Ночная сестра

Я лежал в больнице с очередным осенним приступом язвы. За год, что я не был в больнице, в отделении появилась новая медицинская сестра, лет восемнадцати, наверное, только что окончила медицинское училище.

Высокая, русоволосая, светлоглазая, она носила халат, открывающий половину загорелой за лето спины. Халат так туго обтягивал ее, что даже неопытный мужской глаз мог бы определить: под халатом нет ни лифчика, ни майки, а может быть, даже и трусиков.

Потом, когда мы не то чтобы подружились, но она часто заходила ко мне в палату, включала кипятильник и мы пили чай, я спросил:

- Ты что, под халат даже трусики не надеваешь?

- Конечно, не надеваю. Когда под халатом ничего нет, все мужики тащатся. Ты заметил, как они по утрам выползают из своих палат и ждут моего прихода. А я иду по коридору, как модель по подиуму. Все смотрят только на меня.

- И тебе нравится?

- Конечно!

У меня неинтеллигентная привычка всем моложе меня говорить "ты", но я очень не люблю, когда молодые мне тыкают. Но с тем, что она говорила мне "ты", я смирился, и мне это почему-то даже нравилась, она вроде приблизила меня к себе, хотя разница в возрасте у нас была больше тридцати лет.

Чуть ли не в первое дежурство она рассказала всю свою жизнь. Вместе с матерью и сыном, которому полтора года, живет в коммунальной квартире. Мать получает сто пятьдесят рублей, она девяносто, у нее еще полставки уборщицы.

- Тоска, -- сказала она, закончив свой рассказ.

- Почему?

- А выхода нет. Мы не можем даже накопить денег на цветной телевизор. Это разве жизнь: копить, копить, копить... Я полгода откладывала деньги, чтобы купить себе зимние сапоги. Тоска...

- Выйдешь замуж, и все переменится.

- Чтобы выйти замуж, надо чтобы на тебя обратили внимание. Надо быть модной. В хорошей одежде, хорошей обуви, с хорошим макияжем.

- На тебя обращают внимание и с минимумом одежды.

- Это так... Для поддержания настроения. Моя подруга говорит: знаешь, почему с нами знакомится только шелупонь? Потому что мы ездим в метро под землей. А настоящие мужики по земле на собственных автомобилях. Наши пути не пересекаются.

Я ей тогда возразил:

- Перестань. У тебя в коридоре пересекаются все.

- А из кого выбирать? -- сказала она. -- Умные, богатые и при должностях лечатся не у нас, а в ведомственных больницах, а самые крутые -- в четвертом управлении, в "кремлевке". Я пыталась туда устроиться. Не прошла по анкете. Полы паркетные, врачи анкетные. И не только врачи, но и медсестры тоже. Я заполнила анкету, очень подробную. А у меня отец пять лет уже в лагере тя-нет -- бригадира отлупил. Мать на обувной фабрике каблуки к подметкам на прессе пришпандоривает. Ей после смены надо обязательно сто пятьдесят или пару бутылок пива хотя бы. Я ведь про пиво в анкете не писала, а меня спросили: что, ваша мать -- алкоголичка? Значит, проверяли. Для таких, как я, выхода нет.

Я уже не помню, какие ей давал советы, наверное, расхожие, которые всегда легко давать и всегда трудно выполнить. Уходя, я подарил ей журнал "Киносценарии", в котором был опубликован один из моих рассказов. Было это в 1988 году.

Через десять лет с очередным осенним обострением язвы я лег на три дня в престижную платную клинику. Я занял палату с телевизором, телефоном, туалетом и душем.

За десять лет многое изменилось. Я платил и получал все необходимое. Но я на всю жизнь запомнил, как некогда Л.Кулиджанов подписал прошение на имя заместителя начальника четвертого медицинского управления с просьбой, чтобы он разрешил приобрести в их аптеке драматургам В.Черных и А.Гельману тагомед, тогда новое сильнодействуюшее лекарство для залечивания язвы. Нам отказали. Чтобы не забывались. Можете получать положенные вам игрушки: государственные премии, звания заслуженных деятелей, но лекарства и хорошая еда положены только партийной номенклатуре. Я помню мгновенно вспыхнувшую ярость, почти классовую. Именно тогда возник замысел фильма "Любовь с привилегиями", снятого через несколько лет с замечательным актерским дуэтом Л.Полищук -- В.Тихонов. Каждый, как может, рассчитывается за нанесенные обиды.

