Фильмы, которые построил Бронзит

К. Бронзит

Главным итогом Тарусы-99 (Всероссийского фестиваля анимации) для меня лично было ощущение какой-то ватной катастрофы. То есть и фестиваль вроде состоялся, и в программу набралось больше двадцати фильмов. А чувство неразреженного кислородом воздуха возникало из-за отсутствия в фильмах самой чистой анимы. Искусство одушевления потеснилось под натиском крепкоголовых мультиков. Прошлые тарусские праздники подлинного единения "одушевленного" зрителя с "Русалкой" Александра Петрова, "Рождеством" Михаила Алдашина, фильмами Оксаны Черкасовой, Андрея Золотухина, Валентина Ольшванга вспоминались чуть ли не со слезами на глазах.

Истончается слой профессии. Недавние тарусские победители трудятся уже и в Лос-Анджелесе, и в Венгрии, и в Польше, и во Франции, и в Канаде. Ряд "счастливчиков", режиссеров с именем, -- такие как Михаил Тумеля, Наталья Чернышова, Валентин Телегин и другие -- работают аниматорами на российско-американском "заказе". Давно уже уезжают специалисты всех уровней и степеней -- аниматоры, прорисовщики, фазовщики. Еще немного, и профессия может быть обесточена.

Ощутимые признаки этой "темной" перспективы наметились в программе Тарусы. Дело даже не в ее общем среднетусклом фоне. Тревожное недоумение вызывало присутствие в программе очевидно непрофессиональных, я бы даже сказала, каких-то агрессивных в своей беспомощности "мультов". Их создатели нисколько не страдают комплексом неполноценности. И предлагают свою "продукцию" -- чуть ли не "ксероксный" мультипликат -- телевизионным каналам, причем в гигантских масштабах -- вал. Хотите по фильму в день -- пожалуйста. Можем наштамповать и больше. Для наших-то детей ничего не жалко. Непрофессионализм впервые проник в анимационный мейнстрим. Жюри сохраняло выдержку, но, судя по всему, это лишь первый приступ.

Один обнадеживающий вектор в тарусской программе, впрочем, возник. И определил его фильм, "взявший" Гран-при, -- "На краю земли"¹.

Заметив среди участников фестиваля его автора Константина Бронзита, я отчего-то вспомнила анекдот про "нового русского", который кричал жене в "мобильник", что очутился на трассе сумасшедших: буквально все едут ему навстречу. В то время, как все профессионалы "едут" в одном направлении, а именно на Запад, нашелся один "сумасшедший", вернувшийся оттуда. Константин Бронзит, проработавший чуть меньше года на знаменитой французской студии "Фолимаж", вернулся из элегантного Валанса в родные пенаты продолжать безнадежную в коммерческом отношении деятельность. Конечно, злые языки скажут: вернулся, потому что кончился срок контракта. Но и у многих других, работающих на Западе, контракты остались далеко позади. А недавний оскаровский номинант, автор "Гагарина" Алексей Харитиди и вовсе без всякого контракта пытается получить работу в Канаде. И только Бронзит вернулся, несмотря на заманчивые предложения иноязычных продюсеров. Взглянем попристальней на самого "возвращенца".

"Крепкий орешек"

В детстве он конструировал флип-буки -- книжки-крошки. Быстро пролистывая испещренные рисунками странички, можно посмотреть почти настоящий маленький "фильм". В одном из них жестокий индеец столкнулся в смертельной схватке с крутым ковбоем у самого края пропасти. Мгновенный бой -- и бесстрашный ковбой (ура!) сбрасывает противника в пропасть. Подобные "трюки" более ста лет назад предшествовали кинематографу, как, впрочем, и сама мультипликация мнит себя его родоначальницей. Эта "детская мультипликационная болезнь" оказалась прилипчивой. Впрочем, Бронзиту менее всего хотелось "выздоравливать".

Первый бронзитовский фильм из совместного с Р.Газизовым проекта "Маленькие трагедии" -- "Карусель". В ней сразу же проявился не ученический, пробный, а вполне самостоятельный авторский почерк -- немного небрежный, словно торопящийся за край "листа" рисунок (эта небрежность обманчива, за ней -- на молекулярном уровне -- выверен каждый штрих), сжатый темп, легкое короткое дыхание ленты, увы, редкая сегодня адекватность острой формы рисунка скрытому в нем подтексту и юмору. Этот стиль станет его "мастерским клеймом" в последующих работах.

