зубами, -- типичный мужской вариант Мамушки Скарлетт О�Хара, эдакий шофер мисс Дейзи. Увядающая старая дева, нервозная и живущая в выдуманном мире идеальных представлений и художественных образов, своеобразная Бланш Дюбуа из "Трамвая "Желание", -- Камилла (чистый ландыш, первоцвет или колокольчик -- в струящихся одеждах палевых тонов, с дымчатыми волосами и улыбочкой, которая может молниеносно слетать с губ, источающих желчь). Во-вторых, сюжетные связи, например, дружба и взаимопонимание через поколение: очень старые и очень молодые не только обожают друг друга, но и живут как бы в одном мире "вина из одуванчиков", бесшабашном, романтичном и бескорыстном. Среднее же поколение (на котором так или иначе все держится) -- эгоистично, прагматично и злокозненно. Далее -- главная сюжетная линия -- обвинение чернокожего мужчины, который, конечно, невиновен в убийстве белой леди. Однако к финалу все естественно намеченные линии сходятся в совершенно неожиданной развязке. Черный слуга оказывается ближайшим родственником усопшей Куки, которому и надлежит получить наследство, старая дева Камилла -- матерью Эммы (Лив Тайлер), которая считалась ее племянницей, и, наконец, та же Камилла, то есть Бланш, обращается в леди Макбет и умирает практически от своей собственной руки -- причем в буквальном смысле. Поранив руку осколком разбитой ею в доме тетки вазы, она истекает кровью, потому что страдает гемофилией. Ирония в том, что Камилла сама заварила кашу; не в силах признать самоубийство Куки, ибо оно не совмещалось с ее понятиями о южной чести (а может, факт самоубийства влиял на результат наследования имущества?), она решила по-своему переписать жизненный сюжет. Обнаружив тетку с размозженной головой, Камилла немедленно сжевала ее предсмертную записку, разбила стекло двери, выходящей в сад, раскидала вещи, в общем, инсценировала убийство. Но в пылу поистине вдохновенного творчества нечаянно разбила хрустальную вазу -- и час ее был отмерен. Змея укусила свой хвост.
Тем самым восторжествовала справедливость -- ведь Камилла подставила под удар верного и безвинного Уиллиса. Улики против него были вполне достаточные -- отпечатки пальцев на коллекционном оружии в стеклянной горке. Зрители-то знали, что старый негр ни при чем. Накануне Уиллис, возвращаясь из бара в три часа ночи, как герой триллера, влез в окно и направился прямиком к горке -- чтобы вытереть с револьверов пыль, как обещал хозяйке. Куки совсем не удивилась этому ночному рвению, она и сама не спала, попыхивая трубочкой, раскладывала пасьянс и мысленно готовилась к встрече с мужем на небесах. Полицейские не знали, почему Уиллис оставил "пальчики" на оружии, но один из них выдвинул несокрушимый аргумент в пользу старика: "Я знаю, что он не виноват, потому что мы вместе рыбачим". А потом вообще полгородка поклялись, что в момент смерти Куки Уиллис находился у них на глазах. Когда беднягу все-таки арестовали -- как-никак полиция должна действовать, -- Эмма просто поселилась в его камере. Тем более что крутила любовь с молодым помощником шерифа и время от времени удалялась вместе с ним "варить кофе".
Так вот, справедливость восторжествовала, но без вмешательства закона, что не по-американски, хотя и по-южному (все-таки здесь родился ку-клукс-клан). С другой же стороны, в смерти Камиллы никто не виноват, она сама объявила себе приговор, нарушив волю умершей, и сама его свершила.
Кроме того, она срифмовала свою судьбу с уайльдовской "Саломеей", которую ставила в пресвитерианской церкви в честь Пасхи. Сама себе режиссер, Камилла навязалась в соавторы и Оскару Уайльду, поместив рядом с ним свое имя: "адаптация такой-то". (Вот вам плоды лихорадки авторства: началось с постановки пьесы, закончилось постановкой жизни, а потом и смерти.) В роли Саломеи выступила ее сестра, дурочка Кора (Джулианн Мур), для которой, как выяснилось, "дева" некогда родила дочку Эмму, потому что Кора была бесплодна. Камилла, напротив, страдает от распирающей ее плодовитости. И ей, конечно, не терпелось унаследовать не столько имущество Куки, сколько ее место в городке, утолить свое ненасытное тщеславие. Не "ландыш", а чистейший образец "фаллической матери". Дергать за ниточки куклу-сестрицу, ставить любительский спектакль в церкви -- как это мало! Но даже спектакль не удалось доиграть до конца -- за сестрами, охочими до мужских голов, явилась полиция.
Самые трагические южные мотивы перевернуты в бурлеск. Свидетелем лихорадочных инсинуаций Камиллы в доме Куки был соседский мальчик, который на протяжении всего фильма порывался открыть этот секрет, но, разумеется, младенцу постоянно мешали возглаголить истину. Когда же он наконец указал на истинную виновницу, события завертелись с подобающей им быстротой, и персонажи фильма, волоча за собой покрывала и бутафорские мечи (центуриону даже не понадобилось выходить из образа, чтобы исполнить обязанности помощника шерифа), отправились в участок, где вместо финала "Саломеи" неожиданно "разыграли" фрагмент из "Макбета".
Олтмен -- большой мастак обманывать зрительские ожидания, усыпляя бдительность ровным течением повествования и его шутливым (или слегка отстраненным) тоном. Но к финалу у него всегда припасена бомба -- вроде внезапного выстрела миссис Стилтон в Блонди О�Хара, рыдающую на груди умирающего мужа ("Канзас-сити"), дефиле обнаженных манекенщиц ("Готовое платье") или землетрясения в Лос-Анджелесе ("Короткий монтаж").
Но Олтмен узнаваем не только в этом.
Разыгрывая историю в стиле изящного ритм-н-блюза, Олтмен и на этот раз остался верен себе: он принадлежит тому поколению американских режиссеров, которые умели отделять черное от белого. Зло должно быть наказано, остановлено, иначе его бесконтрольная концентрация грозит тектонической катастрофой, как в "Коротком монтаже". Оно, конечно, вечно и неистребимо, но лишь вечная же борьба с ним составляет драматургию жизни, финал которой, как ни крути, все равно трагичен.