На российском «Оскаре» победил Канн

Вручение "Ники"

Посмотрел по ТВ последнюю "Нику". Непривычно скромно, но, как всегда, с гонором. Однако былого раздражения уже не вызывает. Привыкли.

А не раздражала очередная "Ника", может быть, потому, что постановочная бедность на сей раз не оттеняла былым роскошеством и размахом доморощенный церемониал с неизменно проигрывающими неистощимому Гусману его партнершами-ведущими.

Но бедность, как говорится, не порок. И в бедности "Ника" не оставила своих притязаний сравниться (и сравняться) с заокеанским кузеном "Оскаром".

Вот об этом-то желании походить на него несмотря ни на что -- не только на простое отсутствие традиции, но и элементарное непонимание этой традиции, этого ритуала, этой политики по прозванию "Оскар" -- я и хочу поговорить.

Посмотрев телетрансляцию, я задался единственным вопросом: а нужна ли нам вообще "Ника" в том виде, в каком она существует сегодня?

Чтобы ответить на сей вопрос с точки зрения "чистого кино", надо изначально отказаться от разного рода конъюнктурных соображений: исключить идею гигантской "ярмарки тщеславия", где можно на других посмотреть и себя показать; не думать и не гадать на темы, кому это выгодно и какой доход в чей карман "Ника" приносит. Это не важно. Это не наше дело. Наше дело -- уяснить, в чем польза "Ники" для российского киноискусства, для российской кинополитики. Ведь благородная идея этого парада в том и состоит, чтобы зрелищно и демократично отметить главные достижения нашего кино.

Для этого не нужно открывать Америку. Она уже открыта и представлена "Оскаром" -- самой знаменитой, а главное, самой устоявшейся в своих законах формой поощрения талантов. Этим законам следует, по сути, весь мир. И французские "Сезары", и датские "Бодилы", и итальянские "Давиды Донателло" -- это все европеизированные кальки готовой схемы. "Ника" как явление более позднего порядка фактически присоединилась к "оскаровской" хартии. И в этом нет ничего зазорного.

Общая схема почти идеальна. Некая абстрактная академия путем голосования поощряет различными номинациями фильмы и их создателей. Затем тайным голосованием в каждой категории выбирает из номинантов победителя. Для интриги и значимости происходящего вводятся конверты с именами победителей, которые вскрываются в решающий момент. Эмоциональная (рекламная) акция, таким образом, оказывается интересной практически для каждого. Даже для тех, кто абсолютно не разбирается в кино, кто не посещает кино, кто даже не имеет ясного представления, что собой представляют фильмы и имена, вступившие в состязание. Акция эта объединяет абсолютно всех -- она пробуждает азарт, интерес к происходящему здесь и сейчас.

Итак, с формой все ясно. Лучше не придумаешь. "Ника", как умеет, эту форму заимствует. Однако главная кинопремия России подсознательно ощущает свою -- как бы это сказать? -- неубедительность, что ли. Думается, это чувство ни для кого не новость. Даже для самих организаторов. Даже для самих награжденных.

Пресса это фиксирует и пытается из года в год ответить на вопрос, в чем же дело. Основной прокол "Ники" обычно выискивается в самой церемонии то слишком пышно, то слишком пошло. Но ведь не это главное.

В той же Америке, несмотря на отлаженную десятилетиями постановочную шоу-машину, несмотря на суперпрофессиональную режиссуру и ставшее давно таким естественным хорошо отрепетированное поведение звезд, всегда найдется человек, который обвинит "Оскар" в длиннотах, в безвкусице, в ненатуральности, натужности шуток и очевидных проколах выступающих. И это никого не удивляет, воспринимается в порядке вещей. С этим соглашаются, но никакая критика не способна поколебать грандиозность и важность самого события. Уважение, которое испытывает критикующий к предмету разбора, проглядывает в каждом, даже нелицеприятном, разоблачительном, слове. Значит, дело вовсе не в антураже. Хоть мы и пытаемся объяснить главные неудачи "Ники" провинциальностью наших шоуменов и организаторов праздника.

Может, сам принцип шоу-церемонии противоречит нашему менталитету? На последней "Нике" стоило лишь взглянуть на двух ее ведущих -- актрис Ирину Розанову и Любовь Полищук. Отрешенная Розанова и явно чувствующая себя не в своей тарелке Полищук совсем не тянули на престижную и торжественную роль хозяек вечера. Сослаться на то, что роль ведущих -- не их конек, было бы нелепо. В конечном счете они популярные актрисы кино и театра, и умение преподносить себя в самом выгодном свете входит в профессию.