Форма "Карусели" -- круг, по которому вначале неторопливо, но с каждой секундой все стремительней "закручивается" история. Впрочем, слово "история" -- слишком громкое. В световом круге мечется комар, пока его не съедает огромная, нелепого вида лягушка, которая начинает сразу же улепетывать от длинноногой цапли, которая в свою очередь пугается охотника, который изнемогает от бессмысленной битвы с комарами... Этот круговорот жизни и смерти, "который построил Бронзит", на экране воплощен одновременно веселыми и мрачными красками. Карикатурные персонажи погружены в некое туманное болотистое пространство, таинственное в странном движении камышовых теней. Жировые мелки тщательно прописывают на целлулоиде лишь отдельные фрагменты "картинки", оставляя другие "тонуть" в тумане. Тонированная графика призвана подчеркнуть своеобычность авторского взгляда: неожиданные крупные планы (например, круглые глаза охотника, увеличенные стеклами прицела двустволки), карикатурный бег аиста, "снятый" сзади, словно из-под кустов.

В общем, хоть дебют и был сделан в размерах флип-бука, он уже диагностировал в режиссере -- автора.

И прежде чем совершить мини-экскурсию по мини-фильмам этого автора, определимся сначала с системой координат, в которой они существуют. Карандашный "поток" организован монтажом аттракционов. Единицей измерения -- атомом -- становится аттракцион в духе экспериментов раннего Эйзенштейна... А может, и в духе самого Бронзита, который прежде, чем стать аниматором, был признанным петербургским карикатуристом. Его взрывные, эпатирующие аттракционы напоминают именно одушевленные карикатуры. Сцепляясь друг с другом неожиданным образом, аттракционы создают нескончаемую цепь трюков-событий. Разъятая на кадры, деформированная в остром рисунке действительность обретает вновь гомогенность на монтажном столе. Технически это осуществляется с помощью метрических совпадений (и синкопированных несовпадений -- эмоциональных акцентов), постоянных смысловых и ритмических повторов (для возрастания комического эффекта). Мозаика внутрикадрового и межкадрового монтажа оборачивается парадоксальной игрой с сюжетом и характерами персонажей. В основе этой игры -- система сдвигов (монтажных, сюжетных, анимационных, звуковых), сокрытие логических связок. Возникает особое игровое пространство, в котором совсем по Эйзенштейну "мысль выстраивается не умозаключениями, а выкладывается кадрами и композиционными ходами".

И сколь бы ни разнились фильмы Бронзита (а он не боится экспериментов с технологией, жанрами), они существуют именно в этой изначально заданной "системе координат". В них реальность сконцентрирована до предела, можно сказать, сварена, как сгущенка.

Вскоре после дебюта, чуть ли не параллельно были сделаны "Не отвлекайся!" и "Кубороид". "Не отвлекайся!" -- очередной аттракцион "от Бронзита". Летит птица. Работает крыльями. Долгий план. Заинтересованный взгляд прямо в камеру, на зрителя. Зритель тоже с интересом на нее смотрит. Но он-то в кресле. А она... Падает мешком оземь. Ей отвлекаться ну никак нельзя. В этом фильме -- элегантном "мини" -- тяжелым ненужным украшением выглядит звук. Знаменитая тема из "Кармен" угнетает изображение. Хрестоматийный мотив -- "у любви, как у пташки, крылья" -- лишил фильм второго плана, превратил изображение в "подтанцовку", иллюстрирующую арию.

С тех пор Бронзит с осторожностью относится ко всякому музыкальному сопровождению. И это также существенно влияет на его почерк. В самом деле, много ли анимационных фильмов, лишенных музыки? Наоборот, музыка в анимации часто становится импульсом в работе, источником вдохновения. А Бронзит избегает музыки и использует ее только тогда, когда без нее не обойтись. Как музыку "техно", рвущую стекла красного авто, невесть откуда взявшегося и взобравшегося на пустынную гору в фильме "На краю земли", или тоскующий гобой в "Свич Крафте". Музыка -- только как необходимая нота в общей драматургической партитуре. Значительно более существенную роль в картинах режиссера играют звуки и шумы. В том же "Свич Крафте" один из трех главных персонажей -- мышь -- практически не появляется в кадре. Мы только постоянно слышим его характерное царапанье. Фильм "Тук-тук" целиком построен на звуковом эффекте.

"Пустышка"

В "Кубороиде" Бронзит, пожалуй, впервые попытался заговорить языком философских обобщений. Геометрическая кутерьма, в которую были вовлечены вырезанные из цветной бумаги человечек и кубик (незамысловатая цветовая палитра откровенно заимствована из детского набора "Сделай сам"), явно отсылала зрителя к вообще непростым взаимоотношениям человека с окружающей его действительностью -- то разноцветно притягательной, то враждебной. "Кубороид инженера Бронзита", конечно, был экспериментом, поиском новых форм и нового авторского самоощущения в пестром, угловатом пространстве. Но, кажется, игра в "Сделай сам" сыграла с автором-инженером злую шутку. Резать пленку было трудней, чем бумагу. Фильм оказался непомерно длинным. К тому же он испытывал явный дефицит в ставших уже привычными в бронзитовских опусах визуальных гэгах.