Теперь, когда я сам платил за лечение, мною весь день занимались десятки специалистов, а вечером в палату вошла ночная медсестра. Я чуть было не принял ее за дежурного врача, но "врачихи", даже самые молодые, не позволяли себе таких коротких халатов. Это был даже не халат, а нечто похожее на куртку, в каких занимаются восточными единоборствами. Короткая модная стрижка, безупречный макияж. Я ее не узнал, даже когда она улыбнулась и сказала:

- Здравствуй, учитель! Я зайду попозже, попьем чайку, -- пообещала она и вышла.

И я вспомнил. Перемены были разительны. За десять лет она превратилась в красивую, уверенную, ухоженную женщину. Значит, ей все-таки повезло.

Она вернулась в палату с коробкой хорошего английского чая, крекерами и каким-то особенным мармеладом. Вскипятила воду, заварила чай и села в кресло напротив меня.

- Расскажи о себе, -- попросил я.

- У меня все замечательно. Купила квартиру, двухкомнатную пока, в доме улучшенной планировки. Машина -- "Фольксваген-Гольф", сама пригнала из Германии. Сыну двенадцать лет.

- А кто благодетель? Занимается бизнесом?

- Их несколько.

- Сколько "несколько"?

- Пятеро. Пожалуй, четверо, один разорился, ему сейчас не до меня. А тебе я очень благодарна. Это ты меня всему научил.

По моему молчанию она поняла, что я не могу совместить прошлое с настоящим.

- Помнишь, -- напомнила она, -- я тебе рассказывала, у меня тогда парень был из дальнобойщиков "Совавтотранса"? Он мотался по всей Европе и привозил всякие кофточки, юбочки с распродаж, а мне были нужны джинсы фирменные, у меня не было дубленки. Помнишь, что ты мне посоветовал?

Я не помнил.

- Скажи ему прямо: мне нужны джинсы. Запиши размер и название фирмы.

- А если он обидится?

- Забудь про него. Дураки бесперспективны. Привезет кто-то другой.

- А еще я тебя спрашивала, почему в зарубежных фильмах и романах мужчины содержат женщин, покупают им машины, шубы, снимают квартиры, а у нас плитка шоколада и портвейн "Ливадия"?

- Потому что советские мужики нищие, -- вспомнил я. -- Почти все живут на мизерные зарплаты. Вот когда появятся богатые...

- И они довольно быстро появились. Ты лежал в 88-м году, уже было совсем плохо, а в 91-м -- полный обвал. У нас с матерью пропал даже тот мизер, который мы отложили. Потом уже мне один умный друг объяснил: в этой стране ничего нельзя рассчитать. Может быть все: инфляция, поменяют деньги, запретят валюту. Кстати, ты где держишь свои деньги?

- В коммерческих банках.

- Забери. Положи за рубежом. Все идет к тому, что будет большой обвал.

Я не поверил ей, но через десять месяцев после нашего разговора, в августе 1998-го, этот обвал произошел.

- Но ведь могут запретить и выезды за рубеж, -- не согласился я с нею тогда.

- Я открыла счет в Праге. В Чехию выезды не запретят.

- Почему?

- Я отдыхала со своим другом в Карловых Варах. На улицах слышна в основном русская и татарская речь.

- А почему татарская?

- Шаймиев купил несколько санаториев для своих татар. Чехи никогда не откажутся от валюты, которую мы им платим за их воду и горный воздух.

- Ты очень поумнела. Это от своих друзей?

- И от друзей, конечно. Но ты был моим первым учителем. Помнишь, ты говорил: анализируй, слушай. Люди любят, когда их слушают. Когда на улицах появились "Мерседесы" и джипы и в них "новые русские", я поняла: если появились богатые, появится необходимость в тех, кто их будет обслуживать. Я устроилась процедурной сестрой в одну из первых коммерческих клиник. Но процедурная сестра -- это чуть большая зарплата, чем в городских больницах, и та же плитка шоколада, а когда я ночная сестра -- цену я назначаю сама...

В палату ко мне, не стучась, заглянул толстый азербайджанец лет пятидесяти и сказал:

- Мне надо лекарство!

- Готовься, -- ответила она. -- Сейчас примешь.

Азербайджанец закрыл дверь.

- С ним тоже? -- спросил я.

- Он платит.

- Извини, но как все получается? Ты заранее назвала ему сумму?

