Моя собачья жизнь

Характеры

Каждый день я дважды выхожу на прогулку со своей собакой и встречаю даже не десятки, а сотни собачников в своем микрорайоне. И с каждым годом таких, как я, становится все больше и больше. Что-то случилось с людьми.

Я сам пытаюсь понять, что же происходит со мною, если мне так необходимо, чтобы рядом было бессловесное животное, когда я так плотно окружен общением с людьми?

Сейчас у меня ризеншнауцер Шон, такое имя записали в его родословной, но чаще всего я зову его Шуриком. Перед ним у меня была Нюра (по родословной Ниагара), тоже ризеншнауцер. Это замечательная порода, которую вывели немцы. Быстрые, мощные, импульсивные, хорошо обучаемые и достаточно агрессивные собаки.

Я выдержал только две недели после смерти Нюры (о том, как ее украли и нашли, я написал сценарий "Воспитание жестокости у женщин и собак", а Инна Селезнева поставила по нему фильм, который довольно часто показывают по телевидению). Узнав, что есть щенок, правнучатый племянник Нюры, я тут же принял решение. Конечно, предугадать, какая собака получится в четвертом поколении при многочисленных скрещиваниях, почти невозможно, но я все-таки надеялся, что щенок хоть в чем-то будет похож на свою пратетку, которую я так любил.

Шону было уже четыре месяца, и он был не из лучших щенков, самых крупных и активных уже разобрали, он засиделся и все эти четыре месяца не выходил из квартиры, ожидая своей участи.

Я взял его вечером, посадил в машину и отвез домой. Наш старомодный лифт опустился с грохотом, и Шон испугался. Он никогда не видел лифта и не хотел входить в эту клетку. Он упирался и пытался вырваться. Когда берешь месячного щенка, он доверчивый и глупый, полностью подчиняется существу, которое идет впереди, и покорно ковыляет сзади. Но четырехмесячный щенок -- это уже разумное существо. Лифт стал его первым потрясением.

Но самое большое потрясение он получил, когда утром я вывел его на прогулку. Стоял почти тридцатиградусный мороз, водители во дворе пытались запустить двигатели своих "Жигулей", которые скрежетали, барабанили. На деревьях почему-то орали вороны. Мимо неслись люди, под ногами у них скрипел снег. Шон в ужасе сел и вертел головой, не понимая и не зная, что делать. Это был просто шок. Я пошел вперед, у него не оставалось выхода, он бы бросился назад, домой, но он еще не знал своего нового дома, и он побрел за мною, след в след по снегу, боясь отклониться даже на сантиметр в сторону, как цыпленок за курицей.

С этого момента он признал во мне главного, вожака стаи, и уже никогда не пересматривал своего отношения. Обычно кобель, взрослея, пробует хозяина на прочность: кто кого? Или хозяин возьмет верх, и собака будет подчиняться по первому требованию, или хозяин уступит, и тогда пес будет подчиняться, когда сам посчитает нужным. Наши отношения сложились идеально.

Но я не уберег его от главной травмы. Его покусал кобель овчарки. Шон к нему бросился поиграть с лучшими намерениями, он стал уже довольно рослым, но был все еще щенком; овчар расценил это как нападение, мгновенно завалил его и сомкнул челюсти. Раны от клыков овчарки оказались глубокими и долго не заживали. Но еще более глубоким оказался страх перед овчарками. Став взрослым кобелем, Шон уже дрался с боксерами, ротвейлерами, но при виде овчарки сникал, жался ко мне и готов был бежать куда подальше.

Собаки, как и люди, бывают умными или глупыми, веселыми или мрачными, холериками или сангвиниками, храбрыми или трусливыми. Но нет ничего обиднее, если мощная сторожевая собака труслива. Это как некрасивая дочь. Вроде все при ней, но никто замуж не берет.

Я понимал, что Шону надо внушить уверенность в своих силах, и начал искать овчарку, которая должна испугаться Шона.

По микрорайону бегал брошенный кем-то кобель овчарки. Он отощал и запаршивел. Собак он не боялся, по-видимому, отстояв свою суверенность во многих драках. Победить такого -- большая честь, после такой победы можно поверить и в собственные силы. Но я знал точно: Шон на такого напасть не рискнет. Пришлось нападать мне.

Однажды, увидев овчара, я взял в руки кусок штакетника и пошел на него, держа Шона рядом на поводке. Овчар, увидев нас, вероятно, почувствовал опасность, шерсть у него на загривке встала на дыбы, и он оскалил клыки. Я бросился на него первым, защищенный от покусов плотной синтетической курткой на пуху. Тогда и Шон бросился вместе со мною и завалил овчара. Силы были неравные: Шон был тяжелее овчара килограммов на десять. И хотя отвага измеряется не килограммами веса, а количеством воли бойца, у Шона было больше шансов на победу. Рядом был я, и он мог рассчитывать на мою поддержку. Шон ел каждый день, овчар, вероятнее всего, один раз в несколько дней. И овчар отступил. Шон еще долго рвался с поводка, готовый к преследованию. Наверное, не слишком хорошо нападать вдвоем на бродячую собаку. И если бы я верил в покаяние, я бы покаялся.

Дня через три мы встретили овчара, который покусал Шона в детстве и которого он безумно боялся. Шон остановился и посмотрел на меня, явно спрашивая: "Что же теперь делать-то?"

-- Мы с ним справимся, -- сказал я ему. -- Вдвоем мы справимся с любым псом.