Впрочем, при всех издержках именно первые опыты режиссера привлекли внимание "братьев-пилотов" -- Александра Татарского и Анатолия Прохорова: откуда это "знание предмета", чувство материала в северной столице, где долгие годы практически не существовало "школы" анимации? Под крышей "Пилота" Бронзит снял фильмы Fare Well, "Тук-тук" и "Пустышка" (Pasifier).

Для меня самым безупречным из этих лаконичных "высказываний" является "Пустышка". Обычный для Бронзита гротескный сюжет и обман заранее рассчитанных зрительских эмоций. Фильм-трюк, длящийся не более полутора минут с титрами. Полторы минуты зал смотрит и полторы хохочет и аплодирует.

Во весь экран -- орущий рот младенца. Синяя соска чудесным образом преобразует этот нестерпимо красный ор в умилительное почмокивание бэбиса. Затемкруглоглазому голопузу подсаживают в песочницу приятеля-двойника. Малыш заигрывает с новым другом, ласково теребит его железной лопаткой, хохоча, посыпает песочком. Никакой реакции. Рассвирепев, он вырывает соску недружелюбного пришельца. И, о ужас, тот мгновенно взмывает в небо, спланировав в песочницу сдутым шариком.

Другой знаменитый фильм Бронзита, сделанный под крышей "Пилота", -- "Свич Крафт". В нем проявилось несомненное движение от карикатурной поэтики к рисунку-образу.

Switch -- переключать. И переключение света становится основным организующим действие трюком картины. Правда, в названии спрятана еще и игра слов witch craft -- это колдовство, превращение. И колдовство, фантасмагория действительно составляют воздушную ткань картины. Норштейн сравнивал настоящий анимационный фильм с дымом, он испаряется, и его нельзя "процитировать". Не поддается описанию и этот полный печали и смеха фильм о безуспешной борьбе Хозяина в ночном колпаке и его фиолетового кота с мышкой. Пульсация вспыхивающего и гаснущего света стирает грань между сном и реальностью. Ритмические и смысловые повторы этой бессмысленной битвы с невидимым "врагом" набирают обороты, закручивая в фантастическую спираль самую будничную ситуацию. Кульминация истории -- момент, когда Хозяин привязывает к очередной мышеловке бомбу. Свет снова гаснет и зажигается. Звонит будильник. Ночью он-то и был привязан к мышеловке. Хозяин с облегчением снимает ночной колпак, смеется и зовет кота, спрятавшегося под одеялом. Подойдя к мышеловке, он нажимает на кнопку будильника. Раздается оглушительный взрыв, рассыпающий изображение на пестрые клочки-молекулы...

"Пережевывай"

Стилистика фильма, его острая суховатая графика откровенно апеллируют к творчеству знаменитого режиссера Поля Дриссена. Но откровенная вариация на тему, как видно, была необходима Бронзиту в его абсолютно индивидуальном поиске более пластичных образных фактур, более целостной визуальной атмосферы. И сам Дриссен, вручая Бронзиту Гран-при Анесси за фильм "Свич Крафт", искренне поздравляя молодого автора, был рад увидеть отголоски своего творчества в самобытной работе художника нового поколения.

Режиссер практически никогда не зацикливается на каком-то одном проекте. Возникшая новая идея детально прорабатывается. С фанатичной скрупулезностью прописывается раскадровка. Но если проект не находит поддержки (прежде всего финансовой), Бронзит откладывает его и начинает другую работу.

Так, как очередная возможность, возникла и идея, по-моему, замечательная -- снять сериал коротких комических римейков знаменитых кинохитов. Горячую заинтересованность выразило НТВ, но потом то ли охладело, то ли не нашло средств. А идея была стоящая, о чем свидетельствует пилотная серия, которую Бронзиту все-таки удалось сделать.

Пародия на "Крепкий орешек" начинается с того, что из лифта на 9999 этаже появляется малыш с плюшевым мишкой в руках. Неуверенная ребячья подпись "Брюс" и от нее стрелочка -- к малышу. Чтобы мы не ошиблись... Это он, как свидетельствуют крупные титры, "неистребимый", "неколебимый", "круче всех". В те полторы минуты, что длится фильм, крутого Брюса отстреливают, поджигают, втыкают в спину нож, взрывают. Причем злодеи не гнушаются ничем. В кадр влезает большая нога и бьет малыша в живот. Больно. Так больно, что в ярости малыш Брюс побеждает всех бандитов. Одного из них -- ножом, выхваченным из собственной спины. Конечно, малыш Брюс спасает от смерти милашку Холли. И застывает вместе с ней под надписью: Brus+Holli= Звучит знаменитая рождественская Jungle bell. В углу комнаты зажигается елка, а по экрану сплошным потоком текут геометрически скроенные, микроскопические, нечитаемые титры. А в жизни закономерный финал этой праздничной, как рождественская индейка, истории -- очередной Гран-при Анесси в категории короткометражных фильмов.