Прекрасные дамы продемонстрировали не свое профессиональное неумение. Тут все сложнее. Просто подсознательно они не смогли поверить в предлагаемые обстоятельства. Лицедействовать надо, играть звезду надо, но все прекрасно знают, что мы другие. Из другого теста сделаны. Ведь не было на нашем веку ни института звезд, ни фабрики грез.

Действительно, наше сознание играет с нами в двойную игру. С одной стороны, оно с надеждой (ну, если не с надеждой, то с затаенной завистью и изумлением) смотрит в сторону той, "другой" жизни, но одновременно всячески сопротивляется всему заимствованному. Два основных аргумента -- "чем мы хуже их" и "мы не они" -- находятся в постоянном споре. Наши неотрефлексированные метания из стороны в сторону -- от приятия западной нормы до ее отрицания -- сказываются и на характере подобного рода многочисленных церемоний. Их постановщики хотят сделать цивильное русское шоу, а получается очередная местечковая советская акция. А все потому, что подобные представления начисто лишены органики.

С другой стороны, если "Ника" вот уже двенадцатый раз отстаивает свое место под солнцем, если пресса неизменно проявляет любопытство не только к результатам, но и к церемонии -- значит, есть в ней потребность. Одним словом, русская ментальность не исключает в русском человеке архаичного инстинкта в получении удовольствия от роскошного да еще с элементом соревновательности зрелища.

Сознание, как мы уже убедились на себе, может меняться. Дело во времени. Со сменой поколений, с нарастающей буржуазностью нравов все войдет в свою колею. И рано или поздно -- на уровне этикета, на уровне сценария -- "Ника" обретет свой голос и, возможно, даже впишется в общемировой шоу-контекст.

Но для осуществления этого проекта, как он был задуман, нужно решительно поменять одну вещь. Из-за отсутствия которой, на мой взгляд, и портится все дело.

"Нике" прежде всего нужно осознать, что национальный кинематографический праздник имеет очень четкий регламент, очень четкую позицию по отношению к своему предмету -- к кино.

Попросту говоря, организаторы "Ники" и ее академики должны уяснить себе, из каких принципов следует исходить в своей работе, в своих оценках и в своем выборе. Им необходимо определиться в политике, которую должна проводить "Ника", и этой политике следовать.

Избрав в качестве образца американский "Оскар", русские академики должны были если не позаимствовать, то хотя бы изучить принципиальный взгляд

на кинематограф своих американских коллег, ибо он всегда проявляется в результатах голосования. Легко проследить за тем, что "Оскар" ставит во главу угла, когда выбирает претендента на звание лучшего из лучших. Американские академики в отношении художника и его творения выдвигают претензии не столько эстетического, сколько содержательного плана. "Оскар" вовсе не делает ставку на уникальность творческой манеры, на откровения в сфере киноязыка, на поиск самовыражения. Это ясно, как дважды два. Поэтому естественно, что "Спасение рядового Райана" Стивена Спилберга взяло верх над "Тонкой красной линией" Теренса Малика. И не стоит сокрушаться по поводу триумфа "Влюбленного Шекспира" или "Английского пациента", которые, при всем их профессионализме, не дотягивают до уровня подлинно авторского кино.

"Оскар" -- это не лаборатория, а шоу. Однако шоу, имеющее международный престиж. Именно это и делает весьма специфическое мнение американской академии значимой для всего киномира ценностью. "Оскар" сознательно поддерживает это общее заблуждение. Хотя сам он преследует другую цель -- локальную с точки зрения мирового искусства. "Оскар" поощряет из года в год только те фильмы, в которых нуждается Америка. Не Европа, не Африка и не Австралия. А сама Америка. Киноакадемия поднимает на пьедестал те картины, где эмоционально убедительно высказаны идеи, дефицит которых испытывает страна. Только делается все под универсальным рекламным соусом, привлекающим дилеров и дистрибьюторов мирового рынка сбыта.

Так вот, если абстрагироваться от блестящей мишуры и заострить внимание на академических решениях внутренних социокультурных проблем, то перед нашим взором предстанет замечательно отлаженный и действенный механизм. Американские академики -- часть этого механизма.

Возможно, академикам приходится наступать на горло собственной песне. В их числе, между прочим, не только именитые авторы, крепкие профессионалы-подмастерья и прочие славные представители творческих профессий, но и торговцы фильмами, финансисты и чиновники от кино. Но все они без исключения готовы поступиться своими собственными вкусами, предпочтениями и симпатиями во имя традиции, сформулированной предельно ясно в момент рождения "Оскара". Действуют холодный разум и голый расчет. Но, повторюсь, расчет, имеющий отнюдь не денежный эквивалент, а целиком ему противоположный, служащий благородной цели поддержать авторитет национального кино, его жизнестойкость.