Я взял его на поводок. На поводке собака всегда чувствует себя увереннее: вожак ведь рядом, он принимает решение, а собаке надо только выполнить команду.

Мы сближались. Шон издал свой боевой рык, скандальный овчар, вероятно, понял, что на этот раз Шон не отступит, и вместо того, чтобы броситься на Шона, прошел мимо.

Шон шел, гордо выгнув спину, а когда я спустил его с поводка, начал носиться, будто праздновал победу над своим страхом.

Теперь мы с ним единое целое. Я слежу за ним, он за мною. И если ко мне кто-то приближается, он несется ко мне и становится рядом, готовый защитить меня и себя. Если я задумываюсь во время прогулки и что-то, вероятно, меняется в моем поведении, он тут же подбегает ко мне и заглядывает в глаза: что случилось? Успокойся, говорю я ему, и он уносится вперед, через каждые несколько секунд оглядываясь на меня: на месте ли я, все ли в порядке?

Может быть, собаки и живут так недолго, потому что они всю свою собачью жизнь в напряжении. Кого-то надо охранять, кого-то опасаться, все время ожидать нападения и быть готовым к отражению. При таком постоянном напряжении любая нервная система изнашивается довольно быстро.

Каждый вечер, видя, что я собираюсь на прогулку, Шон обязательно подходит к поводку и тычет в него носом. Однажды, несколько лет назад, я вышел, забыв поводок, и мне пришлось вернуться, и теперь перед каждой прогулкой Шон напоминает мне о поводке.

Вот уже почти тридцать лет рядом со мною живут собаки. Это были разные породы. И карликовый пинчер, и мощный ризеншнауцер. Собака мне нужна совсем не для охраны, хорошо понимая собак, я знаю, что собака не самый надежный охранный инструмент, потому что это живое существо, к тому же сегодня много более надежных и вполне законных атрибутов защиты -- от получения разрешения на гражданское оружие для самозащиты до возможности купить в любом оружейном магазине газовое или электрошоковое оружие. Да и многих маленьких собак самих надо постоянно защищать.

Я живу рядом с собакой, потому что каждый день жду встречи с ней. Когда я возвращаюсь домой, меня встречают с радостью, и я радуюсь встрече. Собака меня любит не за успехи и достижения, а потому что любит.

Сегодня я с трудом завожу не только друзей, но и приятелей, и большинство моих друзей за последние годы -- по собачьим связям. Как ни странно, собака меня связывает с людьми. Это своеобразная связь. Два года мы гуляли каждый день со своим знакомым, он не знал, что я занимаюсь кино, а я, что он один из крупнейших прокуроров страны. Нам с ним хватало собачьих разговоров.

Вот уже более пятнадцати лет я дружу с Надей Павловой, у которой я взял и Нюру, и Шона. Когда мы познакомились, ее дочери Катя и Ксюша были школьницами. Сейчас Катя менеджер на телевидении, а Ксения врач биохимик. С детства у каждой из них была своя собака. Теперь, когда я смотрю на этих длинноногих красавиц, я завидую тем мужчинам, за которых они выйдут замуж, потому что женщина, которая вырастила хоть одну собаку, -- это гарантия верности, надежности и даже бесстрашия. Я много раз видел, как женщины на собачьих площадках бросаются растаскивать дерущихся животных, на таких женщин можно надеяться.

Когда я пишу эти строчки, Шон лежит рядом, его биологические часы включены. Через полчаса он подойдет ко мне и ткнется носом: пора гулять.

Каждый день, выходя с ним из дома, я как будто выхожу на небольшую, но все-таки войну. Всякое может быть, враг может выскочить из-за любого куста. Я иду рядом с ним как участник охраны собачьей территории, вместе с ним я принял правила собачьей иерархии: я знаю, кто кого слабее, кому Шон и я должны уступить, а кто уступит нам, потому что мы сильнее. Я люблю его такого, какой он есть, не самого совершенного и не самого храброго. Он любит меня, тоже далекого от совершенства. У нас с ним простые и ясные отношения: любим -- так любим. С ним мне не надо выполнять несколько тысяч ролевых функций, в которые я вступаю с людьми каждый день. Кто-то меня считает талантливым, кто-то ловкой бездарью, кто-то везучим, агрессивным, мстительным, добрым, расчетливым, глупым, кто-то удачливым дельцом, и я поддерживаю эти мнения или каждый час и каждый день, выходя из дому, пытаюсь их опровергнуть. Мне надо кому-то внушать уважение, страх, любовь, и я, как каждый человек, устаю от этих тысяч ролевых функций. И хотя в последние годы я все меньше обращаю внимания на то, что обо мне подумают и скажут, но все равно не могу не думать о том, как меня воспринимают друзья, не совсем старые женщины, вообще умные люди.

Но, придя домой, я оставляю за порогом эту такую сложную и запутанную жизнь, и ко мне бросается мой Шон -- он мой. Можно сомневаться в верности женщины, в искренности друзей, но сомневаться в искренности и верности собаки невозможно. И все становится просто и ясно. Мы выходим, он бежит впереди, и мне приятно смотреть на это совершенное создание природы, такое гармоничное, сильное, быстрое и абсолютно понятное.

Может быть, потому что отношения между людьми так усложнились, миллионы людей во всем мире живут теперь рядом с животными. Может быть, если бы я стал побогаче и мог жить за городом в усадьбе, я завел бы лошадей, которые были у моего деда, они тоже замечательные, умные, преданные, сильные, и с ними, как с собаками, можно оставаться самим собой.