Жаль, что сериал не состоялся. Один "Титаник" чего бы стоил! Зрители наверняка с удовольствием посмеялись бы над своей неуемной сентиментальностью, увидев в фильме Бронзита знаменитую парочку -- то скрывающуюся под водой, то всплывающую, как поплавок, для очередного поцелуя.

Сегодняшняя жизнь аниматоров почти не обходится без рекламных пауз. Были они и у Бронзита. Вопрос в том, чем заполняются эти "паузы". Бездушным ремеслом или все-таки анимацией. Ведь в рекламе можно попробовать разные техники: от традиционной перекладки до возможностей современного компьютера. Общеизвестно, что главная трудность -- убедить заказчика отказаться от его стандартных заготовок и настоять на своем решении. Но, похоже, тихому, застенчивому Бронзиту это удается. А иногда удается реализовать и не связанные с рекламой идеи.

Из микрофильмов, рекламирующих радиотелефоны, у Бронзита уже составился настоящий сериал об агенте 007. В этом сериале легко угадывается так и не осуществленный пародийный замысел.

Как вообще возникают анимационные замыслы? Некоторые точно так же, как и в "большом кино", начинаются с сюжета, истории. Однако в последнее время все чаще истоком анимации оказываются некие яркие, целостные визуальные впечатления. Они рождают ее стилистику, жанр. Так, каменный барельеф Х века стал источником вдохновения "Рождества" Михаила Алдашина, творчество нивхов, северных самородков, дало ключ к неповторимым поискам Оксаны Черкасовой, Андрея Золотухина.

Константин Бронзит мыслит с карандашом в руках. Иногда его рука опережает мысль, и происходит открытие неожиданной темы, возникает непривычный взгляд на привычные вещи.

Новый фильм Константина Бронзита "На краю земли" возник из беглой зарисовки в блокноте. Выглядела она примерно так:

Похоже на художественную теорему, которую должен доказать автор. Итак, дано: дом на самом пике горы. Нелепица. Но -- смешно. В статичную картинку сразу же вторгается динамика. А что, если картинку оживить -- заселить домик обитателями? Например, Дедом с Бабкой, коровой с огромным выменем, которое волочится по земле, собакой на цепи, кошкой, выпачкавшейся в сметане, -- и показать их будни. Заваливаясь то в одну, то в другую сторону, домик заживет своей жизнью.

Постоянное "домокачание" рождает бесконечый поток гэгов. Их плотность на минуту хронометража обгоняет способность зрителя среагировать и рассмеяться. Запаздывая, он все время смеется тому, что уже осталось позади этого стремительного потока -- этой "сгущенки". Но при всей очевидной импровизационности каждый гэг рассчитан до микрона и занимает свое место в жесткой ритмической схеме, представленной в темпе presto. Практически каждый гэг имеет шлейф продуманных повторов, нарастающих в своей комичности. Подхваченные другими гэгами, эти повторы вплетаются в общую насыщенную смеховую партитуру. Несколько раз вываливается из дома пес, зависая на своей цепи над склоном горы. Эпизодический персонаж Ворона, испортив молоко, продолжает свой задумчивый полет над домом, но, неудачно столкнувшись с трубой, камнем падает вниз... точнехонько на кровать, выкатившуюся со Стариком из дома. Старик, кряхтя, возвращается домой вместе с кроватью, смахивая по пути воронье перо. Она же тем временем взмывает ввысь, прихватив кошку... И так далее, стежок за стежком... Описывать смешное -- дело самое неблагодарное. Тем более что каждый герой ленты -- лишь элемент общей сложной постройки -- трюковой комедии. Зачин фильма -- несложный визуальный ребус -- потребовал и соответствующего финала. А что, если вывернуть угол наоборот? Вот так, например:

Этот финал сразу заставляет задуматься о возможном продолжении фильмов-экспериментов.

И в Тарусе-99, и в Петербурге зал реагировал на присуждение главных премий фильму Бронзита "На краю земли" бурей аплодисментов. Но принадлежит-то его новая работа, увы, французам. Они, в отличие от наших соотечественников, нашли деньги (не такие, заметим, уж большие) на создание фильма. И звон фанфар, свидетельствующих о мировом успехе картины, уверена, мы еще не раз услышим. А вот увидят ли ее наши зрители -- большой вопрос.

¹ На фестивале в Санкт-Петербурге "Послание к человеку" "На краю земли" также получил главный приз в разделе "Анимационное кино".