Поясню на примере. Представьте себе, что академик-продюсер и академик-режиссер совершают свой выбор, исходя из сугубо личных привязанностей. Что в таком случае являл бы собой "Оскар"? Несомненно, в номинантах на главный приз "Лучший фильм года" могли бы встретиться кассовые блокбастеры в духе "Годзиллы", "Армагеддона" (возможные предпочтения продюсеров-толстосумов) и элитарные хиты от независимого кино. Но если перелистать предшествующую историю "Оскара", можно заметить, что ни одна из подобных картин ни разу не попадала в список номинантов.

Более того, публикуя многочисленные прогнозы, критики и журналисты обычно пытаются заранее определить круг претендентов путем исключения фильмов, которые по тем или иным причинам (отнюдь не художественного характера) теряют очки в своих притязаниях на награду. Скажем, в ожидании последнего "Оскара" из круга фаворитов были отсеяны картины, носящие очевидно депрессивный характер: "Американская история Х", "Хилари и Джеки", "Простые истины". При том, что оценивать академикам -- в случае номинации этих фильмов -- нужно было очень сильные актерские работы Мерил Стрип, Эмили Уотсон и Эдварда Нортона, которым нынешняя оскаровская триумфаторша Гвинет Пэлтроу в подметки не годится. И журналистам не приходит в голову предъявлять претензии судьям в необъективности оценок. Они понимают, что о предвзятости здесь и речи не идет, поскольку в своих оценках академики исходят из четкого постулата -- отдавать предпочтение картинам с достаточно выраженным позитивным началом.

В Канне -- свой закон. Очевидный, хотя и негласный. Как бы ни пыталось последнее каннское жюри казаться оригинальным и непредсказуемым, вручив премию бельгийскому фильму "Розетта", нерушимую логику фестиваля оно не сломало, как не сломало и сложившуюся традицию награждать "Золотой пальмовой ветвью" не абсолютного лидера конкурса, в чьих достоинствах мало кто сомневается (в 99-м это был испанский фильм Педро Альмодовара "Все о моей матери"), а картину, которой для эстетической канонизации не хватает всего-то чуть-чуть -- авторитетной профессиональной поддержки.

Обращали ли вы когда-нибудь внимание, что за последнее десятилетие "Золотой пальмовой ветви" удостаивались прежде всего режиссеры, которые на момент вручения награды находились в подвешенном состоянии известности-неизвестности? И Джейн Кэмпион, и Чен Кайге, и Майк Ли, и тот же Квентин Тарантино -- все они стали лауреатами Канна в момент восхождения к славе. Возьмите тех же бельгийских братьев Дарден. На фоне Альмодовара, Гринуэя, Линча их имена почти ничего не говорят. Но это только на фоне, до момента объявления результатов. Как только "Пальма" оказалась в их руках, тут же вспомнилось, что не такие уж они безвестные. И что их предыдущая социальная драма "Обещание" не прошла незамеченной для мировой критики (во всяком случае, я могу засвидетельствовать то почтение, которое сопутствовало этой картине в американском прокате 97-го года; "Обещание" вызвало в Америке резонанс и удостоилось самых лестных и благожелательных, а главное -- единодушно положительных отзывов в прессе). И теперь, похоже, потребовался лишь Канн, чтобы имена братьев Дарден зазвучали в кинематографической среде в полный голос. Делать известных в профессиональном кругу всемирно знаменитыми -- традиция Каннского фестиваля.

В незыблемости канонов и критериев -- залог долголетия и славы самых главных кинопраздников мира.

Теперь вернемся к "Нике" и посмотрим, на что сориентирована она, какие принципы исповедует, что ставит во главу угла и как эта политика проявляется в работе российских киноакадемиков и отражается на их вердикте.

Начнем с примера. С завершающих моментов киноцеремонии в Доме кино, когда были объявлены новые лауреаты. Публику ожидали два сюрприза. Призы за режиссуру и лучший фильм года достались Алексею Балабанову и его картине "Про уродов и людей", получившей признание в прошлом году в одной из Каннских программ. Уникальный для отечественного кинематографа фильм Балабанова жестко обставил негласного лидера -- "Страну глухих" Валерия Тодоровского.

Учитывая характер мероприятия, его ориентацию на Американскую киноакадемию, итог можно охарактеризовать следующим образом: на российском "Оскаре" победил Канн.

Балабанов удостоился на "Нике" почестей, равновеликих неожиданным почестям братьев Дарден в Канне. Триумф Балабанова расценивается мной как очевидное поражение "Ники". Которого она, увы, не ощущает.