- Всегда по-разному. В зависимости от ситуации. Он завис на мне еще на прошлом дежурстве. Я ему сказала: сегодня не могу, но в следующее дежурство я решу твою проблему. Мне девочки с дневной смены передали, что он уже французские духи купил. А сценарий будет следующий. После сеанса, который я ему дам, он даст мне эти духи. Извини, скажу я ему, я пользуюсь другими духами. Подари эти духи своей жене, а мне можешь компенсировать деньгами. Он знает московские цены и даст сто долларов. За пятнадцать минут я заработаю столько же, сколько профессор, доктор медицинских наук, за месяц работы. Конечно, это несправедливо, но эту несправедливость установила не я.

- А что дальше?

- Выйду замуж.

- За одного из этих пятерых? Извини, из четверых, один ведь разорился.

- Ты угадал.

- Он тебе уже сделал предложение?

- А куда он денется. Сделает!

- Ты его любишь?

- Конечно, хотя он упрямая сволочь!

- Сволочь можно любить?

- Еще как! У нас все началось с торга. В первое мое дежурство он подошел ко мне и сказал: сто. Триста, ответила я ему, явно завышая. Но я уже посмотрела его медицинскую карту. Президент судоходной компании. Это не деньги для него.

- Сто пятьдесят, -- накинул он.

- Четыреста, -- сказала я ему и предупредила, что если будет торговаться, увеличу вдвое. Он тут же согласился. С тех пор мы пять лет вместе.

- А где встречаетесь?

- В квартире на Остоженке.

- Он снимает тебе квартиру?

- Снимаю я сама. Когда мужик снимает тебе квартиру, он эксклюзивно имеет право на твое время. А так я своим временем распоряжаюсь сама.

- Но ты же дежуришь с пяти вечера до утра?

- Через два дня на третий. Они все деловые и предпочитают днем. Минут на сорок. Десять минут -- приход и душ. Десять минут сеанс. Еще десять минут на сигарету и снова -- душ. И последние десять минут -- на чашку кофе и уход.

- Тебя это не оскорбляет?

- Наоборот. Скорее устраивает. Я ведь еще и учусь.

- В медицинском?

- Нет. В университете, на факультете социологии. Он мне все время талдычил: тебе надо учиться! Я поступила на коммерческое отделение и сказала: плати! Я на третьем курсе. Платит регулярно. Но я уже отрабатываю ему эти деньги. Он поставил у меня на квартире компьютер с базой данных. Иногда я по нескольку часов сижу за компьютером. К тому же ему некогда читать. Я читаю, пересказываю ему, реферирую.

- Сколько ему лет?

- Сорок.

- В этом возрасте редко уходят от жен.

- В этом -- да. Они уходят после сорока пяти. Дети уже выращены и выучены. Они уже чувствуют приближение старости и понимают, что времени у них остается только-только построить еще один дом, родить и поднять еще одного ребенка. Они начинают торопиться. А я не тороплюсь. У меня есть время. Я подожду. А пока я ему помогаю. Через год я перейду в его компанию менеджером, а через пять лет я стану вице-президентом компании.

- А потом президентом компании?

- Конечно.

- А если он узнает?

- Про что? -- спросила она. -- А ведь ничего не было. А то, что я тебе рассказала, -- это мечта, сказка. Ты же любишь писать сказки, как золушки становятся принцессами.

Она улыбнулась и пошла к выходу, не забыв спросить:

- Тебе снотворное надо?

Утром, когда я встал, ее дежурство уже закончилось. А может быть, она все придумала? Но по коридору ходил азербайджанец, победно выставив живот. Через день я ушел из больницы.

А через год вернулся в эту же палату. Ее в отделении уже не было. Медсестры рассказали, что она работает в какой-то фирме, а в какой, они не знают. За год она ни разу не зашла и не позвонила.

Время от времени я встречаю очаровательных молодых менеджеров, начальниц отделов, управлений, вице-президентов и даже президентов. Они обаятельны, энергичны и почти всегда красивы. Если прочитать их резюме, те же советские характеристики, только составленные ими самими, в них записано, какое высшее учебное заведение окончено, отмечены курсы освоения компьютера, изучения второго и третьего языков и многочисленные курсы усовершенствования и переподготовки. Они идут по ступенькам. Но ни в одном резюме я не читал, кто подсадил их на первую ступеньку, об этом никогда не пишут ни мужчины, ни женщины. И это их личное дело.

Во все времена, и когда я начинал жить тоже, все мужчины и женщины просчитывали свои варианты. Но не так трезво, не так четко...