Пути "Оскара" и каннских наград практически не пересекаются. Каждый преследует свои, подчас взаимоисключающие цели. Совпадения, которые имеют место, лишь подчеркивают правило. "Криминальное чтиво", удостоенное в Канне "золота", на "Оскаре" завоевало статуэтку лишь в номинации за лучший сценарий. Никита Михалков, обидевшийся на Канн за то, что ровный и однозначный успех его "Утомленных солнцем" не был освящен "Пальмовой ветвью", смог утешить свое самолюбие премией "Оскар" в категории "Лучший иноязычный фильм".

При всей своей кажущейся непредсказуемости "Оскар" никогда не выберет в лидеры неоднозначный фильм из категории арт-кино. Подобный маневр расценивался бы академиками как грубое нарушение установленного порядка, если хотите, как катастрофа. Ведь показательная акция киноакадемии утилитарна и прозаична. Она высвечивает исключительно текущий процесс, поднимает на щит то, что может вызвать мгновенную и к тому же осознанно позитивную реакцию. Интеллектуальное кино проигрывает в этом отношении по всем статьям. Фильм братьев Коэн "Фарго" -- единственный молодой американский фильм, который к моменту вручения наград уже был возведен в ранг классики, -- не был даже заявлен в номинации "Лучший фильм года". Вовсе не по причине того, что содержит много сцен насилия. Американцы, кстати сказать, полюбили "Фарго" именно за то, что жестокие и кровавые сцены были поданы супермягко и компенсировались необычайной душевностью рассказа. Фильм не попал в номинацию, поскольку потребности в детективах подобного рода (не в плане их качества, а в смысле насущности жанра как такового) Америка на тот момент нисколько не ощущала.

Вручи Америка главный "Оскар" "Криминальному чтиву" или тому же "Фарго", и она тут же сбилась бы с официально принятого курса и заявила бы о своей готовности уступить кинематографический плацдарм сарказму и цинизму. Моральную оплошность "Оскару" не простили бы никогда.

Но, возразят мне, Голливуд нам не указ. Что не дозволено Америке, дозволено нам.

Но зачем же тогда рядиться в оскаровские одежды, если игнорируешь главное -- правила игры?

Если бы российские киноакадемики задумались об общественной пользе, то балабановская картина "Про уродов и людей" никогда не была бы объявлена лучшим фильмом года. Достаточно задаться элементарными вопросами: а нужна ли нынешнему российскому обществу такая картина? Может ли эта картина послужить показательным примером для развития отечественного кино? Ощущает ли массовая публика потребность в этой картине?

Если честно и объективно -- то нет. В самом банальном, самом расхожем смысле эта картина (при том, что мне она лично очень нравится) российскому кино сегодня не подмога. Ну хотя бы потому, что авторского кино, и к тому же талантливого кино, у нас хватает. Нам бы чего-то чуточку подоступнее, "пожанровее". Как раз того, что весьма старательно и не без успеха попытался воспроизвести в своем фильме "Страна глухих" Валерий Тодоровский, который, по всем оскаровским-никовским статьям, обязан был одержать решающую победу и получить звание лучшего в 99-м году. Прославление балабановского садо-мазо, в сущности, поставило "Нику" вне закона -- оскаровского закона.

Вы думаете, что "Ника" такое заранее предполагала? Уверен, что нет. Более того, она и сейчас пребывает в полном неведении того, что сотворила. И все потому, что при внешнем сходстве с "Оскаром" у "Ники" нет четкой внутренней установки, которой она могла бы следовать с первого года своего существования. "Нике" не хватает авторитарности и права на лидерство. Недаром многие крупные художники России отказываются принимать в ней участие. И вовсе не потому, что их могут обойти вниманием (практика показывает как раз обратное). Но потому, что награды, вручаемые Российской киноакадемией, определяются не выработанной киноидеологией, а какими-то случайными интересами, крайностями разброда и шатаний неокрепшего постсоветского сознания.

В наградах нет отчетливого содержания, а значит, нет и смысла. Требовательный художник это понимает и не испытывает к подобным премиям ровным счетом ничего -- ни презрения, ни священного трепета.

Вот и выходит, что "Ника" на сегодня -- это дорогая, однако неясная в своем назначении игрушка, прежде всего необходимая амбициозным творцам от шоу-бизнеса. Они не вдаются в правила -- им достаточно внешнего блеска.

А академики?.. Академики чаще всего голосуют, исходя из собственных субъективных критериев. Если, конечно, не оказываются в плену тех, как правило, далеких от общественной пользы установок, которые диктует массовая пресса.

Минск